Главным идеологом политики гласности в руководстве ссср был

ГОРБАЧЁВ И СОЦИАЛЬНАЯ БАЗА “ПЕРЕСТРОЙКИ”

Сопротивление реформам со стороны значительной части партийных функционеров, заметное уже в 1986 г., привело Горбачева к осознанию необходимости расширения социальной базы за счет привлечения к участию в перестроечном процессе интеллигенции. Толчком к политике гласности послужили события 26 апреля 1986 г. на Чернобыльской АЭС, выявившие моральную ущербность прежнего партийного контроля над информацией. В мае состоялись съезды Союза кинематографистов и Союза театральных деятелей, где была произведена смена руководства, и Союзы соответственно возглавили Э. Климов и М. Шатров. Также были произведены назначения в центральные журналы и газеты: редакцию «Нового мира» возглавил С. Залыгин, «Знамени» – Г. Бакланов, «Огонька» – В. Коротич, «Московского комсомольца» – Е. Яковлев, «Аргументов и фактов» – В. Старков. Кадровые изменения в руководстве творческих союзов и редакциях периодических изданий преследовали своей целью нейтрализацию намечавшейся партийной оппозиции реформам Горбачева. Трагические обстоятельства гибели летом 1986 г. теплохода «Адмирал Нахимов» и в октябре этого же года ядерной подводной лодки «Комсомолец» убедили Горбачева в необходимости гласности. На январском пленуме 1987 г. политика гласности была официально закреплена как основа проводившихся политических реформ.

В 1987-1989 гг. выходят ранее не печатавшиеся и запрещенные произведения: «Реквием» А. Ахматовой, «Софья Петровна» Л. Чуковской, «Доктор Живаго» Б. Пастернака и другие книги. Издаются книги А. Рыбакова «Дети Арбата», В. Дудинцева «Белые одежды», Д. Гранина «Зубр», В. Гроссмана «Жизнь и судьба», А. Приставкина «Ночевала тучка золотая» и т. д. В условиях гласности по стране в 1987-1988 гг. образуются многочисленные политические объединения и общества: народные фронты в Молдавии, Латвии, Эстонии, в крупных городах России, литовский «Саюдис», украинский «Рух», «Сво-бодная Грузия» и другие организации. Пересматриваются устоявшиеся стереотипы в отношении исторического прошлого СССР, возобновляется реабилитационный процесс, прерванный в брежневский период. В феврале 1988 г. Комиссия по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 30-40-х и начале 50-х гг., приходит к выводу о фальсификации дел в отношении Н. И. Бухарина, А. И. Рыкова и других обвиняемых на третьем Московском процессе в 1938 г.

Политика гласности, порой принимавшая резко негативный характер по отношению ко всему историческому прошлому СССР, привела к консолидации внутри Политбюро консервативно настроенных лиц, не приемлющих направленность большинства перестроечных материалов в периодической печати. Складыванию оппозиции реформам в Политбюро способствовали и командно-административные методы проведения преобразований в начальный период перестройки, а также затронутые партийно-номенклатурные интересы. Также противниками Горбачева критически воспринимались проводимые экономические реформы, в которых они видели капитуляцию перед капиталистической системой.

Лидером консерваторов в Политбюро стал Е. К. Лигачев. Именно он добился снятия в 1987 г. с поста первого секретаря Московского обкома КПСС Б. Н. Ельцина, а также публикации 13 марта 1988 г. в «Советской России» статьи Н. Андреевой «Не могу поступиться принципами», где критике подверглась политика гласности. Более чем трехнедельное молчание интеллигенции, ошеломленной статьей, помещенной в центральном органе КПСС, доказывало шаткость позиций Горбачева в столкновении с партийным руководством. Ставка Горбачева на коммунистов-реформаторов и интеллигенцию оказалась недостаточной. Требовалось новое расширение социальной базы перестройки как для продолжения реформ, так и для укрепления положения самого Горбачева.

И.С. Ратьковский, М.В. Ходяков. История Советской России

http://www.bibliotekar.ru/sovetskaya-rossiya/91.htm

“БОЛЬШЕ СВЕТА”

В первые революционные годы «гласность» понималась как оружие партии. Ругали «контру», кляли империализм, критиковали бюрократов нового «пролетарского разлива». И только. Ведь не кто иной, как Ленин, распорядился установить жесткий государственный контроль над информацией. Почему? Неужели большевики боялись открытой схватки со своими идейными противниками?

Этот вопрос всегда меня интриговал. Тем более что внутри партии гласность первые годы не ограничивалась. Помню, я был просто восхищен, когда впервые читал стенограммы VII—XI съездов. Несмотря на Гражданскую войну и иностранную интервенцию, отчаянное положение молодой Советской власти, правящая партия не боялась дебатов, не считала возможным ограничить свободу мнений, высказываний, критики. У меня создавалось впечатление, что Ленин сознательно стимулировал «вскрытие» внутрипартийных разногласий, по крайней мере, на первых порах.

