Голдман сакс руководство

The Goldman Sachs Group, Inc.

The Goldman Sachs Headquarters at 200 West Street in Lower Manhattan
Type	Public
Traded as	NYSE: GS DJIA component S&P 100 component S&P 500 component
ISIN	US38141G1040
Industry	Financial services
Founded	1869; 154 years ago
Founders	Marcus Goldman Samuel Sachs
Headquarters	200 West Street, New York City, New York , U.S.
Area served	Worldwide
Key people	Lloyd Blankfein (Senior Chairman) David M. Solomon (Chairman and CEO) John E. Waldron (President and COO)
Revenue	US$47.37 billion (2022)
Operating income	US$13.48 billion (2022)
Net income	US$11.26 billion (2022)
AUM	US$2.55 trillion (2022)
Total assets	US$1.44 trillion (2022)
Total equity	US$117.2 billion (2022)
Number of employees	48,500 (2022)
Divisions	Investment Banking Global Markets Asset Management Consumer & Wealth Management
Subsidiaries	Marcus by Goldman Sachs Goldman Sachs Personal Financial Management Goldman Sachs Capital Partners Goldman Sachs Ayco Personal Financial Management
Capital ratio	Tier 1 15.0% (2022; Basel III Advanced)
Rating	Standard & Poor’s: BBB+ Moody’s: A2 Fitch Ratings: A
Website	goldmansachs.com
Footnotes / references [1]

Goldman Sachs ( SAKS) is an American multinational investment bank and financial services company. Founded in 1869, Goldman Sachs is headquartered at 200 West Street in Lower Manhattan, with regional headquarters in London, Warsaw, Bangalore, Hong Kong, Tokyo, Dallas and Salt Lake City, and additional offices in other international financial centers.^[2] Goldman Sachs is the second largest investment bank in the world by revenue^[3] and is ranked 57th on the Fortune 500 list of the largest United States corporations by total revenue.^[4] It is considered a systemically important financial institution by the Financial Stability Board.

The company has been criticized for lack of ethical standards,^[5][6] working with dictatorial regimes,^[7] close relationships with the U.S. federal government via a «revolving door» of former employees,^[8] and driving up prices of commodities through futures speculation.^[9] While the company has appeared on the 100 Best Companies to Work For list compiled by Fortune, primarily due to its high compensation levels,^[10][11] it has also been criticized by its employees for 100-hour work weeks, high levels of employee dissatisfaction among first-year analysts, abusive treatment by superiors, a lack of mental health resources, and extremely high levels of stress in the workplace leading to physical discomfort.^[12][13]

The company invests in and arranges financing for startups, and in many cases gets additional business when the companies launch initial public offerings.^[14] Notable initial public offerings for which Goldman Sachs was the lead bookrunner include those of Twitter,^[15][16] Bumble, Robinhood Markets.^[17][18] Startups in which the company or its funds have invested include Spotify, Foodpanda, and Dropbox, among others.^[19] It is a partner organization of the World Economic Forum.^[20]

History[edit]

Founding and establishment[edit]

Goldman Sachs was founded in New York City in 1869 by Marcus Goldman.^[21] In 1882, Goldman’s son-in-law Samuel Sachs joined the firm.^[22][23] In 1885, Goldman took his son Henry and his son-in-law Ludwig Dreyfuss into the business and the firm adopted its present name, Goldman Sachs & Co.^[24] The company pioneered the use of commercial paper for entrepreneurs and joined the New York Stock Exchange (NYSE) in 1896.^[25] By 1898, the firm’s capital stood at $1.6 million.^[25]

Goldman entered the initial public offering market in 1906 when it took Sears, Roebuck and Company public.^[25] The deal was facilitated by Henry Goldman’s personal friendship with Julius Rosenwald, an owner of Sears.^[25] Other IPOs followed, including F. W. Woolworth and Continental Can.^[25] In 1912, Henry S. Bowers became the first non-member of the founding family to become a partner of the company and share in its profits.^[25]

In 1917, under growing pressure from the other partners in the firm due to his pro-German stance, Henry Goldman resigned.^[25] The Sachs family gained full control of the firm until Waddill Catchings joined the company in 1918.^[25] By 1928, Catchings was the Goldman partner with the single largest stake in the firm.^[25]

On December 4, 1928, the firm launched the Goldman Sachs Trading Corp, a closed-end fund.^[26] The fund failed during the Stock Market Crash of 1929, amid accusations that Goldman had engaged in share price manipulation and insider trading.^[25]

Mid-20th century[edit]

In 1930, the firm ousted Catchings, and Sidney Weinberg assumed the role of senior partner and shifted Goldman’s focus away from trading and toward investment banking.^[25] Weinberg’s actions helped to restore some of Goldman’s tarnished reputation. Under Weinberg’s leadership, Goldman was the lead advisor on the Ford Motor Company’s IPO in 1956, a major coup on Wall Street at the time. Under Weinberg’s reign, the firm started an investment research division and a municipal bond department, and it became an early innovator in risk arbitrage.^[25]

In the 1950s, Gus Levy joined the firm as a securities trader, where two powers fought for supremacy, one from investment banking and one from securities trading. Levy was a pioneer in block trading and the firm established this trend under his guidance. Due to Weinberg’s heavy influence, the firm formed an investment banking division in 1956 in an attempt to shift focus off Weinberg.^[25]

In 1957, the company’s headquarters were relocated to 20 Broad Street, New York City.^[25]

In 1969, Levy took over Weinberg’s role as Senior Partner and built Goldman’s trading franchise once again.^[27] Levy is credited with Goldman’s famous philosophy of being «long-term greedy,» which implied that as long as money is made over the long term, short-term losses are bearable. At the same time, partners reinvested nearly all of their earnings in the firm.^[28] Weinberg remained a senior partner of the firm and died in July of that year.^[29]

Another financial crisis for the firm occurred in 1970, when the Penn Central Transportation Company went bankrupt with over $80 million in commercial paper outstanding, most of it issued through Goldman Sachs. The bankruptcy was large, and the resulting lawsuits, notably by the SEC, threatened the partnership capital, survival, and reputation of the firm.^[30] It was this bankruptcy that resulted in credit ratings for every issuer of commercial paper today by several credit rating services.^[31]

Under the direction of Senior Partner Stanley R. Miller, the firm opened its first international office in London in 1970 and created a Private Wealth Management division along with a fixed income division in 1972.^[32] It pioneered the «white knight» strategy in 1974 during its attempts to defend Electric Storage Battery against a hostile takeover bid from International Nickel and Goldman’s rival, Morgan Stanley.^[33] John L. Weinberg (the son of Sidney Weinberg), and John C. Whitehead assumed the roles of co-senior partners in 1976, once again emphasizing the co-leadership at the firm. One of their initiatives was the establishment of 14 business principles that the firm still claims to apply.^[34]

Late 20th century[edit]

On November 16, 1981, the firm acquired J. Aron & Company, a commodities trading firm that merged with the Fixed Income division to become known as Fixed Income, Currencies, and Commodities.^[35] J. Aron was involved in the coffee and gold markets, and the former CEO of Goldman, Lloyd Blankfein, joined the firm as a result of this merger.^[36]

In 1983, the firm moved into a newly constructed global headquarters at 85 Broad Street and occupied that building until it moved to its current headquarters in 2009.^[37][38] In 1985, it underwrote the public offering of the real estate investment trust that owned Rockefeller Center, then the largest REIT offering in history.^[39] In accordance with the beginning of the dissolution of the Soviet Union, the firm also became involved in facilitating the global privatization movement by advising companies that were spinning off from their parent governments.^[40]

In 1986, the firm formed Goldman Sachs Asset Management, which manages the majority of its mutual funds and hedge funds.^[41] In the same year, the firm also underwrote the IPO of Microsoft, advised General Electric on its acquisition of RCA,^[41] joined the London and Tokyo stock exchanges, and became the first United States bank to rank in the top 10 of mergers and acquisitions in the United Kingdom.^{[citation needed]} During the 1980s, the firm became the first bank to distribute its investment research electronically and created the first public offering of original issue deep-discount bond.^[41]

Robert Rubin and Stephen Friedman assumed the co-senior partnership in 1990 and pledged to focus on globalization of the firm to strengthen the merger & acquisition and trading business lines.^[42] During their tenure as co-senior partners, the firm introduced paperless trading to the New York Stock Exchange and lead-managed the first-ever global debt offering by a U.S. corporation.^{[citation needed]} In 1994, it also launched the Goldman Sachs Commodity Index (GSCI) and opened its first office in China in Beijing.^[43] That same year, Jon Corzine became CEO, following the departure of Rubin and Friedman.^[44] Rubin had drawn criticism in Congress for using a Treasury Department account under his personal control to distribute $20 billion to bail out Mexican bonds, of which Goldman was a key distributor.^[45] On November 22, 1994, the Mexican Bolsa stock market admitted Goldman Sachs and one other firm to operate on that market.^[46] The 1994 economic crisis in Mexico threatened to wipe out the value of Mexico’s bonds held by Goldman Sachs.^[47]

In 1994, Goldman financed Rockefeller Center in a deal that allowed it to take an ownership interest^[48] in 1996, and sold Rockefeller Center to Tishman Speyer in 2000.^[49] In April 1996, Goldman was the lead underwriter of the Yahoo! IPO.^[50] In 1998, it was the co-lead manager of the ¥2 trillion (yen) NTT DoCoMo IPO.^[51] In 1999, Goldman acquired Hull Trading Company for $531 million.^[52][53] After decades of debate among the partners, the company became a public company via an initial public offering in May 1999.^[54] Goldman sold 12.6% of the company to the public, and after the IPO, 48.3% of the company was held by 221 former partners, 21.2% of the company was held by non-partner employees, and the remaining 17.9% was held by retired Goldman partners and two long-time investors, Sumitomo Bank Ltd. and Assn, the investing arm of Kamehameha Schools.^[55] The shares were priced at $53 each at listing. After the IPO, Henry Paulson became Chairman and Chief Executive Officer, succeeding Jon Corzine.^[56]

21st century[edit]

In September 2000, Goldman Sachs purchased Spear, Leeds, & Kellogg, one of the largest specialist firms on the New York Stock Exchange, for $6.3 billion.^[57] In January 2000, Goldman, along with Lehman Brothers, was the lead manager for the first internet bond offering for the World Bank.^[58] In March 2003, the firm took a 45% stake in a joint venture with JBWere, the Australian investment bank.^[58] In April 2003, Goldman acquired The Ayco Company L.P., a fee-based financial counseling service.^[59] In December 2005, four years after its report on the emerging «BRIC» economies (Brazil, Russia, India, and China), Goldman Sachs named its «Next Eleven»^[60] list of countries, using macroeconomic stability, political maturity, openness of trade and investment policies and quality of education as criteria: Bangladesh, Egypt, Indonesia, Iran, Mexico, Nigeria, Pakistan, the Philippines, Turkey, South Korea and Vietnam.^[61]

In May 2006, Paulson left the firm to serve as United States Secretary of the Treasury, and Lloyd Blankfein was promoted to Chairman and Chief Executive Officer.^[62] In January 2007, Goldman, along with CanWest Global Communications, acquired Alliance Atlantis, the company with the broadcast rights to the CSI franchise.^[63]

Subprime mortgage crisis: 2007–2008[edit]

As a result of its involvement in securitization during the subprime mortgage crisis, Goldman Sachs suffered during the financial crisis of 2007–2008,^[64][65] and it received a $10 billion investment from the United States Department of the Treasury as part of the Troubled Asset Relief Program, a financial bailout created by the Emergency Economic Stabilization Act of 2008. The investment was made in November 2008 and was repaid with interest in June 2009.^[66][67]

During the 2007 subprime mortgage crisis, Goldman profited from the collapse in subprime mortgage bonds in summer 2007 by short-selling subprime mortgage-backed securities. Two Goldman traders, Michael Swenson and Josh Birnbaum, are credited with being responsible for the firm’s large profits during the crisis.^[68][69] The pair, members of Goldman’s structured products group in New York City, made a profit of $4 billion by «betting» on a collapse in the subprime market and shorting mortgage-related securities. By summer 2007, they persuaded colleagues to see their point of view and convinced skeptical risk management executives.^[70] The firm initially avoided large subprime write-downs and achieved a net profit due to significant losses on non-prime securitized loans being offset by gains on short mortgage positions. The firm’s viability was later called into question as the crisis intensified in September 2008.

On October 15, 2007, as the crisis had begun to unravel, Allan Sloan, a senior editor for Fortune magazine, wrote:^[71]

So let’s reduce this macro story to human scale. Meet GSAMP Trust 2006-S3, a $494 million drop in the junk-mortgage bucket, part of the more than half-a-trillion dollars of mortgage-backed securities issued last year. We found this issue by asking mortgage mavens to pick the worst deal they knew of that had been floated by a top-tier firm – and this one’s pretty bad.

It was sold by Goldman Sachs – GSAMP originally stood for Goldman Sachs Alternative Mortgage Products but now has become a name itself, like AT&T and 3M.

This issue, which is backed by ultra-risky second-mortgage loans, contains all the elements that facilitated the housing bubble and bust. It’s got speculators searching for quick gains in hot housing markets; it’s got loans that seem to have been made with little or no serious analysis by lenders; and finally, it’s got Wall Street, which churned out mortgage «product» because buyers wanted it. As they say on the Street, «When the ducks quack, feed them.»

