Идеологическое руководство ссср

СОВЕТСКАЯ ИДЕОЛОГИЯ

Советский Союз был первым в истории человечества сверхобществом огромного масштаба. В его социальной организации сложилась не просто государственность, а сверхгосударственность, не просто экономика, а сверхэкономика, не просто идеология, а сверхидеология. К этой теме я специально вернусь ниже. А здесь дам краткое описание советской идеологической сферы. Я буду употреблять слово «идеология», а не «сверхидеология», чтобы не усложнять изложение.

Советская идеология была государственной, обязательной для всех советских граждан. Отступления от неё и тем более борьба против неё считались преступлением и карались.

Официально считалось, что советская идеология была марксизмом-ленинизмом. Это верно в том смысле, что марксизм и ленинизм послужили основой и исторически исходным материалом для нее, а также образцом для подражания. Но неверно сводить её к марксизму-ленинизму. Она сложилась после революции 1917 года. В разработке её приняли участие тысячи советских людей, включая Сталина и его соратников. В неё вошла лишь часть идей и текстов марксизма XIX века, причем в основательно переработанном виде. Даже из сочинений Ленина в неё вошло не все буквально в том виде, как оно возникло в свое время. Ленинизм вообще вошел в неё в значительной мере в сталинском изложении. Отражение жизни человечества и интеллектуального материала ХХ века заняло свое место в ней.

Советская идеология декларировала себя как науку. Эта её претензия обусловлена причинами историческими. Трудно назвать тему, которая не была бы в сфере внимания советской идеологии. Но ядро её составляли такие три раздела: 1) диалектический материализм (философия); 2) исторический материализм (социология); 3) учение о коммунистическом обществе (его называли «научным коммунизмом»).

Марксистская философия не стала наукой о мире, о познании мира и о мышлении по причинам как идеологического, так и неидеологического характера. Однако это нисколько не умаляет ту роль, какую она фактически сыграла в советском обществе. Она возглавила колоссальную просветительскую работу, какую до того не знала история. Через неё и благодаря ней достижения науки прошлого и настоящего стали достоянием широких слоев населения. В антисоветской критике обратили внимание на отдельные случаи, когда советская философия играла консервативную роль (отношение к теории относительности, генетике, кибернетике и др.), и раздули эти случаи так, что они заслонили собою все остальное. Но они на самом деле затронули незначительную часть прозападно настроенной интеллигенции, которая мало что понимала в этом. Причем они привнесли с собою новые виды идеологической фальсификации достижений науки.

В сфере общественных явлений советская идеология ощущала себя полным монополистом. Она была искренне уверена в том, что она одна давала подлинно научное понимание общества. И она имела для этого основания. Все то, что делалось вне марксизма в отношении понимания общества с точки зрения уровня и широты понимания, нисколько не превосходило то, что было сделано в марксизме. В современной науке об общественных явлениях вздора не меньше, чем в идеологии, а узость и мелочность результатов не тянет на уровень общей социологической теории. В современной науке об обществе нет не только приличной общесоциологической теории, но нет даже теорий, относящихся к отдельным типам обществ. А марксистско-ленинское социальное учение, хотя и не являлось научной теорией в строгом смысле этого слова, все же претендовало на объяснение исторического процесса в целом и на объяснение основных участников этого процесса — капиталистической и коммунистической систем.

Основной целью коммунистической идеологии в некоммунистическом обществе было обоснование путей превращения данного общества в коммунистическое, каким последнее представлялось, а именно — как обобществление всех средств производства, ликвидация классов частных собственников и предпринимателей (капиталистов и помещиков), захват политической власти коммунистической партией, централизация всей системы власти и управления и т.д. И то, что говорила идеология на этот счет, есть не ложь и не чепуха, а в высшей степени серьезное дело. Это была установка для действия, отражавшая какой-то аспект реальности. Это был интеллектуальный аспект социально-политической борьбы.

Основной целью советской идеологии в сложившемся коммунистическом обществе была апологетика этого общества, обоснование путей его сохранения и укрепления, обоснование наилучшей тактики и стратегии его отношений с внешним миром. И опять-таки это была не ложь и не чепуха. Когда советская идеология, например, говорила об отсутствии классов капиталистов и помещиков в СССР, об отсутствии антагонистических противоречий между рабочими и крестьянами, о руководящей роли партии, о расколе мира на две системы, о борьбе народов мира за освобождение от колониализма и т.д., она не лгала. Она просто констатировала некоторые очевидные факты реальности и давала им свое истолкование.

Идеология с первых дней существования коммунистического общества стала практически орудием деятельности генерального руководства обществом. Когда руководители Советского Союза говорили, что они действовали в соответствии с учением марксизма-ленинизма, они не обманывали и не лицемерили. Марксизм на самом деле был для них руководством к действию. Но не буквально, а через определенную систему истолкования, как это и следовало делать в отношении идеологических текстов. Идеология в данном случае ставила перед руководителями страны общую целью, которая, независимо от её достижимости или недостижимости, играла организующую роль и указывала основные пути движения общества в направлении этой цели. Идеология давала единую ориентацию процессу жизни общества и устанавливала единые рамки и принципы деятельности его руководства.

Учение о высшей стадии коммунизма (о полном коммунизме) образует своего рода райскую часть марксизма. Здесь этот рай спущен с небес на землю. И обещался он хотя и в неопределенном будущем, но все же не после смерти всех людей, а при жизни наших потомков.

Райский коммунизм идеологии — не просто прекрасная сказка. Он выполнял определенные идеологические функции. Людям свойственно мечтать о лучшем будущем. Мечтать — не значит верить. Мечтать можно и без веры. Мечта сглаживает неприятности реальной жизни и приносит некоторое облегчение. Идеология удовлетворяла эту потребность людей с избытком, причем все варианты таких мечтаний. Разные люди представляли себе райский коммунизм фактически по-разному. Одним он представлялся в виде общества, где между людьми будут душевные отношения, другим — как изобилие предметов потребления. Одним — как возможность самоотверженно трудиться, другим — как возможность столь же самоотверженно бездельничать.

Райский коммунизм играл роль идеала, к которому должно стремиться общество как целое. И дело тут главным образом не в изображении идеала, а в самом факте его существования, в его формальной организующей роли. То, что цель была недостижима, играло роль второстепенную. Цель играла роль не научного предсказания, а ориентировочную и организующую массовое сознание. Страна жила с сознанием великой исторической миссии, что оправдывало все трудности и несчастья, обрушивавшиеся на нее. Возникновение такой эпохальной цели не являлось случайностью для коммунистического общества. Она была необходимым фактором его жизни как органического целого. Она придавала исторический смысл его существованию.

Идеологический механизм советского общества в основных чертах сложился ещё в довоенные годы. Но высшего состояния он достиг в послевоенные годы, в особенности после смерти Сталина. В задачу идеологического механизма входило следующее. Во-первых, сохранять идеологическое учение в том виде, в каком оно канонизировано в данное время. Охранять его от ересей, расколов, ревизий, чуждых влияний. Содержать учение в состоянии актуальности. Принимались важные партийные и государственные решения. Вожди произносили длинные речи. В мире происходили важные события. Так что идеологам постоянно приходилось «подновлять» учение хотя бы свежими примерами к старым догмам. Осуществлять истолкование всего происходящего в мире в духе идеологического учения и в его интересах. Во-вторых, осуществлять тотальный идеологический контроль за всей «духовной» сферой жизни общества. В-третьих, осуществлять идеологическую обработку населения, создавать в обществе требующееся идеологическое состояние, пресекать всякие отклонения от идеологических норм.

Идеологическая обработка людей (идеологическое «оболванивание») была основой, сущностью, стержнем процесса формирования человека коммунистического общества и сохранения его в этом качестве. Этот процесс начинался с рождения человека, продолжался всю его жизнь и заканчивался лишь с его смертью. Идеологическая обработка охватывала все слои общества и все сферы жизни людей — их трудовую и общественную деятельность, нерабочее времяпрепровождение, отдых, развлечения, семейные отношения, дружбу, любовь и даже болезни и преступления. И это не было только оболванивание и обман. Это была и позитивная деятельность по адаптации масс людей к условиям их социального бытия, без которой длительная жизнь человейника как целого вообще невозможна.

• Предисловие
• Что такое идеология
• Социальные объекты
• Человейник
• Менталитетная сфера общества
• Клеточка идеологии
• Идеосфера общества
• Идеология и религия
• Идеология и философия
• Идеология и наука
• Идеологическое мышление
• Родина идеологии
• Марксизм
• Идеологическая революция
• Идеология против религии
• Советская идеология
• Кризис и крах советской идеологии
• Интеллектуальное состояние марксизма
• Состояние социальных исследований.
• Научный подход
• Состояние логики, онтологии и методологии
• Проблема новой идеологии
• Интеллектология
• Логическая социология
• Общество
• Сверхобщество
• Реальный коммунизм
• Западнизм
• Запад на пути к сверхобществу
• Интеграция Запада и глобализация
• Бомба западнизма
• Проблема будущего
• Альтернатива западнизму
• Социальный идеал
• Партия будущего

(Зиновьев А.А. Идеология партии будущего.  М.: Алгоритм, 2003 г.)

___________

ДЛЯ ФИЛОСОФСТВУЮЩИХ КОНФЛИКТОЛОГОВ

Конфликтология  и конфликты

Идеология советского общества

Оглавление

Введение.   Идеология советского общества

.1    Идеологические установки советского общества        в
духовной и культурной сфере

.2    Идеология реформирования промышленности и сельского
хозяйства

.3    Политика СССР в военной сфере: бремя глобальной мощи.       Религиозная
составляющая советского общества

.1    Советское правительство и традиционные религии.
Номенклатура — правящий класс

.1 Последовательное нарастание кризиса советской власти эпохи
«Развитого социализма»

.2 Теневой сектор в СССР

.3 Возникновение и развитие советского диссидентства

Заключение

Литература

Приложения

Введение

Большинство людей, которые живут в современной России, стали свидетелями
исторических событий, по своему масштабу и трагизму сравнимых с крушением
целого ряда крупных государств и целых империй. Эти исторические события
связаны с распадом Союза Советских Социалистических Республик. Это огромное
государство в последние годы своего существования пыталось предпринять меры,
предотвращающие такое развитие событий. этот комплекс мер экономического,
внешнеполитического и идеологического характера принято называть
«перестройкой».

Однако ничего из того, что произошло и происходит на постсоветском
пространстве с тех пор, как М. С. Горбачев вступил на пост Генерального
секретаря ЦК КПСС (март 1985 г.), нельзя понять, если не представлять себе ясно
масштабы и природу кризиса, который поразил советское общество к началу 80-х.
годов. Тот факт, что вначале он проявлялся в хронических повышениях
температуры, и скорее напоминал простудный озноб, нежели сокрушительный недуг,
не должно заслонять от нас ни его размеров, ни его глубины. Из этого следует
исходить во всех последующих рассуждениях о судьбах народов и государств на
постсоветском пространстве.

Руководство СССР период 60-80 гг. провозгласило так называемым «периодом
развитого социализма», который на неопределенное время откладывал построение
коммунизма. Печальным итогом этого периода отечественной истории стал распад
многонационального Советского Союза, но и всей мировой системы социализма.

Российская Федерация, в сущности, построенная по тому же самому
федеративному принципу, на сегодняшний день также переживает серьезные
экономические, политические и идеологические трудности. Перед нашей страной
сегодня стоит реальная угроза регионального сепаратизма, а следовательно угроза
ее территориальному единству. Все это делает актуальным изучение периода
развитого социализма с точки зрения выявления просчетов и ошибок руководства,
изучения нарастания негативных процессов в экономике и политике страны, которые
в конечном счете привели к ликвидации самого государства.

Объект данной дипломной работы составляет период истории СССР, называемый
в исторической литературе «периодом развитого социализма».

Предметом нашего исследования является советское общество периода
развитого социализма, социальная структура этого общества, экономические и
политические процессы, происходящие в нем.

Методологическими основами данного исследования послужили
сравнительно-исторический метод и цивилизационный подход.

История СССР по историческим меркам является не очень большим временным
периодом. Еще меньший отрезок времени приходится непосредственно на период,
который был провозглашен «развитым социализмом. Однако количество изменений,
которые он принес во всех сферах общественной жизни, развитии техники,
культуры, международных отношений значение его беспрецедентно в истории
человечества и еще долго будет предопределять ее ход и направление. Поэтому
эффективнее всего изучать историю развитого социализма основываясь на
преемственности развития СССР и его отношений с внешним миром. Такую
преемственность позволяет выявить сравнительно исторический метод исследования.

Смысл культурно-исторических типов, или цивилизаций, состоит в том, что
каждая из них по-своему выражает идею человека, и совокупность этих идей есть
нечто всечеловеческое. Всемирное владычество одной цивилизации было бы
оскудение человечества.

В новое и новейшее время в отечественной исторической и философской
науках постоянно дискутируется вопрос о принадлежности России к Европейской или
Азиатской цивилизации. Евразийство, как третий подход, рассматривало русскую
культуру не просто как часть европейской, но и как совершенно самостоятельную
культуру, вобравшую в себя опыт не только Запада, но и в равной мере Востока.
Русский народ, с этой точки зрения, нельзя относить ни к европейцам, ни к
азиатам, ибо он принадлежит к совершенно самобытной этнической общности —
Евразия.

После революции Восток и Запад внутри России скачком сблизились.
Доминирующим типом в общественном сознании стали примитивные «западники» только
вооруженные не Бюхнером, а Марксом.

Особенность советской эпохи — пропагандистская демонизация Западной
цивилизации в глазах общества. Понятно, зачем это делалось: Запад как точка
отсчета — конкурент «единственно верной» идеологии. Из тех же соображений
боролись и с религией. При этом использовались препарированные факты, т.е.
реально существующие пороки Запада, усиленные пропагандой до оглушающей
мощности. В результате умение слышать нюансы Запада, взвешенное отношение к
нему, которое было характерно и для Чаадаева, и для Хомякова, в советскую эпоху
полностью утерялось. Задолго до этого О. Шпенглер подметил, что капитализм и
социализм видят друг друга не как они есть, а как бы сквозь зеркальное стекло,
на которое проектируются их собственные внутренние проблемы. Т.е. «образ
врага», создаваемый в СССР, в том числе и в эпоху «развитого социализма» — это
образ худших черт самого себя, которые сознание не хотело бы замечать. Все это
определяет необходимость рассматривать особенности развития СССР времен
«развитого социализма», используя традиционные взгляды на русскую цивилизацию и
ее место среди других цивилизаций планеты.1

Территориальные рамки нашего исследования включают в себя не только
территорию СССР, но и страны, которые так или иначе находились в зоне влияния
этого государства. Среди них как страны социалистического лагеря, так и ведущие
державы капиталистического мира. Упоминается также ряд неприсоединившихся стран
и стран «третьего мира».

Хронологические рамки данной работы охватывают период с 1971 г. по 1985
г, который вместил в себя эпоху так называемого «развитого социализма». Этот
пятнадцатилетний период определяется заявлением XXIV съезда КПСС, который провозгласил построение в СССР
развитого социализма (1971 г.) и избранием на пост Генсека М. С. Горбачева в
1985 г.        

Однако взгляды историков на изучаемый нами исторический период
существования советского общества и государства, далеко не однородны. Далеко не
все исследователи оценивают его однозначно негативно. Так итальянский историк,
исследователь истории СССР и автор двухтомной монографии «История Советского
Союза» Дж. Боффа пишет: «Последнее десятилетие не было период застоя. Страна
развивалась, ее развитие было особенно интенсивным в области экономики и
позволило достичь важных производственных результатов. Экономика СССР отстает
от американской, а по некоторым показателям и от европейской, но она укреплена
и уравновешена настолько, что смогла превратить СССР в колосс современного
мира». Он также отмечает, что экономический рост позволил Советскому союзу
укрепить свои вооруженные силы и подтянуть традиционно отстающие рода войск,
например флот и добиться равновесия с США. На этой основе снова завязался и
развивался диалог-соревнование (таким необычным термином характеризует
советско-американские отношения времен развитого социализма итальянский ученый)
с Америкой.

Однако объективная реальность — распад СССР — свидетельствует в пользу
тех историков, которые называют «эпоху развитого социализма» «эпохой застоя».
Целью нашей работы в свете такой полемики становится изучение комплекса
экономических, социальных и политических явлений в жизни советского общества и
формирование собственных представлений о причинах кризиса СССР.

Для реализации поставленных целей нам предстоит решить целый ряд
исследовательских задач, а именно:

изучить политику советского руководства в области экономики и сельского
хозяйства;

исследовать развитие советской идеологии период развитого социализма;

выяснить положение православия и других традиционных религий в СССР
1965-1985 гг.;

— дать характеристику номенклатуре, как правящему классу советского
общества;

охарактеризовать разлагающее влияние черного рынка и дефицита товаров
народного потребления на моральное состояние советского человека;

исследовать советское диссидентство и гражданскую позицию его
представителей.

Источниковую базу работы составляют в основном опубликованные источники.
Особенностью отбора источников по теме явилось то, что для исследователей
советского времени главными и наиболее достоверными считались партийные
документы. За их изучением признавалась наибольшая ценность. Более того,
специально для истории КПСС создавалось отдельное историко-партийное
источниковедение. Дальше по значимости шли законы и нормативно-распорядительные
акты. Выделялась плановая документация, как особый вид источников советского
времени, хотя каждому ясно, что планы и действительность далеко не одно и тоже.
Такой подход давал возможность исследовать, как действует в истории власть, ее
учреждения и институты. Общество здесь выступает как пассивный элемент, продукт
деятельности власти. Таким образом, в оценке значения отдельных групп
источников преобладал партийный и государственно-институциональный подход, явно
устанавливающий иерархию ценностей для советских историков.

В связи с этим нам пришлось подбирать источники таким образом, чтобы
данные, приводимые в них согласовывались с другими, постсоветскими, или
иностранными оценками. В особенности это относится к статистическим материалам.
Наиболее ценными опубликованными делопроизводственными документами для нас
стали стенографические отчеты Съездов КПСС, Пленумов ЦК КПСС, постановления ЦК
КПСС, протоколы заседаний Политбюро ЦК КПСС. Не менее важные материалы по теме
исследования мы почерпнули из опубликованных источников планово-хозяйственных
органов управления СССР. Среди них протоколы Президиума Госплана СССР,
опубликованные в 1987 г. Материалы и документы по колхозному строительству в
СССР, сообщения Центрального Статистического Управления СССР и др. Определенное
значение для нашей работы имели документы внешней политики СССР, сборники
которых публиковались один раз в три года.

Среди опубликованных делопроизводственных источников нам представляется
рациональным выделить такую группу, как рассекреченные источники, т. е.
документы, которые вошли в научный оборот лишь после фактического прекращения
существования самого Советского Союза. В качестве примера можно привести
рассекреченные архивные материалы политбюро, касающиеся вопросов религии и церкви,
изданные в 1999 г., Материалы к истории «холодной войны» (сборник документов),
опубликованные в 1998, сборник А. Д. Безбородова, который представляет
материалы по истории диссидентского и правозащитного движения в СССР 50-80 гг.,
опубликованный в 1998 г и ряд других сборников документов.1

Статистические данные, представленные в справочниках, различных сборниках
документов раскрывают разные аспекты социально-экономического, политического,
культурного и демографического развития СССР в эпоху «развитого социализма».
Особый интерес представляет сравнение статистических и других данных,
опубликованных непосредственно в исследуемый период истории Советского Союза и
рассекреченных позже. Такое сравнение позволяет воссоздать не только динамику
экономического развития страны, но и выявить на основе несовпадения реалий
жизни и провозглашаемого с трибун причины духовного и идеологического кризиса
советского общества.