(…)

Первым актом гласности можно, думаю, считать мою поездку в Ленинград в мае 1985 года. Состоялся непривычный контакт руководителя с людьми. Выступление без всяких бумажек и предварительных консультаций с коллегами создало целую проблему для Политбюро. Впервые многое из того, что содержалось в неопубликованных материалах мартовского и апрельского Пленумов ЦК, о чем говорилось «в закрытом порядке» в партийных верхах, было «выплеснуто» на всех.

Но что было дальше?

У самолета, прощаясь с Зайковым, я получил от него видеокассету с записью моего выступления на встрече в Смольном с активом городской парторганизации. Прилетел домой, в воскресенье на даче в кругу семьи решили ее посмотреть. Все были взволнованы. Раиса Максимовна сказала:

— Я думаю, надо, чтобы все люди это услышали и узнали.

Возникла мысль: может, разослать запись по обкомам? Пусть послушают выступление целиком, ведь по телевидению и радио передали фрагменты в порядке репортажа. Мне было трудно решиться, не хотелось себя выпячивать — это походило бы на саморекламу. Я позвонил Лигачеву и направил ему кассету.

— Егор Кузьмич, посмотри и скажи свое мнение. Не разослать ли по обкомам?

Он посмотрел, позвонил мне и сказал:

— Считаю, за исключением, может быть, нескольких фраз надо дать полностью по телевидению. Такого же мнения Зимянин.

(…)

Очередной ступенью в развитии гласности стало поощрение критических выступлений в печати, на телевидении и радио по поводу всевозможных безобразий, о которых в прошлом не полагалось говорить вслух. Настолько общество устало от всяких зажимов и запретов, что стоило приоткрыть журналистам «кислород», как их охватила лихорадка критицизма. И тут же они натолкнулись на сопротивление номенклатуры, даже преследование, особенно свирепое на местах.

… Критика стала приобретать оскорбительный, разносный характер, нередко публиковались откровенно клеветнические материалы… Поначалу эти и другие «отходы» гласности мы пытались устранять привычными методами. Генсек обращал внимание «главного идеолога», тот давал указание агитпропу, в отделе собирали редакторов, журналистов и наставляли, как вести дело.

Но постепенно эти испытанные методы перестали срабатывать. Редакторы начали «огрызаться», некоторые и вовсе проявляли непокорность. Чуть ли не каждую неделю появлялись «дерзкие публикации», поднимавшие планку допускавшейся в тот момент открытости. Роль «заводил» играли «Огонек», «Московские новости», «Аргументы и факты» …

Я особенно оценил значение гласности, когда почувствовал, что импульсы, идущие сверху, застревают в вертикальных структурах партийного аппарата, управленческих органов. Свобода слова позволила прямо, через головы аппаратчиков обращаться к людям, стимулировать их активность и получать поддержку

Из мемуаров М.С. Горбачёва

http://www.gorby.ru/gorbachev/zhizn_i_reformy1/page_12/

“ДАЛЬНЕЙШЕЕ РАЗВИТИЕ ГЛАСНОСТИ”

1. Всесоюзная конференция КПСС, руководствуясь интересами социализма и перестройки, считает одной из важнейших политических задач дальнейшее развитие гласности. Конференция рассматривает гласность как развивающийся процесс и подчеркивает, что ее последовательное расширение является непременным условием выражения демократической сущности социалистического строя, его обращенности к человеку, приобщения личности ко всем делам общества, государства, коллектива, как действенную гарантию против деформаций социализма на основе всенародного контроля за деятельностью всех социальныx институтов, органов власти и управления.

Конференция видит в гласности необходимое условие реализации социалистического самоуправления народа, конституционных прав, свобод и обязанностей граждан. Гласность во всех сферах жизни — одно из важнейших условий дальнейшего углубления процессов перестройки, ее необратимости. <…>

4. Необходимо снять неоправданные ограничения в использовании статистической информации о социально-экономическом и политическом развитии общества, экологической обстановке, создать основанную на современной информационной технологии систему ее сбора, обработки и распространения, обеспечить доступность всех видов библиотек, законодательно упорядочить пользование архивными материалами.

5. Конференция считает недопустимым сдерживание критических выступлений прессы, как и опубликование необъективной информации, задевающей честь и достоинство гражданина. Гласность предполагает социальную, правовую и моральную ответственность средств массовой информации.

6. Недопустимо использование гласности в ущерб интересам Советского государства, общества, правам личности, для пропаганды войны и насилия, расизма, национальной и религиозной нетерпимости, пропаганды жестокости и распространения порнографии, а также манипулирование гласностью.