On September 21, 2008, Goldman Sachs and Morgan Stanley, the last two major investment banks in the United States, both confirmed that they would become traditional bank holding companies.^[72][73] The Federal Reserve’s approval of their bid to become banks ended the business model of an independent securities firm, 75 years after Congress separated them from deposit-taking lenders, and capped weeks of chaos that sent Lehman Brothers into bankruptcy and led to the rushed sale of Merrill Lynch to Bank of America Corp.^[74] On September 23, 2008, Berkshire Hathaway agreed to purchase $5 billion in Goldman’s preferred stock, and also received warrants to buy another $5 billion in Goldman’s common stock within five years.^[75] The company also raised $5 billion via a public offering of shares at $123 per share.^[75] Goldman also received a $10 billion preferred stock investment from the U.S. Treasury in October 2008, as part of the Troubled Asset Relief Program (TARP).^[76]

Andrew Cuomo, then New York Attorney General, questioned Goldman’s decision to pay 953 employees bonuses of at least $1 million each after it received TARP funds in 2008.^[77] In that same period, however, CEO Lloyd Blankfein and six other senior executives opted to forgo bonuses, stating they believed it was the right thing to do, in light of «the fact that we are part of an industry that’s directly associated with the ongoing economic distress».^[78] Cuomo called the move «appropriate and prudent», and urged the executives of other banks to follow the firm’s lead and refuse bonus payments.^[78] In June 2009, Goldman Sachs repaid the U.S. Treasury’s TARP investment, with 23% interest (in the form of $318 million in preferred dividend payments and $1.418 billion in warrant redemptions).^[79] On March 18, 2011, Goldman Sachs received Federal Reserve approval to buy back Berkshire’s preferred stock in Goldman.^[80] In December 2009, Goldman announced that its top 30 executives would be paid year-end bonuses in restricted stock that they cannot sell for five years, with clawback provisions.^[81][82]

During the 2008 financial crisis, the Federal Reserve introduced a number of short-term credit and liquidity facilities to help stabilize markets. Some of the transactions under these facilities provided liquidity to institutions whose disorderly failure could have severely stressed an already fragile financial system.^[83] Goldman Sachs was one of the heaviest users of these loan facilities, taking out many loans between March 18, 2008, and April 22, 2009. The Primary Dealer Credit Facility (PDCF), the first Fed facility ever to provide overnight loans to investment banks, loaned Goldman Sachs a total of $589 billion against collateral such as corporate market instruments and mortgage-backed securities.^[84] The Term Securities Lending Facility (TSLF), which allows primary dealers to borrow liquid Treasury securities for one month in exchange for less liquid collateral, loaned Goldman Sachs a total of $193 billion.^[85] Goldman Sachs’s borrowings totaled $782 billion in hundreds of revolving transactions over these months.^[86] The loans were fully repaid in accordance with the terms of the facilities.^[87]

In 2008, Goldman Sachs started a «Returnship» internship program after research and consulting with other firms led them to understand that career breaks happen and that returning to the workforce was difficult, especially for women. The goal of the Returnship program was to offer a chance at temporary employment for workers. Goldman Sachs holds the trademark for the term ‘Returnship’.^[88]

According to a 2009 BrandAsset Valuator survey taken of 17,000 people nationwide, the firm’s reputation suffered in 2008 and 2009, and rival Morgan Stanley was respected more than Goldman Sachs, a reversal of the sentiment in 2006. Goldman refused to comment on the findings.^[89] In 2011, Goldman took full control of JBWere in a $1 billion buyout.^[90]

Global Alpha[edit]

According to The Wall Street Journal, in September 2011, Goldman Sachs, announced that it was shutting down its largest hedge fund^[91]—Global Alpha Fund LP—which had been housed under Goldman Sachs Asset Management (GSAM).^[92] Global Alpha, which was created in the mid-1990s with $10 million,^[93] was once «one of the biggest and best performing hedge funds in the world» with more than $12 billion assets under management (AUM) at its peak in 2007.^[94] Global Alpha, which used computer-driven models to invest,^[91] became known for high-frequency trading and furthered the career of quantitative analysts—’quants’—such as Cliff Asness and Mark Carhart, who were the quant fund’s founding fathers and had developed the statistical models that drove the trading.^[93] The Wall Street Journal described Asness and Carhart as managers of Global Alpha, a «big, secretive hedge fund»—the «Cadillac of a fleet of alternative investments» that had made millions for Goldman Sachs by 2006.^[95] By mid-2008 the quant fund had declined to 2.5 billion, by June 2011, it was less than $1.7 billion, and by September 2011, after suffering losses that year, it had «about $1 billion AUM.^[96]

2013 onwards[edit]

In 2013, Goldman underwrote the $2.913 billion Grand Parkway System Toll Revenue Bond offering for the Houston, Texas area, one of the fastest-growing areas in the United States. The bond will be repaid from toll revenue.^[97][98]

In April 2013, together with Deutsche Bank, Goldman led a $17 billion bond offering by Apple Inc., the largest corporate-bond deal in history^[99][100] and Apple’s first since 1996. Goldman Sachs managed both of Apple’s previous bond offerings in the 1990s.^[100]

In June 2013, Goldman Sachs purchased the loan portfolio from Brisbane-based Suncorp Group, one of Australia’s largest banks and insurance companies. The A$1.6 billion face amount loan portfolio was purchased for A$960 million.^[101][102]

In September 2013, Goldman Sachs Asset Management announced it had entered into an agreement with Deutsche Asset & Wealth Management to acquire its stable value business, with total assets under supervision of $21.6 billion as of June 30, 2013.^[103]

In August 2015, Goldman Sachs agreed to acquire General Electric’s GE Capital Bank on-line deposit platform, including US$8-billion of on-line deposits and another US$8-billion of brokered certificates of deposit.^[104]

Move into consumer financial products (2016–present)[edit]

Starting in 2016, Goldman Sachs has started to move into consumer financial products after spending most of its prior 150 years catering to institutional investors, corporations and governments.^[105]

In April 2016, Goldman Sachs launched GS Bank, a direct bank.^[106] In October 2016, Goldman Sachs Bank USA started offering no-fee unsecured personal loans under the brand Marcus by Goldman Sachs.^[107] In March 2016, Goldman Sachs agreed to acquire financial technology startup Honest Dollar, a digital retirement savings tool founded by American entrepreneur Whurley, focused on helping small-business employees and self-employed workers obtain affordable retirement plans. Terms of the deal were not disclosed.^[108]

In May 2017, Goldman Sachs purchased $2.8 billion of PDVSA 2022 bonds from the Central Bank of Venezuela during the 2017 Venezuelan protests.^[109]

In April 2018, Goldman Sachs acquired Clarity Money, a personal finance startup.^[110] On September 10, 2018, Goldman Sachs acquired Boyd Corporation from Genstar Capital for $3 billion.^[111] On May 16, 2019, Goldman Sachs acquired United Capital Financial Advisers, LLC for $750 million.^[112]

In March 2019, Apple, Inc. announced that it would partner with Goldman Sachs to launch the Apple Card, the bank’s first credit card offering.^[105] The card features a number of consumer-friendly features including no fees, software that encourages users to avoid debt or pay it down quickly, the industry’s lowest interest rate range for comparable cards, and a mandate to approve as many iPhone users as possible. These features are seen as being risky for a bank to take on, and led other banks with established consumer credit card operations including Apple’s long time partner Barclays, along with Citigroup, JPMorgan Chase and Synchrony, to turn down Apple’s proposal.^[113][114] Goldman Sachs defended the terms of the deal saying they were «thrilled» with the partnership and seeking «to disrupt consumer finance by putting the customer first.»^[113]

Also in March 2019, Goldman Sachs was fined £34.4 million by the City (London) regulator for misreporting millions of transactions over a decade.^[115]

In December 2019, the company pledged to give $750 billion to climate transition projects and to stop financing for oil exploration in the Arctic and for some projects related to coal.^[116]

In June 2020, Goldman Sachs introduced a new corporate typeface, Goldman Sans, and made it freely available. After Internet users discovered that the terms of the license prohibited the disparagement of Goldman Sachs, the bank was much mocked and disparaged in its own font, until it eventually changed the license to the standard SIL Open Font License.^[117]

Goldman Sachs was embroiled in a major scandal related to Malaysia’s sovereign wealth fund, 1Malaysia Development Berhad (1MDB). The bank paid a fine of $2.9 billion under the Foreign Corrupt Practices Act, the largest such fine of all time. In July 2020, Goldman Sachs agreed on a $3.9 billion settlement in Malaysia for criminal charges related to the 1MDB scandal.^[118][119] For charges brought for the same case in other countries, Goldman Sachs agreed in October of the same year to pay more than $2.9 billion, with over $2 billion going to fines imposed in the US.^[120][121]

In August 2021, Goldman Sachs announced that it had agreed to acquire NN Investment Partners, which had US$335 billion in assets under management, for €1.7 billion from NN Group.^[122]

In September 2021, Goldman Sachs announced to acquire GreenSky for about $2.24 billion and completed the acquisition in March 2022.^[123]

In March 2022, Goldman Sachs announced it was winding down its business in Russia in compliance with regulatory and licensing requirements.^[124]

Also during that same month, Goldman Sachs announced it had acquired the Chicago-based open-architecture digital retirement advice provider, NextCapital Group.^[125]

In June 2022, Goldman Sachs offered its first ever derivatives product linked to Ether (ETH).^[126] Goldman Sachs was announced as an official partner of McLaren.^[127]

In September 2022, Goldman Sachs announced the layoff of hundreds of employees across the company, apparently as a result of the earnings report from July the same year that showed significantly reduced earnings.^[128]

Services offered[edit]

Goldman Sachs offers services in investment banking (advisory for mergers and acquisitions and restructuring), securities underwriting, asset management and investment management, and prime brokerage. It is a market maker and brokers credit products, mortgage-backed securities, insurance-linked securities, securities, currencies, commodities, equities, equity derivatives, structured products, options, and futures contracts. It is a primary dealer in the United States Treasury security market. It provides clearing and custodian bank services. It provides wealth management services via Goldman Sachs Personal Financial Management. It operates private-equity funds, credit and real estate funds, and hedge funds. It structures complex and tailor-made financial products. As of July 1, 2020, the firm would no longer take a company public without «at least one diverse board candidate, with a focus on women» in the U.S. and in Europe.^[129][130] It also owns Goldman Sachs Bank USA, a direct bank. It trades both on behalf of its clients (flow trading) and for its own account (proprietary trading).

Philanthropy[edit]

According to its website, Goldman Sachs has committed in excess of $1.8 billion to philanthropic initiatives.^[131]

Goldman Sachs reports its environmental and social performance in an annual report on Corporate social responsibility that follows the Global Reporting Initiative protocol.^[132]

The company offers a donor advised fund (DAF) called Goldman Sachs Gives that donates to charitable organizations with an employee donation match of up to $20,000.^[132][133] A 2019 investigation by Sludge of DAFs and hate groups found that Goldman Sachs’s donor advised fund had not been used to fund any SPLC hate groups, but that the fund did not have any explicit policy preventing such donations.^[134]

Controversies and legal issues[edit]

Role in the financial crisis of 2007-2008[edit]

Goldman has been criticized in the aftermath of the financial crisis of 2007–2008, where some alleged that it misled its investors and profited from the collapse of the mortgage market. This situation brought investigations from the United States Congress, the United States Department of Justice, and a lawsuit from the U.S. Securities and Exchange Commission^[135] that resulted in Goldman paying a $550 million settlement.^[136] Goldman received $12.9 billion from AIG counterparty payments provided by the AIG bailout,^[137] $10 billion in TARP money from the government, which it paid back to the government, and a record $11.4 billion set aside for employee bonuses in the first half of 2009.^{[138][139][140]} In 2011, a Senate panel released a report accusing Goldman Sachs of misleading clients and engaging in conflicts of interest.^[141] In a story in Rolling Stone, Matt Taibbi characterized Goldman Sachs as a «great vampire squid» sucking money instead of blood, allegedly engineering «every major market manipulation since the Great Depression … from tech stocks to high gas prices».^{[142][143][144][145]}

In June 2009, after the firm repaid the TARP investment from the U.S. Treasury, Goldman made some of the largest bonus payments in its history due to its strong financial performance.^[82][146] Andrew Cuomo, then New York Attorney General, questioned Goldman’s decision to pay 953 employees bonuses of at least $1 million each after it received TARP funds in 2008.^[77] That same period, however, CEO Lloyd Blankfein and 6 other senior executives opted to forgo bonuses, stating they believed it was the right thing to do, in light of «the fact that we are part of an industry that’s directly associated with the ongoing economic distress».^[78]

Goldman Sachs maintained that its net exposure to AIG was ‘not material’, and that the firm was protected by hedges (in the form of CDSs with other counterparties) and $7.5 billion of collateral.^[147] The firm stated the cost of these hedges to be over $100 million.^[148] According to Goldman, both the collateral and CDSs would have protected the bank from incurring an economic loss in the event of an AIG bankruptcy (however, because AIG was bailed out and not allowed to fail, these hedges did not pay out).^[149] CFO David Viniar stated that profits related to AIG in the first quarter of 2009 «rounded to zero», and profits in December were not significant. He went on to say that he was «mystified» by the interest the government and investors have shown in the bank’s trading relationship with AIG.^[150]

Some have said, incorrectly according to others,^[151] that Goldman Sachs received preferential treatment from the government by being the only Wall Street firm to have participated in the crucial September meetings at the New York Fed, which decided AIG’s fate. Much of this has stemmed from an inaccurate but often quoted New York Times article.^[152] The article was later corrected to state that Blankfein, CEO of Goldman Sachs, was «one of the Wall Street chief executives at the meeting». Bloomberg has also reported that representatives from other firms were indeed present at the September AIG meetings.^[153] Furthermore, Goldman Sachs CFO David Viniar stated that CEO Blankfein had never «met» with his predecessor and then-US Treasury Secretary Henry Paulson to discuss AIG;^[154] however, there were frequent phone calls between the two of them.^[155] Paulson was not present at the September meetings at the New York Fed. Morgan Stanley was hired by the Federal Reserve to advise on the AIG bailout.^[156]

Sale of Dragon Systems to Lernout & Hauspie despite accounting issues[edit]

In 2000, Goldman Sachs advised Dragon Systems on its sale to Lernout & Hauspie of Belgium for $580 million in L&H stock. L&H later collapsed due to accounting fraud and its stock price declined significantly. Jim and Janet Baker, founders and together 50% owners of Dragon, filed a lawsuit against Goldman Sachs, alleging negligence, intentional and negligent misrepresentation, and breach of fiduciary duty since Goldman did not warn Dragon or the Bakers of the accounting problems of the acquirer, L&H. On January 23, 2013, a federal jury rejected the Bakers’ claims and found Goldman Sachs not liable to the Bakers.^[157]

Stock price manipulation[edit]

Goldman Sachs was charged for repeatedly issuing research reports with extremely inflated financial projections for Exodus Communications and Goldman Sachs was accused of giving Exodus its highest stock rating even though Goldman knew Exodus did not deserve such a rating.^[158] On July 15, 2003, Goldman Sachs, Lehman Brothers and Morgan Stanley were sued for artificially inflating the stock price of RSL Communications by issuing untrue or materially misleading statements in research analyst reports, and paid $3,380,000 for settlement.^[159]

Goldman Sachs is accused of asking for kickback bribes from institutional clients who made large profits flipping stocks which Goldman had intentionally undervalued in initial public offerings it was underwriting. Documents under seal in a decade-long lawsuit concerning eToys.com’s initial public offering (IPO) in 1999 but released accidentally to the New York Times show that IPOs managed by Goldman were underpriced and that Goldman asked clients able to profit from the prices to increase business with it. The clients willingly complied with these demands because they understood it was necessary in order to participate in further such undervalued IPOs.^[160] Companies going public and their initial consumer stockholders are both defrauded by this practice.^[161]

Use of offshore tax havens[edit]

A 2016 report by Citizens for Tax Justice stated that «Goldman Sachs reports having 987 subsidiaries in offshore tax havens, 537 of which are in the Cayman Islands, despite not operating a single legitimate office in that country, according to its own website. The group officially holds $28.6 billion offshore.» The report also noted several other major U.S. banks and companies use the same tax-avoidance tactics.^[162]

In 2008, Goldman Sachs had an effective tax rate of only 1%, down from 34% the year before, and its tax liability decreased to $14 million in 2008, compared to $6 billion in 2007.^[163] Critics have argued that the reduction in Goldman Sachs’s tax rate was achieved by shifting its earnings to subsidiaries in low or no-tax nations, such as the Cayman Islands.^[164]

Involvement in the European sovereign debt crisis[edit]