Среди опубликованных нарративных источников было изучено определенное
количество материала, состоящего из мемуаров, воспоминаний участников
исторических событий. Особое значение мы придали изучению произведений Л. И.
Брежнева — его воспоминаний, литературных произведений, официальных программных
выступлений. Это связано с тем, что именно этот человек возглавлял партию и,
следовательно, советское общество на протяжении подавляющего времени
существования «развитого социализма» в СССР. В последнее время рядом авторов
делаются попытки собрать и систематизировать воспоминания «простых людей»,
которые жили и трудились в эпоху «развитого социализма». В этой связи отметим
работу кандидата экономических наук, старшего сотрудника НИИ аграрных проблем
РФ Г. А. Ястребинской «История советской деревни в голосах крестьян». В ее
книге, состоящей из воспоминаний людей старшего поколения, освещена история
российского и советского крестьянства на примере одной из северных деревень.
Автору удалось создать целостную картину жизни российского села, используя
социологические методы исследования и живое общение с жителями российской
отдаленной деревни. Определенное сравнение материалов «парадных» автобиографий
и литературных опусов вождей с бесхитростными высказываниями простых советских
граждан, являясь, конечно, эмпирическим методом исторического исследования, все
же дает богатый материал для осмысления «духа и противоречий» изучаемого
исторического периода. 1

В целом отметим, что в источниковедении советского периода явно довлела
идеология, которая превратилась в систему марксистских догм, не подлежащих
ревизии и обсуждению. Со временем в среде практикующих историков сложилась
стойкая антипатия к такому источниковедению. На практике же
исследователи-историки придерживались принципа «каждый сам себе историк и
источниковед», что, в сущности, означало позицию крайнего методологического
индивидуализма или отказа от какой-либо методологии вообще.

Английский историк М. Мартин, автор монографии «Советская трагедия.
История социализма в России» отмечает, что впервые советская история стала
подлинно историей именно с распадом Советского союза. И это ее завершение
позволяет нам увидеть закономерность, логику, по которой она развивалась в
течение своей жизни. Настоящее исследование делает попытку определить параметры
этой модели и установит динамику, приводящую ее в действие.

Он говорит, что многие западные исследователи изучали феномен советской
истории «через тусклое стекло», гадательно. Это происходило потому, что почти
до самого конца советская действительность оставалась строго хранимым секретом.

Страстные советологические дебаты на Западе сосредоточивались на главном
вопросе: являлся ли СССР уникальным воплощением «тоталитаризма», или же,
напротив, представляет собой разновидность всеобщей «современности». Поэтому
данная работа — попытка «расставить по местам» концепции и категории, с помощью
которых запад пытался расшифровать советскую загадку.

В современной российской историографии отношение к методологии изучения
периода развитого социализма можно описать в терминах хаоса и разброда. Вся
советская история оказалась перевернутой, одиозно истолкованной.

Произошло заметное раскрепощение мысли, в профессиональной среде
усилилось внимание к развитию как западной, так и отечественной исторической
мысли. Одновременно стали нарастать противоречия и парадоксы, приведшие к
кризисному состоянию исторической науки и исторического знания о таком
относительно недавнем прошлом.

Чрезвычайно умножилось количество легковесных, конъюнктурных трудов.
Широко распространилась практика черпать факты из сомнительных и недостоверных
источников. Происходит эксплуатация одних и тех же сюжетов с небольшими
вариациями. Вместо повышения уровня исторического сознания общества наметилась
дезинтеграция целостности видения исторического процесса и неспособности
историков создать сколь-нибудь вразумительную концепцию отечественной истории
второй половины XX века.

Историография. Необходимо отметить, что комплексного, глубинного и
объективного исследования истории СССР в изучаемый нами период пока сделано не
было. Однако существуют работы, которые довольно детально и аргументировано
раскрывают отдельные стороны жизни советского общества.

Например М. С. Восленский в своей работе «Номенклатура. Господствующий
класс Советского Союза» глубоко изучил генезис и традиции советской бюрократии.
В своей работе он приводит как обширный статистический материал,
подтверждающий, что бюрократия стала самодостаточным, самовоспроизводящимся
классом советского общества. Он дает оценку экономической, хозяйственной и
политической эффективномсти работы советской государственной машины, основные,
приводит ряд негласных закономерностей ее функционирования.

Ю. А. Веденеев в монографии «Организационные реформы государственного
управления промышленностью в СССР: Историко-правовое исследование (1957-1987)»
с точки зрения современной управленческой науки выявил особенности
функционирования управленческий структур в СССР. Судьбы отечественная культуры
второй половины XX в. подробно
рассматривает С. А. Галин. Он утверждает, что в советской культуре наблюдались
две противоположные тенденции. С одной стороны, советская пропаганда говорила о
«расцвете социалистического искусства и культуры». Автор соглашается с тем, что
в СССР были выдающиеся деятели искусства, но при этом демонстрирует, что в
тоталитарном обществе наблюдались застойные явления не только в экономике, но и
в культуре. Он показывает, что в условиях несвободы и «социального
(идеологического) заказа культура в СССР вырождалась, мельчала, не развивались
целые жанры и направления, под запрет попадали целые виды искусств.

Диссидентство, как уникальное явление советского образа жизни описывают
А. Д. Безбородов и Л. Алексеева. Авторы исследуют не только духовные и
идеологические предпосылки этого явления. Они, на основании изучения уголовных
и административных процессов, законодательства делают попытку изучить
распространение инакомыслия в СССР с точки зрения статистики.

Академик Л. Л. Рыбаковский в своей монографии «Население СССР за 70 лет»
подробнейшим образом раскрывает динамику практически всех аспектов
демографических процессов в нашей стране с 1917 по 1987 гг. Его монография
содержит ретроспективный анализ демографического развития СССР с первых лет
Советской власти и до 1987 г. В ней исследуется взаимодействие демографических,
экономических и социальных процессов, повлиявших на изменение различных структур
советского общества.

О монографии А. С. Ахиезера «Россия: критика исторического опыта»
специалисты говорят как о важном прорыве в знании о России. Философ, социолог,
экономист — автор более чем 250 научных работ, в своей концептуальной
двухтомной монографии заставляет взглянуть на механизмы изменений в истории
России через призму становления и смены основ нравственности, положенных в
основу российской государственности. В книге показано, как попытки общества
избавиться от социокультурных противоречий реализуются в сознании и
деятельности личности и в массовых процессах.1

Отметим, что большое значение при изучении недавней истории СССР играют
произведения литературы, кино, фотодокументы, свидетельства очевидцев недавних
событий. Однако, нужно помнить, что «большое видится на расстоянии». Поэтому
историки будущего, видимо, смогут дать этой эпохе гораздо более объективную
оценку, чем современники изучаемых нами событий.

I.
Идеология советского общества

.1 Идеологические установки советского общества в духовной и культурной
сфере

Начиная со второй половине 60 гг. процесс преодоления сталинского
политического наследия практически прекратился. Возобладала точка зрения, будто
стабилизации общественных отношений можно достичь лишь за счет отказа от курса,
принятого на XX съезде КПСС. Это и определило в
значительной степени общественно-политический и духовный климат этих годов —
климат фальши и двоемыслия, тенденциозности и беспринципности в оценке
политических событий и фактов прошлого и настоящего.

Под предлогом недопущения «очернительства» от ученых-обществоведов
требовали не заострять внимание на ошибках и недостатках в историческом опыте
партии. Все чаще сверху раздавались предостережения в адрес ученых,
занимавшихся советской историей. Например, книгу Р. Медведева «К суду истории»,
посвященную разоблачению культа личности Сталина, полностью отвечавшую духу XX съезда КПСС, издать в СССР оказалось
невозможно: в руководящих партийных сферах автору сказали: «У нас сейчас новая
линия в отношении Сталина».

В то же время в институте истории СССР была разгромлена «школа» П. В.
Волобуева: входившие в ее состав ученые пытались по-новому осветить проблемы
истории рабочего движения, Октябрьской революции.

В 1967 г. с должности главного редактора журнала «История СССР» был снят
Ю. А. Поляков. Журнал пытался более менее объективно исследовать проблемы
революции. В конце 60-х гг. был исключен из партии и вынужден уехать за рубеж
историк М. М. Некрич, который в книге «1941. 22 июня» по-новому раскрыл события
начала войны, показал допущенные ошибки. Подобные примеры можно было бы
продолжить.

Политическая жизнь в стране приобрела все более закрытый характер, резко
падал уровень гласности, одновременно усиливался диктат идеологических структур
партии по отношении к средствам массовой информации.

После свержения Хрущева ЦК КПСС решил пересмотреть характеристику, данную
Сталину на XX и XXII Съездах партии. Попытка официально реабилитировать
Сталина на XXIII съезде (1966) сорвалась из-за
протестов интеллигенции, особенно ученых и писателей. Незадолго до открытия
съезда 25 видных деятелей науки и искусства, академики П. Л. Капица, И. Г.
Тамм, М. А. Леонтович, писатели В. П. Катаев, К. Г. Паустовский, К. И.
Чуковский, народные артисты М. М. Плисецкая, О. И. Ефремов, И. М. Смоктуновский
и другие написали письмо Л. И. Брежневу, в котором выражали беспокойство по
поводу наметившейся частичной или косвенной реабилитации Сталина. Против
реабилитации Сталина высказалось руководство ряда зарубежных компартий.

Однако в 1970 гг. критика сталинизма была окончательно свернута. На
съездах партии начал утверждаться новый культ — культ Л. И. Брежнева. В 1973 г.
в обкомы, крайкомы, ЦК Компартий республик была разослана специальная записка
«О необходимости укрепления авторитета товарища Брежнева Л. И.».

«Вождь», «Выдающийся деятель ленинского типа» — эти эпитеты стали почти
обязательными атрибутами имени Брежнева. С конца 1970 г. они резко
диссонировали с обликом стареющего и слабеющего генсека.

За 18 лет пребывания у власти ему было присвоено 114 высших
государственных наград, в том числе 4 звезды Героя Советского Союза, Золотая
звезда Героя Социалистического Труда, Орден Победы. Елейное славословие,
начатое уже на XXIV съезде КПСС
(1971 г.) усилилось на XXV
(1976) и достигло своего апогея на XXVI (1981). По всей стране шли «научно-теоретические» конференции, на
которых высокопарно превозносились литературные «труды» Брежнева — «Малая
земля», «Возрождение», «Целина», написанные за него другими.1

Положение в стране становилось губительным не только из-за
социально-экономических деформаций, но и вследствие нараставшего паралича
интеллектуальной, духовной жизни. В каждом отчетном докладе ЦК партии
говорилось о расцвете социалистической демократии, но это пустые и
бессмысленные декларации. На практике существовала жесткая регламентация
политической и духовной жизни. Брежнев и его окружение вернулись к
просталинской практике, к диктату центра, к преследованию инакомыслия.

Период конца 1960-х нач. 1980-х гг. породил свою идеологию. Уже во второй
половине 1960 г. стало ясно, что цели, поставленные Программой КПСС, принятой
на XII съезде КПСС, в намеченные сроки
реализовать не удастся. Партийному руководству во главе с Л. И. Брежневым
требовались новые идейно-теоретические основы для своей деятельности.

В партийных документах начинается смещение акцентов с пропаганды целей
коммунистического строительства на пропаганду достижений развитого социализма.
Л.И. Брежнев заявил, что главным итогом пройденного пути является построение
развитого социалистического общества.2

В новой конституции СССР, принятой в 1977 г., это положение получило
правовой статус. «На этом этапе, — подчеркивается в Основном Законе, —
социализм развивается на своей собственной основе, все полнее раскрываются
созидательные силы нового строя, преимущества социалистического образа жизни,
трудящиеся все шире пользуются плодами великих революционных завоеваний». То
есть пропаганда провозглашала общество развитого социализма закономерным этапом
на пути к коммунизму. 1

В советской печати назойливые рассуждения о скором наступлении коммунизма
сменились столь же демагогическими рассуждениями о неустанной борьбе за мир,
которую ведет советское руководство и лично товарищ Брежнев.

То обстоятельство, что советские запасы обычного и ядерного оружия
многократно превышали запасы всех западных держав, вместе взятых, гражданам
СССР знать не полагалось, хотя на Западе благодаря космической разведке это
было в общих чертах известно.

Л. И. Брежнев говорил: Новая конституция — это, можно сказать,
концентрированный итог всего шестидесятилетнего развития Советского
государства. Она ярко свидетельствует о том, что идеи, провозглашенные
октябрем, заветы Ленина, успешно претворяются в жизнь».2

В исторической литературе считается неоспоримым фактом, что при переходе
власти от Хрущева к Брежневу в области идеологии взяла верх неосталинистская
линия. Это во многом объясняется тем, что Хрущев во время чистки ЦК от
соратников Сталина (антипартийная группа) оставил в неприкосновенности весь
сталинский идеологический штаб ЦК во главе с М. Сусловым. Все его ведущие кадры
остались на местах, ловко приспособившись к «антикультовой» политике Хрущева.

Пустив в ход все идеологические рычаги и пользуясь теоретической
беспомощностью членов «коллективного руководства», вчерашние ученики Сталина из
штаба Суслова обосновали новую точку зрения на деятельность Сталина.
Оказывается, «культа личности» вообще не было, а Сталин был верным ленинцем,
который всего-то допустил лишь некоторые нарушения советской законности. Его
теоретические труды вполне марксистские, а XX и XXII
съезды «перегнули палку», в оценке Сталина из-за «субъективизма Н. С. Хрущева».
В свете этой идеологической концепции советская пресса видимо, получила
указание прекратить критику Сталина. Отныне вновь разрешалось пользоваться его
трудами, цитировать их в положительном плане.

Так оформилась неосталинистская идеологическая линия. Но справедливости
ради надо сказать, что открытого восхваления Сталина в советских средствах массовой
информации не было.

В течение всех 18 лет правления Брежнева главным партийным идеологом
оставался М. А. Суслов. Свою главную задачу он видел в обуздании общественной
мысли, торможении духовного развития советского общества, культуры, искусства.
Суслов всегда настороженно и недоверчиво относился к литераторам и театральным
деятелям, чьи «непродуманные» высказывания может использовать «враждебная
пропаганда». Излюбленный тезис Суслова — невозможность мирного сосуществования
в области идеологии и обострение идеологической борьбы на современном этапе. Из
этого делался вывод о необходимости усиления контроля за всеми видами
творческой деятельности.

Нараставший кризис общества ощущался и осознавался «наверху». Были
сделаны попытки реформирования ряда сторон общественной жизни. Так, начиная с
1960-х гг. в стране была сделана очередная попытка приведения школьного
обучения в соответствие с современным уровнем науки. Необходимость повышения
общего уровня образования была связана, в частности, с процессом урбанизации.
Если в 1939 г. в городах проживало 56 млн. советских граждан, то в начале
1980-х гг. горожан уже было более 180 млн. в начале 1980-х гг. специалисты,
получившие высшее или среднее специальное образование, составляли 40 %
городского населения. Существенно повышался общий уровень образования населения
СССР. (Приложение 1)

Тем не менее, уже во второй половине 1970-х гг. у молодых специалистов,
получивших хорошее образование, но вынужденных работать не по специальности,
нарастало общее недовольство своей работой. Заметнее стал процесс выдвижения на
ответственные должности и посты «серых», некомпетентных людей, главным образом
из партийной среды.

Нерешенные проблемы народного образования в конце 1970-х — начале 1980-х
гг. все более обострялись. Поэтому в апреле 1984 г. Верховный Совет СССР
вынужден был утвердить новый проект «Основных направлений реформы
общеобразовательной и профессиональной школы». Эта очередная школьная реформа
должна была стать средством борьбы с формализмом, процентоманией, плохой организацией
трудового воспитания и подготовки школьников к жизни. Вновь изменилась
структура общеобразовательной школы: она становилась одиннадцатилетней, тогда
как в начале 1960-х годов отказались от этого.1

«Принципиальным новшеством» в работе школы считалось увеличение вдвое
количества часов на трудовое обучение, расширение производственной практики
школьников. Специальную работу по профориентации призваны были проводить
межшкольные учебно-производственные комбинаты. За всеми школами закреплялись
базовые предприятия, которые становились ответственными организаторами
трудового воспитания.

Началась показная компания по созданию учебных цехов для школьников.
Однако все эти благие намерения свелись к очередной формальной компании в
области школьного образования. Бюрократизм старой административно-командной
системы не позволил добиться каких-либо успехов в деле школьной реформы. На XXVII съезде КПСС в феврале 1986 г.
констатировался провал старой реформы школы и было объявлено о начале новой.

Культурный уровень людей, пришедших к власти вслед за Брежневым, был еще
ниже у окружения Хрущева. С культурой в собственном развитии они разминулись,
культуру советского общества превратили в заложницу идеологии. Правда,
первоначально Брежнев и его окружение заявляли о продолжении в области
художественной культуры линии «золотой середины», выработанной еще в период
«оттепели». Это означало отказ от двух крайностей — очернительства, с одной
стороны, и лакировки действительности с другой.

А в материалах съездов партии неизменно присутствовал шаблонный тезис о
том, что в стране достигнут настоящий «расцвет социалистической культуры». С
мифическим пафосом в партийной программе 1976 г. вновь провозглашалось, что «в
стране осуществлена культурная революция», в результате чего в СССР якобы был
совершен «гигантский взлет к вершинам науки и культуры».1

Принципы, записанные в партийной программе, в сфере художественной
культуры воплощались в виде ходульных сюжетных схем, высмеянных в советской
печати лет за 15-20 до этого. В повестях, пьесах, кинофильмах густо расцвела
«производственная тематика». В твердом соответствии с нормами соцреализма все
завершалось благополучно после вмешательства партийных чиновников.

Возвращаясь к сталинской традиции, 7 января 1969 г. ЦК КПСС принял
постановление «О повышении ответственности руководителей органов печати, радио
и телевидения, кинематографии, учреждений культуры и искусства». Усилилось
давление цензурного пресса на литературу и искусство, участилась практика
запретов публикаций художественных произведений, выходила на экран уже готовых
кинофильмов, исполнения тех или иных музыкальных произведений, которые, по
мнению идеологов, не укладывались в рамки принципов социалистического реализма
и ленинской партийности.

Чтобы обеспечить необходимую партийной верхушке тематику художественных
произведений, фильмов, театральных постановок, с середины 1970-х гг. была
введена система государственных заказов. Заранее определялось, сколько фильмов
должно быть поставлено на историко-революционные, военно-патриотические и
морально-бытовые темы. Эта система действовала повсеместно и распространялась
на все жанры и виды искусств.

Несмотря на усиливавшееся идеологическое и цензурное давление, партийной
номенклатуре не удавалось полностью заглушить голос тех писателей, чье
творчество противостояло идеологии неосталинизма. Литературным событием 1967 г.
стала публикация романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Объективно идеологии
неосталинизма противостояла так называемая «деревенская проза». Книги Ф.
Абрамова, В. Астафьева, Б. Можаева, В. Распутина художественно выразительно
показывали процесс раскрестьянивания села.

Настоящим фарсом в истории отечественной литературы стали произведения Л.
И. Брежнева. За создание группой журналистов на основе его воспоминаний трех
брошюр: «Малая Земля», «Возрождение» и «Целина» он был удостоен Ленинской
премии в области литературы.