Из резолюции XIX Всесоюзной партконференции “О гласности”, 1 июля 1988 г.

http://postsov.rsuh.ru/hrest/gl2.shtml#33

“НЕ МОГУ ПОСТУПИТЬСЯ ПРИНЦИПАМИ”

Написать это письмо я решила после долгих раздумий. Я химик, преподаватель в Ленинградском технологическом институте имени Ленсовета. Как многие другие, являюсь куратором студенческой группы. В наши дни студенты после периода общественной апатии и интеллектуального иждивенчества постепенно начинают заряжаться энергией революционных перемен. Естественно, возникают дискуссии — о путях перестройки, ее экономических и идеологических аспектах. Гласность, открытость, исчезновение зон, запретных для критики, эмоциональный накал в массовом сознании, особенно в молодежной среде, нередко проявляются и в постановке таких проблем, которые в той или иной мере «подсказаны» западными радиоголосами или теми из наших соотечественников, кто не тверд в своих понятиях о сути социализма. О чем только не заходит разговор! О многопартийной системе, о свободе религиозной пропаганды, о выезде на жительство за рубеж, о праве на широкое обсуждение сексуальных проблем в печати, о необходимости децентрализованного руководства культурой, об отмене воинской обязанности… Особенно много споров среди студентов возникает о прошлом страны.

(…)

В многочисленных дискуссиях, проходящих сегодня буквально по всем вопросам обществознания, меня как преподавателя вуза интересуют прежде всего те вопросы, которые непосредственно влияют на идейно-политическое воспитание молодежи, ее нравственное здоровье, ее социальный оптимизм. Беседуя со студентами, вместе с ними размышляя об острых проблемах, невольно прихожу к выводу, что у нас накопилось немало перекосов и односторонностей, которые явно нуждаются в выправлении. На некоторых из них хочу остановиться особо.

Взять вопрос о месте И. В. Сталина в истории нашей страны. Именно с его именем связана вся одержимость критических атак, которая, по моему мнению, касается не столько самой исторической личности, сколько всей сложнейшей переходной эпохи. Эпохи, связанной с беспримерным подвигом целого поколения советских людей, которые сегодня постепенно отходят от активной трудовой, политической и общественной деятельности. В формулу «культа личности» насильственно втискиваются индустриализация, коллективизация, культурная революция, которые вывели нашу страну в разряд великих мировых держав. Все это ставится под сомнение. Дело дошло до того, что от «сталинистов» (а в их число можно при желании зачислять кого угодно) стали настойчиво требовать «покаяния»…

(…)

Именно сторонники «леволиберального социализма» формируют тенденцию фальсифицирования истории социализма. Они внушают нам, что в прошлом страны реальны лишь одни ошибки и преступления, замалчивая при этом величайшие достижения прошлого и настоящего. Претендуя на полноту исторической правды, они подменяют социально-политический критерий развития общества схоластикой этических категорий. Очень хочу понять, кому и зачем нужно, чтобы каждый ведущий руководитель ЦК партии и Советского правительства после оставления им своего поста был скомпрометирован, дискредитирован в связи со своими действительными и мнимыми ошибками и просчетами, допущенными при решении сложнейших проблем на историческом бездорожье? Откуда взялась у нас такая страсть к расточительству авторитета и достоинства руководителей первой в мире страны социализма?

Другая особенность воззрений «леволибералов» — явная или замаскированная космополитическая тенденция, некий безнациональный «интернационализм». Я где-то читала, что когда после революции в Петросовет к Троцкому «как к еврею» пришла делегация купцов и фабрикантов с жалобами на притеснения красногвардейцев, тот заявил, что он «не еврей, а интернационалист», чем весьма озадачил просителей.

Понятие «национального» у Троцкого означало некую неполноценность и ограниченность в сравнении с «интернациональным». И потому он подчеркивал «национальную традицию» Октября, писал о «национальном в Ленине», утверждал, что русский народ «никакого культурного наследства не получил», и т п. Мы как-то стесняемся говорить, что именно русский пролетариат, который троцкисты третировали как «отсталый и некультурный», совершил, по словам Ленина, «три русские революции», что в авангарде битв человечества с фашизмом шли славянские народы.

Конечно, сказанное не означает какого-либо умаления исторического вклада других наций и народностей. Это, как говорят сейчас, лишь обеспечивает полноту исторической правды…

(…)

Как представляется, сегодня вопрос о роли и месте социалистической идеологии принял весьма острую форму. Авторы конъюнктурных поделок под эгидой нравственного и духовного «очищения» размывают грани и критерии научной идеологии, манипулируя гласностью, насаждают внесоциалистический плюрализм, что объективно тормозит перестройку в общественном сознании. Особенно болезненно это отражается на молодежи, что, повторюсь, отчетливо ощущаем мы, преподаватели вузов, учителя школ и все те, кто занимается молодежными проблемами. Как говорил М. С. Горбачев на февральском Пленуме ЦК КПСС, «мы должны и в духовной сфере, а может быть, именно здесь в первую очередь, действовать, руководствуясь нашими, марксистско-ленинскими принципами. Принципами, товарищи, мы не должны поступаться ни под какими предлогами».

На этом стоим и будем стоять. Принципы не подарены нам, а выстраданы нами на крутых поворотах истории отечества.

УДК 323.2

ПОЛИТИКА ГЛАСНОСТИ В КОНЦЕПЦИИ ПЕРЕСТРОЙКИ СОВЕТСКОГО ОБЩЕСТВА

POLICY OF TRANSPARENCY IN THE RESTRUCTURING OF SOVIET SOCIETY

© Головченко Владимир Иванович

Vladimir I. Golovchenko

доктор политических наук, профессор, профессор кафедры теории государства и права, Саратовский национальный исследовательский государственный университет имени Н. Г. Чернышевского.