Goldman is being criticized for its involvement in the 2010 European sovereign debt crisis. Goldman Sachs is reported to have systematically helped the Greek government mask the true facts concerning its national debt between the years 1998 and 2009.^[165] In September 2009, Goldman Sachs, among others, created a special credit default swap (CDS) index to cover the high risk of Greece’s national debt.^[166] The interest-rates of Greek national bonds soared, leading the Greek economy very close to bankruptcy in 2010 and 2011.^[167]

Ties between Goldman Sachs and European leadership positions were another source of controversy.^[168] Lucas Papademos, Greece’s former prime minister, ran the Central Bank of Greece at the time of the controversial derivatives deals with Goldman Sachs that enabled Greece to hide the size of its debt.^[168] Petros Christodoulou, General Manager of the Greek Public Debt Management Agency is a former employee of Goldman Sachs.^[168] Mario Monti, Italy’s former prime minister and finance minister, who headed the new government that took over after Berlusconi’s resignation, is an international adviser to Goldman Sachs.^[168] Otmar Issing, former board member of the Bundesbank and the Executive Board of the European Bank also advised Goldman Sachs.^[168] Mario Draghi, head of the European Central Bank and since 2021 prime minister of Italy, is the former managing director of Goldman Sachs International.^[168] António Borges, Head of the European Department of the International Monetary Fund in 2010-2011 and responsible for most of enterprise privatizations in Portugal since 2011, is the former Vice Chairman of Goldman Sachs International.^[168] Carlos Moedas, a former Goldman Sachs employee, was the Secretary of State to the Prime Minister of Portugal and Director of ESAME, the agency created to monitor and control the implementation of the structural reforms agreed by the government of Portugal and the troika composed of the European Commission, the European Central Bank and the International Monetary Fund. Peter Sutherland, former Attorney General of Ireland was a non-executive director of Goldman Sachs International.^[169]

Employees’ views[edit]

In March 2012, Greg Smith, then-head of Goldman Sachs U.S. equity derivatives sales business in Europe, the Middle East and Africa (EMEA), resigned his position via a critical letter printed as an op-ed in The New York Times. In the letter, he attacked Goldman Sachs CEO and Chairman Lloyd Blankfein for losing touch with the company’s culture, which he described as «the secret sauce that made this place great and allowed us to earn our clients’ trust for 143 years». Smith said that advising clients «to do what I believe is right for them» was becoming increasingly unpopular. Instead there was a «toxic and destructive» environment in which «the interests of the client continue to be sidelined», senior management described clients as «muppets» and colleagues callously talked about «ripping their clients off».^[5][6] In reply, Goldman Sachs said that «we will only be successful if our clients are successful», claiming «this fundamental truth lies at the heart of how we conduct ourselves», and that «we don’t think [Smith’s comments] reflect the way we run our business».^[170] Later that year, Smith published a book titled Why I left Goldman Sachs.^[171][172]

According to research by The New York Times after the op-ed was printed, almost all the claims made in Smith’s incendiary Op-Ed about Goldman Sachs turned out to be «curiously short» on evidence. The New York Times never issued a retraction or admitted to any error in judgment in initially publishing Smith’s op-ed.^[172][173]

In 2014, a book by former Goldman portfolio manager Steven George Mandis was published entitled What Happened to Goldman Sachs: An Insider’s Story of Organizational Drift and Its Unintended Consequences.^[174] Mandis left in 2004 after working for the firm for 12 years.^[175] In an interview, Mandis said, «You read about Goldman Sachs, and it’s either the bank is the best or the bank is the worst, this is not one of those books – things are never black or white.»^[176] According to Mandis, there was an «organizational drift» in the company’s evolution.^[176] Mandis also wrote and defended a PhD dissertation about Goldman at Columbia University.

Gender bias lawsuit[edit]

In 2010, two former female employees filed a lawsuit against Goldman Sachs for gender discrimination. Cristina Chen-Oster and Shanna Orlich claimed that the firm fostered an «uncorrected culture of sexual harassment and assault» causing women to either be «sexualized or ignored». The suit cited both cultural and pay discrimination including frequent client trips to strip clubs, client golf outings that excluded female employees, and the fact that female vice presidents made 21% less than their male counterparts.^[177] In March 2018, the judge ruled that the female employees may pursue their claims as a group in a class-action lawsuit against Goldman on gender bias, but the class action excludes their claim on sexual harassment.^[178]

In May 2023, Goldman Sachs agreed to pay $215m (£170.5m) to resolve claims made by nearly 2800 female staff. This settlement was made over accusations of the company’s discriminatory practices, allegedly providing women with lower salaries and lesser opportunities. Government records have revealed that female employees at Goldman Sachs earned 20% less than their male counterparts, which is significantly higher than the 9.4% national gender pay gap. The settlement was reached a month before the scheduled trial of the class-action lawsuit.^[179]

Advice to short California bonds underwritten by the firm[edit]

On November 11, 2008, the Los Angeles Times reported that Goldman Sachs had both earned $25 million from underwriting California bonds, and advised other clients to short those bonds.^[180] While some journalists criticized the contradictory actions,^[181] others pointed out that the opposite investment decisions undertaken by the underwriting side and the trading side of the bank were normal and in line with regulations regarding Chinese walls, and in fact critics had demanded increased independence between underwriting and trading.^[182]

Personnel «revolving-door» with U.S. government[edit]

Several people on the list of former employees of Goldman Sachs have later worked in government positions. Notable examples include British Prime Minister Rishi Sunak, former U.S. Secretaries of the Treasury Steven Mnuchin, Robert Rubin, and Henry Paulson; U.S. Securities and Exchange Commission Chairman Gary Gensler; former Under Secretary of State John C. Whitehead; former chief economic advisor Gary Cohn; Governor of New Jersey Phil Murphy and former Governor of New Jersey Jon Corzine; former Prime Minister of Italy Mario Monti; former European Central Bank President and former Prime Minister of Italy Mario Draghi; former Bank of Canada and Bank of England Governor Mark Carney; and the former Prime Minister of Australia Malcolm Turnbull. In addition, former Goldman employees have headed the New York Stock Exchange, the London Stock Exchange Group, the World Bank, and competing banks such as Citigroup and Merrill Lynch.

During 2008 Goldman Sachs received criticism for an apparent revolving door relationship, in which its employees and consultants moved in and out of high-level U.S. Government positions, creating the potential for conflicts of interest and leading to the moniker «Government Sachs».^[8] Former Treasury Secretary Henry Paulson and former United States Senator and former Governor of New Jersey Jon Corzine are former CEOs of Goldman Sachs along with current governor Murphy. Additional controversy attended the selection of former Goldman Sachs lobbyist Mark A. Patterson as chief of staff to Treasury Secretary Timothy Geithner, despite President Barack Obama’s campaign promise that he would limit the influence of lobbyists in his administration.^[183] In February 2011, the Washington Examiner reported that Goldman Sachs was «the company from which Obama raised the most money in 2008», and that its «CEO Lloyd Blankfein has visited the White House 10 times».^[184]

Insider trading cases[edit]

In 1986, Goldman Sachs investment banker David Brown pleaded guilty to charges of passing inside information on a takeover deal that eventually was provided to Ivan Boesky.^[185] In 1989, Robert M. Freeman, who was a senior Partner, who was the Head of Risk Arbitrage, and who was a protégé of Robert Rubin, pleaded guilty to insider trading, for his own account and for the firm’s account.^[186]

Rajat Gupta insider trading case[edit]

In April 2010, Goldman director Rajat Gupta was named in an insider-trading case. It was said Gupta had «tipped off a hedge-fund billionaire», Raj Rajaratnam of Galleon Group, about the $5 billion Berkshire Hathaway investment in Goldman during the financial crisis of 2007-2008. According to the report, Gupta had told Goldman the month before his involvement became public that he wouldn’t seek re-election as a director.^[187] In early 2011, with the delayed Rajaratnam criminal trial about to begin,^[188] the United States Securities and Exchange Commission (SEC) announced civil charges against Gupta covering the Berkshire investment as well as confidential quarterly earnings information from Goldman and Procter & Gamble (P&G). Gupta was a board member at P&G until voluntarily resigning the day of the SEC announcement after the charges were announced. «Gupta was an investor in some of the Galleon hedge funds when he passed the information along, and he had other business interests with Rajaratnam that were potentially lucrative… Rajaratnam used the information from Gupta to illegally profit in hedge fund trades… The information on Goldman made Rajaratnam’s funds $17 million richer… The Procter & Gamble data created illegal profits of more than $570,000 for Galleon funds managed by others, the SEC said.» Gupta was said to have «vigorously denied the SEC accusations». He was also a board member of AMR Corporation.^[189]

Gupta was convicted in June 2012 on insider trading charges stemming from Galleon Group case on four criminal felony counts of conspiracy and securities fraud. He was sentenced in October 2012 to two years in prison, an additional year on supervised release and ordered to pay $5 million in fines.^[190]

Abacus synthetic CDOs and SEC lawsuit[edit]

Unlike many investors and investment bankers, Goldman Sachs anticipated the subprime mortgage crisis that developed in 2007-8.^[191] Some of its traders became «bearish» on the housing boom beginning in 2004 and developed mortgage-related securities, originally intended to protect Goldman from investment losses in the housing market. In late 2006, Goldman management changed the firm’s overall stance on the mortgage market from positive to negative. As the market began its downturn, Goldman «created even more of these securities», no longer just hedging or satisfying investor orders but, according to business journalist Gretchen Morgenson, «enabling it to pocket huge profits» from the mortgage defaults and that Goldman «used the C.D.O.’s to place unusually large negative bets that were not mainly for hedging purposes».^[191] Authors Bethany McLean and Joe Nocera stated that «the firm’s later insistence that it was merely a ‘market maker’ in these transactions – implying that it had no stake in the economic performance of the securities it was selling to clients – became less true over time»-^[192]

The investments were called synthetic CDOs because unlike regular collateralized debt obligations, the principal and interest they paid out came not from mortgages or other loans, but from premiums to pay for insurance against mortgage defaults – the insurance known as «credit default swaps». Goldman and some other hedge funds held a «short» position in the securities, paying the premiums, while the investors (insurance companies, pension funds, etc.) receiving the premiums were the «long» position. The longs were responsible for paying the insurance «claim» to Goldman and any other shorts if the mortgages or other loans defaulted. Through April 2007, Goldman issued over 20 CDOs in its «Abacus» series worth a total of $10.9 billion.^[193] All together Goldman packaged, sold, and shorted a total of 47 synthetic CDOs, with an aggregate face value of $66 billion between July 1, 2004, and May 31, 2007.^[194]

But while Goldman was praised for its foresight, some argued its bets against the securities it created gave it a vested interest in their failure. These securities performed very poorly for the long investors and by April 2010, at least US$5 billion worth of the securities either carried «junk» ratings or had defaulted.^[195] One CDO examined by critics which Goldman bet against but also sold to investors, was the $800 million Hudson Mezzanine CDO issued in 2006. In the Senate Permanent Subcommittee hearings, Goldman executives stated that the company was trying to remove subprime securities from its books. Unable to sell them directly, it included them in the underlying securities of the CDO and took the short side, but critics McLean and Nocera complained the CDO prospectus did not explain this but described its contents as «‘assets sourced from the Street’, making it sound as though Goldman randomly selected the securities, instead of specifically creating a hedge for its own book».^[196] The CDO did not perform well, and by March 2008 – just 18 months after its issue – so many borrowers had defaulted that holders of the security paid out «about US$310 million to Goldman and others who had bet against it».^[191] Goldman’s head of European fixed-income sales lamented in an e-mail made public by the Senate Permanent Subcommittee on Investigations, the «real bad feeling across European sales about some of the trades we did with clients» who had invested in the CDO. «The damage this has done to our franchise is very significant.»^[197]

2010 SEC civil fraud lawsuit[edit]

In April 2010, the U.S. Securities and Exchange Commission (SEC) charged Goldman Sachs and one of its vice-presidents, Fabrice Tourre, with securities fraud. The SEC alleged that Goldman had told buyers of a synthetic CDO, a type of investment, that the underlying assets in the investment had been picked by an independent CDO manager, ACA Management. In fact, Paulson & Co. a hedge fund that wanted to bet against the investment had played a «significant role» in the selection,^[135] and the package of securities turned out to become «one of the worst-performing mortgage deals of the housing crisis» because «less than a year after the deal was completed, 100% of the bonds selected for Abacus had been downgraded».^[198]

The particular synthetic CDO that the SEC’s 2010 fraud suit charged Goldman with misleading investors with was called Abacus 2007-AC1. Unlike many of the Abacus securities, 2007-AC1 did not have Goldman Sachs as a short seller, in fact, Goldman Sachs lost money on the deal.^[199] That position was taken by the customer (John Paulson) who hired Goldman to issue the security (according to the SEC’s complaint). Paulson and his employees selected 90 BBB-rated mortgage bonds^[198][200] that they believed were most likely to lose value and so the best bet to buy insurance for.^[136] Paulson and the manager of the CDO, ACA Management, worked on the portfolio of 90 bonds to be insured (ACA allegedly unaware of Paulson’s short position), coming to an agreement in late February 2007.^[200] Paulson paid Goldman approximately US$15 million for its work in the deal.^[201] Paulson ultimately made a US$1 billion profit from the short investments, the profits coming from the losses of the investors and their insurers. These were primarily IKB Deutsche Industriebank (US$150 million loss), and the investors and insurers of another US$900 million – ACA Financial Guaranty Corp,^[202] ABN AMRO, and the Royal Bank of Scotland.^[203][204]

The SEC alleged that Goldman «materially misstated and omitted facts in disclosure documents» about the financial security,^[135] including the fact that it had «permitted a client that was betting against the mortgage market [the hedge fund manager Paulson & Co.] to heavily influence which mortgage securities to include in an investment portfolio, while telling other investors that the securities were selected by an independent, objective third party», ACA Management.^[203][205] The SEC further alleged that «Tourre also misled ACA into believing … that Paulson’s interests in the collateral section [sic] process were aligned with ACA’s, when, in reality, Paulson’s interests were sharply conflicting».^[203]

In reply, Goldman issued a statement saying the SEC’s charges were «unfounded in law and fact», and in later statements maintained that it had not structured the portfolio to lose money, that it had provided extensive disclosure to the long investors in the CDO, that it had lost $90 million, that ACA selected the portfolio without Goldman suggesting Paulson was to be a long investor, that it did not disclose the identities of a buyer to a seller, and vice versa, as it was not normal business practice for a market maker, and that ACA was itself the largest purchaser of the Abacus pool, investing US$951 million. Goldman also stated that any investor losses resulted from the overall negative performance of the entire sector, rather than from a particular security in the CDO.^[207] While some journalists and analysts have called these statements misleading,^[202] others believed Goldman’s defense was strong and the SEC’s case was weak.^{[208][209][210]}

Some experts on securities law such as Duke University law professor James Cox, believed the suit had merit because Goldman was aware of the relevance of Paulson’s involvement and took steps to downplay it. Others, including Wayne State University Law School law professor Peter Henning, noted that the major purchasers were sophisticated investors capable of accurately assessing the risks involved, even without knowledge of the part played by Paulson.^[211]

Critics of Goldman Sachs point out that Paulson went to Goldman Sachs after being turned down for ethical reasons by another investment bank, Bear Stearns who he had asked to build a CDO. Ira Wagner, the head of Bear Stearns’s CDO Group in 2007, told the Financial Crisis Inquiry Commission that having the short investors select the referenced collateral as a serious conflict of interest and the structure of the deal Paulson was proposing encouraged Paulson to pick the worst assets.^[212][213] Describing Bear Stearns’s reasoning, one author compared the deal to «a bettor asking a football owner to bench a star quarterback to improve the odds of his wager against the team».^[214] Goldman claimed it lost $90 million, critics maintain it was simply unable (not due to a lack of trying) to shed its position before the underlying securities defaulted.^[199]

Critics also question whether the deal was ethical, even if it was legal.^[215][216] Goldman had considerable advantages over its long customers. According to McLean and Nocera, there were dozens of securities being insured in the CDO – for example, another ABACUS^[217] – had 130 credits from several different mortgage originators, commercial mortgage-backed securities, debt from Sallie Mae, credit cards, etc. Goldman bought mortgages to create securities, which made it «far more likely than its clients to have early knowledge» that the housing bubble was deflating and the mortgage originators like New Century had begun to falsify documentation and sell mortgages to customers unable to pay the mortgage-holders back^[218] – which is why the fine print on at least one ABACUS prospectus warned long investors that the ‘Protection Buyer’ (Goldman) ‘may have information, including material, non-public information’ which it was not providing to the long investors.^[218]

According to an article in the Houston Chronicle, critics also worried that Abacus might undermine the position of the United States «as a safe harbor for the world’s investors» and that «The involvement of European interests as losers in this allegedly fixed game has attracted the attention of that region’s political leaders, most notably British Prime Minister Gordon Brown, who has accused Goldman of «moral bankruptcy». This is, in short, a big global story … Is what Goldman Sachs did with its Abacus investment vehicle illegal? That will be for the courts to decide, … But it doesn’t take a judge and jury to conclude that, legalities aside, this was just wrong.»^[216] On July 15, 2010, Goldman settled out of court, agreeing to pay the SEC and investors US$550 million, including $300 million to the U.S. government and $250 million to investors, one of the largest penalties ever paid by a Wall Street firm.^[136] In August 2013, Tourre was found liable on 6 of 7 counts by a federal jury.^[219][220] The company did not admit or deny wrongdoing, but did admit that its marketing materials for the investment «contained incomplete information», and agreed to change some of its business practices regarding mortgage investments.^[136]

Tourre defense of ABACUS lawsuit[edit]

The 2010 Goldman settlement did not cover charges against Goldman vice president and salesman for ABACUS, Fabrice Tourre.^[199][136] Tourre unsuccessfully sought a dismissal of the suit,^{[221][222][223][224]} which then went to trial in 2013. On August 1, a federal jury found Tourre liable on six of seven counts, including that he misled investors about the mortgage deal. He was found not liable on the charge that he had deliberately made an untrue or misleading statement.^[220]

Alleged commodity price manipulation[edit]

A provision of the 1999 financial deregulation law, the Gramm-Leach-Bliley Act, allows commercial banks to enter into any business activity that is «complementary to a financial activity and does not pose a substantial risk to the safety or soundness of depository institutions or the financial system generally».^[225] In the years since the laws passing, Goldman Sachs and other investment banks (Morgan Stanley, JPMorgan Chase) have branched out into ownership of a wide variety of enterprises including raw materials, such as food products, zinc, copper, tin, nickel and, aluminum.

Some critics, such as Matt Taibbi, believe that allowing a company to both «control the supply of crucial physical commodities, and also trade in the financial products that might be related to those markets», is «akin to letting casino owners who take book on NFL games during the week also coach all the teams on Sundays».^[225]

[edit]

Former Goldman Sachs trader Matthew Marshall Taylor was convicted of hiding $8.3 billion worth of unauthorized trades involving derivatives on the S&P 500 index by making «multiple false entries» into a Goldman trading system, with the objective of protecting his year-end bonus of $1.5 million. When Goldman Sachs management uncovered the trades, Taylor was immediately fired. The trades cost the company $118 million, which Taylor was ordered to repay. In 2013, Taylor plead guilty to charges and was sentenced to 9 months in prison in addition to the monetary damages.^[226]

Goldman Sachs Commodity Index and the 2005-2008 Food Bubble[edit]

Frederick Kaufman, a contributing editor of Harper’s Magazine, argued in a 2010 article that Goldman’s creation of the Goldman Sachs Commodity Index (now the S&P GSCI) helped passive investors such as pension funds, mutual funds and others engage in food price speculation by betting on financial products based on the commodity index. These financial products disturbed the normal relationship between supply and demand, making prices more volatile and defeating the price stabilization mechanism of the futures exchange.^{[227][228][229]}

A June 2010 article in The Economist defended commodity investors and oil index-tracking funds, citing a report by the Organisation for Economic Co-operation and Development that found that commodities without futures markets and ignored by index-tracking funds also saw price rises during the period.^[230]

Aluminum price and supply[edit]

In a July 2013 article, David Kocieniewski, a journalist with The New York Times accused Goldman Sachs and other Wall Street firms of «capitalizing on loosened federal regulations» to manipulate «a variety of commodities markets», particularly aluminum, citing «financial records, regulatory documents, and interviews with people involved in the activities».^[9] After Goldman Sachs purchased aluminum warehousing company Metro International in 2010, the wait of warehouse customers for delivery of aluminum supplies to their factories – to make beer cans, home siding, and other products – went from an average of 6 weeks to more than 16 months, «according to industry records».^[144][9] «Aluminum industry analysts say that the lengthy delays at Metro International after Goldman took over are a major reason the premium on all aluminum sold in the spot market has doubled since 2010.»^[9] The price increase has cost «American consumers more than $5 billion» from 2010 to 2013 according to former industry executives, analysts and consultants.^[9] The cause of this was alleged to be Goldman’s ownership of a quarter of the national supply of aluminum – a million and a half tons – in network of 27 Metro International warehouses Goldman owns in Detroit, Michigan.^[9][231] To avoid hoarding and price manipulation, the London Metal Exchange requires that «at least 3,000 tons of that metal must be moved out each day». Goldman has dealt with this requirement by moving the aluminum – not to factories, but «from one warehouse to another» – according to the Times.^[9]

In August 2013, Goldman Sachs was subpoenaed by the federal Commodity Futures Trading Commission as part of an investigation into complaints that Goldman-owned metals warehouses had «intentionally created delays and inflated the price of aluminum».^[232] In December 2013, it was announced that 26 cases accusing Goldman Sachs and JPMorgan Chase, the two investment banks’ warehousing businesses, and the London Metal Exchange in various combinations – of violating U.S. anti-trust laws, would be assigned to United States District Court for the Southern District of New York Judge Katherine B. Forrest in Manhattan.^[233]

According to Lydia DePillis of Wonkblog, when Goldman bought the warehouses it «started paying traders extra to bring their metal» to Goldman’s warehouses «rather than anywhere else. The longer it stays, the more rent Goldman can charge, which is then passed on to the buyer in the form of a premium.»^[234] The effect is «amplified» by another company, Glencore, which is «doing the same thing in its warehouse in Vlissingen».^[234]

Michael DuVally, a spokesman for Goldman Sachs, said the cases are without merit.^[233] Columnist Matt Levine, writing for Bloomberg News, described the conspiracy theory as «pretty silly», but said that it was a rational outcome of an irrational and inefficient system which Goldman Sachs may not have properly understood.^[235]

In December 2014, Goldman Sachs sold its aluminum warehousing business to Ruben Brothers.^{[236][237][238]}

Oil futures speculation[edit]

Investment banks, including Goldman, have also been accused of driving up the price of gasoline by speculating on the oil futures exchange. In August 2011, «confidential documents» were leaked «detailing the positions»^[239] in the oil futures market of several investment banks, including Goldman Sachs, Morgan Stanley, JPMorgan Chase, Deutsche Bank, and Barclays, just before the peak in gasoline prices in the summer of 2008. The presence of positions by investment banks on the market was significant for the fact that the banks have deep pockets, and so the means to significantly sway prices, and unlike traditional market participants, neither produced oil nor ever took physical possession of actual barrels of oil they bought and sold. Journalist Kate Sheppard of Mother Jones called it «a development that many say is artificially raising the price of crude».^[239] However, another source stated that, «Just before crude oil hit its record high in mid-2008, 15 of the world’s largest banks were betting that prices would fall, according to private trading data…»^[240]

In April 2011, a couple of observers – Brad Johnson of the blog Climate Progress,^[241] founded by Joseph J. Romm, and Alain Sherter of CBS MoneyWatch^[242] – noted that Goldman Sachs was warning investors of a dangerous spike in the price of oil. Climate Progress quoted Goldman as warning «that the price of oil has grown out of control due to excessive speculation» in petroleum futures, and that «net speculative positions are four times as high as in June 2008», when the price of oil peaked.^[240]

It stated that, «Goldman Sachs told its clients that it believed speculators like itself had artificially driven the price of oil at least $20 higher than supply and demand dictate.»^[241] Sherter noted that Goldman’s concern over speculation did not prevent it (along with other speculators) from lobbying against regulations by the Commodity Futures Trading Commission to establish «position limits», which would cap the number of futures contracts a trader can hold, and thus prevent speculation.^[242]

According to Joseph P. Kennedy II, by 2012, prices on the oil commodity market had become influenced by «hedge funds and bankers» pumping «billions of purely speculative dollars into commodity exchanges, chasing a limited number of barrels and driving up the price».^[243] The problem started, according to Kennedy, in 1991, when

just a few years after oil futures began trading on the New York Mercantile Exchange, Goldman Sachs made an argument to the Commodity Futures Trading Commission that Wall Street dealers who put down big bets on oil should be considered legitimate hedgers and granted an exemption from regulatory limits on their trades.
The commission granted an exemption that ultimately allowed Goldman Sachs to process billions of dollars in speculative oil trades. Other exemptions followed,^[243]

and «by 2008, eight investment banks accounted for 32% of the total oil futures market».^[243]

Danish utility sale (2014)[edit]

Goldman Sachs’s purchase of an 18% stake in state-owned DONG Energy (now Ørsted A/S^[244]) – Denmark’s largest electric utility – set off a «political crisis» in Denmark. The sale – approved on January 30, 2014 – sparked protest in the form of the resignation of six cabinet ministers and the withdrawal of a party (Socialist People’s Party) from Prime Minister Helle Thorning-Schmidt’s leftist governing coalition.^[245] According to Bloomberg Businessweek, «the role of Goldman in the deal struck a nerve with the Danish public, which is still suffering from the after-effects of the global financial crisis». Protesters in Copenhagen gathered around a banner «with a drawing of a vampire squid – the description of Goldman used by Matt Taibbi in Rolling Stone in 2009».^[245] Opponents expressed concern that Goldman would have some say in DONG’s management, and that Goldman planned to manage its investment through «subsidiaries in Luxembourg, the Cayman Islands, and Delaware, which made Danes suspicious that the bank would shift earnings to tax havens».^[245] Goldman purchased the 18% stake in 2014 for 8 billion kroner and sold just over a 6% stake in 2017 for 6.5 billion kroner.^[246]

Libya investment losses (2013)[edit]

In January 2014, the Libyan Investment Authority (LIA) filed a lawsuit against Goldman for $1 billion after the firm lost 98% of the $1.3 billion the LIA invested with Goldman in 2007.^[247][248]

Goldman made more than $1 billion in derivatives trades with the LIA funds, which lost almost all their value but earned Goldman $350 million in profit.^[249][250] In court documents the firm has admitted to having used small gifts, occasional travel and an internship in order to gain access to Libya’s sovereign wealth fund.^[251] In August 2014, Goldman dropped a bid to end the suit in a London court.^[247] In October 2016, after trial, the court entered a judgment in Goldman Sachs’s favor.

Improper securities lending practices[edit]

In January 2016, Goldman Sachs agreed to pay $15 million after it was found that a team of Goldman employees, between 2008 and 2013, «granted locates» by arranging to borrow securities to settle short sales without adequate review. However, U.S. regulation for short selling requires brokerages to enter an agreement to borrow securities on behalf of customers or to have «reasonable grounds» for believing that it can borrow the security before entering contracts to complete the sale. Additionally, Goldman Sachs gave «incomplete and unclear» responses to information requests from SEC compliance examiners in 2013 about the firm’s securities lending practices.^[252]

Conspiring to allow $1 billion in bribes to obtain business from 1MDB Malaysian sovereign wealth fund (2015-2020)[edit]

In July 2009, Prime Minister of Malaysia Najib Razak set up a sovereign wealth fund, 1Malaysia Development Berhad (1MDB).^{[253][254][255]}

In 2015, U.S. prosecutors began examining the role of Goldman in helping 1MDB raise more than $6 billion. The 1MDB bond deals were said to generate «above-average» commissions and fees for Goldman amounting close to $600 million or more than 9% of the proceeds.^[256]

Beginning in 2016, Goldman was investigated for a $3 billion bond created by the bank for 1MDB. U.S. Prosecutors investigated whether the bank failed to comply with the Bank Secrecy Act, which requires financial institutions to report suspicious transactions to regulators.^[257] In November 2018, Goldman’s former chairman of Southeast Asia, Tim Leissner, admitted that more than US$200 million in proceeds from 1MDB bonds went into the accounts controlled by him and a relative, bypassing the company’s compliance rules.^[258][259] Leissner and another former Goldman banker, Roger Ng, together with Malaysian financier Jho Low were charged with money laundering.^[260] Goldman chief executive David Solomon felt «horrible» about the ex-staff breaking the law by going around the policies^[261][262] and apologized to Malaysians for Leissner’s role in the 1MDB scandal.^{[263][264][265]}

On December 17, 2018, Malaysia filed criminal charges against subsidiaries of Goldman and their former employees Leissner and Ng, alleging their commission of misleading statements in order to dishonestly misappropriate US$2.7 billion from the proceeds of 1MDB bonds arranged and underwritten by Goldman in 2012 and 2013.^[266][267]

On July 24, 2020, it was announced that the Malaysian government would receive US$2.5 billion in cash from Goldman Sachs,^[268] and a guarantee from the bank they would also return US$1.4 billion in assets linked to 1MDB bonds.^[269] Put together this was substantially less than the US$7.5 billion that had been previously demanded by the Malaysian finance minister. At the same time, the Malaysian government agreed to drop all criminal charges against the bank and that it would cease legal proceedings against 17 current and former Goldman directors. Some commentators argued that Goldman secured a very favorable deal.^[270]

In October 2020, the Malaysian subsidiary of Goldman Sachs admitted to mistakes in auditing its subsidiary and agreed to pay more then $2.9 billion in fines.^{[121][271][272][273]}

Purchase Petróleos de Venezuela bonds (2017)[edit]

In May 2017, Goldman Sachs purchased $2.8 billion of PDVSA 2022 bonds from the Central Bank of Venezuela during the 2017 Venezuelan protests,^[109] when the country was suffering from malnutrition and hyperinflation.^[274] In its original statement, Goldman stated that «We recognize that the situation is complex and evolving and that Venezuela is in crisis. We agree that life there has to get better, and we made the investment in part because we believe it will.».^[275] Venezuelan politicians and protesters in New York opposed to Maduro accused the bank of being of complicit of human rights abuses under the government and declared that the operation would fuel hunger in Venezuela by depriving the government of foreign exchange to import food, leading the securities to be dubbed «hunger bonds.»^[274] The opposition-led National Assembly voted to ask the U.S. Congress to investigate the deal, which they called «immoral, opaque, and hypocritical given the socialist government’s anti-Wall Street rhetoric».^[275]

In a public letter to the bank’s chief executive, Lloyd Blankfein, the National Assembly president Julio Borges said that «Goldman Sachs’s financial lifeline to the regime will serve to strengthen the brutal repression unleashed against the hundreds of thousands of Venezuelans peacefully protesting for political change in the country.»^[276] Sheila Patel, CEO of Goldman Sachs Asset Management’s international division, said in an interview that the incident «turned into a teachable moment within the firm» and «helped sharpen its focus on investing with an eye toward environmental, social and governance policies».^[277]

Work culture[edit]

In 2021, Goldman faced scrutiny after a group of first year bankers told managers that they are working 100 hours a week with 5 hours sleep at night. They also said that they have been constantly experiencing workplace abuse that has seriously affected their mental health. In May 2022, Goldman Sachs announced that they would be implementing a more flexible vacation policy to help their employees ‘rest and recharge’ where they give senior bankers unlimited vacation days, and all employees are expected to have a minimum of 15 days vacation every year.^[278]

Political contributions[edit]

Goldman Sachs employees have donated to both major American political parties, as well as candidates and super PACs belonging to both parties. According to OpenSecrets, Goldman Sachs and its employees collectively gave $4.7 million in the 2014 elections to various candidates, leadership PACs, political parties, 527 groups, and outside spending entities.^[279]

In 2010, the Securities and Exchange Commission issued regulations that limit asset managers’ donations to state and local officials, and prohibit certain top-level employees from donating to such officials.^[280][281] This SEC regulation is an anti-«pay-to-play» measure, intended to avoid the creation of a conflict of interest, or the appearance of a conflict of interest, as Goldman Sachs has business in managing state pension funds and municipal debt.^[280][281] In 2016, Goldman Sachs’s compliance department barred the firm’s 450 partners (its most senior employees) from making donations to state or local officials, as well as «any federal candidate who is a sitting state or local official».^[280] One effect of this rule was to bar Goldman partners from directly donating to Donald Trump’s presidential campaign, since Trump’s running mate, Mike Pence, was the sitting governor of Indiana. Donations to Hillary Clinton’s presidential campaign were not barred by the policy, since neither Clinton nor her running mate Tim Kaine was a sitting state or local official.^[280][281] In the 2016 election cycle, Goldman employees were reported (as of September 2016) to have donated $371,245 to the Republican National Committee and $301,119 to the Hillary Clinton presidential campaign.^[280]

Management[edit]

Officers and directors[edit]

Non-employee members of the board of directors of the company as of 2022 are M. Michele Burns, Drew Faust, Mark Flaherty, Kimberley Harris, Kevin Johnson, Ellen J. Kullman, Lakshmi Mittal, Adebayo Ogunlesi, Peter Oppenheimer, Jan Tighe, Jessica Uhl, David Viniar, and Mark Winkelman.^[282][283] Non-employee directors receive annual compensation of $450,000-$475,000.^[284]

The company’s officers are listed on its website as follows:^[283]

Name	Nationality	Current position	Since
David M. Solomon		Chairman and CEO[285]	2018	$N/A
John E. Waldron[286]		President and COO	2018
Denis Coleman[287]		Executive Vice President and CFO

List of chairmen and CEOs[edit]

1. Marcus Goldman (1869–1894)
2. Samuel Sachs (1894–1928)
3. Waddill Catchings (1928–1930)
4. Sidney Weinberg (1930–1969)
5. Gus Levy (1969–1976)
6. John C. Whitehead and John L. Weinberg (1976–1985)
7. John L. Weinberg (1985–1990)
8. Robert Rubin (1990–1992)
9. Stephen Friedman (1992–1994)
10. Jon Corzine (1994–1998)
11. Henry Paulson (1999–2006)
12. Lloyd Blankfein (2006–2018); Senior Chairman (2019–present)
13. David M. Solomon (2018–present)

Goldman Sachs research papers[edit]

The following are notable Goldman Sachs research papers:

• Global Economics Paper No: 93 (South Africa Growth and Unemployment: A Ten-Year Outlook): Makes economic projections for South Africa for the next 10 years. Published on May 13, 2003.
• Global Economics Paper No: 99 (Dreaming With BRICs: The Path to 2050): Introduced the BRIC concept, which became highly popularized in the media and in economic research from this point on. It also made economic projections for 2050 for the G7 and South Africa as well. These were the first long-term economic projections covering the GDP of numerous countries. Published on October 1, 2003.^[288]
• Global Economics Paper No: 134 (How Solid are the BRICs): Introduced the Next Eleven concept. Published on December 1, 2005.^[289]
• Global Economics Paper No: 173 (New EU Member States – A Fifth BRIC?): Makes 2050 economic projections for the new EU member states as a whole. Published on September 26, 2008.^[290]
• Global Economics Paper No: 188 (A United Korea; Reassessing North Korea Risks (Part I)): Makes 2050 economic projections for North Korea in the hypothetical event that North Korea makes large free-market reforms right now. Published on September 21, 2009.^[291]
• The Olympics and Economics 2012: Makes projections for the number of gold medals and told Olympic medals that each country wins at the 2012 Olympics using economic data and previous Olympic data. Published in 2012.^[292]

See also[edit]

• List of former employees of Goldman Sachs

References[edit]

Further reading[edit]

• Clinton, Hillary (2016). The Goldman Sachs Speeches: With an Introduction by Julian Assange and Annotations by Doug Henwood. New York: OR Books. ISBN 978-1682190852.
• Cohan, William D. (2011). Money and Power: How Goldman Sachs Came to Rule the World.
• McGee, Suzanne (2010). Chasing Goldman Sachs: How the Masters of the Universe Melted Wall Street Down … And Why They’ll Take Us to the Brink Again. New York: Crown Business. ISBN 978-0307460110.
• Brenner, Robert (2009). What Is Good for Goldman Sachs Is Good for America – The Origins of the Present Crisis. Center for Social Theory and Comparative History. UCLA.
• Ellis, Charles D. (2008). The Partnership: The Making of Goldman Sachs. New York: The Penguin Press HC. ISBN 978-1594201899.
• Vault (2006). Vault Employer Profile. Goldman Sachs. New York: Vault, Inc. ISBN 1581314698.
• WetFeet (2004). The Goldman Sachs Group. San Francisco: WetFeet. ISBN 158207450X.
• Endlich, Lisa (1999). Goldman Sachs: The Culture of Success. New York: A.A. Knopf. ISBN 0679450807.
• Lindskoog, Nils (1998). Long-Term Greedy: The Triumph of Goldman Sachs. Appleton, WI: McCrossen Pub. ISBN 0965215334.

External links[edit]

• Official website
• Business data for Goldman Sachs Group Inc:
  • Bloomberg
  • Google
  • SEC filings
  • Yahoo!
• Archived at Ghostarchive and the Wayback Machine: «Why Goldman Sachs Went From Investing For The Rich To Targeting Everyone». CNBC. May 2, 2019.

Goldman Sachs (Голдман Сакс) — это

Для банка, выплачивающего 7 миллиардов в год зарплат, штраф в 110 миллионов, выписанный половиной десятилетия спустя — просто шутка. Когда интернет-пузырь лопнул, у Голдмана не было причин переосмысливать прибыльную стратегию. Были причины лишь искать, где бы надуть новый пузырь. И как оказалось, всё для этого было готово.

Роль Голдмана в глобальном несчастье под названием «пузырь на рынке жилья» нетрудно отследить. Здесь повторился уже известный трюк со снижением стандартов, просто это были уже стандарты не IPO, а ипотечного кредита. Десятилетиями ипотечные дилеры требовали от клиентов минимум 10% предоплаты, хорошего кредитного рейтинга и стабильного дохода. Затем, на закате тысячелетия, всю эту чушь выбросили в мусор, и рассрочки стали давать по предъявлению пяти баксов и Сникерса.

Без инвестбанков это не стало бы возможным. Именно Голдман и гопкомпания придумали, как обертывать эти дерьмовенькие займы в красочные обертки и продавать их страховым компаниям и пенсионным фондам. Никогда раньше не было массового рынка токсичного долга — в старые добрые времена банки не желали ставить на баланс выданные наркоманам рассрочки, зная, что их возврата придется ждать долго и безуспешно. Другими словами, вы никогда бы не выдали этот кредит, если б не продали его тому, кто не знает истинного качества заемщика.

Чтобы спрятать содержание продукта, который продавал Голдман, использовались два метода. Во-первых сотни рассрочек группировались в инструменты под названием CDO, сборные долговые обязательства. Они продавались инвесторам с легендой. что даже если в пакете и попадаются некачественные займы, то качественные их уравновесят и особого риска не будет. В целом CDO вполне надежны. Итак, мусорные рассрочки превращены в инвестиции класса ААА. Во-вторых, чтобы обезопасить собственные ставки, Голдман привлекал организации типа AIG для страховки — с помощью свопов CDS. По сути, свопы были как бы пари между Голдман и AIG — Голдман ставил на то, что кредиторы не заплатят, а AIG — на то, что все будет в порядке.

Здесь была только одна, но большая проблема. Все эти хитрые выверты по сути представляли из себя те самые опасные махинации, с которыми должны были бороться регуляторы. Деривативы типа CDO и CDS уже вызывали финансовые неприятности: Procter&Gamble и Gibson Greetings несли убытки, а регион Orange County, California в 1994 дошел до дефолта. В этом году государственная комиссия предложила зарегулировать эту отрасль, и в 1998 глава Комиссии по Фьючерсам, женщина по имени Бруксли Борн, написала администрации Клинтона и бизнес-лидерам о необходимости для банков раскрывать информацию о сделках с деривативами и держать резервы на случай потерь.

Это было совсем не то, чего хотел Голдман. «банки разозлились — они хотели прекратить это» — говорит Майкл Гринбергер, работавший с Борн. «Гринспен, Саммерс, Рубин и Левитт хотели прекратить это»

Клинтоновская «Великолепная четверка» пригласила Борн на собрание и стала давить. Борн отказалась включить задний ход и продолжила настаивать на необходимости регулировать деривативы. Тогда в 1998 Рубин выступил с опровержением ее инициатив, требуя от конгресса лишить комиссию Борн регуляторных полномочий. В 2000, в последний день сессии, конгресс принял широко известный теперь commodity terminal transactions Modernization Act, засунутый в середину 11000-страничного бюджета — в последнюю минуту и без обсуждений. Теперь банки могли делать со свопами что угодно.

На этом история не заканчивается. AIG, главный оператор на рынке CDS, обратился к Департаменту страхования в 2000 с вопросом, должны ли CDS регулироваться, как страховки. В это время офис возглавлял бывший вице-президент Голдман Сакс Нил Левин, принявший решение не регулировать свопы. Теперь у Голдмана были развязаны руки. На пике ипотечного бума в 2006, Голдман продал на 76,5 миллиардов обеспеченных ипотечным кредитом бумаг, треть из которых была качества ниже нормального, институциональным инвесторам — пенсионным фондам и страховым компаниям. И среди всей этой недвижимого имущества были буквально болота дерьма.

Возьмем например один выпуск на $494 миллиона, GSAMP confiding propert 2006-S3. Множество займов было взято заемщиками, уже имевшими на тот момент кредит, и средняя доля их собственности в домах составляла 0,71%. Более того, 58% ссуд не были документированы как положено — ни имен заемщиков, ни адресов домов, только почтовые индексы. Тем не менее такие ведущие рейтинговые агенства как Moody′s и S&P, присвоили 93% денежной эмиссии инвестиционный рейтинг. Moody прогнозировал, что наступление дефолта возможно по менее, чем 10% кредитов. В реальности уровень дефолтов достиг 18% в первые 18 месяцев!

Сам Голдман ничем не рисковал. Банк мог брать все эти безбашенные кредиты от полубандитских контор типа Кантривайд и перепродавал их муниципалитетам и пенсионерам, все это время делая вид, что его товар — не третьесортный лошадиный навоз. При этом сами они держали короткие позиции, ставя против рынка ипотечного кредита.

Хуже того, Голдман публично хвастался этим. «Проблемы ипотечного сектора продолжаются» — говорил Дэвид Виниар, финансовый директор банка в 2007. «В результате мы несем убытки в наших длинных позициях, тем не менее наша стратегия — шортить этот рынок, и она оправдывает себя». Другими словами, ипотечные бумаги они продавали для лохов. Настоящие деньги ставились против этого рынка.

Со временем раздраженных инвесторов прибавилось. Практически в повторение постинтернетных событий, Голдман получил кучу исков, многие из которых обвиняли банк в сознательной продаже инвесторам некачественных ипотечных бумаг. И снова Голдман вышел сухим из воды, согласившись заплатить $60 миллионов — сумму, которую отдел CDO во время бума зарабатывал за полтора дня.

Итоги пузыря хорошо известны — это привело к коллапсу Беар Стернс, банк «Леман Бразерс» и AIG, чьи значительные портфели кредитных свопов были в значительной мере заполнены страховками, которые Голдман и другие покупали против ипотечных активов. По факту, минимум $13 миллиардов денег налогоплательщиков выданных AIG в ходе бэйлаута, сразу ушли в Голдман. Банк выиграл в этой ситуации дважды — первый раз поимев инвесторов, купивших гнилые активы, а второй раз — налогоплательщиков, заплативших за всё.

И снова, когда весь мир вокруг банка рушился, Голдман не оставил сотрудников в обиде. В 2006 сумма зарплат на фирме подскочила до $16,5 миллиардов, в среднем по $622.000 на лицо. Как объяснил штатный пиарщик фирмы «Мы тут хорошо потрудились».

Но лучшее, конечно, впереди. В то время, как другие финансисты ищут выходы или садятся в тюрьму, Голдман удваивает ставки и почти единолично создает еще один пузырь, причем так, что о причастности к нему компании почти никто не знает.

В начале 2008 финансистов слегка лихорадило. В последние двадцать пять лет Уолл-Стрит неустанно производила скандал за скандалом и постепенно незапятнанных тем не осталось. Термины «мусорные облигации», «IPO», «сабпрайм» и другие когда-то горячие финансовые бренды прочно ассоциировались у публики с мошенничеством, а слова «кредитные свопы» и «CDO» были на подходе туда же. Кредитные рынки были в кризисе и мантра, двигавшая экономику в бушевские годы: «недвижимость всегда дорожает» оказалась полным блефом, заставив Стрит в поте лица искать новую парадигму для вброса лохам.

Что делать? Учитывая непереносимость публики ко всему. что ассоциировалось с бумажными инвестициями, Стритовское казино потихоньку переключилось на товарные рынки, на то, что можно потрогать — кукурузу, кофе, какао, пшеницу, и, прежде всего, энергетические продукты, в особенности нефть. Сочетание снижения доллара, кредитного коллапса и краха ипотечного кредита вызвало всеобщее «стремление к реальным товарам». Нефтяные фьючерсные контракты выросли до небес, цена барреля выскочила с $60 в середине 2007 до $147 к лету 2008.

Летом, на разогреве президентской кампании, популярное объяснение бензина? перешедшего цену в 4 доллара за галлон, звучало так, как будто в мире есть проблемы с поставками черного золота. Классическим примером того, как демократы и республиканцы отвечают на кризис, обмениваясь идиотскими сентенциями, стали заявления Маккейна о прекращении моратория на шельфовую добычу нефти как «очень полезном в краткосрочной перспективе», тогда как Обама в типичном либеральном стиле утверждал, что выход в производстве гибридных авто.

Goldman Sachs (Голдман Сакс) — это

И то и другое ложь. Несмотря на то, что глобальные запасы нефтепродуктов истощаются, в краткосрочном периоде приток увеличивался. За полгода до пика цен мировой объем поставок черного золота вырос с 85.24 миллионов баррелей в день до 86.07 миллионов баррелей. При этом не только росли поставки, но и падал спрос.

Что же вызвало рост цен? Конечно, у Голдмана были помощники — другие спекулянты на рынке но корни проблемы крылись в поведении нескольких сильных фигур, превративших рынок в спекулятивное казино. Голдман сделал это, убедив пенсионные фонды и других институциональных инвесторов инвестировать в нефтяные фьючерсные сделки — контракты на покупку черного золота на определенную дату. Нефть превратилась из реального товара, подчиняющегося законам спроса и предложения, в что-то, на что можно делать ставки. С 2003 по 2008 объем спекулятивных денег на товарных рынках вырос с $13 миллиардов до $317 миллиардов, или на 2300 процентов. В 2008 баррель черного золота в среднем продавался 27 раз до того, как он был реально доставлен и потреблен.

Стоит заметить, что в годы Депрессии принимали законы специально, чтобы предотвратить подобные вещи. В 1936 конгресс принял решение, что на рынке сырья количество игроков не должно превышать количество реальных производителей и потребителей. При таком условии цены должны были подчиняться законам спроса и предложения, и ценовые манипуляции минимизировались. Закон наделял Комиссию по торговле фьючерсными контрактами — ту самую, которая позже безуспешно пыталась урегулировать торговлю свопами — полномочиями устанавливать лимиты по спекулятивным сделкам на товарных рынках. В результате деятельности комиссии на протяжении 50 с лишним лет на рынках царили мир и покой.

Все поменялось в 1991, когда голдмановская фирма по товарному трейдингу J. Aron обратилась к Комиссии с необычной аргументацией. По словам Голдман, фермеры с большими запасами зерна, были не единственными, кто нуждался в хеджировании от будущих ценопадов. Дилеры с УоллСтрит, делавшие большие ставки на цены черного золота также хотели хеджировать риски, потому, что — ну, они типа тоже несли большие потери.

Это было полной и абсолютной чушью. Вспомним, закон 1936 года был создан специально, чтобы отделить людей, продающих реальные осязаемые вещи от торговцев виртуальностью. Потрясающе, но комиссия купилась на голдмановский аргумент. Она выдала банку карт-бланш под названием «Bona fide hedging exemption», позволяя Голдмановским трейдерам называть себя реальными хеджерами и избегать практически всех лимитов, установленных для игроков. В следующие годы Комиссия втихую выдала еще 14 разрешений другим компаниям.

Теперь Голдман и другие спокойно могли приводить инвесторов на товарные рынки, позволяя игрокам делать большие ставки. Это письмо 1991 года более или менее непосредственно привело к нефтяному буму 2008, когда количество игроков на рынке, движимых страхом падения доллара и ипотечным крахом, окончательно ошеломило реальных поставщиков и покупателей товара. В 2008 минимум три четверти сделок на товарных рынках были спекулятивными — и это консервативная оценка одного из сотрудников конгресса, изучавшего ситуацию. В середине прошлого лета, несмотря на увеличивающийся объем поставок и снизившийся спрос, мы платили по 4 доллара за галлон при каждой заправке.

Еще замечательнее было то, что письмо Голдман долгое время оставалось более-менее в тайне.»Я возглавлял отдел трейдинга. А Бруксли Борн была главой комиссии, но ни она, ни я не знали об этом письме» — говопоставщиковгер. Письмо попало на публику только благодаря случайности. Сотрудник парламентского Комитета по Энергии и коммерции оказался на брифинге, когда чиновники из Комиссии ссылались на это письмо.

Вооруженная полусекретным правительственным разрешением, Голдман стала главным инженером огромного товарного казино. Их Goldman Sachs Сommodities Index, отслеживающий цены 24 важнейших сырьевых позиций, стал местом, где пенсионные фонды, страховые организации и другие инвесторы могли делать огромные долгосрочные ставки на цены сырья. Все этобыло бы хорошо, если бы не несколько «но». Одна из проблем заключалась в том, что индексные игроки были в основном «долгосрочными» игроками, редко или никогда не занимавшими короткие позиции, то есть ожидавшими только роста цен. Такое поведение было хорошим для фондового рынка, но ужасным для рынков сырья, поскольку двигало цены только вверх. «Если игроки используют и длинные и короткие позиции, цены движутся вверх и вниз» — говорит Майкл Мастерс, менеджер хедж-фонда, который помог увидеть роль инвестбанков в манипуляциях нефтью. «Но они двигали цены в одном направлении — вверх».

Еще более усложнял ситуацию тот факт, что Голдман сам выпрыгивал из штанов в стремлении повысить цены на нефть. В начале 2008 аналитик фирмы Аржун Мурти, названный газетой Нью Йорк Таймс «нефтяным оракулом», предсказал «супер пик» нефтяных цен — до 200 долларов за баррель. В это время Голдман активно инвестировал в нефть. Несмотря на то, что баланс спроса и предложения сохранялся, Мурти постоянно предупреждал о проблемах в мировых запасах нефтепродуктов, дойдя даже до сообщений о собственном владении двумя гибридными автомобилями. По мнению банка, высокие цены были виной свинских американских потребителей. В 2005 аналитики организации заявляли, что не знают, когда цены начнут снижаться, «если американские покупатели не перестанут покупать прожорливые джипы и не поищут энергоэффективные альтернативы.»

Но цены вверх двигало не потребление реальной черного золота, а торговля бумажной нефтью. Летом 2008 игроки купили и хранили фьючерсных контрактов на 1.1 миллиард баррелей черного золота, то есть количество бумажной черного золота превзошло количество реальной черного золота во всех коммерческих хранилищах страны и в Стратегическом резерве вместе взятых. Это было повторением и доткомовского бума, и ипотечного безумия, когда Вал Стрит зарабатывал прибыль, продавая лохам ожидания будущего бесконечного роста.

Повторяя знакомый нам шаблон, нефтяной арбуз разбился об тротуар летом 2008, вызвав массовые потери; цена на нефть упала с 147до 33. Самыми большими лузерами снова стали простые люди. Пенсионеров, чьи фонды инвестировали в эту лажу? зарезали без ножа — CalPERS, Калифорнийская пенсионная система, имела товарных позиций на $1.1 миллиарда. И проблема была не только в черного золота. Растущие благодаря нефтяному пузырю цены на продовольствие привели к катастрофам по всей планете, поставив около 100 миллионов людей на грань голода и вызвав продовольственные бунты по странам третьего мира.

После того, как прошлой осенью лопнул нефтяной пузырь, нового пузыря, чтобы все продолжало жужжать и крутиться, не нашлось — в этот раз кажется деньги и вправду закончились, закончились мировой депрессией. Поэтому финансовое сафари переехало в другое место, и главной добычей следующей охоты оказался единственный оставшийся для пожирания незащищенный капитал: деньги налогоплательщиков. Здесь, в самом большом выкупе банкиров государством, Голдман Сакс действительно начал показывать свои мускулы.

Все началось в сентябре прошлого года, когда тогдашний министр финансов («секретарь казначейства») Полсон предпринял ряд судьбоносных решений. Хотя он уже организовывал спасение Bull Sterns несколькими месяцами ранее и помог выкупить псевдо-частные фирмы ссужающие деньги — Фанни Мей и Фредди Мак, Полсон решил позволить Братьям Лехман — одному из последних настоящих конкурентов Голдмана — обвалиться без какой-либо помощи.

Прямо на следующий день Полсон дает зеленый свет для массивного 85-миллиардного выкупа для организации AIG, которая проворно разворачивается и выплачивает 13 миллиардов, которые она должна Голдману. Благодаря этим спасательным операциям, банку сполна заплатили за его необеспеченные дурные ставки. Для сравнения ушедшие на пенсию работники ожидающего помощи Крайслера могут считать, что им сильно повезло, если они получат 50 центов с каждого доллара, который им должны.

Возможно, что банкротство стало позволено и организация не выкуплена было внутренним договором, выгодным с точки зрения колонизации и геополитики, а не борьбой конкурентов на уничтожение друг друга.

Сразу после выкупа AIG Полсон объявил о федеральной программе выкупа финансовой индустрии, план на 700 миллиардов, получивший название (примерно) «программы помощи для дебитов с затруднениями» (TARP), и назначил до того неизвестного 35-летнего голдманита по имени Нил Кашкари управлять этими средствами. Чтобы получить право воспользоваться выкупными деньгами, Голдман объявил, что он превращает себя из инвестиционного банка (т.е. Банка по вложениям) в «банкосодержащую» организацию, ход, позволяющий им иметь доступ не только к 10 миллиардам денег TARP, но и целому морю других, менее заметных денег налогоплательщиков — прежде всего к «уценочному окну» Федеральной резервной системы Соединенных штатов. [термин — полу-эвфемизм и не имеет отношения к уценкам, см. статьи об устройстве ФедРеза — emdrone]. К концу марта Фед ссудит или гарантирует по крайней мере 8.7 триллиона в серии новых программ выкупа-помощи — и благодаря малоизвестному закону, позволяющему Феду блокировать большинство ревизий со стороны Конгресса США, суммы и их получатели останутся практически полностью засекреченными.

Перевод фирмы в статус bank-holding («держатель» других банковских компаний) принес и другие преимущества: главным начальником Голдмана является Нью-Йоркское отделение Федеральной резервной системы Соединенных штатов Америки, председателем которого в момент перемены статуса был Стивен Фридман, бывший со-председатель Голдман Сакс. Технически Фридман нарушил политику ФедРеза оставаясь членом директората Голдмана в то время, когда он формально как бы отвечал за банк; чтобы исправить проблему, он запросил (и получил) документ об освобождении его от ответственности за конфликт интересов от правительства. Фридман также был обязан избавиться от акций Голдмана после того, как тот стал компанией-держателем банков, но благодаря освобождению он пошел и докупил еще 52000 акций своего родного банка, что сделало его на 3 миллиона богаче. Фридман ушел с поста в мае, но его преемник, сегодня надзирающий за Голдманом — президент Нью-Йоркского Феда Уильям Дадли — еще один бывший голдманит.

Общая мораль всего этого — выкупа страховщика AIG, шустрое одобрение изменения статуса банка, выкупные миллиарды — в том, что когда дело доходит до Голдман-Сакс, никаких «свободных рынков» не существует. Правительство может дать другим спекулянтам на рынке умереть, но оно просто не позволит Голдману обанкротиться ни в каких обстоятельствах. Для Голдмана рыночное преимущество неожиданно превратилось в объявление своей исключительной привилегии. «В прошлом преимущество было скрытым.» говорит Саймон Джонсон, профессор экономики в Массачусетском Институте Технологии и бывший чиновник Международного валютного фонда, которые сравнил выкупы с бандистским капитализмом, который он наблюдал в странах третьего мира. «Сегодня это преимущество явное».

Это и есть главная шутка, заканчивающая историю. После того, кпреимуществоыграл важнейшую роль в исторических катастрофах с спекулятивными пузырями, после того, как онпреимуществоллионам исчезнуть из сводок NASDAQ, после заклада-продажи тысяч мусорных ипотечных кредитов пенсионерам и муниципалитетам, после того, как он помог вздуть цену бензина до 4 долларов за галлон и поставить 100 миллионов людей во всем мире перед угрозой голода, после захвата десятковпреимуществоденег налогоплательщиков после ряда выкупов, которые регулировал его собственный бывший глава, что Голдман Сакс отдал взамен народу Соединенных Штатов в 2008 году?

Четырнадцать миллионов долларов.

Это сумма, которую компания заплатила в виде налогов в 2008, эффективный налог в размере одного, перечитайте, одного процента.

Если корпорация — как большинство корпораций в США — уже принадлежит владельцам страны, центральным банкирам, то «платить налоги» самим себе из своего кармана не имеет смысла. Поэтому налоговые законы — они чрезвычайно запутанны — сделаны так, что корпорации могут выводить себя за пределы законодательства, формально его не нарушая, оставляя видимость «всеобщности» псевдо-законов.

Однако с работающего населения отбор происходит под угрозой рейдов вооруженных людей, осуждения на тюремные сроки и т.д. и т.д. — emdrone

Ситуация должна была бы приводить к ярости и вилам — но почему-то когда Голдман выпустил свои налоговые декларации уже после выкупа, почти никто не сказал ни слова. Одним из единиц, высказавших замечания по поводу этой наглости, был конгрессмен Ллойд Доггет, демократ из Техаса, которых работает в Комитете Способов и Средств. «Когда правая рука протягивается просить помощи, левая прячет подаяния в оффшорных зонах».

Перемотаем ленту к сегодняшним событиям. В Вашингтоне начало июня. Barack Obama, молодой популярный политик, главным частным донором выборной кампании которого оказался инвестиционный банк под названием Голдман Сакс — его сотрудники заплатили порядка 981 тысячи за кампанию — сидит в Белом Доме.

Аккуратно обойдя все мины на полях сражений времен выкупов. Голдман снова занят старым бизнесом, поиском дыр в созданных правительством рынках при помощи нового отряда бывших своих сотрудников, которые теперь занимают ключевые государственные позиции.

Как видится Голдману, борьба за остановку глобального потепления станет новым «углеродным рынком» размером в 1 триллион в год.

Ушли Хэнк Полсон и Нил Кашкари; на их месте «начальник штаба» казначейства Марк Паттерсон и глава CFTC Гару Генслер, оба бывшие голдманиты. (Генслер был со-председателем по финансам). И вместо «кредитных производных» или фьючерсных сделок на нефтяные цены, или ипотечных CDO, новая игра в городе, новый пузырь находится в области углеводородных займов — цветущего триллионного рынка, который еще едва ли существует, но будет существовать если Демократическая Партия, которой он выдал 4 миллиона 452 тысячи 585 долларов во время последних выборов, сможет протолкнуть новый пузырь торговли сырьем и материалами, переодетый в «план по защите окружающей среды», под названием cap-and-trade («торгуй с лимитами»).

Новый углеродный рынок — практически калька с казино по торговле сырьём, которое было так щедро для Голдмана, за исключением одной чудесной новой черточки: если план воплотится как рассчитывают, подъем цен будет сделан в обязательном порядке правительством. Голдману не придется даже подтасовывать в игре. Она будет сделана шулерской заранее.

Вот как это работает: если «билль» пройдет конгресс и станет законом, на угольных энергопроизводителей, отопление, распределителей газа и множество других индустрий будут наложены «лимиты» по количеству углеродных выбросов которые им позволено производить в течение года. Если фирма превысит разрешенное, она сможет купить «пайки» или займы у других компаний, которые ухитрились произвести меньше выбросов. По консервативной оценке президента Обамы на конкурсах углекредитов будет реализовано 646 миллиардов долларов в течение первых семи лет; один из его старших экономических советников предполагает, что реальные цифры могут быть в два или даже три раза больше этой цифры.

1. Россия подписала международные бумаги, взяв на себя ответственность соответствовать лимитам и участвовать в схеме.

2. Опять-таки, кроме чистой жадности и раздувания пузыря, есть и геополитиеская составляющая этой аферы: страны мира как бы ставятся в положение, когда им предписано, сколько они могут иметь промышленности вообще, и они ставятся на особый налог, если они попытаются индустриализироваться.

Таким образом предполагается поддерживать глобальное разделение на развитые и сырьевые экономики, не военными а финансовыми средствами.

Понятно, что когда идет игра на такие ставки, никакие голоса никаких глупых и честных ученых, опровергающих «недавнее резкое потепление» не будут услышаны. Равно как и не составит труда заказать сколько угодно «научных» обоснований, по которым финансово-политическую схему надо ввести.

3. Еще одним отростком игры в «глобальное потепление» является истерия с производством горючего из растений. Это уже привело к резкому сокращению посевных площадей для зерновых культур — и если в странах вроде США просто хлеб (а позже и мясо, из-за кормового зерна) резко в 2008 вырос в цене, что было заметно но несмертельно, т.к. еда занимает меньшую часть затрат американцев среднего класса — то в странах третьего мира это уже привело к угрозе массового голода. На закупки продовольственной помощи «не хватает денег», следовательно бедные страны должны будут навесить на себя больший долг, за который потом с них стребуют продажи госмонополий, уничтожения социалки и т.д. — либо переживать голод, что вполне может приводить к компании оранжевых переворотов, пользуясь недовольством населения, для постановки во власть более сговорчивых руководителей и т.д и т.д — весь спектр неоколониализма.

Черта этого плана, особенно приятная для спекулянта, заключается в том, что «лимит» на выбросы будет постоянно снижаться государством, что означает, что углекредиты станут более и более недоступны с каждым новым годом. Что означает, что это — блестящий новый «сырьевой рынок», в котором главный материал для покупок и продаж гарантированно повышается в цене. Объем нового рынка будет выше триллиона долларов ежегодно; для сравнения суммарные доходы всех поставщиков электроэнергии в США составляют 320 миллиардов.

Голдман желает этого билля. План в том, что надо (1) обеспечить меняющее парадигму законодательство (2) гарантировать, что Голдман станет прибыльной частью новой парадигмы и (3) гарантировать, что эта часть будет большим куском. Голдман давно уже начал проталкивать «продажи с лимитами» изо всех сил, но по-настоящему дела пошли в прошлом году, когда компания потратила 3.5 миллиона на лоббирование [читай — легализированный в США подкуп — emdrone] климатических вопросов. (Одним из их лоббистов того времени был никто иной, как Паттерсон, сегодня «начальник штаба» казначейства). В 2005м, когда Хэнк Полсон служил главой Голдмана он лично помог составить «политику по окружающей среде» для банка, документ, содержащий некоторые поразительные элементы для компании, которая во всех других областях последовательно противостоит государственному регулированию.

Голдман владеет 10% Чикагской Климатической поставщиковоторой будут торговать углекредитами. Более того, банк владеет частью Blue Source LLC, организации в штате Юта, которая продает углекредиты того типа, который будет в большом спросе если закон пройдет. Нобелевский лауреат Ал Гор, давно связанный с планированием «торговли с лимитами», образовал фирму под названием Generation Investment management совместно с тремя бывшими старшими служащими отдела asset management банка Голдман Сакс, Дейвидом Бладом, Марком Фергюсоном и Питером Харрисом. В чем их бизнес? — финансовые вложения в карбоновые лимиты. Кроме того существует и 500-миллионный Фонд Зеленого Роста (Green Growth Fund), основанный голдманитом для вложений в «зеленые технологии»… Список бесконечен. Голдман опять обогнал газетные заголовки, и сидит ожидая, когда дождь начнет идти в нужном месте. Будет ли этот рынок больше, чем рынок фьючерсных контрактов по продажам энергии?

«О, он его просто раздавит» — говорить бывший член комитета по энергии Конгресса.

«Если это будет налог, я предпочту чтобы его назначал и собирал Вашингтон» — говорит Майкл Мастерс, директор hedge фонда ранее высказывавшийся против спекуляций с фьючерсными сделками по энергии. «Но мы видим, что налог сможет устанавливать Вал-Стрит, и что ВалСтрит будет его собирать. Это — последнее из того, чего я бы пожелал. Это просто идиотизм»

«торговля с лимитами» состоится. Или, если нет, случится что-нибудь подобное. Мораль в этом та же самая, что и во время всех остальных пузырей, которые помог создать Голдман, с 1929 по 2009. Почти в каждом случае один и тот же банк, который безответственно вел себя все годы, нагружая систему growthыми займами и ростовщическими долгами, добиваясь не более чем массивных выплат нескольким своим боссам, в конце концов вознаграждался практически бесплатным для него потоком денег и государственными гарантиями — тогда как настоящие жертвы этого бардака, обычные налогоплательщики, оказывались теми, кто все оплачивал

Не всегда легко принять реальность нашей сегодняшней жизни, что мы рутинно позволяем этим людям никак не отвечать за свои дела. Существует коллективное ослепление, отказ признать реальность, когда страна проходит через то, что Америка пережила недавно, когда нация потеряла настолько сильно в престиже и статусе, как мы за последние несколько лет. Невозможно признать, что вы более не гражданин цветущей власти народа и страны первого мира, что вас не гнушаются грабить среди белого дня, потому что как калека-инвалид, вы как бы все еще ощущаете давно ампутированные конечности.

Деятельность

Бизнес фирмы поделен на 3 ключевых подразделения: инвестиционное банковское дело, торговля на бирже и управление активами и ценными бумагами.

Инвестиционная деятельность банка в свою очередь делится ещё на 2 подразделения, включая финансовую консультацию (слияния и поглощения, инвеститура, реструктурирование, отделение компаний от материнской) и андеррайтинг (публичные и частные размещения долевых инструментов; ценные бумаги, связанные с акциями, то есть ценные бумаги, конвертируемые в акции, а также ценные бумаги, дающие право на покупку акций, например, опционы и банковские чеки на акции; долговые инструменты).

Goldman Sachs — один из лидеров инвестиционного банковского дела. На рынке слияний и поглощений банк исторически заработал известность, советуя своим клиентам, как избежать враждебных поглощений. Этот сегмент деятельности приносит примерно 15 % оборота Goldman Sachs.

Торговля на бирже и инвестиции составляют самый крупный из трёх сегментов деятельности банка, являясь также главным источником прибыли организации. Этот сегмент делится на три подразделения: инвестиции с фиксированным доходом, а также валютная и товарная деятельность (торговля кредитными продуктами, валютные и товарные концессии), торговля ценными бумагами и собственно инвестиционная деятельность. Торговая деятельность Goldman Sachs не является спекулятивной. Скорее её можно назвать торговлей участника рынка на разнице между ценами продавца и покупателя. Примерно 65 % прибыли банка исходит из этой деятельности.

Управление активами — это быстрорастущий сегмент деятельности Goldman Sachs. Он делится на два ключевых сегмента, включая непосредственно управление активами и так называемые альтернативные инвестиции: хедж-фонды (фонд по управлению ценными бумагами с высокой степенью риска), торговля частными акциями (private equity), фонды недвижимого имущества. Эта сфера деятельности привлекает частных инвесторов и различные крупные компании. Данная деятельность аккумулирует 19 % прибыли фирмы.

Финансовые показатели деятельности

В 2004 финансовом году чистая прибыль Goldman Sachs составила $4,55 млрд, активы под управлением — $452 млрд. Штат банка насчитывает более 20 000 сотрудников. По данным Thomson Financial, за январь — сентябрь 2005 года при участии Goldman Sachs было совершено 170 сделок по слияниям и поглощениям (3-е место среди инвестбанков в мире) на общую сумму свыше $31 млрд (1-е место).

Финансовые показатели (за девять месяцев 2009 г.):

Активы — $882,2 млрд,

Чистая прибыль — $7,4 млрд.

крупнейший акционер — Berkshire Hathaway (8,5%) (данныеBloomberg).

Капитализация — $87,3 млрд.

Goldman Sachs в Российской Федерации

ООО «Голдман Сакс» активно строит свой бизнес в Российской Федерации. В 2006 году организация получила лицензии ФСФР Российской Федерации на осуществление брокерской и дилерской деятельности, а также стала участником ЗАО «ФБ «ММВБ» и НП «ФБ «РТС», где занимается торговыми операциями с акциями российских компаний, облигациями государственных, муниципальных и корпоративных эмитентов. Представительство банка в Москве действует с 1998 года.

Основные конкуренты

ABN AMRO

Bull Stearns

БНП Парибас

Citigroup Westpac

Bank Credit Suisse

Deutsche bank

Dresdner bank

JPMorganChase

ING

Lehman Brothers

Bank Merrill Lynch

Morgan Stanley

Bank Societe Generale

UBS

Источники

ru.wikipedia.org ВикипедиЯ – свободная энциклопедия

www.goldmansachs.com Сайт ООО «Голдман Сакс»

www.smoney.ru Аналитический деловой еженедельник

---

Соруководитель американского Goldman Sachs в России Тимоти Толкингтон покинет должность и банковскую группу после 17 лет работы в ней. 10 марта Goldman Sachs объявил о сворачивании деятельности в стране, а до этого, по данным Bloomberg, начал перемещать сотрудников московского офиса в Дубай

Многолетний топ-менеджер американского Goldman Sachs в Москве Тимоти Толкингтон покинет свой пост, сообщил РБК со ссылкой на внутреннюю рассылку инвестбанка. «После 17 лет работы Тим Толкингтон, соруководитель Goldman Sachs в России и странах Содружества независимых государств (СНГ) и руководитель отдела глобальных рынков в России и СНГ, уйдет из фирмы в конце года», — говорится в ней.

Толкингтон был назначен на должность соруководителя офиса в 2015 году вместе с Сергеем Арсеньевым и Дмитрием Седовым. Арсеньев ушел из банковской группы в 2018 году, став инвестдиректором АФК «Система», а Седов — в начале 2022-го (18 февраля он стал финансовым директором сервиса такси inDriver).

10 марта Goldman Sachs первым из крупных банков с Уолл-стрит решил свернуть свою деятельность в России, следуя «нормативным и лицензионным требованиям». Bloomberg уточнил, что ранее в марте инвестбанк уже начал перемещать сотрудников из московского офиса в Дубай (ОАЭ). Агентство отмечало, что Россия не была ключевым рынком для Goldman Sachs: кредитный портфель инвесткомпании в стране на конец 2021 года не превышал $650 млн, основными клиентами банка были не связанные с государством компании и заемщики. Банковская лицензия в России у банка пока остается. 

Толкингтон был директором брокера и дилера Goldman Sachs в России с 2011 по 2020 год, с 2014 года руководил в банке глобальными рынками в России и СНГ, с 2020-го по 2022-й являлся главным исполнительным директором Голдман Сакс Банка. До конца августа 2022 года он возглавлял правление банка, 24 августа его сменил на этом посту Владислав Авсиевич, ранее бывший зампредом, следует из данных СПАРК.

«Голдман Сакс»: тайная власть Капитала

«Голдман Сакс» – один из крупнейших в мире коммерческих банков. Основан в 1869 году. Формально – банк, занимающийся торговлей ценными бумагами, инвестиционным менеджментом и другими финансовыми услугами, акционер системы федерального резерва САСШ. Глобальная организация с более чем 30 тыс сотрудников, работающих в разных странах мира.

Однако это лишь формальное описание. На деле «Голдман Сакс» – мировая финансовая группа, вершащая судьбы в политической жизни американской империи. Защитник интересов мирового финансового капитала, жесткой политики финансового подчинения и колонизации других стран, организация, работающая на создание интернационального, лишенного различий и «цветущей сложности культур» мира. Банк, контролирующий большую часть политических решений Северо-Американских Соединенных Штатов.

В истории Америки не раз сотрудники «Голдман Сакс» занимали крупные должности в правительстве. 

В 1995 году Роберт Рубин становится министром финансов САСШ, раннее он являлся главным исполнительным директором «Голдман Сакс».

В 2003 году Джошуа Болтен, исполнительный директор по юридическим и правительственным делам «Голдман Сакс», становится директором бюджетно-распределительного управления в администрации Буша. Его Буш называл «одним из самых близких и доверенных советников».

В 2006 году министром финансов САСШ становится Генри Полсон, который до этого занимал пост генерального директора корпорации «Голдман Сакс».

Стивен Фридман – председатель Нью-Йоркского Федерального резерва – в прошлом являлся одним из топ-менеджеров «Голдман Сакс».

Марк Паттерсон, активно лоббировавший интересы «Голдман Сакс», в январе 2009 года становится заместителем министра финансов САСШ.

Многие выходцы из «Голдман Сакс» сегодня возглавляют национальные банки Италии, Канады, Федеральный резервный банк Нью-Йорка, фондовые биржи, занимают высокие посты в политической и экономической структурах Евросоюза.

Марио Драги – председатель Европейского центрального банка – с 2002 по 2005 год являлся вице-председателем и исполнительным директором «Голдман Сакс».

Марио Монти – бывший министр экономики и финансов, а также до 2013 года – министр иностранных дел Италии – является международным советником «Голдман Сакс».

Антонио Боргес, Лукас Пападемос, Карел ван Мирт – и это только начало! – вот настоящие хозяева Еврозоны, служители мирового финансового капитала. Бывшие сотрудники Голдман Сакс, их курс в политике обусловлен интересами прибыли и наживы.

Интересно, что «Голдман Сакс» не просто косвенно влияет на политические и экономические процессы Евросоюза, но, можно сказать, вершит судьбы Европы. В 2009 году, в самом начале долгового кризиса в Европе, «Голдман Сакс» помог Греции скрыть информацию о реальном размере своей задолженности. Многомиллиардные долги Греции были скрыты от контроллеров Брюсселя.

Это умалчивание станет фатальным и обнажится в период острого кризиса Греции и всего Евросоюза.