По мере усиления идеологического натиска властей в стране росло число
писателей, художников, музыкантов, артистов чье творчество по политическим
причинам не могло дойти до читателей, зрителей, слушателей легальным путем.
Большое количество представителей творческой интеллигенции не по своей воле
оказалось за пределами СССР, однако и запрещенные произведения продолжали жить
в списках, ксерокопиях, кино, фото и магнитных пленках. Так в 1960-х гг. в СССР
возникла бесцензурная печать — так называемый «самиздат». По рукам ходили
машинописные копии текстов неугодных властям ученых и писателей. Собственно,
феномен самиздата не был чем-то новым в истории русской культуры. Так «Горе от
ума» А. Грибоедова, которое было запрещено к публикации в России тем не менее
было известно буквально всем грамотным людям благодаря нескольким десяткам
тысяч рукописных списков, количество которых во много раз превышало обычные
тиражи тогдашних изданий. В списках распространялась книга А. Радищева
«Путешествие из Петербурга в Москву».1

В советское время в самиздате ходили рукописи произведений А.
Солженицына, А. Д. Сахарова, О. Э. Мандельштама, М. М. Зощенко, В. С.
Высоцкого. Самиздат стал таким мощным культурным и общественным фактором, что
власти предприняли широкомасштабную борьбу с ним, а за хранение и
распространение самиздатовских произведений можно было угодить в тюрьму.

В начале 1960-1970-е гг. художники разрабатывали новый, так называемый
«суровый стиль». Именно в это время у художников выявилось стремление в обход
идеологических препон воссоздать действительность без обычной парадности,
сглаживания трудностей, без поверхностной фиксации бесконфликтных
малозначительных сюжетов, укоренившейся традиции изображать борьбу «хорошего с
лучшим». В это же время партийные идеологи всячески преследовали развитие
авангардного искусства. Все идеологические отступления жестко пресекались. Так,
в сентябре 1974 г. в Москве, в Черемушках бульдозерами (поэтому эту выставку
называют бульдозерной) разгромили выставку современного авангардного искусства,
устроенную прямо на улице. Художники были избиты, а картины раздавлены
бульдозерами. Это событие получило большой резонанс среди творческой интеллигенции
в стране и за рубежом.2

Таким образом, в 1960-1980 -е гг. в художественной жизни окончательно
оформилось противостояние двух культур в обществе: с одной стороны — культуры
официальной, следовавшей в курсе партийной идеологической программы и
неосталинистской идеологии, с другой — культуры гуманистической, традиционной
для демократической части общества, которая принимала участие в формировании
сознания людей разных национальностей, подготавливало духовное обновление
страны.

В извращенной системе государственного распределения материальных благ
естественное стремление людей жить лучше приводило порой к утрате традиционных
понятий долга, к росту преступности, пьянства, проституции. К началу 80-х гг. в
стране ежегодно совершалось около 2 млн различных преступлений. Потребление
алкоголя на душу населения к этому времени выросло по сравнению с 50-ми гг.
более чем в 2,5 раза.1 Все это привело к существенному сокращению
продолжительности жизни, в особенности для мужчин. В СССР и в современной
России имеется постоянный перевес численности женского населения над мужским.
(Приложение 2)

Начавшаяся на предприятиях борьба с пьянством и алкоголизмом (отправной
точкой послужило постановление ЦК КПСС по вопросам укрепления социалистической
трудовой дисциплины, принятое в августе 1983 г.) страдала формализмом и
кампанейщиной. Все это отражало нарастание проблем в социально-культурной
сфере. Так, несмотря на то, что в 70-е гг. жилищный фонд страны вырос (ежегодно
вводилось более 100 млн кв. м жилья), что позволило за 10 лет улучшить жилищные
условия более чем 107 млн. человек, до радикального решения этой острейшей
проблемы было далеко. А количество инвестиций в строительство жилья все
сокращалось: в восьмой пятилетке они составляли 17,2% от общего объема
капитальных вложений в народное хозяйство, в девятой — 15,3, в десятой — 13,6%.
Еще меньше средств направлялось на сооружение социально-бытовых объектов. Все
более явно сказывался остаточный принцип в выделении средств на социальные
нужды. Между тем положение усугубляла усиленная миграция в города сельского
населения и ввоз предприятиями рабочей силы, так называемых лимитчиков, то есть
людей, имеющих в крупных городах временную прописку и временно работающих.
Среди них было немало и таких, кто оказывался неустроенным в жизни. В целом же
по сравнению с нищетой конца 30-х гг. и послевоенным периодом положение
основной части населения улучшилось. Все меньше людей жили в коммуналках и
бараках. В обыденную жизнь входили телевизоры, холодильники, радиоприемники. У
многих в квартирах появились домашние библиотеки.

Советские люди пользовались бесплатным медицинским обслуживанием. Область
здравоохранения тоже ощутила на себе проблемы экономики: уменьшалась доля
расходов на нужды медицины в государственном бюджете, замедлилось обновление
материально-технической базы, ослабевало внимание к вопросам охраны здоровья.
Не хватало поликлиник, больниц, детских медицинских учреждений в сельской
местности, а имеющиеся зачастую были плохо оборудованы. Оставляла желать
лучшего квалификация медицинского персонала и качество медицинского
обслуживания. Медленно решались вопросы изменения оплаты труда медработников.1

Таким образом, наметившиеся в 70-е гг. сбои в развитии экономики
сказались на благосостоянии трудящихся. Социальная направленность экономики,
особенно на рубеже 70-80-х гг., оказалась ослабленной. На развитие социальной
сферы все более негативное влияние оказывал остаточный принцип распределения
ресурсов.

Определенное повышение уровня жизни имело и оборотную сторону. Понятие
«общественная социалистическая собственность» выглядело абстрактным для
миллионов людей, поэтому они считали возможным
использовать ее в своих интересах. Массовое распространение получили так
называемые мелкие хищения.

Итак, в этот период были исчерпаны все основные ресурсы старого
экономического роста — экстенсивного. Однако на путь интенсивного развития
советская экономика не смогла перейти. Кривая темпов роста пошла вниз, стали
нарастать социальные проблемы, пассивность, проявилась вся совокупность
связанных с этим проблем.

Таким образом, советское общество в конце 60-х — начале 80-х гг. имело
достаточно сложную стратифицированную структуру. Партийно-государственной
власти удавалось удерживать общество в состоянии относительной стабилизации. В
то же время начавшийся структурный кризис индустриального общества,
аккумулирующий экономические, социально-политические, этнодемографические,
психологические, экологические, геополитические аспекты, предопределил
нарастание недовольства, грозившего устоям системы.

Относительное материальное благополучие было временным и отражало
нарастающий кризис. В Советском Союзе перестала увеличиваться средняя
продолжительность жизни. К началу 80-х гг. СССР опустился на 35-е место в мире
по этому показателю и на 50 -е по уровню детской смертности.1

.2 Идеология реформирования промышленности и сельского хозяйства

Задача повышения благосостояния народа провозглашалась главной в
экономической политике. Съезды партии требовали осуществить глубокий поворот
экономики к решению многообразных задач повышения благосостояния народа,
усилить внимание к производству предметов потребления (промышленности группы
«Б») и обеспечить коренные сдвиги в качестве и количестве товаров и услуг для
населения.

С середины 60-х гг. руководство страны взяло курс прежде всего на
повышение денежных доходов населения. Оплата труда рабочих и служащих,
колхозников совершенствовалась с целью стимулирования высокопроизводительной
работы. Реальные доходы в расчете на душу населения за десятилетие выросли на
46%. Значительные слои трудящихся обеспечили себе некоторый достаток.

Увеличивалась гарантированная заработная плата колхозников, оклады
низкооплачиваемых слоев населения подтягивались к оплате среднеоплачиваемых.
Так продолжалось до тех пор, пока не обозначился нарастающий разрыв между
денежной массой и ее товарным обеспечением. Оказалось, что при невыполнении
заданий пятилеток по росту производительности труда расходы на заработную плату
систематически превышали плановые. Доходы колхозников росли медленнее, чем
предусматривалось, однако и они значительно опережали рост производительности
труда в сельскохозяйственном секторе экономики. В общем, проедали больше, чем
создавали. Это порождало нездоровую ситуацию в сфере производства и
распределения общественных благ, осложняло решение социальных задач.

Проводившееся упорядочение заработной платы, повышение тарифных ставок и
должностных окладов касалось главным образом малообеспеченных работников.
Нередко ущемленными в оплате труда оказывались специалисты высокой
квалификации. Неоправданно сблизились уровни оплаты труда инженерно-технических
работников и рабочих, а в машиностроении и строительстве инженеры в среднем
получали меньше, чем рабочие. Зарплата сдельщиков росла, а оклады специалистов
не менялись. Уравниловка в оплате труда без строгого учета конечных результатов
подрывала материальные стимулы к росту его производительности, порождала
иждивенческие настроения. Нарушалась, таким образом, органическая связь между
мерой труда и мерой потребления. В то же время рост денежных доходов населения
продолжал отставать от производства товаров и услуг. До определенного времени
проблему сбалансированности доходов населения и их покрытия можно было решать,
добиваясь увеличения массы товаров. По мере роста доходов и потребления все
более остро вставал вопрос о необходимости учета спроса, ассортимента и
качества товаров. Изменения в уровне и структуре народного потребления наиболее
ярко проявились в опережающих темпах роста продажи и потребления
непродовольственных товаров, особенно на предметы длительного пользования с
более высокими потребительскими свойствами: теле- и радиотоваров, автомобилей,
высококачественной и модной одежды, обуви и др. Наступил своеобразный товарный
голод. Например, к началу 80-х гг. СССР выпускал кожаной обуви на душу населения
в несколько раз больше, чем США, но при этом дефицит именно качественной обуви
нарастал с каждым годом. Промышленность, по сути дела, работала на склад. В
70-80-е гг. был принят ряд постановлений ЦК КПСС и Совета Министров СССР,
направленных на увеличение производства высококачественных товаров для
населения, улучшение их ассортимента. Однако в силу хозяйственной инертности
проблемы решались крайне медленно. К тому же уровень технической оснащенности
отраслей легкой и пищевой промышленности не отвечал современным требованиям,
слабо внедрялись в производство научно-технические достижения. А это не только
сдерживало рост производительности труда, но и сказывалось на качестве
продукции, на ее себестоимости. Многие виды продукции не находили сбыта и накапливались
на базах. Не помогала решать проблемы реализации и торговля, где оставалась
низкой культура обслуживания, практически отсутствовало изучение спроса
населения, процветали взяточничество, хищения и круговая порука. Все это
приводило к усилению несбалансированности спроса и предложения товаров и услуг.
Возрастал разрыв между платежеспособным спросом населения и его материальным
покрытием. В результате на руках у населения оказался быстро увеличивающийся
остаток неизрасходованных денег, часть из которых вкладывалась в сберегательные
кассы. Сумма вкладов в сберкассы в девятой пятилетке увеличилась в 2,6 раза по
сравнению с ростом продажи товаров народного потребления, а в десятой пятилетке
— в 3 раза.1

Расхождение в количестве денег, находившихся в обращении, и качественных
товаров с середины 70-х гг. привело к росту цен. Официально цены росли на так
называемые товары повышенного спроса, неофициально — на большинство других. Но,
несмотря на подорожание, в конце 70-х гг. общий дефицит предметов потребления
возрос, обострилась проблема обеспечения спроса на мясные и молочные продукты,
товары для детей, хлопчатобумажные ткани и ряд других товаров массового
потребления. Стала расти социальная дифференциация, основанная на степени
доступа к дефициту. Она усугублялась нарастанием незаслуженных и незаконных
привилегий для некоторых категорий партийно-государственного аппарата, что
обостряло социальную напряженность в обществе.

Все эти явления во многом стали следствием того, что в октябре 1964 г. к
власти пришла группировка, в основном не настроена на серьезное реформирование
экономики страны, прежде всего в области сельского хозяйства и промышленности.
Однако к этому времени уже трудно было никак не реагировать на сложившееся
положение вещей: в отдельных районах страны из-за нехватки продуктов питания
возникла необходимость ввести нормированное снабжение населения (по талонам), и
скрывать ситуацию стало невозможно.1

В марте 1965 г. состоялся пленум ЦК КПСС, на котором с докладом «О
неотложных мерах по дальнейшему развитию сельского хозяйства» выступил новый
лидер партии Л. И. Брежнев. Пленум в своем решении был вынужден признать, что в
последние годы «сельское хозяйство замедлило темпы своего роста. Планы его
развития оказались невыполнимыми. Медленно повышались урожаи
сельскохозяйственных культур. Производство мяса, молока и других продуктов за
это время также увеличилось незначительно». Были названы и причины такого
положения вещей: нарушение экономических законов развития социалистического
производства, принципов материальной заинтересованности колхозников и рабочих
совхозов в подъеме общественного хозяйства, правильного сочетания общественных
и личных интересов». Отмечалось, что большой вред принесли необоснованные
перестройки руководящих органов, «порождавшие обстановку безответственности и
нервозности в работе».

Мартовский (1965 г.) пленум ЦК КПСС разработал следующие меры, призванные
обеспечить «дальнейший подъем» сельского хозяйства: 2

Установление нового порядка планирования заготовок сельскохозяйственной
продукции;

Повышение закупочных цен и другие методы материального стимулирования
тружеников сельского хозяйства;

Организационно-хозяйственное укрепление колхозов и совхозов, развитие
демократических принципов управления делами артелей…

Таким образом, мы видим, что в 1965 г. ЦК партии видело дальнейшее
развитие сельского хозяйства на основе законов экономики: материального
стимулирования работников и предоставления им определенной экономической
самостоятельности.

Тем не менее, политика партии и государства после мартовского Пленума, к
сожалению, фактически принципиально не изменилась, но все равно он стал весьма
заметной вехой в истории организации сельскохозяйственного производства. После
1965 г. увеличились ассигнования на нужды села: в 1965 — 1985 гг. капитальные
вложения в сельское хозяйство составили 670, 4 млрд. рублей, в 2 раза поднялись
закупочные цены на сельскохозяйственную продукцию, продаваемую государству,
укреплялась материально-техническая база хозяйств, выросла их
энерговооруженность. Система органов управления сельским хозяйством была
упрощена: министерства производства и заготовок сельскохозяйственных продуктов
союзных республик были преобразованы в Министерства сельского хозяйства,
территориальные производственные колхозно-совхозные управления упразднены,
восстановлены структурные подразделения исполкомов местных Советов,
ответственные за сельскохозяйственное производство. Колхозам и совхозам
ненадолго была предоставлена большая самостоятельность, совхозы предполагалось
перевести на полный хозрасчет. Помимо всего прочего, за брежневские годы
неимоверно возрос объем инвестиций в сельское хозяйство; в итоге они составили
четвертую часть всех бюджетных ассигнований. Некогда игнорируемая деревня
наконец-то стала для режима приоритетом номер один. И производительность
сельского хозяйства действительно выросла, причем темпы ее роста превосходили
показатели большинства западных стран.1 Тем не менее, сельское хозяйство
по-прежнему оставалось кризисной зоной: неурожай каждый раз становился
национального масштаба, стране приходилось регулярно импортировать зерно, в
особенности кормовое.

Одной из причин этой относительной неудачи стало то, что советское
сельское хозяйство изначально находилось в состоянии столь глубокой депрессии,
когда даже быстрые темпы роста не могли поднять уровень производства достаточно
высоко. Кроме того, доходы как городского, так и сельского населения возросли,
вследствие чего значительно увеличился спрос. Наконец, немалая часть населения
все еще была занята в сельском хозяйстве, что обусловливало низкий уровень
производительности труда и увеличение себестоимости продукции: городское
население в СССР впервые стало многочисленнее сельского только в 1965 г.,
причем последнее все еще составляло 30 % от общей численности населения и в
1985 г. (Приложение 3)

Совершенно ясно, что коренная причина неэффективности сельского хозяйства
была организационного характера: общее руководство огромными инвестициями,
стратегией применения химических удобрений, кампаниями по сбору урожая
по-прежнему осуществлялось сверху и централизованно. Режим продолжал
форсировать свою политику превращения колхозов в совхозы, и в 1980-е гг. на
долю последних приходилось уже более половины всех обрабатываемых в стране
земель. Тогда же ортодоксальное колхозное руководство свело на нет результаты
нескольких робких, но довольно грубых экспериментов с «системой звеньев».
Короче говоря, режим, усилив традиционные административно-командные методы,
получил и обычные контрпродуктивные результаты; тем не менее, высказываться в
пользу проведения какой-либо иной политики было по-прежнему невозможно.

В 1978 г. Пленум ЦК КПСС выносит следующую резолюцию, касающуюся развития
сельского хозяйства: «Отмечая значительную работу, проведенную со времени
мартовского (1965 г.) Пленума ЦК КПСС по подъему сельского хозяйства Пленум ЦК
вместе с тем считает, что общий уровень этой отрасли еще не отвечает
потребностям общества и требует дальнейших усилий по укреплению
материально-технической базы сельского хозяйства, улучшению организационных
форм и повышению его эффективности».1

В итоге к концу брежневской эпохи снабжение населения продовольствием все
более отставало от спроса, и сельское хозяйство, которое при Сталине было
источником (насильственного) накопления капитала для инвестиций в промышленность,
превратилось теперь в общее бремя для всех остальных отраслей экономики.

Таким образом, определенные попытки реформирования советского сельского
хозяйства были детерминированы явным несоответствием между потребностями
населения, живущим, как провозглашалось, при «развитом социализме», и низким
уровнем производительности труда в аграрном комплексе страны. Причины такой
низкой эффективности сельского хозяйства состояли с одной стороны в слабой
технологической вооруженности крестьянства. Это подталкивало руководство страны
при Н. С. Хрущеве к экстенсивному ведению сельского хозяйства — освоению новых
площадей. В исследуемый нами период была сделана попытка интенсификации
производства сельскохозяйственной продукции. Одно из направлений такой
интенсификации — кратковременная, но показательная попытка внедрения
материальной заинтересованности крестьянина в результатах своего труда.
Элементы хозрасчета и сдельной оплаты труда крестьянина на наш взгляд является
значимым симптомом кризиса идеи коммунистического способа производства, где
отрицается материальный стимул труда.

Однако в целом в аграрном секторе обозначался новый спад. Аграрная
политика 60-х — середины 80-х гг. была основана на дальнейшем огосударствлении,
централизации и концентрации сельскохозяйственного производства. Продолжались
администрирование, некомпетентное вмешательство в дела колхозов, совхозов и в
целом тружеников села. Рос аппарат управления сельским хозяйством. Развитие
межхозяйственной кооперации и интеграции в середине 70-х гг., химизация и
мелиорация земель не принесли желаемых перемен. Экономическое положение
колхозов и совхозов усугублялось несправедливым обменом между городом и
деревней. В результате к началу 80-х гг. многие колхозы и совхозы оказались
убыточными.

Попытки решить проблемы сельского хозяйства только путем увеличения
объема капитальных вложений (за 70-е — начало 80-х гг. в аграрно-промышленный
комплекс страны было вложено более 500 млрд рублей) не принесли ожидаемого
результата. 1

Деньги омертвлялись в строительстве дорогостоящих и порой бесполезных
гигантских комплексов, тратились на непродуманную мелиорацию и химизацию почв,
уходили в никуда из-за незаинтересованности сельских тружеников в результатах
труда или же выкачивались обратно в казну через растущие цены на сельхозтехнику.
Введенная с середины 60-х гг. гарантированная оплата труда в колхозах — по
сути, важное достижение того времени — обернулась ростом социального
иждивенчества.

Попытки найти лучшую организацию сельхозпроизводства не находили
поддержки, более того — порой просто преследовались. В 1970 г. был пресечен
эксперимент в опытном хозяйстве Акчи (Казахская ССР), суть которого была
проста: крестьянин получает все, что зарабатывает своим трудом. Эксперимент был
неугоден работникам Минсельхоза. Председатель хозяйства И. Н. Худенко был
обвинен в получении якобы незаработанных больших денег, осужден за мнимые
хищения и умер в тюрьме. За инициативу и творческий подход к делу расплатились
изломанными судьбами известные организаторы аграрного производства В. Белоконь,
И. Снимщиков.