DSc (Political), Professor of the Department of Theory of State and Law, Saratov National Research University named after N.G. Chernyshevsky.

И golovchenkosgu@mail.ru

Аннотация. В статье рассматривается проблема инициирования и реализации политики перестройки в СССР. Автор исследует один из феноменов и ключевых звеньев концепции перестройки — политику гласности. В статье рассматривается идеология гласности и важнейшие направления её реализации. Автор приходит к выводу о том, что вектор гласности сменил ориентацию с модер-низационного на либеральный, что в итоге привело не только к дискредитации идей и практике социализма, но и демонтажу СССР.

Ключевые слова: гласность, перестройка, идеология, СССР, М. С. Горбачёв.

Abstract. The article deals with the problem of initiation and implementation of perestroika policy in the USSR. The author explores one of the phenomena and key elements of the concept of perestroika — the policy of publicity. The article discusses the ideology of publicity and the most important directions of its implementation. The author concludes that the vector of publicity changed its orientation from modernization to liberal, which eventually led not only to discredit the ideas and practices of socialism, but also to the dismantling of the USSR.

Key words: glasnost, perestroika, an ideology, the USSR, Mikhail Gorbachev.

В марте 1985 г. во главе КПСС и советского государства стал М. С. Горбачёв. После удручающей череды властвования партийной «геронтократии» этот относительно молодой, энергичный и открытый для публичного общения с народом политик производил весьма благоприятное впечатление. Новый лидер был воспринят большинством советских людей с надеждой на кардинальные и реальные перемены в стране к лучшему.

Потребность в серьёзном изменении сложившейся системы, построенной на очевидном расхождении между декларируемыми идеологическими догмами и реальными социальными практиками, осознавалась большинством граждан СССР.

Новый Генеральный секретарь в качестве своего политического кредо провозгласил курс на решительное и радикальное обновление политической, социально-экономической и духовной сфер государства. В апреле 1985 г. на очередном пленуме ЦК КПСС Горбачёв, хотя и ритуально озвучил мантру о «преемственности стратегического курса» советского общества, в то же время однозначно заявил о необходимости достичь «качественного нового состояния общества»

путём «ускорения социально-экономического прогресса» [1, с. 12].

Провозглашённая им политика нового курса встретила понимание и широкую поддержку не только среди коммунистов, но и среди различных групп населения. Правда, партийные функционеры, и в первую очередь правящая элита в союзных республиках, увидели в горбачёвских начинаниях возможность упрочить свои позиции [3, с. 40].

В отличие от всех предыдущих политических программ «перестройка» определялась как коренное преобразование всех сфер общественной жизни при активной роли «человеческого фактора», под которым понималось укрепление организованности, дисциплины, добросовестности и профессионализма, а также самоуправление народа и углубление «социалистической демократии». Одним из главных направлений предстоящих преобразований было обозначено «очищение идей социализма», и важнейшая роль в решении этой задачи отводилась политике «гласности».

По мнению Н. Н. Филатова, как и многие реформы в истории России «перестройка» начиналась и проходила без чёткого видения

■ *

политическом элитои, инициировавшей её, итогового результата. Научное прогнозирование результата демократических преобразований, фактически, было заменено лозунгом «Так жить нельзя!» [12, с. 112].

Между тем с 1987 г. начался новый этап «перестройки», который был связан с активным продвижением политики т.н. «гласности». Концепт «гласность», включённый в парадигму обновления советского общества, и который приобрёл международный резонанс, возник первоначально как комплекс задач партийных комитетов по формированию каналов связи с массами, эффективного доведения до них реформаторских замыслов высшего руководства партии. Впоследствии понятие «гласность» получило более широкое толкование как средство и форма демократизации общества, как «инструмент строительства будущего».

Предполагалось, что снятие запретов на открытое обсуждение идейных, социально-экономических и политических вопросов поможет не только оценить глубину проблем, стоящих перед страной, но и в итоге определить правильные методы их решения, поставив при этом деятельность бюрократического партийно-хозяйственного аппарата под контроль общества. Таким образом, «гласность» должна была стать не только инструментом мобилизации общества, средством пробуждения творческой инициативы масс, но и действенным механизмом совершенствования социалистической идеологии.

Следует подчеркнуть, что на начальном этапе использования концепта «гласность» базовые принципы и догмы идеологии социализма оставались вне зоны критики. Критике подвергались ошибки т.н. волюнтаристского характера и очевидные недостатки «застойного периода»: формализм, бюрократизм, злоупотребления служебным положением, расхождение между лозунгами и делом, очковтирательство, существенное отставание в качестве производимой продукции, экстенсивный подход к решению социально-экономических проблем и др. Причём вектор и тональность критики задавал сам Генеральный секретарь [1, с. 137].