Наличие суверенных государств в Европе для «Голдман Сакс» – не выгодно. Мировому финансовому капиталу необходима раздробленная Европа, которую можно было бы использовать как источник дохода и наживаться на ее трагедиях.

«Голдман Сакс» – компания, извлекающая прибыль из краха всех элементов американской, а то и мировой экономики. Всеобщий кредитор, но одновременно и прокурор, и судья, и даже палач!

Символично, что когда ураган Сэнди обрушился на Нью-Йорк и в результате катастрофы город был обесточен, только здание компании «Голдман Сакс» сияло искусственным светом над апокалиптическими руинами Америки, погруженной во тьму…

Дзен

Телеграм

Подписывайтесь на наши каналы
и первыми узнавайте о главных новостях и важнейших событиях дня.

«Пандемия радикально изменила подход к IPO»

Председатель совета директоров Голдман Сакс Банка в России Дмитрий Седов рассказал РБК, что не так с российским рынком M&A, боятся ли инвесторы новых санкций и сколько новых IPO стоит ждать в 2021 году

О результатах банка

В целом 2020 год для нас был рекордным по объему бизнеса и по доходам. Это справедливо для всех наших подразделений: и для инвестиционно-банковского, и для отдела глобальных рынков, и для группы asset management (управление активами. — РБК). Мы не называем конкретных цифр, потому что они не раскрываются в отчетности головной Goldman Sachs & Co (по данным отчетности российского Голдман Сакс Банка, его прибыль за девять месяцев 2020 года составила 756,4 млн руб. Седов говорит, что отчетность банка в России «показывает только тот объем бизнеса, который фактически проходит через российские юрлица». Часть дохода регистрируется через материнскую Goldman Sachs International, «поэтому отчетность банка показывает далеко не всю нашу активность». — РБК).

С чем были связаны рекордные результаты? В инвестиционно-банковском бизнесе, несмотря на пандемию, рынки капитала — и международные, и российские — показали положительную динамику. Это позволило компаниям, которые давно планировали размещение акций и облигаций, выйти на рынок капитала. Мы организовывали привлечение капитала в разных форматах на публичных рынках: конвертируемые облигации и вторичное размещение, объединенное с PIPE (private investment in public company), для «Яндекса», IPO «Озона», сделки по продаже акций АФК «Система» и ее партнеров в компании «Детский мир», размещение еврооблигаций [производителя нефтеоборудования] компании «Борец» и т.д. Это только публичные сделки, но были и непубличные транзакции, и на них банк тоже зарабатывал. Нефтяной шок марта и апреля 2020 года привел к более высокой волатильности на рынке, что позволило зарабатывать больше на торговле на рынках акций, инструментов с фиксированной доходностью, валюты и биржевых товаров.

О реорганизации бизнеса в России

У нас был банк со всеми лицензиями, в том числе для работы на рынках ценных бумаг, был брокер-дилер и был филиал британской компании, который не занимался торговыми операциями на рынке, но в котором работали московские сотрудники инвестиционно-банковского подразделения. Мы провели реорганизацию, фактически объединив с банком тот бизнес, который был в брокер-дилере (ликвидирован осенью 2019 года. — РБК). Два юрлица, два комплекта налоговой отчетности, два комплекта отчетности для регулятора — в этом была определенная неэффективность. Весь бизнес и все сотрудники, которые были в брокер-дилере, перешли в банк. Нам не пришлось ни с кем расставаться, мы просто оптимизировали структуру.

Сложно сказать, какая была экономия в деньгах. В основном экономия выражалась не столько в деньгах, сколько в повышении эффективности использования тех ресурсов, которые у нас были. Сейчас происходит следующий этап: мы консолидируем в банк бизнес филиала британской компании — одного из двух оставшихся юрлиц. Все сотрудники, работавшие в филиале британской компании, стали сотрудниками банка. И филиал будет закрыт через несколько месяцев. У него не было никаких лицензий.

О рынке M&A

Рынок M&A в России по сравнению с более развитыми странами более «мелкий» и более волатильный. У нас количество и объем сделок M&A небольшие относительно масштабов страны. Именно поэтому единичные крупные сделки, как со Сбербанком [правительство выкупило контрольный пакет банка у ЦБ], фактически двигают всю статистику. Почему рынок M&A так мал? На это есть несколько причин.

Первая: на российском рынке очень мало частного институционального финансового капитала, в России работает очень небольшое количество private equity-компаний [инвестируют в непубличные активы]. Как следствие, на рынке происходит меньше сделок, меньше компаний меняют собственников, происходит меньше консолидационных сделок, движимых чисто финансовым расчетом. В итоге широкого набора опций для собственников, когда их компанию может выкупить private equity-фонд, объединить с другой, потом продать другому финансовому спонсору, вывести на IPO или продать стратегическому инвестору, в России по большому счету пока нет.

Вторая причина: в России крайне низкий уровень прямых инвестиций от международных стратегических инвесторов. Мы видели другие времена, когда интереса было гораздо больше, но сейчас этот рынок довольно сильно сжался. Нельзя сказать, что сделок не происходит совсем, но эти сделки обычно меньше и происходят реже. С большей готовностью смотрят на рынок стратегических приобретений международные компании, у которых уже есть серьезный российский бизнес и им комфортно добавлять к нему какие-то части. Инвестиция TJX Corporation в компанию «Фамилия» почти два года назад была тем редким исключением, когда международная компания, не имеющая присутствия в России, инвестирует в российскую компанию, покупает значимый миноритарный пакет. У российских стратегических инвесторов аппетит к приобретениям также ограничен, хотя мы видим растущую активность в слияниях и приобретениях в секторе интернета и технологий.

А третья причина — это то, что для многих компаний, которые могли бы быть объектами приобретения, более доступным способом монетизации и привлечения капитала является IPO. И это довольно уникальная ситуация. Мало стратегического капитала, мало финансового капитала, в том числе и институционального частного финансового капитала, но рынок публичных акций очень живой, он развивается, в том числе за счет российских институциональных и розничных инвесторов в публичные ценные бумаги.

— Надежда на то, что рынок будет расти и будет не таким волатильным, не оправдалась? Чего сейчас ему не хватает?

— Ликвидность частных инвестиций предполагает относительную финансовую, макроэкономическую стабильность, включая стабильность локальной валюты, внутриполитическую, внешнеполитическую стабильность и предсказуемость. Эти факторы определяют, насколько частная инвестиция сегодня в какую-то компанию может сохранить свою стоимость и быть реализована с прибылью через какое-то время. Сейчас мы наблюдаем, что рынок публичных ценных бумаг стал гораздо более «живым» и зрелым, чем он был совсем недавно. Инвесторы в публичные ценные бумаги в целом нашли тот баланс рисков и доходности, который стимулирует приток капитала на российский рынок. Стабильность, предсказуемость, отсутствие шоков позволяют рынку в целом развиваться. Если у рынка такого ощущения нет, мы видим нарушение баланса возможности заработать и возможности управлять рисками. Так вот в частных инвестициях этот баланс, особенно для иностранных инвесторов, пока не восстановился.

О политических и санкционных рисках

— Недавно в России был момент политического обострения: ситуация с отравлением и заключением Алексея Навального, январские протесты. Как это все отражается на инвестиционном климате? Могли бы мы увидеть больше размещений, если бы этого не было? Или инвесторы уже привыкли?

— Несмотря на волатильность российского рынка, он остается относительно дешевым. Если посмотреть, как в среднем торгуются компании в «семье» развивающихся рынков, мы увидим, что Россия имеет один из самых низких мультипликаторов. Возможно, в моменте это и заслуженно с учетом баланса риска и возможности заработать. Но при этом понятно, что в среднесрочной или долгосрочной перспективе это место не заслужено.

Это создает возможность для инвесторов заработать на приближении оценки российских компаний в целом к средним уровням для развивающихся рынков. Мы видим, что сделки по размещению ценных бумаг происходят, компании размещаются успешно, большое количество инвесторов хотят в этих размещениях участвовать. И это нам говорит о том, что публичные инвесторы, которые вообще рассматривают инвестиции в Россию, для себя вот этот баланс риска и возможной доходности нашли. Да, рынки реагируют на новости, этим российский рынок не отличается от других. Но в целом мы видим, что рынок открыт и интерес к российским компаниям, способным обеспечить высокую доходность на инвестиции, сохраняется на высоком уровне.

— Мы сейчас находимся в ожидании второй волны «химических» санкций, которые в самых жестких сценариях подразумевают санкции в отношении госдолга. Это может напугать инвесторов?

— Во-первых, неправильно было бы спекулировать, какие и кто санкции мог бы ввести, хотя очень много на эту тему пишут и в России, и в мире. Мы в данном случае наблюдатели и стараемся строить свой бизнес так, чтобы обеспечить ему максимальную устойчивость.

Некий набор предположений о том, что может быть, — не только с точки зрения санкций, но и с точки зрения макроэкономической конъюнктуры, доходов населения, здоровья банковской системы и способности как государства, так и российских компаний выполнять свои обязательства — в принципе сейчас уже отражен в стоимости активов на российском рынке. Мы видим, что рынок оценивает возможность частных компаний размещаться на рынке позитивно и готов эти размещения поддерживать. Но от компаний ждут либо значительного продолжающегося роста, который помогает сгладить в том числе периоды рублевой волатильности (есть большая разница между ростом рублевого бизнеса на 30–40–50% и больше в год и ростом на 10%), либо сочетания роста с приличной дивидендной доходностью, которая опять-таки дает инвесторам высокий уровень общей доходности и, как следствие, некий комфорт в ситуации, когда рынок может быть волатилен.

— Одна из консалтинговых компаний (McKinsey. — РБК) в январе рекомендовала сотрудникам не участвовать в митингах. Иностранные компании и банки, вы в том числе, ограничиваете участие своих сотрудников в митингах? Это требование головных офисов или это определяют местные руководители?

— У нас есть определенные глобальные политики по тому, как и в каком виде наши сотрудники могут участвовать в политике вообще. Для нас главным приоритетом является здоровье и безопасность наших сотрудников. Второй вопрос — репутационный. Мы всегда и на всех рынках, где мы работаем, серьезно относимся к соблюдению местного законодательства. И рассчитываем, что все наши сотрудники придерживаются такого же подхода.

— Суть этих политик в чем? Не нарушать закон и, как следствие, не участвовать в таких несогласованных акциях?

— Что бы это ни было. Законодательство страны, в которой мы работаем, является частью системы регулирования нашего глобального бизнеса. И поэтому не соблюдать какое-то законодательство в конкретной стране мы не можем себе позволить и не можем позволить нашим сотрудникам.

— То есть в данном случае это рекомендация о неучастии в митингах?

— Мы не выпускали таких инструкций.

О новых IPO

Может быть, на всем рынке до конца года состоится еще пять-шесть IPO. Но эта цифра на самом деле ничего не значит — кто-то может сказать, что их будет больше.

IPO происходит в определенные периоды времени: в течение года есть четыре окна для проведения международных размещений. Это связано с правилами раскрытия, на которые ориентируются в том числе международные инвесторы. Какие-то окна оказываются более забитыми, а бывают ситуации, когда компания просто не успевает в какое-то окно и передвигает свое размещение на квартал попозже. Никто в реальности не гонится за количеством сделок. Гораздо важнее качество этих сделок и то, какие результаты показывают компании с новым листингом после IPO. Прошло время, когда на российском рынке были попытки сделать больше десятка IPO в год, среди них были и компании, которым, может быть, и не нужно было пытаться это делать. Рынок стал гораздо более зрелым, чем 10–15 лет назад.

Адаптация к работе удаленно у нас и у большинства наших клиентов прошла очень быстро. Пандемия радикально изменила подход к некоторым традиционным элементам проектов по размещению ценных бумаг — все рабочие встречи с клиентами и инвесторами перешли в онлайн при невозможности путешествовать. За счет этого удалось, например, значительно повысить эффективность проведения роад-шоу на IPO и сократить его сроки.

— А потенциальные эмитенты — это в основном технологические компании?

— Это компании из разных секторов: и технологические, и компании потребительского сектора.

— Нет опасений, что бум IPO не совсем оправдан, что рисков слишком много? Могут компании пожалеть потом?

— Вряд ли, сейчас фокус на качестве компаний, выходящих на рынок, очень высок. Хотя надо сказать, что существование в качестве публичной компании накладывает много обязательств. Это дополнительные затраты, отчетность. Но в целом процесс подготовки к IPO делает компанию более устойчивой — вне зависимости от того, случилось IPO или отложилось.

О стратегиях розничных инвесторов

Мы видим на наших сделках заявки от крупных российских брокеров, которые агрегируют розничный спрос. Объем этих заявок вырос экспоненциально. Пришла ли усталость у частных инвесторов от волатильности? Мое субъективное мнение, что еще нет. Мы видим, что происходит одновременный рост и розничного сегмента рынка, и инструментов коллективного инвестирования (ПИФы, ETF и другие). Мы не считаем, что эти рынки конкурируют напрямую друг с другом, они в какой-то степени друг друга дополняют.

Необходимо ли российскому рынку пройти через период потрясений для розничных инвесторов, чтобы сдвинуться в сторону большего использования инструментов коллективного инвестирования? Не знаю. Россия вообще со многих точек зрения какие-то этапы развития перескочила, если сравнивать с другими странами. Я надеюсь, что больших потрясений не будет. Будет ли на рынке какое-то количество инвесторов, которые сделали неправильные инвестиционные решения самостоятельно, когда потенциально могли бы их избежать, проинвестировав через паевой фонд или купив ETF? Наверное. Но здесь, мне кажется, наша страна ничем не отличается от других стран. Это вопрос финансовой роста грамотности и уровня доверия между субъектами рынка.

Мы, несомненно, видим, и в России в том числе, что политика низких ставок привела к скачкообразному этапу развития рынка ценных бумаг с точки зрения присутствия на нем розничных инвесторов. Я думаю, что вне зависимости от изменения кредитно-денежной политики в России и глобально очень большая часть этих изменений останется. Большого отката назад в инструменты с фиксированной доходностью, в депозиты, скорее всего, не будет.

Другое дело, что рынок рационален. Он реагирует на изменения ставок и макроэкономической конъюнктуры. И инструменты с фиксированной доходностью никуда не денутся: для них есть и классы инвесторов, есть и инвестиционные стратегии, которые невозможно реализовать без этих инструментов.

О переработках

— Недавно сотрудники головного Goldman Sachs пожаловались руководству на серьезные переработки: в среднем они работают 95 часов в неделю, жалуются на микроменеджмент и проблемы со здоровьем. Актуальна ли эта проблема для России? Возникают ли у сотрудников жалобы на ненормированный рабочий день?

— В «Голдман Сакс» уделяется большое внимание вопросам work-life balance наших сотрудников, и мы серьезно относимся к обратной связи от них, это одна из причин, почему талантливые выпускники так стремятся работать у нас. Именно поэтому в России мы часто попадаем в топ рейтингов лучших работодателей. У нас существует запрет на работу младших банкиров в субботу и есть большой фокус на повышении эффективности работы и автоматизации рутинных задач.