Стратегической задачей КПСС была ликвидация различий между городом и
деревней. Она основывалась на идее приоритета государственной собственности в
сравнении с колхозно-кооперативной и частной, а следовательно — на тотальном
укрупнении и огосударствлении сельскохозяйственного производства. Реализация
этой задачи привела к тому, что в 60-х — первой половине 80-х гг. был завершен
процесс государственной монополизации собственности в сельском хозяйстве. За
1954-1985 гг. было преобразовано в совхозы около 28 тыс. колхозов (или треть от
их общего числа). Колхозная собственность, которая, по сути, не была
кооперативной, так как колхоз никогда не был собственником производимой
продукции и государство изымало денежные средства со счетов колхозов даже без
формального их разрешения, была свернута.. Противоречия и трудности, в том
числе и бесхозяйственность в сельском хозяйстве страны, руководство пыталось
компенсировать импортом продовольствия и зерна. За 20 лет импорт мяса вырос в
12 раз, рыбы- в 2, масла- в 60, сахара- в 4,5,.зерна- в 27 раз. 1

Таким образом, к началу 80-х гг. сельское хозяйство страны оказалось в
кризисном состоянии. В этой обстановке было принято решение о разработке
специальной Продовольственной программы, которую утвердил майский (1982) Пленум
ЦК КПСС. Однако программа, разработанная в рамках устаревшей системы
управления, была половинчатой. Она не затрагивала главного звена в сельском
хозяйстве — интересов крестьянства, не меняла экономических отношений в деревне
и хозяйственного механизма. В результате, несмотря на все принимаемые меры и
постановления, продовольственная проблема значительно обострилась. К середине
80-х гг. практически повсеместно было введено нормированное снабжение по ряду
продуктов питания.

По аналогии с другими странами СССР в 70-е гг. принял серию прогрессивных
законов об охране окружающей среды. Но, как и многие прогрессивные начинания,
они остались на бумаге. Министерства первыми нарушали их. В связи с глобальной
и безжалостной эксплуатацией природных ресурсов, наносившей невосполнимый ущерб
целым регионам страны, экологическая ситуация чрезвычайно ухудшилась. Особую
опасность для здоровья людей и народного хозяйства представляло загрязнение
атмосферы воздуха в городах — промышленных центрах. В результате неэффективного
и экологически безграмотного сельскохозяйственного производства выявился рост
площадей непригодных земель, засоление почвы, затопление и подтопление обширных
территорий существенно сказались на естественном плодородии обрабатываемых
угодий, привели к падению урожайности. Большое количество уникальных
среднерусских черноземов было загублено при разработке месторождений Курской
магнитной аномалии, где добыча железной руды велась открытым способом. 1

До опасного уровня снизилось качество воды во многих реках. Были
разрушены такие известные экологические системы, как озеро Байкал и Аральское
море. В начале 80-х гг. были начаты подготовительные работы по переброске части
стока северных рек в Волгу, а также поворота сибирских рек в Казахстан,
грозившие стране очередной экологической катастрофой.

Предприятия и ведомства не были заинтересованы в увеличении затрат на
охрану окружающей среды, так как это вело к росту себестоимости продукции и
уменьшало валовые показатели эффективности производства. Тщательно скрывались
от народа аварийные ситуации на атомных электростанциях, в то время как
официальная пропаганда всячески расписывала их полную безопасность.

Отсутствие объективной и достоверной информации на экологические темы
было важным идеологически дестабилизирующим фактором советского г общества, так
как это порождало множество слухов и недовольства. Причем далеко не факт, что
все эти слухи были обоснованы, но они, безусловно расшатывали официальную
советскую идеологию.

В итоге Л. И. Брежнев был вынужден произносить декларации об «опасности
образования безжизненных, враждебных человеку зон», но ничто не менялось. И
все-таки до общественности доходила информация о реальной экологической
ситуации. Зарождающееся экологическое движение становиться новым оппозиционным
течением, косвенно, но весьма действенно выступающим против руководства
страны.1

С начала 70-х гг. в развитых капиталистических странах начался новый этап
научно-технической революции (НТР). В мире происходило свертывание
«традиционных отраслей» (добывающая промышленность, металлургия, некоторые
сферы машиностроения и т. д.), осуществлялся переход к ресурсосберегающим
технологиям, наукоемким производствам. Автоматизация и роботизация производства
достигли значительных размеров, что сказалось на повышении эффективности
общественного производства.

Осуществление курса на повышение эффективности общественного производства
руководство страны неразрывно связывало с ускорением научно-технического
прогресса (НТП), с внедрением его результатов в производство. На XXIV съезде
партии впервые была сформулирована важная задача — органически соединить
достижения НТР с преимуществами социализма, шире и глубже развивать присущую
ему форму соединения науки с производством. Были намечены ориентиры
научно-технической политики. Во всех официальных документах экономическая
политика оценивалась как курс на интенсификацию производства
в условиях развертывающейся НТР.

На первый взгляд потенциал страны позволял решать поставленные задачи.
Действительно, каждый четвертый научный работник мира приходился на нашу
страну, были созданы сотни научно-исследовательских институтов.

Все партийные и государственные документы того времени указывали на
необходимость планового использования достижений НТР. С этой целью Госкомитет
по науке и технике Совета Министров СССР начал создавать комплексные
межотраслевые программы, предусматривающие решение важнейших научно-технических
проблем. Только на 1976-1980 гг. было разработано 200 комплексных программ. В
них намечены крупные мероприятия по развитию и совершенствованию машиностроения
— основы технического перевооружения всех отраслей народного хозяйства. Ставка
делалась на создание систем машин, целиком охватывающих весь технологический
процесс, механизацию и автоматизацию трудоемких видов производства, прежде
всего в отраслях, где значительная часть рабочих занята тяжелым ручным трудом.
И хотя в целом продукция машиностроения возросла за десятилетие в 2,7 раза, оно
развивалось на среднем уровне и не удовлетворяло потребности народного
хозяйства, не отвечало задачам его технической реконструкции в условиях НТР. В
отдельных его ведущих отраслях станко- и приборостроение, производство средств
вычислительной техники) темпы роста даже снизились. Это исключало возможность
быстрого создания необходимой базы для технического перевооружения
промышленности. Поэтому оставалась старая практика: капиталовложения уходили на
новое строительство, а оборудование действующих заводов и фабрик все более
старело. Продолжалось эволюционное развитие большинства отраслей. Предприятия
боролись не за интеграцию науки и производства, а за выполнение плана любой
ценой, так как это обеспечивало прибыли.1

Именно в 70-е гг. обнаружилась невосприимчивость народного хозяйства СССР
к технологическим нововведениям. Ученые разработали эффективные методы синтеза
тугоплавких, жаропрочных, сверхтвердых и других материалов, технологии
специальной электрометаллургии, в области робототехники, генной инженерии и т.
д. В стране регистрировалось ежегодно около 200 тыс. законченных научных
исследований, в том числе выдавалось почти 80 тыс. авторских свидетельств на
изобретения.

Нередко советские разработки и идеи находили самое широкое применение в
промышленном производстве Запада, а внутри страны никак не реализовывались.
Новаторский потенциал страны использовался очень слабо: только каждое третье
изобретение внедрялось в производство (в том числе половина только на 1-2
предприятиях). В итоге к концу 80-х гг. 50 млн человек в промышленности было
занято примитивным ручным трудом уровня начала XX в.

Электроника и информатика открыли на рубеже 70-80-х гг. путь к
разительным переменам в экономике и общественной жизни. Советские ученые
отчетливо осознавали значение скачка, порожденного прогрессом электроники.
Член-корреспондент АН СССР Н.Н.Моисеев еще в конце 60-х гг. отмечал, что
изобретение ЭВМ затрагивает не только технику, не и всю сферу интеллектуальной
деятельности человека, что в дальнейшем развитие государства будет прямо
зависеть от того, насколько глубоко проникли электронно-вычислительные методы не
только в экономические расчеты, но и непосредственно в управление государством.
На практике внедрение машинных методов в решение экономических задач СССР
носило эпизодический характер. Здесь сказывались естественный консерватизм,
слабость образования соответствующих кадров, недостатки системы оплаты труда,
не ориентированной на внедрение новшеств. Организационное оформление
общегосударственной автоматизированной системы сбора и обработки информации
тормозилось и дискредитировало целесообразность создания еще одной отрасли —
индустрии переработки информации, в то время как за рубежом она уже
существовала. В этом направлении отставание СССР было значительным, и в
последующем сократить его не удалось. Так, в первой половине 80-х гг. в США
использовалось около 800 тыс. ЭВМ, а в СССР — 50 тыс.

Отсутствие единой технической политики становилось тормозом на пути
интенсификации производства, из-за распыления средств и научных сил результаты
были малоэффективны. В частности, более 20 министерств занималось внедрением
робототехники в одиннадцатой пятилетке. Но большинство из них не имело
соответствующих сил и опыта. Создаваемые ими роботы стоили дороже зарубежных и
в 10 раз уступали по надежности. В первой половине 80-х гг. количество
выпущенной робототехники превысило план в 1,3 раза, а внедрено было лишь 55%.
Несмотря на первоклассные, порой уникальные разработки советских ученых в
фундаментальной науке, в практической жизни прогресс науки и техники не
ощущался.

Одной из важнейших причин такого положения стала нараставшая
милитаризация экономики. Успешные научные исследования в областях, не носивших
военно-прикладного характера, повсеместно игнорировались высшим хозяйственным
руководством. Те же научно-технические разработки, которые появлялись в
оборонных исследованиях и могли бы применяться в гражданской сфере, были
засекречены. Кроме того, производительность труда была в несколько раз ниже
американской. Поэтому военный паритет с США доставался народному хозяйству СССР
с неизмеримо большей тяжестью. К тому же Советский Союз почти полностью взвалил
на себя финансирование Варшавского блока. Традиционная политика опережающего
развития военных отраслей с максимальной концентрацией в них материальных и
кадровых ресурсов стала давать сбои, так как эти отрасли все больше зависели от
общего технологического уровня народного хозяйства, от эффективности
экономического механизма. Наряду с этим стали ощутимо проявляться своекорыстные
интересы некоторых отраслей военно-промышленного комплекса. 1970-е гг. — время,
когда решались в известном смысле эпохальные проблемы для обороны страны. В
яростных спорах о том, какая стратегическая доктрина восторжествует и какие
ракет будут «главными» сталкивались министры обороны, общего машиностроения,
главный конструктор В. Челомей — с одной стороны, и секретарь ЦК КПСС
Д.Устинов, директор ЦНИИмаш Ю. Мозжорин, главный конструктор КБ «Южное» М.
Янгель (его затем сменил В. Ф. Уткин) — с другой. В тяжелейшей борьбе в верхах
академику Уткину удалось отстоять многие принципиально новые технические решения.
В 975 г. на вооружение был принят боевой стратегический ракетный комплекс
шахтного базирования, который американцы назвали «Сатаной». До сих пор этот
комплекс не имеет аналогов в мире. Именно появление «Сатаны», лучшего в мире
оружия, по оценке международных экспертов побудило США сесть за стол
переговоров по ограничению стратегических вооружений.

Использование достижений НТР в нашей стране приняло однобокий,
противоречивый характер, поскольку в СССР по-прежнему осуществлялось
расширенное воспроизводство индустриальной структуры с упором на традиционные
отрасли. В стране не проводилась радикальная модернизация производства, а шел
процесс «встраивания» в старый механизм отдельных достижений НТР, новых
технологий. При этом нередко сочетались явно несовместимые веши:
автоматизированные линии и масса ручного труда, атомные реакторы и подготовка
их монтажа методом «народной сборки». Сложилась парадоксальная ситуация, когда
достижения НТР вместо изменения механизма безрыночной индустрии продлевали ему
жизнь, давали новый импульс. Сокращались запасы нефти, но успехи трубопрокатных
и трубокомпрессорных технологий сделали доступными глубокие месторождения газа;
начались трудности с разработкой подземных угольных пластов — были созданы
экскаваторы, позволявшие добывать бурый уголь открытым способом. Такой
своеобразный симбиоз индустрии без рынка и новых технологий способствовал
ускоренному, хищническому истреблению природных ресурсов и привел к
беспрецедентному явлению — структурному застою в эпоху НТР. Развитой мир уже
вступил в новую постиндустриальную технологическую эпоху, тогда как СССР оставался
в старой индустриальной. В результате к середине 80-х гг. СССР вновь, как это
было до 30-х гг., оказался перед угрозой стадиального отставания от стран
Запада. Приложение 4, в особенности гистограмма 1 наглядно показывают
неуклонное снижение всех экономических показателей в СССР.

Рабочие — старший партнер в «смычке» — вместе со всем промышленным
сектором экономики оказались при Брежневе в подобной же тупиковой ситуации.
Здесь поворотным пунктом послужила неудача косыгинской экономической реформы
1965 г. Однако то был не просто еще один плачевный эпизод брежневизма:
случившееся знаменовало собой провал ключевой программы всего начинания,
известного как «коммунистическое реформаторство».

Экономическая реформа в централизованной экономике возможна только в
одном направлении — к децентрализации и рынку. Именно с таким подтекстом и
предпринимались все попытки проведения реформ с тех самых пор, как в 1930-е гг.
Сталин создал командную экономику. Первые робкие намеки на движение по этому
пути обозначились после Второй мировой войны в ходе дискуссий о «системе
звеньев». Первым случаем, когда коммунистическое правительство открыто
признало, что целью реформ может стать децентрализация, явилась провозглашенная
Тито в начале 1950-х гг. политика «самоуправления предприятий» и его проект
программы СКЮ, опубликованный в 1957 г. Эта линия была теоретически проработана
старым социалистом-рыночником» Оскаром Ланге, которого совершенно игнорировали
вначале, когда он вернулся в Польшу в 1945 г. поучаствовать в строительстве социализма
у себя на родине, позднее же восприняли с куда большим пониманием в ходе
«Польского Октября» 1956 г. Благодаря хрущевской «оттепели» это течение
сделалось предметом обсуждения и в России: в 1960-е гг. тамошняя традиция
академической науки об экономике в двадцатые годы одна из самых передовых в
мире — начинает робко возрождаться не только как теоретическая и математическая
дисциплина, но также и как школа мысли, находящая практическое применение.

О применении ее на практике впервые было сказано в 1962 г. в статье
профессора Евсея Либермана, появившейся в «Правде» под заголовком «План,
прибыль, премия». Сторонники течения. вскоре получившего название
«Либерманизм», ратовали за предоставление большей автономии предприятиям и за
то, чтобы им было позволено получать прибыль, которая, в свою очередь,
обеспечит капитал для инвестиции и создаст материальную заинтересованность у
рабочих и администрации. Более того, поскольку предполагалось, что
промышленность начнет работать по принципу ленинского «хозрасчета»,
подразумевавшего прибыль и убытки, предприятиям разрешалось бы и банкротство. В
случае проведения либерманизма в жизнь сталинская система оказалась бы
поставленной с ног на голову: производственные показатели тогда рассчитывались
бы не только в физических величинах количества и тоннажа, но также с учетом
качества и затрат, а решения руководства предприятий определялись не сверху, а
рыночными силами спроса и предложения. Псевдоконкурентные технологии и
морально-идеологические стимулы — «социалистическое соревнование», «ударный
труд» и «стахановское движение» — сменились бы менее социалистическими, но
более эффективными стимулами прибыли и выгоды.

Эти идеи получили поддержку ведущих представителей возрождавшейся
советской экономической науки, среди которых можно назвать В.С.Немчинова,
Л.В.Канторовича и В.В.Новожилова. Либерманизм был ими серьезно доработан: они
проповедовали реорганизацию экономики в более рациональном и научном
направлении путем внедрения достижений кибернетики и системного анализа (до того
времени носивших ярлык «буржуазных наук») и использования
электронно-вычислительной техники при разработке плана, что придало бы ему
большую гибкость. Более того, они намекали, что такие перемены потребуют
реформирования и самой партии-государства.

Хрущев и его коллеги проявляли интерес к этому новому мышлению, хотя,
разумеется, и не подозревали, сколь разушительный для существующей системы
потенциал таился в нем. Не кто иной, как сам Хрущев одобрил появление статьи
Либермана, а позднее, буквально накануне своего падения, ввел предлагаемые им
методы на двух текстильных фабриках. Через два дня после смещения Хрущева
Косыгин распространил эксперимент на ряд других предприятий, что увенчаюсь
успехом. На следующий год другой экономист-реформатор, Абель Аганбеган (который
позднее будет трать важную роль при Горбачеве), послал в Центральный Комитет
сигнал тревоги. В докладе, предназначенном для узкого круга лиц, он детально
осветил упадок советской экономики по сравнению с американской, объясняя его
последствиями сверхцентрализации и непомерными расходами на оборону. Именно с
целью не допустить дальнейшего упадка и в то же время поддержать оборонный
комплекс Косыгин и начал свою реформу 1965 г.

Рассмотрим «Основные меры, призванные обеспечить дальнейшее совершенствование
социалистического хозяйствования», озвученные сентябрьским (1965 г.) пленумом
ЦК КПСС:

—    Переход к отраслевому принципу управления промышленностью;

—        Улучшение планирования и расширение хозяйственной
самостоятельности предприятий;

         Усиление экономического стимулирования предприятий и укрепление
хозяйственного расчета;

         Усиление материальной заинтересованности работников в улучшении
работы предприятия.1

Таким образом, мы видим зарождение рыночных взглядов в экономике СССР.

Первым шагом этой реформы была, как мы уже говорили, отмена совнархозов и
замена их центральными министерствами. Вторым — расширение самостоятельности
предприятий, которые, по идее, должны были теперь действовать на основе
прибыльности. Отныне предприятия получали от министерств сокращенный реестр
плановых цифр, или «показателей» (восемь вместо сорока), а в качестве главного
критерия успеха на смену валовому объему производства пришел объем продаж. В то
же время материальные стимулы в виде вознаграждений или премий, выплачиваемых как
руководству, так и рабочим, стали увязываться с размером прибыли посредством
сложной системы расчетов.

В качестве примера работы советского предприятия на олснове частичной
хозяйственной самостоятельности рассмотрим «Щекинский эксперимент», который
проводился с 1967 по 1975 гг. на Щекинском химическом объединении «Азот». Он
базировался на 3 китах: стабильный план производства на несколько лет,
неизменный на весь срок фонд заработной платы, праве платить надбавки за
интенсивность труда.

Результаты его оказались следующими: за период с 1967 по 1975 гг. объем
производства на комбинате вырос в 2,7 раза, производительность труда
увеличилась в 3,4 раза, при росте заработной платы в 1,5 раз. И все это
достигнуто при уменьшении численности персонала на 29 % (на 1500 человек): 2

Гистограмма
1. Основные экономические результаты «Щекинского эксперимента» 1967-1975 гг.

(Производственные
показатели 1967 г. условно приняты за единицу, показатели 1975 г. показывают
динамику изменения данного показателя)

Тем
не менее, предприятия так и не добились права устанавливать собственные цены на
основе спроса или общественных потребностей; цены определяла новая организация
— Госкомцен, пользуясь прежним критерием соответствия «потребностям»,
определяемым планом, а не рынком. Но, когда у предприятий нет права
самостоятельно назначать цены на свою продукцию, прибыльность как фактор,
определяющий успешность их деятельности, уходит на самый дальний план. Кроме
того, отсутствовали фонды, за счет которых можно было бы создавать стимулы для
рабочих, выплачивая им повышенные вознаграждения. Аналогичным образом и возврат
к министерствам перечеркивал вновь обретенную предприятиями самостоятельность.