В средствах массовой информации приобрела широкий размах кампания критики не только бюрократического стиля работы партийно-советского аппарата, но и неоправданных привилегий в среде высшего чиновни-

чества, злоупотреблений властью [4]. Однако обструкция некоторых представителей ранее неприкасаемой касты партийных функционеров, и, прежде всего, регионального масштаба имели опасный прецедент, так как явились, по сути, вызовом всему режиму в целом, и заложили основы будущего противостояния внутри партийной элиты.

Наряду с этим идеологи «перестройки» обосновывали необходимость психологической и мотивационной перестройки кадров, в первую очередь руководящих. Впоследствии все эти директивы были обобщены в виде идеологии нового политического мышления, предназначенного не только для «внутреннего» употребления, но и для создания нового образа советского государства и власти для международного сообщества. В предисловии к своей книге, опубликованной одновременно на русском и английском языках, М. С. Горбачёв отмечал, что «мир живёт в атмосфере не только ядерной угрозы, но и нерешённости крупных социальных вопросов, новых стрессов, порождённых научно-технической революцией и обострением глобальных проблем. Человечество оказалось перед небывалыми задачами, без совместного решения которых его будущее ставится под вопрос. Все страны теперь взаимосвязаны, как никогда» [2, с. 5-6].

Официально предписанное направление политики гласности практически реализовыва-лось через первичные партийные организации, но при этом все больший размах приобретал её общественный вектор. Среди активно настроенных представителей интеллигенции гласность стала трактоваться, как свобода слова, свобода творчества, свобода исследований, свобода критики. Такая интерпретация действительно логически вытекала из официальной трактовки и поэтому не вызвала противодействия со стороны руководителей КПСС. Однако, как впоследствии оказалось, именно «общественный», неофициальный тренд гласности стал тем деструктивным инструментом, с помощью которого сначала вскрыли «механизмы торможения» и противоречия социализма, а затем и полностью подорвали веру в возможности социализма в принципе решать наболевшие проблемы.

Обсуждались два главных сакраментальных вопроса русской жизни: «Кто виноват?» и «Что делать?». При этом ключевыми субъектами гласности стали наука и публицистика. В конце 1980-х гг., история, выйдя за рамки академической науки, каноны школьных и вузовских учебников, превратилась в одно из главных, если не главное орудие идейно-политической борьбы. С этого момента историческая публицистика на долгое время стала самым популярным народным чтением, а суд над прошлым, прежде всего советским, сделался излюбленным занятием всей страны — от академиков до школьников, от политиков до домашних хозяек [5, с. 81].

В начале перестройки главным ответственным за все накопившиеся проблемы и противо-

речия в практической реализации базовых положений социалистической идеологии в СССР (как и во всех странах социалистического лагеря) был обозначен И. В. Сталин. Этой теме посвящались солидные научно-публицистические сборники, выпускаемые огромными тиражами по 200 тыс. экземпляров. Большая часть материалов различных авторов была подчинена главной задаче — разоблачению Сталина, его политики и идеологии. Некоторые публикации в «толстых журналах» становились знаковыми и активно обсуждались широкой общественностью. Кроме сталинской тематики выделялись отдельные направления советской истории для ликвидации в них «белых пятен». Важнейшими среди них стали проблемы коллективизации и индустриализации, становления «военно-феодальной системы СССР» и «казарменной деформации социализма», а также тематика репрессий в СССР.

Активизировались дискуссии по ключевым, основополагающим вопросам — о месте и роли Октябрьской революции в российской и мировой истории. В ходе этой дискуссии ведущие историки обсуждали немыслимые прежде вопросы: «Был ли неизбежен Октябрь? Была ли альтернатива?» [6]. Участники этих дискуссий, критически переосмысливая сложившуюся социалистическую систему, предлагали в целях её совершенствования максимально включить элементы либеральной демократии, такие как: конкурентные выборы, плюрализм мнений и идеологий, свободу слова, многопартийность и др.

Идейная борьба захватила не только научную общественность, но и литературные журналы. Научно-публицистические материалы дополняли ранее запрещённые художественные произведения, опубликованные вначале также в «толстых журналах» и вызывавшие широкий общественный резонанс. Постепенно была сформирована группа прозападно-ориентированных писателей «Апрель». Особенно активно в этом направлении действовал журнал «Огонёк» во главе с В. Коротичем.

Представители различных идейно-мировоззренческих течений в науке и публицистике стали консолидироваться и создавать политические объединения. Ярким примером демонстрации их идеологической позиции может служить заявление членов Межрегиональной депутатской группы. С одной стороны, они признавали, что в результате отказа высшего руководства КПСС от проведения тоталитарного курса, благодаря переходу к политике небывалых после Октября 1917 г. реформ, возникла «принципиально новая общественная ситуация. Она богата надеждами и возможностями избавления от привычных для нас личного бесправия, нищеты, попрания национальных интересов и чаяний» [5, с. 43].