Эти
изначально заложенные в фундамент реформы противоречия после 1968 г. приведут к
ее свертыванию. Еще одной причиной станет «Пражская весна» того же года,
знаменовавшая собой самый значительный эксперимент по внедрению
«коммунистического реформаторства» из всех, когда-либо предпринимавшихся. Одной
из главных ее черт была экономическая реформа, аналогичная косыгинской, но
более смелая. И одним из уроков, извлеченных Советами из чешской реформы, стало
осознание того, что экономическая либерализация способна с легкостью перерасти
в политическую, которая поставит под вопрос само существование основ режима.
Так что чешский опыт нагнал страху на советское чиновничество всех уровней:
Косыгин — наверху — утратил всякое желание проталкивать в жизнь свою реформу, а
низовые аппаратчики принялись спонтанно ее сворачивать.1

Но,
и не будь «Пражской весны», само устройство системы все равно обрекало
косыгинскую программу на неудачу. Директора предприятий предпочитали
использовать свою самостоятельность, чтобы выполнять план, а не внедрять на
производстве рискованные нововведения, министерства же с радостью по-новому
подогнали показатели: порожденные командной культурой сталинской экономики, и
те, и другие почли за лучшее не порывать с привычной рутиной. Молчаливый сговор
бюрократов постепенно выхолостил реформу, производство продолжало падать,
качество продукции — ухудшаться. Одновременно разрасталась бюрократическая
машина: к Госплану и Госкомцен добавились Госснаб (ответственный за
материально-техническое снабжение) и ГКНТ (отвечавший за развитие в области
науки и техники), а количество отраслевых министерств возросло с 45 в 1965 г.
до 70 к 80 г.

Тем
не менее, несмотря на расширение базы советской индустрия и ее бюрократической
надстройки, темпы роста валового национального продукта и производительности
труда продолжали падать. Хотя соответствующие конкретные показатели и можно
оспаривать, общая тенденция сомнения не вызывает.

Какие
же меры принимало советское руководство, чтобы приостановить этот процесс?
Обратимся к следующему документу: это «Материалы XXIV съезда
Партии. «Главная задача предстоящей пятилетки, — говорится в документе, —
состоит в том, чтобы обеспечить значительный подъем материального и культурного
уровня народа на основе высоких темпов развития социалистического производства,
повышения его эффективности, научно-технического прогресса и ускорения роста
производительности труда». 1Таким образом, от конкретных экономических мер
рыночного типа, провозглашенных в 60-х гг. руководство страны вновь перешло к
пустопорожней идеологической риторике на тему экономики.

В
то время миру приходилось выбирать между данными официальной советской
статистики и несколько более скромными выкладками, которые готовило Центральное
разведывательное управление (цру), причем бытовало мнение, разделяемое даже
некоторыми советскими экономистами, что последние были ближе к истине. Но к
концу 1980-х гг. стало ясно, что показатели, исходившие из ЦРУ, были лишь
немногим менее дутыми, чем официальные советские. Выкладки ЦРУ оказались столь
неточными по двум причинам: во-первых, данные советской статистики, с которыми
приходилось работать ЦРУ, нередко бывали «подправлены» с целью создать
преувеличенное представление об успешности выполнения плана, в том числе и в
расчете на «поощрение»: и. во-вторых, что еще важнее, принятый на Западе метод
оценки валового национального продукта (ВНП) СССР — расчеты, которые самими
Советами не производились, — был в основе своей ошибочен.

Причина
ошибки состояла в несопоставимости командной
экономики и экономики рыночной, а отсюда — и невозможности
создания такой методики, которая позволила бы сравнивать показатели одной с
показателям другой. Вопреки широко распространенной точке зрения, ВНП
существует не фактически, а лишь концептуально; точнее, это — некая измеряемая
величина, измерения же всегда базируются на теоретических посылках. Таким
образом, любая попытка определить величину советского ВНП станет отражением той
теории, что лежит в основе производимых измерений. И именно здесь, в области
теории, и возникают главные проблемы. Все наши теории относительно
экономических показателей строятся на основе западного опыта и западных данных,
причем основные данные — это цены. Но у советских цен нет экономической логики;
их «логика» — логика политическая.1

.3 Политика СССР в военной сфере: бремя глобальной мощи

Недостатки экономики системы становятся лишь очевиднее на фоне успехов ее
единственного конкурентоспособного на международной арене сектора — военной
промышленности. Как мы уже подчеркивали, все секторы советской экономики были
организованы по военному образцу, но производство собственно военной продукции
стало главной ее задачей лишь после 1937 г. Разумеется, учитывая
обстоятельства, сложившиеся на тот момент и просуществовавшие до 1945 г., все
это вполне оправдано. Однако в послевоенный период ситуация кардинально
изменилась, и зацикленность системы на военной мощи приобрела более постоянный,
институционализированный характер. Ибо Советский Союз теперь избавился от
прямой угрозы со стороны враждебного соседа и мог всецело заняться
маневрированием с целью обретения «позиции силы» в Европе и Восточной Азии
перед лицом «империалистического лагеря». Характер конфликта также изменился,
поскольку «холодная война» представляла собой не поединок, где исход реально
решается силон оружия, а всего лишь неустанную подготовку к такому поединку.
Последовавшая в результате непрерывная военно-техническая мобилизация в
условиях мирного времени на протяжении четырех десятилетий — феномен в истории
международных конфликтов, возможно, уникальный. Разумеется, бремя этого
конфликта несла на себе и американская «сторона», но в Советском Союзе усилия
по ведению «холодной войны» поглощали куда большую долю национальных ресурсов.
Особенно справедливо вышесказанное для эпохи Брежнева.

После 1945 г. масштабы демобилизации в СССР почти совпадали с
американскими. Советская ремобилизация началась только в результате Корейской
войны, а потом, в конце 1950-х гг., как уже говорилось, Хрущев вновь сократил
численность вооруженных сил, одновременно пытаясь быстро догнать США по уровню
ракетной мощи. И только в 1960-е гг., после опасного «кубинского эпизода»,
Советский Союз приступает к длительному и систематическому наращиванию
вооружений, чтобы сравняться с США или превзойти их уже во всех областях. Это
означало, во-первых, увеличение численности сухопутных войск примерно до
четырех с лишним миллионов человек. С приходом адмирала Сергея Горшкова это
означало также создание первоклассного военно-морского флота мирового уровня —
особенно флота подводных лодок, — способного вести операции на всех океанах. И,
наконец, это означало достижение ракетно-ядерного паритета с Соединенными
Штатами. И к 1969 г. СССР, наконец, обретает этот долгожданный статус: впервые
он действительно становится сверхдержавой, равной по силе своему сопернику.
Поскольку режим стремился удержать за собой этот статус любой ценой, а при
возможности и вырваться вперед, гонка вооружений продолжалась и достигла своего
пика при Брежневе и Андропове. О Советском Союзе того времени говорили как о
государстве, которое не имело военно-промышленного комплекса, ибо само являлось
таковым. Точнее же, то был партийно-военнопромышленный комплекс, так как отнюдь
не военные стояли у кормила власти, а причины гонки вооружений проистекали не
из соображений собственно стратегии, но из партийно-политического мироощущения,
в соответствии с которым мир делился на два враждебных лагеря. И лишь
способность партии к тотальной мобилизации общества могла породить на свет
военно-промышленный комплекс столь гигантских размеров, каким он стал при
Брежневе.

В тот период ЦРУ считало, что советская военная машина поглощает примерно
15% ВНП СССР, тогда как в США расходы на оборону в среднем составляли 5%
ежегодно.1

Советский союз сумел добиться примерного стратегического равенства в ядерной
гонке с США как путем усиления своего ядерно-ракетного потенциала, так и путем
диверсификации своих вооруженных сил, в особенности развитием флота.

В этом раскладе, однако, образуются пробелы, так как имелись факторы,
которые ослабляли и подтачивали несбалансированное могущество СССР. Эти факторы
проявлялись как раз там, где ранее СССР мог рассчитывать на большую поддержку.
Так конфликт с Китаем развивался на протяжении всех 1970-х годов, даже после
смерти Мао: — это была могущественная сила, способная внушить страх и
подозрения. Возникли проблемы с «Железным треугольником Варшавского договора» —
т. е. Советский Союз терял влияние в Польше, Чехословакии и ГДР. Япония
превратилась во вторую экономическую державу мира. Таким образом благоприятные
результаты «разрядки» развеялись, у Москвы оставалось все меньше друзей в мире,
поскольку вторжение в Афганистан вызвало недовольство даже у так называемых
неприсоединившихся стран, стоявших вне двух блоков (НАТО и Варшавского
договора). Вырисовывалась даже угроза, что против СССР, не сговариваясь,
образуют общую коалицию все главные мировые державы: от Китая до США, от
европейских государств до Японии. Во всяком случае, безусловно, что впервые за
многие десятилетия в 1975-1980 гг. Москва более или менее обоснованно ощущала
опасность почти на всех участках своей границы: на Дальнем Востоке, на юге — со
стороны Афганистана и Ирана Хомейни, на Западе из-за Польши. Даже союзники по
Варшавскому Договору, несмотря на видимое послушание копили внутреннее
недовольство — так что в случае международных осложнений и на них нельзя было
положиться. Начавшееся при столь благоприятных международных перспективах
правление Брежнева завершалось с таким тяжелым пассивом, какого не знало ни
одно из предыдущих правительств.

Во второй половине 1970-х годов, следуя генеральной линии, избранной в
послесталинский период, Советский союз продолжал глобализацию своей внешней
политики, беря на себя все новые обязательства, в особенности на Ближнем
Востоке и в Африке.

Так СССР вдохновлял кубинскую интервенцию в Анголе, помогал Народному
фронту освобождения Мозамбика, потом непосредственно вмешался в конфликт в
районе Африканского Рога, сначала на стороне Сомали, затем, вернувшись к союзу
с Эфиопией, — генерала Менгисту и поддержал его в войне в Огадене. Завоеванные
Советским Союзом позиции в Африке открыли новые возможности экспансии его
военно-морской мощи, которая в 70-е гг. значительно возросла.

Не ограничиваясь защитой своих морских границ, флот СССР, руководствуясь
предложенной адмиралом Горшковым новой стратегией, демонстрировал свое
присутствие и оказывал политическое давление в акватории Мирового океана.

Смертельный удар «разрядке» был нанесен советской интервенцией в
Афганистане в декабре 1979 г. Когда советские руководители принимали решение
ввести войска в Афганистан, они, конечно, не могли представить себе, какие
серьезные последствия повлечет за собой эта их «инициатива». Совершенная сразу
после конфликта в Анголе и Эфиопии, после поддержанного Советским Союзом
вторжения Вьетнама в Камбоджу, интервенция в Афганистане, казалось, была
апогеем беспрецедентного размаха советской военной экспансии. Благодаря
реакции, вызванной этой интервенцией в США, победу на выборах осенью 1980 г.
одержал Р. Рейган, а его внешняя политика стала главным препятствием советской
дипломатии 80-х гг.

Политика сверхмилитаризации, как ответ СССР на внешнеполитические
обстоятельства, самым негативным образом сказывалась на экономике страны.
Несмотря на кризисное ее состояние и провал экономических преобразований, советские
руководители наращивали темпы военного строительства. Наиболее современные
производства, связанные с высокими технологиями, полностью работали на
оборонную промышленность. В общем объеме продукции машиностроения производство
военной техники составляло более 60 %, а доля военных расходов в валовом
национальном продукте (ВНП) — около 23 % (диаграммы 2, 3, 4).1

Диаграмма
2. Доля военного заказа (%) в продукции тяжелой промышленности СССР. 1978 г.

Диаграмма 3. Доля военного заказа (%) в продукции легкой промышленности
СССР. 1977 г.

Диаграмма
4. Доля военного сектора (%) в ВНП СССР. 1977 г.

Чрезмерная военная нагрузка на экономику высасывала из нее всю прибыль и
порождала диспропорции. Из-за разности себестоимости в разных секторах
экономики покупательная способность рубля также была различной. В оборонной
промышленности она равнялась 4-6 американским долларам, а в других отраслях
была значительно ниже. Военная направленность в развитии советской
промышленности сказывалась и на гражданском производстве. Оно уступало странам
Запада по всем показателям.

С другой стороны, благоприятная для СССР международная конъюнктура начала
70-х годов быстро менялась. Соединенные Штаты стряхнули с себя бремя
вьетнамской войны и оказались в состоянии с новой энергией взять в руки
инициативу в мировых делах.

СССР, напротив, оказался в ситуации, когда политика, идеология, экономика
и культура, то есть все те факторы, на которые может опираться сильная внешняя
политика государства, были поражены кризисом. Эти условия побудили советских
руководителей сделать ставку на то единственное средство, в отношении которого
они еще могли говорить об определенных успехах, — на вооружение. Но чрезмерная
вера в возможности собственной военной мощи становилась, в свою очередь,
причиной принятия решений, влекущих за собой другие тяжкие политические
последствия. Вероятно, самым тяжким из них было решение о посылке в конце 1979
года экспедиционного корпуса в Афганистан для поддержки группы левых офицеров,
которые ранее захватили власть путем государственного переворота, но потом
оказались не в состоянии удержать ее. 1

Это было началом затяжной и изнурительной войны, своего рода советского
Вьетнама. Одним из результатов ее было то, что из-за санкций, предпринятых
Западом в отношении СССР после начала афганской войны доступ в страну лучших
зарубежных образцов техники и наукоемких технологий фактически прекратился. Так
к 1980 г. в США действовало 1,5 млн ЭВМ и 17 млн персональных компьютеров, в
СССР насчитывалось не более 50 тыс. подобных машин, преимущественно устаревших
моделей. (Диаграмма 5)1

Диаграмма
5. Сравнительно: число ЭВМ, находящихся в промышленной эксплуатации в США и
СССР (шт) (1980 г.)

Война
в Афганистане и другие военные компании СССР времен «развитого социализма»
стали бездной, непрерывно поглощающей и людей, и материальные ресурсы.
Двухсоттысячный экспедиционный корпус вел в Афганистане войну, крайне
непопулярную в Советском Союзе из-за тысяч погибших и еще большего числа
раненых и искалеченных молодых людей, отверженных и озлобленных.

Не
менее отрицательными были последствия решения разместить в Европе и на Дальнем
Востоке большое число ракет с ядерными боеголовками, нацеленных на западную
часть Европейского континента, либо на азиатских соседей СССР, — это был сигнал
к новому витку гонки вооружений, которому было суждено оказаться изматывающим
прежде всего для самого Советского Союза. Ответом на волнения в Польше в 1980
году, поставившим в критическое положение коммунистическое правительство этой
страны, был военный нажим: предварением прямого вмешательства стал
государственный переворот, осуществленный польской армией в декабре 1981 года.

Приведенные
выше данные свидетельствуют о катастрофическом информационно-техническом
отставании СССР. И одной из причин этого была «холодная война», которая вывела
Союз из мировой системы обмена технологиями. В результате советская наука
теряла позиции даже там, где традиционно лидировала. Отчасти это объяснялось и
тем, что многие советские научные разработки носили военно-прикладной характер
и были строго засекречены.

В
то же время военное соперничество с США привело к тому, что по технической
оснащенности науки и численности высококвалифицированных кадров в период
1975-1980 гг. Советский Союз отставал от Запада меньше, чем по оснащенности
промышленности. Это позволяло успешно решать отдельные научно-технические
проблемы мирового значения. В 1975 г. в СССР насчитывалось 1,2 млн научных
работников или около 25 % всех научных работников мира.

Таким
образом, в 1970-1980-е гг. разрыв между СССР и Западом как в области политики,
так и в области технологий, производства и экономики в целом, продолжал расти.
Еще более угрожающим было то, что скорость отставания год от года все
увеличивалась. Единственным сектором советской экономики, не терявшем
конкурентоспособность, был военный, но даже и здесь подобное положение вещей не
могло долго сохраняться, если вся остальная система устаревала. И, тем не
менее, советское правительство на фоне риторики о «борьбе за мир»1 продолжало
заниматься эскалацией гонки вооружений, подчиняя все оставшиеся скудные
человеческие, интеллектуальные и природные ресурсы бессмысленному и опасному
соперничеству со всем окружающим миром.

II. Религиозная
составляющая советского общества

.1
Положение традиционных религий в СССР в период 1965-1985 гг.

Внутриполитический курс середины 60-70-х гг. строился на отказе от
форсированного строительства коммунизма, на постепенном совершенствовании
существующих общественных отношений. Однако критика прошлого быстро
превращалась в апологетику настоящего. Курс на стабильность привел к утрате
пусть утопической, но благородной цели — всеобщего благоденствия. Исчезало
духовно организующее начало, задававшее тон движению к социально и нравственно
важным вехам, формировавшее особый настрой в общественной жизни. В 70-е гг.
этих целей просто не оказалось. Оскудение духовной сферы фактически вело к
распространению потребительских настроений. Это формировало особую концепцию
жизни человека, выстраивало определенную систему жизненных ценностей и
ориентации.

Между тем взятый курс на повышение благосостояния нуждался не только в
экономических, но и в моральных опорах. Ситуация осложнялась тем, что к 70-м
гг. ослабло действие компенсирующих механизмов, влияющих на поведение человека,
независимо от внешних условий его жизни: старые утратили свое значение, а новые
созданы не были. Долгое время роль компенсирующего механизма выполняла вера в
идеал, в будущее, в авторитет. Общепризнанного же авторитета в массовом
сознании 70-х гг. не было. Авторитет партии заметно снизился, представители
верхнего эшелона власти (за небольшим исключением) в народе были просто
непопулярны. Кризис доверия к власти, крах официальных идеалов, нравственная
деформация действительности усилили в обществе тягу к традиционным формам веры.
В конце 50-х гг. социологические исследования различных аспектов религий и
учений, опросы верующих при всей их несовершенности, предвзятости и
запрограммированности, по сути дела, впервые за советскую эпоху дали
более-менее конкретную картину духовной жизни советского общества.

Если в первой половине 60-х гг. советские социологи говорили о 10-15%
верующих среди городского населения и о 15-25% — среди сельского, то в 70-е гг.
среди горожан уже было 20% верующих и 10% колеблющихся. В это время советские
религиоведы все чаще отмечают рост числа молодых людей и неофитов
(новообращенных) среди верующих, констатируют, что положительное отношение к
религии проявляют многие школьники, а 80% религиозных семей обучают своих детей
религии под прямым воздействием священнослужителей.1Официальная политическая
доктрина в тот момент была не в состоянии блокировать эту тенденцию. Поэтому
власти решили пустить в ход некоторые старые идеи «богостроительства».
Социологические выкладки постепенно привели идеологов ЦК к убеждению в том, что
силой с религией не покончить. Видя в религии лишь эстетическую оболочку и силу
некой этнической традиции, идеологи предполагали насадить модели православных и
других религиозных праздников и ритуалов (например, крестины, бракосочетание и
т. д.) на безрелигиозную; секулярную почву. В 70-е гг. они начали выдвигать
новую модель — не физического уничтожения веры, а приспособления ее к
коммунизму, создания нового типа священника, который одновременно был бы и
идеологическим работником, своего рода попом-коммунистом.

Данный эксперимент особенно активно начал продвигаться в годы, когда Генеральным
секретарем ЦК КПСС стал Ю. В. Андропов. Это был период, когда при сравнительной
терпимости к официальным церковным структурам и «отправлению культа» власть
жестоко преследовала независимые проявления богоискательства. В 1966 г. был
создан Совет по делам религий (СДР) при Совете Министров СССР, в 1975г.
опубликованы поправки к законодательству 1929г. о религиозных объединениях. Все
это свидетельствовало о том, что давление на религию продолжается, хотя и
приобретает цивилизованные формы. Полномочия по открытию и закрытию храмов,
находившиеся ранее в компетенции местных Советов, теперь переходили к СДР, за
которыми оставалось окончательное решение, причем без всякого ограничения
сроков. (Местному Совету на принятие решения по законодательству 1929 г.
отводился один месяц.) Таким образом, Совет по делам религий теперь из органа
связи государства с Церковью и обжалования решений превращался в единственную
решающую организацию, а Церковь лишалась апелляционных возможностей. В то же
время новая редакция законов несколько приближала Церковь к положению
юридического лица. Впервые оговаривались некоторые хозяйственные права Церкви.
Удалось снять негласный запрет властей на прием в духовные школы лиц с
дипломами советских вузов и почти вдвое увеличить прием в семинарии. Так, к
середине 70-х гг. появилось новое поколение молодых священнослужителей и
богословов, происходивших из советской интеллигенции: физиков, математиков,
врачей, не говоря уже о гуманитариях. Это свидетельствовало о процессе
религиозного возрождения в стране, особенно среди молодежи, а также о том, что
в Церковь шли совершенно новые люди, и атеистическому руководству страны все
сложнее становилось утверждать, будто в ней ищут убежища дореволюционные
клерикалы, реакционеры и невежественные крестьяне.

Ярким представителем этого поколения был В. Фонченков, родившийся в
1932г. в семье героя Гражданской войны, выпускник истфака МГУ, сотрудник Музея
Революции. В 1972 г. он окончил Духовную академию, работал в Отделе внешних
церковных сношений, редактором православного журнала в Восточном Берлине, а
затем преподавателем истории Византии и Советской Конституции в семинарии и
Московской духовной академии.

Воздвигнуть непреодолимый барьер между советским обществом и Церковью
режиму не удалось. Хотя антирелигиозная направленность политики в брежневский
период оставалась неизменной, обвальных гонений на Церковь, как раньше, не
было. Это объяснялось также ростом стихийной децентрализации власти, ее
внутренним разложением.1

В 70-е гг. значительно активизировалась внецерковная христианская
активность. Появляются религиозно-философские семинары и кружки,
катехизаторские группы, в основном состоящие из молодежи. Наиболее известны
семинары, возглавляемые А. Огородниковым (Москва) и В. Порешем (Ленинград). Они
действовали в ряде городов, имея целью всюду пропагандировать христианство,
вплоть до создания летних христианских лагерей для детей и подростков. В
1979-1980 гг. главные деятели семинаров были арестованы, осуждены и отправлены
в тюрьмы и лагеря, откуда вышли уже в годы перестройки.

Диссидентская православная интеллигенция, в основном состоящая из
неофитов, в церковную жизнь переносила те методы борьбы за права человека,
которые использовались в светской деятельности. Еще с конца 60-х гг.
диссидентство все больше поворачивалось к духовным историософским и
культурологическим поискам.

Другим проявлением внецерковной активности была деятельность
Христианского комитета защиты прав верующих в СССР, созданного в 1976г.
священнослужителями Г. Якуниным, В. Капитанчуком и бывшим политзаключенным
начала 60-х гг. иеромонахом Варсонофием (Хайбулиным). Комитет не был
санкционирован властями, но просуществовал четыре года. Он скрупулезно собирал
сведения о преследованиях верующих всех конфессий и предавал их гласности. В
1980 г. Г. Якунин был осужден на 5 лет тюрьмы и 7 лет ссылки и вышел на свободу
только в 1987 г.

Активную катехизаторскую деятельность вели священнослужители Д. Дудко и
А. Мень. Трагична судьба Б. Талантова, преподавателя математики из Кирова,
узника сталинских лагерей, умершего в тюрьме после осуждения в 1969 г. за
письма протеста в адрес Московской патриархии, Советского правительства,
Всемирного совета церквей и ООН против закрытия церквей и высылки священников.

Совпадение во времени появления новых богословских кадров с зарождением и
распространением религиозно-философских кружков, подпольной литературы, поиском
духовных корней не случайно. Все эти процессы отражали поиски новых ориентиров
духовной жизни, были взаимосвязаны, подпитывали друг друга и готовили почву для
мировоззренческого обновления общества.

На настроениях большинства же священников новые процессы отразились мало.
Церковный епископат в целом, за редким исключением, оставался пассивным и
послушным и не пытался воспользоваться для расширения прав Церкви и ее
деятельности явным ослаблением системы. В этот период контроль Совета по делам
религий был отнюдь не всеобъемлющим и подчинение ему Церкви далеко не полным. И
хотя власть по-прежнему не отказывалась от репрессивных методов, но применяла
их уже с оглядкой на мировое общественное мнение. Инициативный и смелый
епископ, тем более патриарх, мог бы добиться от власти большего, чем это
произошло в 70-х — начале 80-х гг. Весьма активен был грузинский патриарх Илия,
сумевший за пять лет, к 1982г., удвоить количество открытых церквей и
обучающихся семинаристов, а также открыть ряд монастырей и привлечь к Церкви
молодежь. 170 новых общин появилось во второй половине 70-х гг. у баптистов.
Русская же православная церковь в годы Брежнева открыла лишь около десятка
новых или возвращенных храмов, хотя было немало незарегистрированных общин.1

Кратковременное пребывание на высшем партийном посту Ю. В. Андропова
отмечено некой двойственностью в отношении к Церкви, характерной для кризисных
периодов. Он, по сути дела, был первым высшим руководителем СССР, сознававшим
всю серьезность положения. Как бывший председатель КГБ, он был наиболее
осведомлен о подлинном положении в стране, но именно как человек, занимавший
этот пост, отдавал предпочтение репрессивным методам для преодоления кризисов.
В это время резко возросли репрессии, в том числе за религиозную активность, но
одновременно были даны минимальные поблажки церковным структурам. В 1980 г.
Церкви было наконец разрешено открыть завод и мастерские церковной утвари в
Софрине, о чем патриархия ходатайствовала с 1946г.; в 1981г. — издательский
отдел Московской патриархии переехал из нескольких комнат Новодевичьего
монастыря в новое современное здание. В 1982 г. (официально еще при Л. И.
Брежневе, но в условиях резкого ухудшения его здоровья и практического
бездействия страной фактически руководил Ю. В. Андропов) Церкви был передан
московский Свято-Данилов монастырь для реставрации к 1000-летию Крещения Руси.
Отношение к духовенству и традиционно верующим (не занимающимся внецерковной
религиозной деятельностью) становилось более уважительным. Стремясь к
укреплению дисциплины на всех уровнях, Ю. В. Андропов представлял, что
по-настоящему верующие люди не воруют, меньше пьют, более совестливо работают.
Именно в этот период председатель СДР В. А. Куроедов подчеркивал, что
притеснения за религиозность на работе или по месту учебы — уголовно наказуемое
преступление, признавал, что «в прошлом» это имело место.

Для 1983-1984гг. характерно более жесткое отношение к религии. Была предпринята
попытка отобрать у Церкви Свято-Данилов монастырь. Это было предотвращено, в
том числе и обещанием сделать его церковно-административным центром Отдела
внешних церковных сношений, а не монастырем.

Главным реальным достижением эпохи патриарха Пимена (Патриарх Московский
и Всея Руси с 1971 по 1990 г.) было снижение налогов на доходы
священнослужителей. Ранее они рассматривались как налоги на
частнопредпринимательскую деятельность и составляли 81%, а с января 1981г. —
как налоги на свободные профессии и стали составлять 69% (кроме производства и
продажи религиозных предметов). Об этом ходатайствовал еще митрополит Сергий в
1930г.

В силу многих причин далеко не активным человеком был патриарх Пимен. Его
выступления на Генеральной Ассамблее ООН в 1982 г., во Всемирном совете церквей
1973г., на Генеральной ассамблее ВСЦ в 1975 г. сильно диссонировали с
постепенным раскрепощением отдельных представителей Церкви.

Двойственность вынужденно проявлялась во всем. В официальных выступлениях
на сессиях ВСЦ, на различных форумах мира представители Русской церкви
решительно отрицали не только нарушения прав человека в СССР, но и наличие
материальной бедности и социальной несправедливости, избегали критики своего
правительства. В церковной же практике, в случаях, где это допускалось
властями, иерархи игнорировали гражданские приговоры духовенству, чем, по
существу, признавали наличие гонений за веру.1

Эта двойственность разлагающе действовала на внутреннюю жизнь Церкви, на
духовную цельность ее иерархии. Поведение патриархии и выступления патриарха
были предметами спора в самиздате. Религиозный самиздат заметно вырос в 70-е
гг. и по объему и по качеству. В значительной степени произведения самиздата
принадлежали христианским неофитам. Многие новообращенные пришли в Церковь
через общее гражданское и правозащитное движение, сначала отвергая идеологию,
на которой основывалась репрессивная социальная и политическая система, а затем
в поисках альтернативного мировоззрения открывая христианство. Как правило, они
не отказывались от своей прежней правозащитной деятельности, но продолжали ее
на новом основании христианской этики.

III.
Номенклатура — правящий класс

.1 Последовательное нарастание кризиса советской власти эпохи «Развитого
социализма»

Через 80 лет после породившей его революции советское общество продолжало
оставаться предметом обсуждения. Определений много — и апологетических, и
полемических, — но на них больше влияют политические страсти, чем объективное
изучение. Кремлевская идеологи желала представить СССР первым государством, в
котором трудящиеся массы прямо осуществляют политическую власть. Это
утверждение не подтверждается фактами. Оно опровергается иерархической структурой
советского общества. Отсутствие народного участия в развитии общественной жизни
— болезнь, от которой страдала советская страна. Эта мысль проскальзывает даже
во многих официальных документах.

Необходимо отметить, что после смещения Н. С. Хрущева, политика которого
была направлена на демократизацию власти, процесс такой демократизации
продолжился. После смещения Хрущева снова был провозглашен принцип
коллегиального руководства. Совсем недавно, люди, хорошо знавшие СССР, были
готовы предположить, что это решение принято ненадолго. Факты опровергли это
мнение. Конечно, произошли некоторые, хотя и немногочисленные, персональные
изменения в олигархии, принявший наследие Хрущева Брежнев постепенно возвысился
над своими коллегами для него в 1966 г. был восстановлен (хотя и без
неограниченной власти), сталинский пост Генерального секретаря ЦК КПСС. Но
должность была полностью обособлена от должности Председателя Совета Министров
СССР. Однако, находясь на посту Генерального Секретаря, в 1977 г. Брежнев занял
пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР, которому новая Конституция
дала больше прав, реально приравняв к главе советского правительства.

Таким образом, формально на смену единоличному правлению Хрущева пришло
коллегиальное руководство в лице Л. И. Брежнева, А. Н. Косыгина. Однако уже в
скором времени наметился отход от принципа коллегиального правления. В 1966 г.
министр внутренних дел В. С. Тикунов был заменен ставленником Брежнева Н. А.
Щелоковым. В 1967 г. произошла и смена руководства КГБ. Воспользовавшись
бегством в США дочери Сталина С. Аллилуевой, Брежнев добился отставки
председателя КГБ Семичасного, которого заменил Ю. В. Андропов. Смерть министра
обороны маршала Р. Я. Малиновского привела к перестановкам в военном ведомстве,
которое с 1967 по 1976 г. возглавлял маршал А. А. Гречко, боевой соратник
Брежнева.1

Серьезные кадровые изменения в этот период произошли в Политбюро ЦК КПСС.
Из 17 членов высшего партийного органа через 10 лет в его составе осталось
только 7. При этом Брежнев имел здесь безусловный перевес своих сторонников,
так называемой «днепропетровской группы».

Всех их объединяла забота в Днепропетровске, Молдавии и Казахстане.
Помимо Кириленко, Щелокова среди сторонников Брежнева были руководители
партийных организаций Казахстана — Д. А. Кунаев и Украины — В. В. Щербицкий, а
также секретарь ЦК К. У. Черненко.

Укрепилось положение в партии и самого Брежнева, ставшего генеральным
секретарем ЦК КПСС (с 1977 г. он будет также председателем Президиума
Верховного Совета СССР).

Занимая руководящие посты в партии и государственных органах власти,
Брежнев всюду поставил своих сторонников. К возглавлявшему КГБ Андропову в
качестве заместителей были назначены Федорчук и Цвигун, заместителем Косыгина в
правительстве СССР с 1965 г. стал Н. А. Тихонов, начинавший свою карьеру в
Днепропетровске. Имел Брежнев своих представителей в министерстве иностранных
дел и обороны. Вместе с тем генсек не замыкал на себе все рычаги
государственной власти, оставляя
за М. А. Сусловым идеологическую работу, за Ю. В. Андроповым вопросы внешней и
внутренней безопасности, а за А. А. Громыко внешнеполитическую деятельность
СССР. С 1973 г. министры обороны, иностранных дел, внутренних дел и
председатель КГБ становятся членами Политбюро. Таким образом, происходит сращивание
партийных и государственных органов власти. Четко были налажены связи
генерального секретаря с первыми секретарями обкомов КПСС, с которыми он не
реже раза в неделю связывался по телефону. Укрепив свое положение в партии и
государстве, Брежнев выступал в 70-е гг. в роли представителя интересов
большинства Политбюро, не заинтересованного в новых кадровых перестановках, в
изменении политической системы советского общества. Члены Политбюро теперь
покидали свой пост только в случае смерти. Их средний возраст в 1980 г.
составил 71 год. Правящий слой стал приобретать черты геронтократии (власть
стариков).

Несмотря на определенные шаги по демократизации и разделению властей
система управления обществом, которую ныне исследователи называют
командно-административной, функционировала все хуже с точки зрения достижения
тех целей, которые — по крайней мере на бумаге — она ставила перед собой:
централизованное планирование производства и распределения, контроля над этими
процессами. Даже простое ознакомление с официальными документами (а ведь в них
постоянно присутствовало стремление представить действительность в наиболее
оптимистическом свете) неоспоримо свидетельствует: поставленные задачи,
провозглашенные идеи и проекты либо не осуществлялись вовсе, либо осуществлялись
минимально. Так называемые государственные планы (пятилетние или годовые) — в
конечном счете оказывались не экономическими императивами, а бесконечными
повторяющимися призывами, обреченными на провал.

В советском обществе существовал руководящий слой. Наиболее
распространенным определением его, ставшим почти общим местом, стало
отождествление с бюрократией. Каждый, кто занимает какую-либо должность, в том
числе и в экономике, является функционером вертикального государства. Однако
это ничего не говорит о природе и составе этого широчайшего слоя советского
общества времен развитого социализма, который из-за своих размеров был сильно
дифференцирован. С другой стороны распространение бюрократического аппарата в
большей или меньшей степени — общее явление для всех современных обществ.1

На наш взгляд мало что дает определение «новый класс», «новая буржуазия»,
которое получило большое распространение в научном обиходе с тех пор как его
использовал югослав Джилос. Западные историки отмечают, что когда используются
концепции, оказавшиеся пригодными для анализа других исторических ситуаций,
утрачивается своеобразие советского феномена. До сих пор предпринятые попытки
проанализировать в этом ключе историю Советского Союза и его действительность
времен Развитого социализма, напротив, не прибавили таких знаний, потому, что
не выявили специфику советского развития в прошлом и настоящем.

Руководящий слой, сформировавшийся в советском обществе, в
действительности не класс, по крайней мере в марксистском понимании этого
термина. Хотя его положение в государстве позволяет ему широко пользоваться
орудиями производства и ресурсами страны, это особое отношение к средствам
производства не определяет его сути. Этот слой совпадает лишь частично с
привилегированными слоями, которые все же существовали, или с обладателями
наибольшего социального престижа: ведь были многочисленные группы артистов,
ученых, интеллигенции, которые имели лучшее материальное положение или были
более известны из-за своей деятельности, но все же не входили в руководящий
слой.

Настоящая характеристика этого слоя заключается, напротив, в его
политическом происхождении: партия, ставшая построенным по иерархическому
принципу орденом. Оба термина очень важны для интересующей нас проблемы. Будучи
партией, превратившейся в руководящий институт государства, КПСС стремилась
собрать в своих рядах всех, кто «что-нибудь значит» в советском обществе — от
руководителя НИИИ до чемпиона спорта и космонавта.

В 1982 г. состояние здоровья Л. И. Брежнева резко ухудшилось. В этих
условиях ставится вопрос о возможном преемнике и, следовательно, о пути
эволюции советского общества. Стремясь увеличить свои шансы в борьбе с
«днепропетровской группой», выдвигавшей К. У. Черненко, Ю. В. Андропов
переходит на работу в аппарат ЦК КПСС на место умершего в начале года М. А.
Суслова. Смерть в ноябре 1982 г. Брежнева поставила вопрос о новом лидере
партии. Андропова поддерживают министр обороны Д. Ф. Устинов и министр
иностранных дел А. А. Громыко, а также молодые члены Политбюро М. С. Горбачев и
Г. В. Романов. 12 ноября 1982 г. он становится новым генеральным секретарем ЦК
КПСС, с июня 1983 г. председателем Президиума ВС СССР и председателем Совета
обороны.

За короткий период своего правления Андропов сделал попытку реформировать
политическую верхушку общества, провести «кадровую, революцию». Были отстранены
от власти наиболее одиозные личности, проведена ротация руководства выборных
органов власти. Были намечены и частично проведены экономические реформы (более
подробно см. во второй части главы 6). Одновременно укреплялись позиции
официальной идеологии государства. Оппозиция и диссидентское движение, ранее
представленные многочисленными деятелями, были разгромлены КГБ и фактически
прекратили существование как массовое явление. Был проведен специальный
июньский 1983 г. пленум ЦК КПСС, где всестороннему анализу подверглась проблема
развитого социалистического общества. Критикуя устоявшиеся стереотипы и догмы,
Андропов заявил: «Мы не знаем общества, в котором живем», призывая по-новому
взглянуть на социализм, обновить идеологический багаж, создать действенную
контрпропаганду западной идеологии. С этой целью намечалось проведение школьной
и других реформ. Внезапная смерть Андропова в феврале 1984 г. приостановила
реализацию программы намеченных преобразований советского общества.

Сменивший Андропова представитель «днепропетровской группы» К. У.
Черненко за год своего пребывания на должности генсека КПСС фактически лишь
обозначил возвращение к брежневской эпохе застоя в области экономики, идеологии
и общественной жизни. На прежние должности были возвращены около 50
ответственных работников ЦК, снятых Андроповым; восстановлен в партии с
сохранением партстажа соратник Сталина В. М. Молотов. Был отменен пленум ЦК
КПСС, посвященный вопросам интенсификации производства. Лишь предусмотренная
школьная реформа частично была реализована в виде повышения зарплаты учителям.1

.2 Теневой сектор экономики в СССР

В советской экономике брежневской эпохи существовал один
сектор, отличавшийся, как ему и подобало, своеобразным динамизмом и ростом:
«теневая», или «вторая» экономика. История этого институционализированного
«черного рынка» восходит к самым первым годам советской власти, когда
прокормить страну в катастрофических условиях гражданской войны без параллельного
рынка с его «мешочниками» было бы попросту невозможно. Во время хронического
«товарного голода» при Сталине «теневая экономика» неизменно существовала,
будучи средством спасительным, хотя и безусловно опасным. Но только при Хрущеве
возникает более или менее стабильная, почти терпимая властями
«вторая» экономика как жизненно важное дополнение к плану: люди стали меньше
бояться, а государство было не в состоянии удовлетворять их запросы, которые
само же сделало более изощренными. Так что теперь обычным делом были работа по
совместительству, «левые заработки», растраты и «спекуляция»; процветали
«паразиты» — люди без официальных занятий, кормившиеся, как утверждалось, за
счет подобной деятельности. Развивалось все это настолько стремительно, что
Хрущев даже ввел смертную казнь за некоторые деяния такого рода; то, что на
практике эта мера наказания применялась лишь от случая к случаю, показывает,
насколько широко распространилась подобная коммерция и сколь нагло она
осуществлялась.