С другой стороны, авторы подчёркивали, что перестройка ознаменовалась, прежде всего, «возникновением самодеятельных и неофици-

альных общественных движений, тем самым зародились элементы гражданского общества, начался неудержимый распад централизованного бюрократического государства <…> К гражданской жизни проснулись десятки миллионов людей, уже невозможно загнать их назад, в прежнее состояние. Важнейшим результатом марта (март 1989 г.) стало забастовочное движение шахтёров страны с его поразительно высоким уровнем организованности. Профессиональные и экономические требования в наших условиях по необходимости и с классической опасливо-стью дополняются и перекрываются сознанием, что, прежде всего, коренным образом должна быть изменена политическая система всевластного аппарата КПСС и гигантских ведомств…» [5, с. 43].

На противоположном фланге идеологического противостояния находились общественно-политические журналы «Молодая гвардия», «Наш современник», «Москва», которые представляли национал-патриотическое направление. Его сторонники обвиняли «демократов» в конъюнктурщине, в том, что они славословили «развитой социализм», а в новых условиях переметнулись на сторону новой партийной номенклатуры и обслуживают их интересы [7, с. 348-349.]. По мнению сторонников данного направления, «перестройщики» в некоторых случаях идут на прямые фальсификации отечественной истории [6].

Активно заявило о себе также и литературно-публицистическое направление, представители которого делали акцент на негативной роли евреев в истории России. По мнению одного из лидеров этого направления С. Ю. Куняева, «в области мысли эти эгоистические силы прежде всего хотят переписать историю в выгодном для себя свете, создать свой новый вариант прошлого, возвеличивающий клановую идеологию их отцов — «первопроходцев Арбата», идеологию кровно и духовно родственную их сегодняшним взглядам» [10, с 6]. По утверждению автора, «борясь со сталинизмом, они одновременно пытаются романтизировать и поставить на пьедестал тоталитаризм своих отцов, не понимая, что одно усилие разрушает результаты другого. Они — духовные и генетические потомки тех, кто, создав абсолютно неправовое государство в 20-е годы, привёл в конечном счёте в годы 30-е к власти Сталина. Они — уродливое эхо гражданской войны» [10, с 6].

Одним из важнейших направлений в реализации процесса гласности стали публикации воспоминаний и книг авторов, которые прежде находились под строжайшим запретом. Были опубликованы воспоминания таких видных общественных и государственных деятелей революционного периода, как: П. Н. Милюков, А. И. Деникин, А. Ф. Керенский, А. А. Вырубова, А. В. Пешехонов, В. М. Чернов. Эти и другие свидетели драматических процессов 1917 года давали мозаичную, противоречивую, захватывающую, но принципиально иную картину со-

к

бытий Великой российской революции, в корне отличавшуюся от привычных шаблонов официальной советской историографии. Этот ракурс на ключевые события отечественной истории должен был развенчать истинность стереотипного восприятия большинством населения событий 1917 года, как объективного, неизбежного, прогрессивного процесса завоевания власти большевиками, имевших массовую поддержку среди рабочих и крестьян.

Развивая это направление, издавались биографические очерки признанных советских историков о видных деятелях дореволюционной и революционной России. Опубликованные большими тиражами биографические портреты П. П. Рябушинского, Г. Е. Львова, А. И. Гучкова, В. И. Вернадского, И. И. Воронцова-Дашкова в корне отличались от образов, сформировавшихся в предшествующий период.

Огромным, даже по тем временам, тиражом (200 тыс. экземпляров) была издана книга М. Восленского, в которой раскрывался режим советской партбю-рокрагии, как монополистический диктаторский режим привилегированного слоя советского общества.

В эти годы были переведены и изданы труды, в которых раскрывалась роль отдельных политических деятелей советской России, таких как Л. Д. Троцкий и Л. М. Каганович. Была также переизданная книга С. П. Мельгунова, которая, как указано в аннотации, описывала «начальный период строительства коммунистического «рая» в России» и давала возможность читателям узнать о «зверствах большевиков» в годы революции и гражданской войны по отношению к самым различным слоям населения [11, с. 8].

Таким образом, можно констатировать, что с одной стороны, представленная картина научно-публицистических результатов политики гласности отражает лишь малый массив литературы, которая была опубликовано в рассматриваемый период. С другой стороны, нужно учитывать и тот факт, что рассмотренная проблематика все активнее обсуждалась также на телевидении и радио, которые становились

все менее подконтрольными государственным и партийным органам и охватывали гораздо большую аудиторию. Не последнюю роль в продвижении нового взгляда на исторические события советской эпохи сыграла также деятельность различных общественно-политических клубов и формирующихся политических движений, на заседаниях которых проявлялись радикальные позиции и нередко звучали самые смелые призывы.

Между тем «архитекторами» перестройки гласность позиционировалась как важнейший многофункциональный социальный институт, как инструмент «самоочищения» партии и всего общества от негативных явлений, как способ выявления всех накопившихся общественных проблем и противоречий, как механизм повышения социальной активности советских граждан, как источник творческой энергии масс, как критерий проверки дееспособности и правильности идеологии гуманного социализма.

На первых порах гласность действительно всколыхнула общество, вызвала неподдельный интерес к политике, к истории, к важнейшим общественным проблемам. Однако постепенно большинство населения, в результате воздействия политики гласности утратило веру в модернизационный потенциал обновлённой идеологии. Этот парадокс можно объяснить, очевидно, тем, что декларирование и внедрение её принципов не сопровождалось адекватными положительными преобразованиями в социально-экономической сфере. Как раз напротив, уровень жизни населения в эти годы катастрофически падал. Думается, поэтому вектор гласности сменил свою направленность и стал определяться политическими силами, которые вначале завуалировано, а затем и открыто провозгласили курс на демонтаж, как оказалось, «не реформируемой» социально-политической и экономической системы социализма. Несмотря на то, что ценности либеральной демократии актуализировать с помощью гласности им не удалось, тем не менее, была успешно решена другая стратегическая задача — внесение смятения в умы людей, подрыв веры в социалистические идеалы, лишение защитников идеологии социализма широкой социальной базы активных сторонников. Все это, как показали последующие события, в совокупности способствовало разрушению СССР и созданию новых государственных образований, в том числе и Российской Федерации, декларирующей построение демократического, правового государства.

Материалы поступили в редакцию 05.03.2018 г.

Библиографический список (References)

1. В Политбюро ЦК КПСС… По записям Анатолия Черняева, Вадима Медведева, Георгия Шахназарова (1985-1991) /

1. (2010). VPolitbjuro CK KPSS… Po zapisjam Anatolija Chernjaeva, VadimaMedvedeva, Georgija Shahnazarova (1985-1991) / 2-e izd., ispr. i dop. [The Politburo of the CPSU Central Committee…

2-е изд., испр. и доп. М. : Горбачёв-Фонд, 2010. 800 с. ISBN 5-86493-140-3.

2. Горбачёв, М. С. Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира / М. С. Горбачёв. М. : Политиздат. 1988. 271 с. ISBN 5-250-00140-8.

3. Головченко, В. И. Партийно-идеологический фактор трансформации современной России / В. И. Головченко. Саратов : Наука, 2009. 217 с. ISBN 978-5-91272-917-1.

4. Зависит от нас. Перестройка в зеркале прессы. М., 1988. 359 с.

5. Из заявления народных депутатов СССР -членов Межрегиональной депутатской группы // Век XX и мир. 1990. №2. С. 42-46.

6. Калабухов, Ю. «Белые пятна» и мифы истории: гипотезы, факты, размышления. О фальсификации секретного протокола к договору 1939 г. / Ю. Калабухов // Молодая гвардия. 1991. № 7. С. 221-241. ISSN 0131-2251.

7. Козлов, В. А. Российский посткоммунистический синдром: «разрушенное прошлое» и кризис советской идентичности / В. Козлов // Общественные науки и современность. 2003.

№ 4. С. 81-97. ISSN 0869-0499.

8. Кожинов, В. В зеркале правое становится левым / В. Кожинов // Русский рубеж : по страницам «Литературной России» : Рассказы, стихи, статьи / сост. Г. Иванов ; авт. вступ. ст. Э. Сафонов. М. : Художественная литература, 1991. 400 с.

9. «Круглый стол» Советский Союз и страны Восточной Европы: эволюция и крушение политических режимов (середина 40-х — конец 80-х гг. XX в.) // История СССР. 1991. № 1. С. 3-68.

10. Куняев, С. «Не сотвори себе кумира…» : стихи и дневники эпохи перестройки / С. Куняев. Саратов : Приволж. кн. изд-во, 1990. 213 с.

11. Мельгунов, С. П. Красный террор в России, 1918-1923. Чекистский Олимп / С. П. Мельгунов ; сост. Ю. Н. Емельянова. М. : Айрис-пресс, 2006. 352 с. ISBN 5-8112-1715-3.

12. Филатов, Н. Н. Особенности концептуальных оснований перестройки / Н. Н. Филатов // Известия Саратовского университета. Серия Социология. Политология. 2007. Т. 7. № 2. С. 110-115. ISSN 1818-9601.

According to Anatoly Chemyaev, Vadim Medvedev, Georgy Shakhnazarov (1985-1991)]. Moscow. Gorbachjov-Fond. 800 p. ISBN 5-86493-140-3.

2. Gorbachjov, M. S. (1988). Perestrojka i novoe myshlenie dlja nashej strany i dlja vsego mira [Perestroika: new thinking for our country and for the world]. Moscow. Politizdat. 271 p. ISBN 5-250-00140-8.

3. Golovchenko, V. I. (2009). Partijno-ideologicheskij faktor transformacii sovremennoj Rossii [Party-ideological factor of transformation of modern Russia]. Saratov. Nauka. 217 p. ISBN

978-5-91272-917-1.

4. (1988). Zavisit ot nas. Perestrojka v zerkale pressy [Depend on us. Perestroika in the mirror of the press]. Moscow. 359 p.

5.(1990). Iz zajavlenija narodnyh deputatov SSSR — chlenov Mezhregionalnoj deputatskoj gruppy [From the statement of people’s deputies of the USSR-members of the Interregional Deputy group]. No 2. P. 42-46.

6. Kalabuhov, Yu. (1991). «Belye pjatna» i mify istorii: gipotezy, fakty, razmyshlenija. Ofal’sifikacii sekretnogoprotokola k dogovoru 1939 g. [«White spots» and myths of history: hypotheses, facts, reflections. About the falsification of the secret Protocol to the 1939 Treaty]. No 7. P. 221-241. ISSN 0131-2251.

7. Kozlov, V. A. (2003). Rossijskij postkom-munisticheskij sindrom: «razrushennoeproshloe» i krizis sovetskoj identichnosti [Russian post-Communist syndrome:» the destroyed past « and the crisis of Soviet identity]. No 4. P. 81-97. ISSN 0869-0499.

8. Kozhinov, V. (1991). V zerkale pravoe stanovitsja levym [In the mirror right becomes left]. Moscow. Hudozhestvennaja literatura. 400 p.

9. (1991). «Kruglyj stol» Sovetskij Sojuz i strany Vostochnoj Evropy: jevoljucija i krushenie politicheskih rezhimov (seredina 40-h — konec 80-h gg. XXv.) [«A round table» the Soviet Union and Eastern European countries: evolution and the collapse of the political regimes (middle of the 40’s- the late 80-ies of XX century)]. Istorija SSSR. No 1. P. 3-68.

10. Kunyaev, S. (1990). «<Ne sotvori sebe kumira…» : stihi i dnevniki jepohi perestrojki [«Do Not make yourself an idol…»: poems and diaries of the era of perestroika]. Saratov. Privolzh. kn. izd-vo. 213 p.

11. Mel’gunov, S. P. (2006). Krasnyj terror v Rossii, 1918-1923. Chekistskij Olimp [Red terror in Russia, 1918-1923. KGB Olympus]. Moscow. Ajris-press. 352 p. ISBN 5-8112-1715-3.

12. Filatov, N. N. (2007). Osobennosti konceptual’nyh osnovanij perestrojki [Features of the conceptual bases of restructuring]. V. 7. No 2. P. 110-115. ISSN 1818-9601.

Достижения политики гласности

Вторая половина 1985 года прошла под знаком подготовки к очередному XXVII съезду КПСС, который состоялся в феврале 1986 года.

Под гласностью подразумевалось, что никакие события прошлого и настоящего не должны скрываться от народа.

Огромной популярностью во всех республиках пользовались еженедельники и журналы:

• «Московские новости» (редактор Е. Яковлев),
• «Огонек» (редактор — В. Коротич),
• «Новый мир»,
• «Знамя»,
• «Октябрь»,
• «Вопросы истории».

Люди с изумлением узнавали о ранее скрываемых от них фактах прошлого, связанных с именами основателей партии большевиков, с революцией и гражданской войной 1917-1920 гг., НЭПом, политикой коллективизации и индустриализации, сталинскими репрессиями 30-х годов, Великой Отечественной войной, хрущевской оттепелью», диссидентами и брежневским «застоем». «Самый читаемый» советский народ стал еще более читаемым. В течение лишь одного 1986 года газеты и журналы приобрели 14 млн. новых читателей.

Политизация общества и рост антисоветских настроений

В январе 1987 г. на пленуме ЦК КПСС, посвященном вопросам кадровой политики, Горбачев возложил всю вину за неудачи в реформировании на некий «механизм торможения» в лице управленческого аппарата. На первый план выдвигались «гласность» и «демократизация». И хотя не было речи об отказе от социализма, новый курс предусматривал изменение политической системы путем выборов депутатов Советов и всех избираемых должностных лиц исполкомов на альтернативной основе.

«Демократизация и гласность в СССР » 👇

На первое место в публицистике выдвинулась тема культа личности Сталина и жертв массовых репрессий 1930-х гг. В ЦК КПСС была создана специальная комиссия по реабилитации во главе с А. Н. Яковлевым, которого называли идеологом перестройки. Он опекал литературные и публицистические журналы, средства массовой информации и направлял весь процесс развенчания советской системы и социализма.

Наиболее радикальные сторонники преобразований взяли на вооружение либерально-демократическую идеологию и ценности западной цивилизации. Возникшие в то время Народные фронты в союзных республиках, особенно в Прибалтике, начали требовать выхода из Советского Союза.

Демократизация духовной жизни общества

В новых условиях начала постепенно меняться церковная политика. После смерти главного идеолога партии и противника религии М. А. Суслова РПЦ стала оживать. Весной 1985 г. иерархов церкви принял М. С. Горбачев. Церковь начала подготовку к юбилейной дате – 1000-летию крещения Руси, которая сопровождалась торжествами и вниманием правительства. Поместный собор принял новый Устав об управлении РПЦ. К концу 1980-х гг. РПЦ имела 7,5 тыс. священнослужителей, насчитывала около 7 тыс. приходов, 22 монастыря. Деятельность религиозных объединений стала более разносторонней.

Общественное сознание стало опережать в своем развитии ход перестроечных реформ. Шла активная политизация масс, которые делились на сторонников и противников перестройки. Часть граждан стала выражать сомнение в том, что преодоление трудностей возможно на основе идей социализма и «руководящей роли» КПСС в обществе.