Но подлинным столпом системы «теневая экономика» стала лишь при Брежневе.
Развернулась она в двух обширных сферах, которые условно можно назвать
розничной и оптовой торговлей. В своей «розничной» ипостаси «вторая экономика»
удовлетворяла потребительские нужды населения, предлагая ему те товары, которых
не хватало, — так называемый дефицит. Фактически она оказывала потребителям
услуги — от пошива одежды и ремонта автомобилей до медицинской помощи, не
обеспечиваемые государственной системой, снабжала импортными товарами — от
джинсов и предметов роскоши до сложной техники, столь желанной из-за ее
несравненно лучшего качества и иностранного шика. В свой второй, «оптовой»
ипостаси «теневая экономика» действовала как система поддержания на плаву
экономики официальной — или как источник предпринимательской смекалки,
несколько компенсировавшей неповоротливость плана. Так, она снабжала
государственные производственные структуры буквально всем, от сырья до
запчастей, в тех многочисленных случаях, когда-то или иное предприятие не могло
получить требуемое от официальных поставщиков в сроки, необходимые для
своевременного выполнения плана. «Теневые» предприниматели нередко
«перекачивали», расхищали товары, принадлежащие учреждению официальной системы,
чтобы продать их другому. А бывало, что «теневая экономика» эволюционировала
еще дальше, перерастая в параллельное производство хозяйственных товаров и
промышленного оборудования.

Тем самым «вторая экономика» нередко порождала настоящие «мафии» —
кстати, термин этот вошел в русский язык именно при Брежневе. Подобные мафии
подчас смыкались даже с партийной иерархией, образуя своего рода симбиоз, когда
предприниматели обретали покровительство политиков в обмен на материальные
выгоды и всевозможные услуги. Ибо в мире, где экономическая система была прежде
всего системой политической, политическая власть становилась первейшим
источником богатства Более того, в некоторых окраинных республиках мафия
буквально брала пол свои контроль местные компартии — точнее же. местные
компартии почти целиком перерождались в мафии. Самым знаменитым примером,
наверное, была Грузия при ее Первом секретаре и одновременно кандидате в члены
Политбюро Василии Мжаванадзе, в конце концов отстраненном от власти министром
внутренних дел республики Эдуардом Шеварднадзе. Но еще более красочный образчик
вышесказанного представлял собой Рафик Адылов, партсекретарь в Узбекистане,
содержавший гарем и устроивший камеру пыток для своих критиков; узбекский же
высший партийный босс регулярно завышал показатели производства хлопка, за
который получал деньги из Москвы. Но коррупцию можно было обнаружить и на самом
верху системы, в среде «днепропетровской мафии», представленной дружками и
сородичами Брежнева, о чем так или иначе узнавало население и что еще сильнее
подрывало его доверие к режиму.

И эти «промахи» столь же мало определялись случайностями, сколь и неудачи
советского сельского хозяйства — плохой погодой. Срастание аппарата с мафией
стало серьезной проблемой при Брежневе из-за его политики «стабильности
кадров», бывшей, в свою очередь, следствием длительной эволюции партии как
института; те же причины породили и новый феномен — геронтократию, столь
бросавшуюся в глаза на вершине советской иерархии, но на самом деле
господствовавшую на каждом ее уровне.1

Криминальное поведение, кроме того, обусловливалось и экономической
логикой, проистекавшей из самой природы директивного планирования. Советский
эксперимент, отметивший при Брежневе свой полувековой юбилей, выказал к тому
времени свою полную неспособность подавить рынок: несмотря на все усилия, тот
вновь и вновь возрождался — будь то незаконно, в лице «мешочников» — при
ленинском «военном комунизме», или на законных основаниях — при нэпе, или же
при Сталине — в виде приусадебных хозяйств и колхозного рынка. Тем не менее,
эксперимент показал также, что рынок возможно загнать в подполье на
неопределенно длительный срок, сделав его криминальным с точки зрения как
закона, так и норм социального поведения. Но поскольку этот подпольный рынок
вызывался к жизни не оголтелой «спекуляцией», а реальными потребностями
общества, которые он же и обслуживал, в той или иной мере вовлеченным в него
оказалось все население; так что криминализировался в известной степени
буквально каждый, ибо каждому, чтобы выжить, необходимо было иметь собственный
маленький «рэкет» или «дело». Коррупция, разумеется, существует и на Западе, но
там у людей все-таки есть выбор, и она не является непременным условием
выживания. В бывшем же СССР без нее было не обойтись. В результате все то и
дело оказывались в чем-либо виноватыми, а деятельность, без которой попросту не
обойтись, клеймилась и подавлялась.

Сколь же масштабна была «вторая экономика»? Ни один из экономистов «с
именем» даже не пытался дать ей точную оценку. Хотя свидетельства о ее
существовании приходили отовсюду; но эта неизбежная неопределенность — лишь
наиболее явный случай той общей неопределенности, с которой мы сталкиваемся,
когда речь заходит о советской экономике в целом. Что касается количественных
показателей, то о «параллельной экономике» можно сказать лишь, что объем ее был
весьма внушителен; но самое важное свойство ее было качественного порядка:
экономика эта оказалась абсолютно необходимой для всей жизнедеятельности
системы как таковой. Вопреки утверждениям режима, она была отнюдь не отдельным
недостатком и не результатом злоупотреблений, которые возможно устранить,
разработав более совершенную политику или ужесточив дисциплину. Она неизбежно
порождалась искусственно созданной государстве и монополией в сфере экономики,
одновременно являясь и неотъемлемым условием сохранения такой монополии. То,
что выполнение столь важных функций превратилось в объект полицейских
преследований, не только расшатывало экономику, как официальную, так и
подпольную, но и подрывало общественную мораль, а также сами представления о законности
среди населения. И все это увеличивало ту цену, которую приходилось платить за
«рациональность» плана.

.3 Возникновение и развитие советского диссидентства

В своем докладе на XXII
съезде (1966 г.) Л. И. Брежнев формально выступал против двух крайностей:
«очернительства» и «лакировки действительности». Наряду с этим на съезде
открыто прозвучала критика творчества А. И. Солженицына, в том числе его
повести «Один день Ивана Денисовича». 10-14 февраля 1966 г. в Московском
областном суде состоялся процесс над писателем А. Синявским и
потом-переводчиком Ю. Даниэлем. Им ставились в вину агитация и пропаганда в
целях подрыва и ослабления советской власти в произведениях, которые они под
псевдонимами опубликовали за рубежом. Синявский был осужден на 7 лет, Даниэль
на 5 лет заключения. Усиление цензуры, практика запрета публикаций и
демонстрации произведений имели место и в дальнейшем. В 1970 г. с должности
главного редактора журнала «Новый мир» А. Т. Твардовский. В кино, театре и
литературе внедрялся регулируемый тематический репертуар, фантировавший авторам
высокие доходы, но сужавший возможности творческого поиска. В СССР наблюдаюсь
разграничение официальной и подпольной культуры. Определенная часть
интеллигенции вынуждена была уехать из СССР (А. Тарковский, А. Галич, Ю.
Любимов, Неизвестный, М. Ростропович, В. Некрасов и др.). Таким образом, в СССР
и за рубежом в конце 60-х — вначале 70-х гг. сложилась духовная оппозиция.1

Тому, что диссидентское движение возникло именно в это время,
существовало несколько причин. Падение Хрущева не только положило конец
открытым дискуссиям о сталинской эпохе, но и породило контрнаступление со
стороны ортодоксов, которые, в сущности, стремились к реабилитации Сталина.
Неудивительно, что процесс над Синявским и Даниэлем, проходивший в канун
первого при новом руководстве партийного съезда, очень многими расценивался как
прелюдия к активной ресталинизации. Таким образом, диссидентство явилось в
первую очередь движением самозащиты против возможности подобного развития
событий, которая оставалась весьма актуальной вплоть до 90-й годовщины со дня
рождения Сталина. Но диссидентство было, кроме того, и проявлением все
растущего разочарования в способности системы реформироваться. Несколько
напускной оптимизм хрущевских лет сменился осознанием того, что реформы не
будут ниспосланы свыше, но — в лучшем случае — явятся итогом длительного и
медленного процесса борьбы и давления на власть. Тем не менее, диссиденты пока
что вели речь всею лишь о реформах, а не о сломе самой системы. И, наконец,
диссидентство как таковое стало возможно лишь потому, что режим больше не хотел
прибегать к зверскому террору прежних лет. Это объяснялось не тем, что система
становилась либеральной или мутировала от тоталитаризма к обычному
авторитаризму; изменение произошло по причине весьма прагматичной: террор в его
крайних формах был разрушителен и для нее самой. Поэтому теперь режим
осуществлял репрессии методами более мягкими и опосредованными, предпочитая
действовать постепенно, прикрываясь ширмой «социалистической законности», как в
случае суда над Синявским и Даниэлем.

И потому было бы ошибкой рассматривать брежневский период как время
нового сталинизма.1 Брежнев как человек — даже действуя на пару с Сусловым —
был не чета Сталину, и, попытайся он начать революцию «сверху» и развязать
массовый террор, ему бы это не сошло с рук в условиях 1960-х гг. Как уже
отмечалось, любой коммунистический режим переживает сталинизм лишь единожды — в
решающий момент построения социализма. Лишь служение подобной высшей цели в состоянии
породить фанатизм и насилие, присущие реальному сталинизму. Но, как только
социализм построен, первейшей задачей режима становится «защита его
завоеваний»; сталинизм, а точнее — сталинская система, становится рутиной и
стабилизируется и виде «развитого социализма». Некогда пылкая идеология
классовой борьбы и сражений превращается в хладную идеологию ортодоксальных
заклинаний. А в итоге руководство советской системой переходит из рук
революционеров в руки охранителей. Именно  «мягкий» сталинизм и практиковался
при — сером» охранительстве Брежнева, Косыгина и Суслова.

Дессиденстство, как противоречие между идеологией и культурой связано с
неудовлетворенной потребностью в политической демократизации, проявившейся
после смерти Сталина. Советское общество осталось иерархическим. В то же время
круг тех, кто принимал решение в эпоху развитого социализма существенно
расширился: мнение инженерно-технических работников приобрело большее влияние.
Вокруг конкретных проблем экономики, образования, труда среди компетентных лиц
проходят более свободные дискуссии, чего никогда не было в прошлом. Само
коллегиальное руководство стало не столько источником верных или ошибочных
указаний обществу сверху, сколько местом соперничества и высшего арбитража
между разными группами давления. Однако публичных дебатов было мало. Совершенно
отсутствовали политические споры. Высшая иерархия остается недоступной и
окутанной тайной.

Выборы в СССР правления Брежнева продолжают оставаться формальностью. Сам
тип отношений между управителями и управляемыми отражает длительное отсутствие
демократических обычаев. Решения продолжают спускать сверху, не представляя
широким массам граждан возможность влиять на них. Все это влечет развитие
политической апатии, безразличия и инертности.

При этом сильно уменьшилось идеологическое влияние СССР именно тогда,
когда он достиг максимума своей силы. Это влияние было сильным, когда страна
была слабой и изолированной. Тогда внешний мир активно защищался от «заразы»
его пропаганды. В эпоху «развитого социализма» советское государство
устаревшими запретами защищался от чужих мыслей.

Даже в странах которые остались союзниками СССР и находились в его
политическом и военном подчинении, Союз более не располагал абсолютной
гегемонией. Там начали подвергать сомнению сталинскую систему. События в
Чехословакии 1956 г. превратились в норму поведения между соцстранами.1

Закат советского влияния лучше показать на отношениях СССР и
коммунистического движения в 1969 г., когда Москва сумела наконец созвать
международное совещание коммунистических и рабочих партий, которое не удалось
Хрущеву в 1964 г. представители многих партий не приехали, а приехавшие не были
единодушны по многим вопросам до самого момента его окончания.

Заключение

Без серьезного изучения прошлого невозможен прогресс. Именно история
занимается изучением прошлого. Однако нужно помнить, что история является
«медленной» наукой. Эта ее особенность очень важна применительно к теме нашей
работы. На наш взгляд нашему поколению, ставшему свидетелем исторического
события потрясающего эффекта, а именно перестройки очень трудно дать
объективную оценку столь недавнего прошлого, непосредственно предопределившего
наше настоящее. В связи с этим сегодня трудно написать подлинную историю
брежневских лет. Возможно, условия для этого созреют в недалеком будущем,
впрочем, и в этом случае такая работа потребует изучения большого количества
документом и времени. Но главное условие объективности таких исследований —
устранение эмоционального его компонента.

В то же время сегодня раскрыты многие документы тех лет, на основе
гласности мы можем свободно опираться на мнение многочленных ныне здравствующих
свидетелей того времени. Упустить такую уникальную возможность нельзя:
современные историки должны многое сделать для сбора и накопления материалов по
истории «развитого социализма».

Тем не менее, можно сделать определенные выводы об основных тенденциях
экономических, политических и социальных процессов в СССР 1971-1985 гг.

Шестидесятые годы ХХ века называют переломными в истории советского
общества. К началу 70 — х гг. в Советском Союзе ценой огромных усилий и жертв
был создан мощный индустриальный и научный потенциал: функционировало свыше 400
отраслей и подотраслей промышленности, ускоренными темпами развивались
космические и новейшие военные технологии. Доля промышленности и строительства
в валовом национальном доходе увеличилась до 42%, доля сельского же хозяйства,
напротив, сократилась до 24%. Произошла так называемая демографическая
революция, изменившая жизнедеятельность и характер естественного
воспроизводства населения. Советское общество стало не только индустриальным,
но и городским и образованным.

Тем не менее, приходилось констатировать, что в советской экономике в
1970-е гг. существовал дисбаланс, в результате чего для её дальнейшего развития
требовалось постоянное наращивание производственных ресурсов. С другой стороны,
модернизация, продиктованная политикой партии, во многом привела к хроническому
отставанию аграрного сектора советской экономики. А это означало, по сути,
отсутствие надежной базы для развития промышленности и инфраструктуры.

В 70-е гг. ХХ века ключевая роль в управлении советским обществом,
определение характера и темпов его развития переходят к «новому классу», классу
управляющих. После отстранения Хрущева от власти происходит окончательное
формирование этого класса как мощной политической силы. И в сталинский период
высший слой партийных и хозяйственных функционеров был наделен огромной властью
и привилегиями. Тем не менее в те годы отсутствовали признаки целостности,
сплоченности и, следовательно, консолидации номенклатуры как класса. Шаг за
шагом этот привилегированный слой укреплял свое положение. Идея сохранения
власти, расширения льгот и полномочий сплачивала, объединяла его ряды. Основу
«нового класса» составлял высший слой партийных функционеров. В 70-е гг. ХХ
века ряды «класса управляющих» расширяются за счет верхушки профсоюзов, ВПК,
привилегированной научной и творческой интеллигенции. Его общая численность
достигает 500 — 700 тыс. человек, вместе с членами семей — порядка 3 млн., т.е.
1,5 % всего населения страны.

В начале 70-х гг. ХХ века был нанесен удар по всем концепциям поворота к
рыночной экономике. Само слово «рынок» стало критерием идеологической
неблагожелательности. Положение дел в экономике ухудшалось, рост жизненного
уровня народа прекратился. Зато процветала «теневая экономика». Ее питательной
средой была бюрократическая система, функционирование которой требовало
постоянного жесткого внеэкономического принуждения и регулятора в виде
дефицита. Последний абсурдно демонстрировал себя повсеместно на фоне совершенно
невероятных излишков различного сырья и материалов. Самостоятельно продать или
обменять их на нужные товары предприятия не могли. Подпольный рынок поддерживал
развалившуюся экономику.

Важнейшим следствием хрущевской либерализации становится резкое
возрастание в советском обществе критического потенциала, кристаллизация
независимых от государства ростков, разрозненных элементов гражданского
общества. Начиная с конца 50-х гг. ХХ века в СССР образуются и заявляют о себе
различные идейные течения, неформальные общественные объединения, оформляется и
крепнет общественное мнение. Именно в духовной сфере, наиболее устойчивой к
тоталитарному государственному вмешательству, в эти годы происходит быстрый
рост элементов и структур гражданского общества. В 70-80-е гг. как в самой
политической сфере, так и вне ее , в области культуры, в некоторых общественных
науках стали возникать дискуссии, которые если и не были откровенно
«диссидентскими», то, во вском случае, свидетельствовали о явных расхождениях с
официально признанными нормами и ценностями. Среди проявлений такого рода
несогласий наиболее значительными были: протест большей части молодежи,
привлеченной образцами западной массовой культуры; экологические общественные
компании, например, против загрязнения Байкала и поворота северных рек в
Среднюю Азию; критика деградации экономики, прежде всего молодыми
«технократами», зачастую работавшимми в престижных научных центрах, удаленных
от центра (например, в Сибири); создание произведений нонконформистского
характера во всех областях интеллектуального и художественного творчества (и
ожидавших своего часа в ящиках письменных столов и мастерских их авторов).

Все эти явления и формы протеста получат признание и расцветут в период
«гласности».

Однако в условиях контролируемости, планируемости общественной жизни
государством и отсутствия широкой общественной поддержки, зарождающиеся
гражданские структуры были обречены на однобокость, конфликтность, маргинальность.
Так зарождалось и развивалось советское диссидентство.

В стране наблюдается оживление потребностей людей в вере и истинном
духовном наставничестве. Однако религиозная безграмотность, явившаяся
следствием политики государства, стала причиной широкого возникновения и
распространения различных псевдорилигий и откровенно деструктивных культов.
Особое распространение они получили в среде интеллигенции.

Таким образом, в исследуемый период практически все стороны жизни
советского общества поразил серьезный кризис, причем никаких эффективных
средств против него руководством страны так и не предлагалось. СССР, таким
образом, оказался в ситуации, когда политика, идеология, экономика и культура,
то есть все те факторы, на которые может опираться сильная внешняя и внутренняя
политика государства, были поражены кризисом. К началу 80-х гг.XX века в полосу кризиса вступает и
советская внешняя политика. Впрочем, ее кризис и был отражением кризиса
политики внутренней.

Диагноз положения, в котором оказалось развитие нашего общества — застой.
По сути дела возникла целая система ослабления инструментов власти, образовался
своего рода механизм торможения социально-экономического развития. Понятие
«механизм торможения» помогает понять причины застойных явлений в жизни
общества.

Механизм торможения — это совокупность застойных явлений во всех сферах
жизни нашего общества: в политической, экономической, социальной, духовной,
международной. Механизм торможения есть следствие, а точнее проявление
противоречий между производительными силами и производственными отношениями. В
складывании механизма торможения значительную роль играл субъективный фактор. В
70-е — начале 80-х годов ХХ века партийно-государственное руководство оказалось
неподготовленным активно и эффективно противостоять нараставшим негативным
явлениям во всех областях жизни страны.

советский
духовный культурный политика

Библиографический
список

1.      Архивы
Кремля: политбюро и церковь. Сост. А. Н. Покровский. — Новосибирск, 1998-1999.
— 430 с.

.        Внеочередной
XXI съезд Коммунистической партии
Советского Союза. Стенографический отчет. — М., 1959. т. II. — 841 с.

.        Документы
внешней политики. Т. XXI. —
М., 2000. -548 с.

.        Конституция
(Основной Закон) Союза Советских Социалистических Республик. — М., 1977. — 62
с.

.        Политическая
карта СССР. — М.: Картография. -1 л.

.        Постановление
пленума ЦК КПСС о дальнейшем развитии сельского хозяйства СССР. // Правда. —
1978. — С. 145-163.

.        Постановление
ЦК КПСС от 26 апреля 1979 г. «О дальнейшем улучшении идеологической, политико-воспитательной
работы в средних и средне специальных учебных заведениях. // Правда. — 1979. —
С. 123-150.

.        Протоколы
заседаний Политбюро ЦК КПСС. Сборник документов. — М., 1999. — 418 с.

.        Протоколы
Президиума Госплана СССР. — М., 1998. -399 с.

.        К
истории «холодной войны»: сборник документов. — М., 1998. — 410 с.

.        Стенограмма
июльского пленума ЦК КПСС и др. документы. — М., 1998. -397 с.

.        Экономическая
география СССР. Сборник карт. — М.: Картография. -67 л.

.        Колхозное
строительство в СССР. Материалы и документы. — М.: Статистика, 1987. -547 с.

.        КПСС
в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 12-13 1965-1985.
— М., 1989. -109 с.

.        Материалы
XXIII съезда КПСС. — М., 1966. -517 с.

.        Материалы
XXIV съезда КПСС. — М., 1971. — 462 с.

.        Материалы
XXV съезда КПСС. — М., 1976. -399 с.

.        Сообщение
центрального статистического управления СССР. — М., 1979. — т. 3. — 297 с.

.        Материалы
XVI съезда КПСС. — М., 1981. — 402 с.

.        Брежнев
Л. И. Избранные произведения в 3 тт. -М., Политиздат, 1981

.        Брежнев
Л. И. Возрождение. -М., Детская литература, -1979, -103 с.

.        Брежнев
Л. И. Краткий биографический очерк. -М., Политиздат, 1981, -224 с.

.        Брежнев
Л. И. Поднятая целина. — М.: Советская Россия, 1982. — 89 с.

.        Брежнев
Л. И. Малая Земля. — М.: Советская Россия, 1978. -48 с.

.        Ястребинская
Г. Я. История советской деревни в голосах крестьян. М., -Памятники исторической
мысли, 2005, -348 с.

.        Алексеева
Л. История инакомыслия в России. — М.: Молодая гвардия, 1999. -578 с.

.        Алексеев
В. В. Распад СССР в контексте теории модернизации и имперской эволюции
//Отечественная история. -2203. -№ 5. -С. 3-20.

.        Абалкин
Л. Н. Неиспользованный шанс: полтора года в правительстве — М., 1991. -217 с.

.        Ахиезер
А. С. Россия: критика исторического опыта. В 2 тт. Новосибирск, Сибирский
хронограф, 1997, -1608 с.

.        Байбаков
Н. К. От Сталина до Ельцина. — М., 1998. -304 с.

.        Боффа
Дж. История Советского Союза в 2 тт. — М.: Международные отношения, 1994.
перевод с итал. — 631 с.

.        Боффа
Дж. От СССР к России: история неоконченного кризиса: 1964-1994. -М., Вестник,
1996, -587 с.

.        Бордюгов
Г. А. История и конъюнктура: субъективные заметки об истории советского
общества. — М., 1992. -159 с.

.        Бурдацкий
Ф. М. Вожди и советники. — М, 2001. — 140 с.

.        Безбородько
А. Б. Власть и научно-техническая политика в СССР середины 50-х — середины 70-х
гг. — М., 1997. -190 с.

.        Безбородов
А. Д. Материалы по истории дессидентского и правозащитного движения в СССР
50-80 гг. — М.: Геттинген, 1994. -111с.

.        Брежнев
Л. И. О конституции СССР. — М., 1978. — 49 с.

.        Брежнев
Л. И. На страже мира и социализма. -М. Политиздат. -1981. -815 с.

.        Брежнев
Л. И. Актуальные вопросы идеологической работы КПСС. Сьорник в 2 тт. -М.,
Политиздат, 1978.

.        Брежнев
Л. И. Вопросы управления экономикой развитого социалистического общества: речи,
доклады, выступления. -М., Политиздат, 1976. -583 с.

.        Валента
И. Советское вторжение в Чехословакию. 1968 /Пер. с чеш. — М., 1991. -132 с.

.        Веденеев
Ю. А. Организационные реформы государственного управления промышленностью в
СССР: Историко-правовое исследование (1957-1987). -М., 1990. -214 с.

.        Восленский
М. С. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. — М., 1991. -237 с.

.        Волкогонов
Д. А. Семь вождей: Галерея лидеров СССР. в 2 кн. -М., Вагриус, 1995

.        Виноградов
В. И. История СССР в документах и иллюстрациях (1917-1980) -М.: Просвещение,
1981. — 314 с

.        Власть
и оппозиция. Российский политический процесс XX в. — М., 1995. -120 с.

.        Верт
Н.. История советского государства. -М., ИНФРА-М, 2003., -529 с.

.        Галин
С. А. XX век. Отечественная культура. — М.:
ЮНИТИ, 2003. — 479 с.

.        Гордость
России. Рассказы о героях X
пятилетки. — М., 1978. -196 с.

.        Головтеев
В. В., Буренков С. П. Здравоохранение в период развитого социализма
//Планирование и управление. — М., 1979. — 410 с.

.        Гордон
Л., Назимова А. Рабочий класс в СССР. -М., Историческая литература, 1985, 213
с.

.        Джилас
М. Лицо тоталитаризма. — М., 1988. -331 с.

.        Директивы
XXIV съезда КПСС по пятилетнему плану
развития народного хозяйства СССР на 1971-1975 гг. — М., 1971.- 51 с.

.        Дмитриева
Р. О средней продолжительности жизни населения СССР //Вестник статистики. —
1987. — № 12. -147 с.

.        Земцов
И. Крах эпохи. — М.: Наука, 1991. — 206 с.

.        История
КПСС. Выпуск IV июнь 1941-1977 гг. — М., 1979. — 512
с.

.        Козлов
В. А. Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе (1953-1965 гг.). —
Новосибирск, 1999. — 216 с.

.        Козлов
В. А. Крамола: Инакомыслие в СССР при Хрущеве и Брежневе. 1953-1982 гг.: По
рассекреченным документам Верховного суда и Прокуратуры СССР. //Отечественная
история, -2003 г. № 4, с. 93-111.

.        Красильщиков
В. А. Вдогонку за прошедшим веком. Развитие России. Развитие России в XX в. с точки зрения мировых
модернизаций. -М., МГУ, 2001, -417 с.

.        Кулагин
Г. Соответствует ли система образования потребностям народного хозяйства? //
Соц. Труд. — 1980. — № 1. — С. 34-63.

.        Кушинг
Г. Д. Советские военные интервенции в Венгрии, Чехословакии и Афганистане:
сравнительный анализ процесса принятия решений. -М., Воениздат, 1993, -360 с.

.        Л.
И. Брежнев. Материалы к биографии / сост. Ю. В. Аксютин. — М., 1991. -329 с.

.        Лаппо
Г. М. Городские агломерации СССР. — М., 1985. -217 с.

.        Ленин
В. И. Полное собрание сочинений, т. 26. -М., Политиздат, -1978, 369 с.

.        Малиа
Мартин. Советская трагедия. История социализма в России. 1917-1991. — М.:
РОСПЭН, 2002 -584 с.

.        Медведев
Р. А. Личность и эпоха: политический портрет Л. И. Брежнева. -М., 1991. — 335
с.

.        Миф
о застое. Сборник статей. — Санкт-Петербург, 1993. — 419 с.

.        Матвеев
М. Н. Наказы избирателей: конституция 1977 г. и действительность. // Вопросы
истории. -2003.ю № 11, с. 129-142.

.        Народное
хозяйство СССР за 70 лет. — М.: Наука, 1989. — 514 с.

.        Поспеловский
Д. В. Русская православная церковь в XX в. / Пер. с англ. — М., 1995. — 419 с.

.        Пыжиков
А. П. Политические преобразования в СССР (60-70 гг.) — М., 1999. — 396 с.

.        Предтеченский
А. В. Художественная литература как исторический источник. — Л.: Университет,
1994. — 338 с.

.        Программные
речи президентов США. -М., Памятники исторической мысли, 2000, -687 с.

.        Советская
колхозная деревня: социальная структура, социальные отношения. -М., Статистика,
1979. -516 с.

.        Социалистическое
соревнование в СССР. исторические очерки. -М., Политиздат, -1981, -444 с.

.        Ратьковский
И. С. История советской России. — Санкт-Петербург: Лань, 2001. — 416 с.

.        Рыбаковский
Л. Л. Население СССР за 70 лет. — М.: Наука, 1988. — 213 с.

.        Шмелев
Н. П. На переломе: перестройка экономики в СССР. — М., 1989. — 315 с.

.        Сорокин
К. Э. Геополитика и геостратегия Советского Союза. -М, ИНФРА-М, 1996, -452 с.

.        Смирнов
В. С. Экономические причины краха социализма в СССР //Отечественная история.
-2002. -№ 6, -С. 91-110

.        Ха
Ен Чуль. Стабильность и легитимность при Брежневе: модель режима дрейфующего
типа. //Мировая экономика и международные отношения. 1997, -№ 2. -С. 61-71.

.        Хрестоматия
по отечественной истории (1939-1995). Под ред. А.Ф. Киселева. -М., Вагриус,
1996, 718 с.

.        Эггелинг
В. Политика и культура при Хрущеве и Брежневе. — М., 1999. — 231 с.

«Образование
– это оружие, эффект которого зависит от того, кто его держит в своих руках,
кого этим оружием хотят ударить». Иосиф Сталин.

В
ходе урока вам предстоит узнать о борьбе с космополитизмом в СССР, её влиянии на
литературу, театр, кинематограф и музыку, о развитии науки и образования в
послевоенный период.

В
годы Великой Отечественной войны смягчился контроль партии за культурной жизнью
общества. На тот момент перед правительством стояла задача победы в борьбе с
нацистской Германией. У советской интеллигенции укрепились контакты с западными
культурными деятелями, а заграничный военный поход их развил.

Одновременно
с этим росли патриотические настроения. Партийные идеологи насаждали идею
избранности советского народа, его великой роли в победе над Германией.

После
окончания войны, СССР и его западные союзники прекратили контакты, начался
период «холодной войны». Это естественным образом отразилось на культуре
Советского союза. Началось настоящее наступление на культуру Запада, возглавил
которое Андрей Александрович Жданов, отвечавший за идеологию. Эта борьба
получила название «ждановщина».

Одной
из её составляющих была борьба с космополитизмом. Космополитами называли людей,
которые признавали весь мир своим отечеством и не были приверженцами только
своей национальной культуры. В СССР это было невозможно. Сторонники
космополитизма обвинялись во враждебности государству, увольнялись с занимаемых
должностей, подвергались арестам.

В
1947 году стали создавать «суды чести», которые рассматривали антиобщественные
и антигосударственные поступки работников министерств и ведомств.

Над
Советским Союзом опустился «железный занавес», поместивший страну в культурную
и идеологическую изоляцию.

Давайте
узнаем, как проявлялась «ждановщина» в разных сферах
культуры.

Литература.

Ужесточение
цензуры в первую очередь коснулось литературы, ведь именно она является
зеркалом времени и настроений общества.

В
1946 году вышло постановление ЦК «О журналах «Звезда» и «Ленинград». Эти
литературные издания были подвергнуты критике в пропаганде чуждых идей, а также
из-за размещения на своих страницах произведений Михаила Зощенко и Анны Ахматовой.

В
поле зрения идеологов попало стихотворение Ахматовой, которое, по их мнению,
было наполнено пессимизмом и представляло действительность зловещей и мрачной.
Это не соответствовало политике идеализации жизни советских граждан. Творчество
Ахматовой называли «поэзией взбесившейся барыньки».

Зощенко
раскритиковали за детский рассказ «Приключения обезьяны», названный порочным
произведением. Жители Советского Союза были в нём представлены примитивными,
автор их оглупил.

Зощенко
и Ахматова были исключены из союза писателей, лишены права на получение хлебных
карточек. Их книги были изъяты из библиотек и книжных магазинов. Некоторые
знакомые при встрече переходили на другую сторону улицы, чтобы их не обвинили в
дружбе с врагами.

Журнал
«Ленинград» после выхода постановления закрыли, а в журнале «Звезда» сменили
руководство.

Многие
писатели поддерживали идеологию правительства, но и они нередко подвергались
критике. Так произошло с Александром Фадеевым, написавшим роман «Молодая
гвардия». Произведение было посвящено деятельности подпольщиков, но по мнению
критиков в нем недостаточно была изображена руководящая роль партии. Автор
переписал роман, добавив в него новых героев-коммунистов.

Театр.

В
1946 году вышло постановление «О репертуаре драматических театров и мерах по
его улучшению». В нём отмечалась особая роль театра в деле воспитания советской
молодёжи. Указывалось, что в течение 1946 года в девяти крупнейших театрах из
119 пьес только 25 были посвящены современным темам. Руководство театров
обвинялось в попытках заниматься развлекательными сюжетами. Пьесы ставились
слабые и безыдейные. Их авторы плохо владели как литературным, так и народным
русским языком. Спектакли, которые посвящались советским темам, ставили
второстепенные режиссёры. Театры обвинялись также в увлечении постановками на
исторические темы, в них идеализировалась жизнь царей.

ЦК
ставил следующие задачи перед Комитетом по делам искусств:

создать
яркие произведения о жизни советского общества;

изображать
жизнь людей в постоянном движении вперёд;

воспитывать
молодое поколение бодрым и жизнерадостным.

Кинематограф.

Кино
также подверглось жёсткой критике. Режиссёры и сценаристы обвинялись в
легкомысленном отношении к делу, беспечности и беззаботности относительно
идейно-политического содержания картин.

В
сентябре 1946 года появилось постановление «О кинофильме «Большая жизнь». Его
режиссёром был Леонид Луков, получивший Сталинскую премию за первую часть этого
фильма в 1941 году.

В
«Большой жизни» показаны события после освобождения Донбасса в 1943 году, его
восстановление. Так что же могло не понравиться критикам? Создатели картины
обвинялись в том, что много внимания уделили личным переживаниям героев и
бытовым сценам.

В
то время как необходимо было показать размах и значение работ по восстановлению
Донбасса. В фильме не показана передовая техника, создаётся впечатление, что
уголь добывается только грубой физической силой. Возмущение вызвало фальшивое
изображение секретаря парторганизации. Указывалось на то, что большую часть
времени герои ничем не заняты, кроме болтовни. В фильме исполняются песни,
чуждые советскому народу. Результатом постановления стал запрет показа фильма
«Большая жизнь».

Под
пристальным вниманием находился фильм Всеволода Пудовкина «Адмирал Нахимов».
Его обвинили в том, что режиссёр недостаточно изучил вопрос и снял фильм о
балах и танцах, а не об адмирале. Фильм был возвращён на доработку, после чего
в 1947 году получил Сталинскую премию.

Раскритиковали
вторую серию фильма Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный». Сценарий всей картины
утверждал лично Сталин. Однако это не уберегло фильм. Во второй части картины
Центральный Комитет ВКП(б) осудил то, что опричники царя представлены шайкой
бандитов, а сам Иван Грозный показан слабохарактерным и безвольным.

Музыка.

Идеология
затронула и музыку. В 1948 году вышло постановление «о декадентских тенденциях
в советской музыке». Оно подвергло критике оперу Вано Мурадэли
«Великая дружба», Шестую симфонию Сергея Прокофьева, «Поэмы» Арама Хачатуряна.

Постановление
призывало развивать музыку в реалистическом направлении и создавать
произведения, достойные советского народа.

Таким
образом, из-за усилившейся цензуры были утеряны или переработаны выдающиеся
произведения. Жители СССР были изолированы от лучших западных культурных
достижения. Однако, многие советские фильмы, спектакли и литературные
произведения стали образцами творчества на долгие годы.

Борис
Полевой написал «Повесть о настоящем человеке», Георгий Марков издал роман «Строговы». По пьесе Аркадия Мовзона
был поставлен спектакль «Константин Заслонов». Именно в эти годы начала
танцевать выдающаяся балерина Майя Плисецкая.

В
1947 году вышел фильма «Весна», режиссёра Григория Александрова. В нем сыграли
такие актёры, как Фаина Раневская, Любовь Орлова, Ростислав Плятт, Рина Зелёная.

Рассмотрим,
как в послевоенные годы развивалась система образования. После окончания войны
было необходимо в срочном порядке восстанавливать экономику государства, а для
этого были нужны квалифицированные кадры. Поэтому правительство обратило
пристальное внимание на образование.

Велось
массовое строительство школ. В период с 1946 по 1950 год были построены 18,5 тысяч
новых зданий. Для молодых людей, которые из-за войны не смогли учиться,
вводилась система вечернего обучения. Всеобщим стало семилетнее образование.

В
высших учебных заведениях появилась вечерняя и заочная форма обучения. С 1949
по 1953 год велось строительство нового здания Московского Государственного
университета. В одном здании размещались аудитории, жилая зона для
преподавателей. Здесь же находились кинотеатр, столовые, магазины, поликлиника,
спортивный центр.

Только
представьте себе, количество студентов в советских высших учебных заведениях
превышало количество студентов во всех ВУЗах Европы и Азии.

Таким
образом, образование охватывало максимальное количество населения СССР.

Осталось
узнать, как развивалась научная мысль.

Наука
была необходима государству, поэтому поощрялись различные дискуссии. Однако в
большинстве своём они были нацелены на укрепление партийной идеологии, либо
борьбу с неугодными оппонентами.

Одной
из самых известных стала дискуссия о биологии. Она была инициирована Трофимом Лысенко.
В ходе этой дискуссии критике подверглась наука генетика. Лысенко утверждал,
что гены – выдумка, их никто не видел, поэтому они не существуют. Растения и
животных надо воспитывать и только тогда произойдут изменения, не нужно ждать
миллионы лет, чтобы их заметить. Сторонники Лысенко говорили, что советские
люди не могут иметь наследственных болезней и обвиняли сторонников генетики в
расизме.

В
ходе этих споров наука о генетике оказалась под запретом, несмотря на явные
успехи в ней в довоенный период.

Дискуссия
об истории должна была оправдать тот режим, который сложился в Советском союзе.
В качестве примера приводилась неизбежность террора якобинцев и Великой
французской революции. Иван Грозный представлялся как прогрессивный деятель,
были одобрены его методы управления государством. 

Давайте
подведём итоги.

После
Великой Отечественной войны началась борьба с космополитизмом.

В
1946 году вышло постановление ЦК «О журналах «Звезда» и «Ленинград».

В
1946 году вышло постановление «О репертуаре драматических театров и мерах по
его улучшению».

В
сентябре 1946 года появилось постановление «О кинофильме «Большая жизнь».

Велось
массовое строительство школ.

Научные
дискуссии укрепляли партийную идеологию.

Оплотом СССР все годы его существования была идеология. Семь с лишним десятилетий Страна Советов формировала свою тоталитарную политику, воспитывая поколения преданных ей граждан.
Идеология СССР — «Моральный кодекс строителя коммунизма» — утвержденный XXII съездом КПСС в 1961году, напоминает 10 заповедей – а, собственно, что нового можно придумать в воспитательных целях?

1.Преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма.
2. Добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест.
3. Забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния.
4. Высокое сознание общественного долга, нетерпимость к нарушениям общественных интересов.
5. Коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех, все за одного.
6. Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку друг, товарищ и брат.
7. Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни.
8. Взаимное уважение в семье забота о воспитании детей.
9. Непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству.
10. Дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни.
11. Нетерпимость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов.
12. Братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами.