Коллективное руководство в ссср хрущев - RukovodstvoRus.ru - инструкции пользования и руководства

From Wikipedia, the free encyclopedia

Collective leadership (Russian: коллективное руководство, kollektivnoye rukovodstvo), or collectivity of leadership (Russian: коллективность руководства, kollektivnost rukovodstva), was considered the ideal form of governance in the Union of Soviet Socialist Republics (USSR) and other socialist states espousing communism. Its main task was to distribute powers and functions among the Politburo and the Central Committee of the Communist Party of the Soviet Union, as well as the Council of Ministers, to hinder any attempts to create a one-man dominance over the Soviet political system by a Soviet leader, such as that seen under Joseph Stalin’s rule. On the national level, the heart of the collective leadership was officially the Central Committee of the Communist Party. Collective leadership was characterised by limiting the powers of the General Secretary and the Chairman of the Council of Ministers as related to other offices by enhancing the powers of collective bodies, such as the Politburo.

Collective leadership was introduced following Stalin’s death in 1953 and subsequent party leaders ruled as part of a collective. First Secretary Nikita Khrushchev criticized Stalin’s dictatorial rule at the 20th Party Congress, but his increasingly erratic decisions lead to his ouster in 1964. He was replaced in his posts by Leonid Brezhnev as First Secretary and by Alexei Kosygin as Premier. Though Brezhnev gained more and more prominence over his colleagues, he retained the Politburo’s support by consulting its members on all policies. Collective leadership was maintained under Yuri Andropov and Konstantin Chernenko. Mikhail Gorbachev’s reforms espoused open discussion, leading to members of the leadership openly disagreeing on how little or how much reform was needed to rejuvenate the Soviet system.

History[edit]

Early years[edit]

Georgy Malenkov, the Premier of the Soviet Union, emerged as one of the major contenders for the Soviet leadership in 1953, but lost to Khrushchev in 1955.^[1]

Soviet ideologists believed^[when?] that Lenin, the first Soviet leader, thought that only collective leadership could protect the Party from serious mistakes. Joseph Stalin, who consolidated his power after Lenin’s death in 1924, promoted these values; however, instead of creating a new collective leadership, he built up a leadership centered around himself.^[2] After Stalin’s death (5 March 1953), his successors, while vying for control over the Soviet leadership, promoted the values of collective leadership.^[3] Georgy Malenkov, Lavrentiy Beria and Vyacheslav Molotov^[4] formed a collective leadership immediately after Stalin’s death, but it collapsed when Malenkov and Molotov turned on Beria.^[5] After the arrest of Beria (26 June 1953), Nikita Khrushchev proclaimed collective leadership as the «supreme principle of our Party». He further stated that only decisions approved by the Central Committee (CC) could ensure good leadership for the party and the country.^[3] Khrushchev used these ideas so that he could win enough support to remove his opponents from power, most notably Premier Malenkov, who resigned in February 1955.^[1]

During the 20th Congress of the Communist Party of the Soviet Union Khrushchev criticised Stalin’s rule and his «cult of personality». He accused Stalin of reducing the Party’s activities and putting an end to Party democracy among others. In the three years following Stalin’s death, the Central Committee and the Presidium (Politburo) worked consistently to uphold the collective leadership lost under Stalin.^[6] Khrushchev’s rule as First Secretary remained highly controversial throughout his rule in the Party leadership. The first attempt to depose Khrushchev came in 1957, when the so-called Anti-Party Group accused him of individualistic leadership. The coup failed, but Khrushchev’s position weakened drastically. However, Khrushchev continued to portray his regime as a «rule of the collective» even after becoming Chairman of the Council of Ministers (Premier), replacing Nikolai Bulganin.^[7]

Official order of precedence (according to 5 March 1953 amendment)
Portrait	Information	Party position(s)	State position(s)
	Rank	1st	Informally the Party’s first amongst equals, literally first secretary	Chairman of the Council of Ministers
Name	Georgy Malenkov
Birthdate	8 January 1902
Birthplace	Orenburg, Orenburg Oblast
Deathdate	14 January 1988

	Rank	2nd		First Deputy Chairman of the Council of Ministers Minister of Internal Affairs
Name	Lavrentiy Beria
Birthdate	29 March 1899
Birthplace	Merkheuli, Sukhumi
Deathdate	23 December 1953

	Rank	3rd		First Deputy Chairman of the Council of Ministers Minister of Foreign Affairs
Name	Vyacheslav Molotov
Birthdate	9 March 1890
Birthplace	Kukarka, Kirov Oblast
Deathdate	8 November 1986

	Rank	4th		Chairman of the Presidium of the Supreme Soviet
Name	Kliment Voroshilov
Birthdate	4 February 1881
Birthplace	Lysychansk, Luhansk Oblast
Deathdate	2 December 1969

	Rank	5th	Informally the Party’s Second Secretary
Name	Nikita Khrushchev
Birthdate	15 April 1894
Birthplace	Kalinovka, Kursk Oblast
Deathdate	11 September 1971

	Rank	6th		Minister of Defence
Name	Nikolai Bulganin
Birthdate	30 March 1895
Birthplace	Nizhny Novgorod, Nizhny Novgorod Oblast
Deathdate	24 February 1975

	Rank	7th		First Deputy Chairman of the Council of Ministers
Name	Lazar Kaganovich
Birthdate	22 November 1893
Birthplace	Kabany, near Kiev
Deathdate	25 July 1991

	Rank	8th		Minister of Foreign Trade
Name	Anastas Mikoyan
Birthdate	25 November 1895
Birthplace	Sanahin
Deathdate	21 October 1978

	Rank	9th		Minister of Machine Building Chairman of the State Planning Committee
Name	Maksim Saburov
Birthdate	2 February 1900
Birthplace	Druzhkivka
Deathdate	24 March 1977

	Rank	10th
Name	Mikhail Pervukhin
Birthdate	14 October 1904
Birthplace	Yuryuzansky Zavod
Deathdate	22 July 1978

Collectivity of leadership[edit]

Most Western observers believed that Khrushchev had become the supreme leader of the Soviet Union by the early 1960s, even if this was far from the truth. The Presidium, which had grown to resent Khrushchev’s leadership style and feared Mao Zedong’s one-man dominance and the growing cult of personality in the People’s Republic of China, began an aggressive campaign against Khrushchev in 1963. This campaign culminated in 1964^[7] with the replacement of Khrushchev in his offices of First Secretary by Leonid Brezhnev and of Chairman of the Council of Ministers by Alexei Kosygin. Brezhnev and Kosygin, along with Mikhail Suslov, Andrei Kirilenko and Anastas Mikoyan (replaced in 1965 by Nikolai Podgorny), were elected to their respective offices to form and lead a functioning collective leadership.^[8] One of the reasons for Khrushchev’s ousting, as Suslov told him, was his violation of collective leadership.^[9] With Khrushchev’s removal, collective leadership was again praised by the Soviet media as a return to «Leninist norms of Party life».^[10] At the plenum which ousted Khrushchev, the Central Committee forbade any single individual to hold the office of General Secretary and Premier simultaneously.^[11]

The leadership was usually referred to as the «Brezhnev–Kosygin» leadership, instead of the collective leadership, by First World medias. At first, there was no clear leader of the collective leadership, and Kosygin was the chief economic administrator, whereas Brezhnev was primarily responsible for the day-to-day management of the party and internal affairs. Kosygin’s position was later weakened when he introduced a reform in 1965 that attempted to decentralise the Soviet economy. The reform led to a backlash, with Kosygin losing supporters because many top officials took an increasingly anti-reformist stance due to the Prague Spring of 1968.^[12] As the years passed, Brezhnev was given more and more prominence, and by the 1970s he had even created a «Secretariat of the General Secretary» to strengthen his position within the Party. At the 25th Party Congress, Brezhnev was, according to an anonymous historian, praised in a way that exceeded the praise accorded to Khrushchev before his removal.^[10] Brezhnev was able to retain the Politburo’s support by not introducing the same sweeping reform measures as seen during Khrushchev’s rule. As noted by foreign officials, Brezhnev felt obliged to discuss unanticipated proposals with the Politburo before responding to them.^[13]

Later years[edit]

As Brezhnev’s health worsened during the late 1970s, the collective leadership became even more collective. Brezhnev’s death did not alter the balance of power in any radical fashion, and Yuri Andropov and Konstantin Chernenko were obliged by protocol to rule the country in the very same fashion as Brezhnev.^[10] When Mikhail Gorbachev was elected to the position of General Secretary in March 1985, some observers wondered if he could be the leader to overcome the restraints of the collective leadership. Gorbachev’s reform agenda had succeeded in altering the Soviet political system for good; however, this change made him some enemies. Many of Gorbachev’s closest allies disagreed with him on what reforms were needed, or how radical they should be.^[14]

Analysis[edit]

Soviet assessments[edit]

According to Soviet literature, the Central Committee and not the Politburo was the heart of collective leadership at the national level. At a sub-national level, all Party and Government organs were to work together to ensure collective leadership instead of only the Central Committee. However, as with many other ideological theses, the definition of collective leadership was applied «flexibly to a variety of situations».^[15] Making Lenin the example of a ruler ruling in favour of a collective can be seen as proof of this «flexibility».^[15] In some Soviet ideological drafts, collective leadership can be compared to collegial leadership instead of a leadership of the collective. In accordance with a Soviet textbook, collective leadership was:^[15]

The regular convocations of Party congresses and plenary sessions of the Central Committee, regular meetings of all electoral organs of the party, general public discussion of the major issues of state, economic and party development, extensive consultation with persons employed in various branches of the economy and cultural life….»^[15]

In contrast to fascism, which advocates one-man dominance, Leninism advocates inner-Party democratic collective leadership. Hence, the ideological justification of collective leadership in the Soviet Union was easy to justify. The physical insecurity of the political leadership under Stalin, and the political insecurity that existed during Khrushchev’s reign, strengthened the political leadership’s will to ensure a rule of the collective, and not that of the individual.^[16] Collective leadership was a value that was highly esteemed during Stalin and Khrushchev’s reigns, but it was violated in practice.^[17]

Outside observers[edit]

Stalin’s rule was considered by post-Stalin-era Soviet ideologists as one that disrupted collective decision-making and promoted the cult of the individual.^[6]

Richard Löwenthal, a German professor, believed that the Soviet Union had evolved from being a totalitarian state under the rule of Joseph Stalin into a system that he called «post-totalitarian authoritarianism», or «authoritarian bureaucratic oligarchy»,^[18] in which the Soviet state remained omnipotent in theory and highly authoritarian in practice. However, it did considerably reduce the scale of repression and allowed a much greater level of pluralism into public life.^[18] In a 1960 paper, Löwenthal wrote that one-man leadership was «the normal rule of line in a one-party state».^[15] The majority of First World observers tended to agree with Löwenthal on the grounds that a collective leadership in an authoritarian state was «inherently unworkable» in practice, claiming that a collective leadership would sooner or later always give in for one-man rule.^[15] In a different interpretation, the Soviet Union was seen to go into periods of «oligarchy» and «limited-personal rule». Oligarchy, in the sense that no individual could «prevent the adoption of policies in which he may be opposed», was seen as an unstable form of government.^[19] «Limited-personal rule», in contrast with Joseph Stalin’s «personal rule», was a type of governance in which major policy-making decision could not be made without the consent of the leader, while the leader had to tolerate some opposition to his policies and to his leadership in general.^[20]

The historian T. H. Rigby claimed that the Soviet leadership was setting up checks and balances within the Party to ensure the stability of collective leadership. One anonymous historian went so far as to claim that collective leadership was bound to triumph in any future Soviet political system. Professor Jerome Gilison argued that collective leadership had become the «normal» ruling pattern of the Soviet Union.^[20] He argued that the Party had successfully set up checks and balances to ensure the continuity of the Soviet leadership.^[20] Khrushchev’s rule was, according to Gilison, proof that the one-man dominance in Soviet politics had ended. As he noted, Khrushchev «was forced to retreat from unceremoniously from previously stated positions».^[20] The «grey men» of the party bureaucracy, Gilison believed, were to become the future Soviet leaders.^[20] Dennis Ross, an American diplomat, believed the late Brezhnev-era leadership had evolved into a «rule by committee», pointing to several collective Politburo decisions as evidence.^[20] Grey Hodnett, another analyst, believed that «freer communication» and «access to relevant official information» during the Brezhnev Era had contributed to strengthening the Politburo’s collective leadership.^[20]

According to Thomas A. Baylis, the author of Governing by Committee: Collegial Leadership in Advanced Societies, the existence of collective leadership was due to the individual Politburo members enhancing their own positions by strengthening the collective. Ellen Jones, an educator, noted how each Politburo member specialised in his own field and acted as that field’s spokesman in the Politburo. Therefore, collective leadership was divided into Party and Government institutional and organisational lines. The dominant faction, Jones believed, acted as a «coalition» government of several social forces.^[21] This development led some to believe that the Soviet Union had evolved into neo-corporatism.^[21] Some believed Soviet factionalism to be «feudal in character».^[22] Personal relationship were created to ensure service and support. «Personal factionalism», as Baylis calls it, could either strengthen or weaken the collective leadership’s majority.^[22]

Robert Osborn wrote in 1974 that collective leadership did not necessarily mean that the Central Committee, Politburo and the Council of Ministers were political equals without a clear leading figure.^[21] Baylis believed that the post of General Secretary could be compared to the office of prime minister in the Westminster system.^[23] The General Secretary in the Soviet political system acted as the leading broker in Politburo sessions and could be considered «the Party leader» due to his negotiation skills and successful tactics which retained the Politburo’s support.^[21] In other words, the General Secretary needed to retain Politburo consensus if he wanted to remain in office.^[21]

Notes[edit]

^ ^a ^b Christian 1997, pp. 258–259.
^ Cocks, Daniels & Heer 1976, pp. 26–27.
^ ^a ^b Christian 1997, p. 258.
^
Marlowe, Lynn Elizabeth (2005). GED Social Studies: The Best Study Series for GED. Research and Education Association. p. 140. ISBN 0-7386-0127-6.
^ Taubman, William (2003). Khrushchev: The Man and His Era. W.W. Norton & Company. p. 258. ISBN 0-393-32484-2.
^ ^a ^b Baylis 1989, pp. 96–97.
^ ^a ^b Baylis 1989, p. 97.
^ Cocks, Daniels & Heer 1976, pp. 56–57.
^ Ziegler, Charles (1999). The History of Russia. Greenwood Publishing Group. p. 125. ISBN 978-0-313-30393-7.
^ ^a ^b ^c Baylis 1989, p. 98.
^ Service, Robert (2009). History of Modern Russia: From Tsarism to the Twenty-first Century. Penguin Books Ltd. p. 378. ISBN 978-0-14-103797-4.
^ Brown, Archie (2009). The Rise & Fall of Communism. Bodley Head. p. 403. ISBN 978-0-224-07879-5.
^ Baylis 1989, pp. 98–99.
^ Baylis 1989, p. 99.
^ ^a ^b ^c ^d ^e ^f Baylis 1989, p. 102.
^ Taras 1989, p. 35.
^ Baylis 1989, p. 36.
^ ^a ^b Laqueur, Walter (1987). The Fate of the Revolution: Interpretations of Soviet history from 1917 to the Present. Charles Scribner’s Sons. p. 243. ISBN 978-0-684-18903-1.
^ Baylis 1989, pp. 102–103.
^ ^a ^b ^c ^d ^e ^f ^g Baylis 1989, p. 103.
^ ^a ^b ^c ^d ^e Baylis 1989, p. 104.
^ ^a ^b Baylis 1989, pp. 104–105.
^ Baylis 1989, pp. 105–106.

Sources[edit]

Baylis, Thomas A. (1989). Governing by Committee: Collegial Leadership in Advanced Societies. State University of New York Press. ISBN 978-0-88706-944-4.
Cocks, Paul; Daniels, Robert Vincent; Whittier Heer, Nancy (1976). The Dynamics of Soviet Politics. Harvard University Press. ISBN 978-0-674-21881-9.
Christian, David (1997). Imperial and Soviet Russia: Power, Privilege, and the Challenge of Modernity. Palgrave Macmillan. ISBN 978-0-312-17352-4.
Law, David A. (1975). Russian Civilization. Ardent Media. ISBN 978-0-8422-0529-0.
Taras, Roy (1989). Leadership Change in Communist States. Routledge. ISBN 978-0-04-445277-5.
Taubman, William (2003). Khrushchev: The Man and His Era. W.W. Norton & Company. ISBN 0-393-32484-2.

Источник

Глава 5 Борьба внутри «коллективного» руководства

Решительная инициатива Хрущева в осуществлении важных политических и экономических реформ уже не оставляла сомнений в его преобладающем влиянии на характер решений, принимаемых на высшем уровне. Но формально и в 1954 году в стране и в партии не было одного лидера, а доминировал принцип «коллективного» руководства, объявленный после смерти Сталина. Культ личности Сталина за 30 лет приучил людей к тому, что только «гениальный Отец народов» способен единолично разбираться во всех сложных проблемах управления государством и международной жизни и единственной альтернативой этой величайшей мудрости может стать лишь коллективный разум его выдающихся соратников и учеников, которые должны теперь сплотиться вокруг могилы Учителя. Никто из ближайших соратников Сталина не получил при его жизни большой популярности, а те, кто начинал резко выделяться благодаря заслугам, организационному таланту, реальным достижениям или способности научно подходить к экономическим проблемам (Киров, Куйбышев, Орджоникидзе, Щербаков, Жданов, Вознесенский, Жуков), к 1953 году исчезли с политической арены по различным причинам. В 1954 году только один из несомненно талантливых и популярных руководителей, удаленный Сталиным в отставку, мог быть включен в коллективное руководство, – маршал Г. К. Жуков, который был назначен заместителем министра обороны СССР.

Ядро Президиума ЦК КПСС, состоявшее после ликвидации Берии из 9 членов, было по многим причинам против слишком радикальных политических реформ Хрущева. Они не имели реального представления о действительно катастрофическом положении в сельском хозяйстве, боялись кардинальных реорганизаций и совсем не были заинтересованы в выходе разоблачений прежних времен за пределы простой ликвидации «банды» Берии, представлявшей угрозу и для них самих. Кроме того, между Хрущевым и Маленковым существовали антагонистические личные отношения с 1949 года, а еще более острый конфликт между Хрущевым и Кагановичем начался с 1947 года. Молотов, как Председатель Совета Народных Комиссаров с 1930 по 1940 год и второй человек после Сталина в предвоенные годы, считал свое положение в партии после его смерти недостаточно влиятельным и препятствовал активному вмешательству Хрущева в работу Министерства иностранных дел. Ворошилов нес существенную долю ответственности за неподготовленность СССР к войне с Германией (тяжелейшие репрессии в армии в 1937–1938 годах происходили с одобрения наркома обороны), и он же нес часть ответственности за неудачное начало войны с Финляндией в 1939 году и за плохое руководство фронтами в 1941 году.

Сталин все же считал Хрущева достаточно преданным исполнителем и питал к нему какие-то симпатии. Поэтому он не спешил удалять его из Политбюро или из Президиума ЦК КПСС, несмотря на неоднократные попытки «разоблачить» Хрущева, главным образом со стороны Кагановича и Маленкова. Первая серьезная попытка такого рода была предпринята в марте 1947 года, когда Хрущев по обвинению в недостатке бдительности в борьбе с национализмом на Украине был отстранен с поста Первого секретаря ЦК КПУ и на этот пост был направлен из Москвы Каганович. Хрущев, бывший также и Председателем Совета министров УССР, сохранил эту должность, как и пост члена Политбюро, но на Украине, где он был до этого полным и достаточно популярным руководителем, он оказался в подчинении у Кагановича, которому поручалось навести порядок в республике. Назначение на Украину Кагановича было только частично связано с «национализмом» – считалось, что Каганович как еврей будет более беспощаден в ликвидации националистических тенденций. Он был направлен на Украину в основном в качестве «твердой руки» для ликвидации возможных беспорядков из-за угрозы голода, вызванного сильнейшей засухой 1946 года (наиболее сильной после засухи 1891 года). В 1932 году именно Украина больше всего пострадала от голода, вызванного неурожаем и коллективизацией. От него умерло около двух миллионов человек, и горькая память об этой трагедии еще была жива в памяти народа. Засуха 1945 года не вызвала столь драматических последствий, но случись 1947 год снова неурожайным, и голод на Украине мог бы принять столь же губительные масштабы. Принципиальным вопросом в политической борьбе между Кагановичем и Хрущевым стала дискуссия вокруг преимуществ яровой или озимой пшеницы для Украины, и Хрущев проявил достаточную твердость и смелость, хотя и рисковал собственным положением. В это послевоенное время, когда над странной нависла реальная угроза голода, именно сельскохозяйственная политика того или иного руководителя становилась особенно важна для его положения в партийной иерархии.

В феврале 1947 года специальный пленум ЦК по вопросам сельского хозяйства (по докладу А. А. Андреева) рекомендовал резкое расширение на Украине посевов яровой пшеницы за счет озимой. Эту рекомендацию поддерживал Президент Академии сельскохозяйственных наук Т. Д. Лысенко. Идея о преимуществах яровой пшеницы основывалась на чисто теоретических построениях травопольной системы земледелия, разработанной почвоведом В. Вильямсом в 1933–1938 годах и дополнявшей многие псевдонаучные идеи самого Т. Д. Лысенко. Хрущев отлично понимал недостатки и рискованный характер этого проекта для Украины, да и для крестьян озимая пшеница была более традиционной и надежной культурой, чем яровая. Яровую пшеницу сеяли на Украине главным образом в качестве резерва, когда из-за неблагоприятной зимы посевы озимой были сильно повреждены. В среднем же по Украине и по югу СССР вообще озимая пшеница была в 1,5–2 раза более урожайной и менее чувствительной к периодическим засухам. Как известно, озимая пшеница, высеваемая в начале осени, когда в почве достаточно влаги, успевает дать большую вегетативную массу, а весной, также при достаточной влажности почвы, быстро переходит к репродуктивному росту и созревает в середине лета. Летняя засуха, частая в южных районах, уже не оказывает существенного влияния на урожай озимой пшеницы, а более длинный в целом вегетационный период (с осени и до середины следующего лета) обеспечивает большую «кустистость» (число репродуктивных стеблей от одного семени) и больший урожай по отношению к массе использованных семян. Яровая пшеница дает более ценное «твердое» зерно с большим содержанием белка, но поскольку ее высевают только весной, то репродуктивное развитие начинается в середине лета, а созревание наступает в конце лета и летние засухи, даже слабые, резко снижают урожай. Более сильные засухи полностью губят посевы. Поэтому расширение на Украине именно яровой пшеницы в ущерб озимой было крайне рискованным и непопулярным мероприятием. Тем не менее Каганович настаивал на резком расширении яровых посевов, Т. Д. Лысенко обосновывал это мероприятие с «научной» точки зрения, и сельскохозяйственный отдел Госплана СССР (заведующий B. C. Дмитриев и его заместитель С. Ф. Демидов) требовали выполнения соответствующих плановых заданий посевов яровой пшеницы. Этот сельскохозяйственный спор быстро перерос в политический конфликт, и летом 1947 года стали распространяться слухи о том, что Хрущев смещен и с поста Председателя Совета министров УССР. Однако попытка Кагановича полностью устранить Хрущева оказалась неудачной, планировавшаяся расправа с «националистической» украинской интеллигенцией также не была успешной и прекратилась из-за опасения еще большего национализма. К тому же аппарат МГБ на Украине в значительной степени состоял из сторонников Хрущева, и Каганович, направленный в Киев из Москвы с министерского поста, не мог быстро создать на Украине достаточно влиятельного собственного круга доверенных лиц. Деятельности Кагановича мешало, по-видимому, и его еврейское происхождение, так как уже почти открыто поощрявшийся Сталиным после воины антисемитизм имел более традиционные корни именно на Украине, а не в центральной России. Каганович, кроме того, был крайне непопулярен на Украине с 1933 года, когда он был направлен туда и на Северный Кавказ для разгрома «национализма» и довольно безжалостно расправлялся с местной интеллигенцией. Умело используя эти тенденции, Хрущев сумел удержаться, а Каганович уже в конце 1947 года был снова отозван в Москву. После этого Хрущев вернул себе пост Первого секретаря КПУ. Вскоре на большой научной конференции украинских ученых и работников сельского хозяйства он получил полную поддержку обоснованной демонстрацией более высокой урожайности озимой пшеницы. Т. Д. Лысенко, чтобы избежать ответственности за неправильные рекомендации, опубликовал в «Правде» статью «Об агрономической теории В. Р. Вильямса», в которой отметил, что мнение Вильямса о преимуществах яровой пшеницы на Украине было ошибочным. Поскольку сам Вильямс умер еще в 1939 году, то вся ответственность легко могла быть взвалена на него.

Хрущев в 1953 году сразу же, как только стал Первым секретарем ЦК КПСС, уволил из Госплана СССР Демидова и Дмитриева. Устранение Кагановича было более трудной задачей, и он ограничился символическим жестом. ЦК КПСС принял решение, запрещавшее присваивать имена живых и активно действующих лидеров партии различным городам и учреждениям (только после ареста Берии пришлось изменить множество названий, особенно в Грузии). Несколько поселков имени Кагановича в разных республиках получили свои прежние названия, а в Москве знаменитый метрополитен, с 1935 года называвшийся «Московский Метрополитен имени Л. М. Кагановича», стал называться метрополитеном «имени В. И. Ленина». Учитывая заслуги Кагановича в организации строительства метрополитена, Московский Совет, однако, пошел на компромисс, присвоив одной из станций метро, бывшему «Охотному ряду», имя Л. М. Кагановича. Но поскольку «Станция имени Кагановича» не давала представления о том, в каком районе города пассажир вый дет из метро в этом месте, то историческое название было вскоре восстановлено. Через несколько лет улица «Охотный ряд» была переименована в проспект Карла Маркса и вместе с этим станция метро также получила имя Маркса. Большой промышленный город на Урале Молотов вернул свое историческое название Пермь, а Ворошиловград на Украине снова, как и прежде, стал Луганском. Именем Хрущева или Маленкова не назывались ранее какие-нибудь крупные города или предприятия, и поэтому репутация этих главных фигур руководства не могла быть снижена столь простым способом.

Конфликт между Хрущевым и Маленковым также не был связан только с их борьбой за власть после смерти Сталина, а возник за несколько лет до этого в связи с сельскохозяйственной политикой Хрущева. Сохраняя за собой роль абсолютного диктатора почти во всех областях внутренней и внешней политики, Сталин, особенно после войны, явно не мог справляться с проблемами, возникавшими в сельском хозяйстве. Между тем это была критическая область экономики, с которой престиж Сталина после коллективизации был наиболее тесно связан. Она была критической еще и потому, что неудачи в сельском хозяйстве нельзя было затушевать никакой фальсифицированной статистикой, недостаток продовольствия острее чувствовался населением, чем недостаток угля, стали или нефти, а около 80 % всей продукции легкой промышленности для сферы потребления зависело от поставок сельскохозяйственного сырья, хлопка, шерсти, льна, жира и других. Поэтому именно тот из членов Политбюро, кто был способен эффективно руководить сельским хозяйством, мог рассчитывать на роль второго человека в стране после Сталина. В декабре 1949 года Сталин вновь перевел Хрущева в Москву, где ему были поручены посты секретаря Московского областного комитета КПСС и секретаря ЦК КПСС. В то же время в Политбюро ЦК на Хрущева было возложено руководство сельским хозяйством. В это время ранее наиболее авторитетный после Сталина член Политбюро Николай Вознесенский уже был смещен и арестован, и проводивший эту «операцию» вместе с Берией Маленков получил в аппарате ЦК и в Политбюро наибольшее после Сталина влияние. Не исключено, что именно в связи со слишком очевидной концентрацией власти в руках Маленкова Сталин решил наделить и Хрущева практически таким же влиянием в ЦК КПСС, поручив Маленкову промышленность, а Хрущеву сельское хозяйство. Первым серьезным достижением Хрущева, как уже отмечалось, было укрупнение колхозов. Постановление Совета министров СССР об укрупнении колхозов было опубликовано в июле 1950 года (число колхозов в стране было уменьшено с 252 до 123 тысяч). Хрущев, однако, рассматривал укрупнение колхозов лишь как начало действительной модернизации сельского хозяйства и условий жизни в деревне и поэтому выдвинул в дополнение новый план создания агрогородов на базе укрупненных колхозов. Эти идеи, высказанные им в ряде выступлений в начале 1951 года, были опубликованы в «Правде» 4 марта 1951 года.

Проект создания агрогородов был для 1951 года, несомненно, утопическим, хотя, по существу, именно радикальное перемещение средств из промышленности в сельское хозяйство могло бы спасти его от неизбежного распада. Но для подобной коренной реформы Сталин не был готов, тем более что введенная с 1947 года система подсчета урожаев не по реальному производству зерна, а по условной системе взятия проб с полей особыми инспекторами до действительной уборки зерна позволяла фальсифицировать реальную продуктивность колхозов и, завышая нормы госпоставок, создавать видимость благополучия в городах за счет быстрого разорения деревни. Маленков сразу нанес контрудар, объявив план создания агрогородов вредной и опасной экономической ошибкой. Сталин и Берия поддержали Маленкова, и план агрогородов был предан забвению. Однако в Политбюро произошла перестановка – Маленков стал отвечать за сельское хозяйство. Но полостью удалить Хрущева из состава Политбюро Маленков все же не смог. Как секретарь ЦК Маленков распространил по партийным организациям «закрытое» письмо ЦК с резкой критикой идеи агрогородов, а на XIX съезде КПСС в 1952 году, выступая с Отчетным докладом ЦК КПСС, Маленков вновь критиковал идею колхозных «городов».

Хрущев, несомненно, реабилитировал себя и уменьшил реальный авторитет Маленкова. Но для смещения Маленкова с поста Председателя Совета министров СССР этой дискредитации противника в области только сельскохозяйственной политики было недостаточно.

Теоретически, устранение Маленкова вовсе не было необходимым для страны, так как он был не хуже любого другого из членов Президиума ЦК по своим деловым качествам, и, обладая независимостью, мог бы быть хорошим сдерживающим фактором для слишком нетерпеливого Хрущева. Единовластие, стремящееся к авторитарности, всегда рискованно, особенно в стране, не имеющей никаких демократических традиций. Но, опять-таки из-за отсутствия демократических традиций, недоверие между двумя лидерами вело к неизбежному конфликту и удалению одного из них, так как не конституционные гарантии, а только укрепление ключевых постов лично преданными, лояльными людьми было условием стабильности.

После ареста Берии и достаточно обстоятельного расследования его преступлений, проводившихся под руководством назначенного по рекомендации Хрущева на пост Генерального прокурора СССР Романа Руденко (ранее работавшего с Хрущевым на Украине), неизбежно в 1954 году должен был начаться пересмотр так называемого «Ленинградского дела» – самой недавней (1949–1951 года) обширной акции сталинского террора среди руководящей элиты партии и государства. Это «дело» было инкриминировано Берии в качестве одного из наиболее серьезных его преступлений. Но практическую реализацию «Ленинградского дела» проводили Берия и Маленков с участием министра МГБ В. Абакумова.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

История

Ранние годы

Георгий Маленков, премьер Советского Союза, стал одним из главных претендентов на советское руководство в 1953 году, но проиграл Хрущеву в 1955 году.

Советские идеологи считали, что Ленин , первый советский лидер , считал, что только коллективное руководство может защитить партию от серьезных ошибок. Иосиф Сталин , укрепивший свою власть после смерти Ленина в 1924 году, продвигал эти ценности; однако вместо того, чтобы создать новое коллективное руководство, он построил лидерство, сосредоточенное вокруг себя. После смерти Сталина (5 марта 1953 г.) его преемники, борясь за контроль над советским руководством , продвигали ценности коллективного руководства. Георгий Маленков , Лаврентий Берия и Вячеслав Молотов сформировали коллективное руководство сразу после смерти Сталина, но оно распалось, когда Маленков и Молотов выступили против Берии. После ареста Берии (26 июня 1953 г.) Никита Хрущев провозгласил коллективное руководство «высшим принципом нашей партии». Он также заявил, что только решения, одобренные Центральным Комитетом (ЦК), могут обеспечить хорошее руководство для партии и страны. Хрущев использовал эти идеи, чтобы заручиться достаточной поддержкой, чтобы отстранить своих противников от власти, в первую очередь премьер-министра Маленкова, который ушел в отставку в феврале 1955 года.

В ходе 20 — го съезда о Коммунистической партии Советского Союза Н. С. Хрущев критиковал правление Сталина и его «культ личности» . Он обвинил Сталина в том, что он, в частности, ограничил деятельность партии и положил конец партийной демократии . В течение трех лет после смерти Сталина Центральный Комитет и Президиум (Политбюро) последовательно работали, чтобы поддержать коллективное руководство, утраченное при Сталине. Правление Хрущева на посту первого секретаря оставалось весьма спорным на протяжении всего его правления в партийном руководстве. Первая попытка свергнуть Хрущева была предпринята в 1957 году, когда так называемая антипартийная группа обвинила его в индивидуалистическом руководстве. Переворот провалился, но позиции Хрущева резко ослабли. Однако Хрущев продолжал изображать свой режим как «коллективное правление» даже после того, как стал председателем Совета министров (премьер- министром ), сменив Николая Булганина .

Официальный порядок старшинства (согласно поправке от 5 марта 1953 г.)
Портрет	Информация	Позиция в партии	Государственная должность (и)
	Классифицировать	1-й	Неформально первый среди равных, буквально первый секретарь партии.	Председатель в Совете Министров
Имя	Георгий Маленков
День рождения	8 января 1902 г.
Место рождения	Оренбург , Оренбургская область
Дата смерти	14 января 1988 г.

	Классифицировать	2-й		Первый заместитель Председателя в Совет министров министр внутренних дел
Имя	Лаврентий Берия
День рождения	29 марта 1899 г.
Место рождения	Меркхеули , Сухуми
Дата смерти	23 декабря 1953 г.

	Классифицировать	3-й		Первый заместитель Председателя в Совет Министров министром иностранных дел
Имя	Вячеслав Молотов
День рождения	9 марта 1890 г.
Место рождения	Кукарка , Кировская область
Дата смерти	8 ноября 1986 г.

	Классифицировать	4-й		Председатель в Президиуме в Верховном Совете
Имя	Климент Ворошилов
День рождения	4 февраля 1881 г.
Место рождения	Лисичанск , Луганская область
Дата смерти	2 декабря 1969 г.

	Классифицировать	5-й	Неофициально второй секретарь партии
Имя	Никита Хрущев
День рождения	15 апреля 1894 г.
Место рождения	Калиновка , Курская область
Дата смерти	11 сентября 1971 года

	Классифицировать	Шестой		Министр обороны
Имя	Николай Булганин
День рождения	30 марта 1895 г.
Место рождения	Нижний Новгород , Нижегородская область
Дата смерти	24 февраля 1975 г.

	Классифицировать	7-е		Первый заместитель председателя в Совете Министров
Имя	Лазарь Каганович
День рождения	22 ноября 1893 г.
Место рождения	Кабаны, под Киевом
Дата смерти	25 июля 1991 г.

	Классифицировать	8-е		Министр внешней торговли
Имя	Анастас Микоян
День рождения	25 ноября 1895 г.
Место рождения	Санаин
Дата смерти	21 октября 1978 г.

	Классифицировать	9-е		Министр машиностроения, председатель Госплана
Имя	Максим Сабуров
День рождения	2 февраля 1900 г.
Место рождения	Дружковка
Дата смерти	24 марта 1977 г.

	Классифицировать	10-е
Имя	Михаил Первухин
День рождения	14 октября 1904 г.
Место рождения	Юрюзанский завод
Дата смерти	22 июля 1978 г.

Коллективность лидерства

Большинство западных наблюдателей полагали, что Хрущев стал верховным лидером Советского Союза к началу 1960-х годов, даже если это было далеко от истины. Президиум, который вырос до возмущаться стиль руководства Хрущева и боялся Мао Цзэдуна «с одним человеком доминированию и растущий культ личности в Народной Республики Китай , начал агрессивную кампанию против Хрущева в 1963 г. Эта кампания завершилась в 1964 году с замена Хрущева в кабинете первого секретаря Леонидом Брежневым и председателем Совета министров Алексеем Косыгиным . Брежнев и Косыгин, а также Михаил Суслов , Андрей Кириленко и Анастас Микоян (замененный в 1965 году Николаем Подгорным ) были избраны на свои должности, чтобы сформировать и возглавить действующее коллективное руководство. Одной из причин смещения Хрущева, как сказал ему Суслов, было нарушение им коллективного руководства. После отставки Хрущева коллективное руководство снова было расценено советскими СМИ как возвращение к « ленинским нормам партийной жизни ». На пленуме, свергнувшем Хрущева, Центральный комитет запретил любому лицу одновременно занимать должности генерального секретаря и премьер-министра.

В средствах массовой информации « Первого мира» это руководство обычно именовалось «брежневско-косыгиновым», а не коллективным . Сначала не было четкого лидера коллективного руководства, и Косыгин был главным хозяйственным администратором, а Брежнев в первую очередь отвечал за повседневное руководство партией и внутренними делами. Позже позиция Косыгина была ослаблена, когда в 1965 году он провел реформу , направленную на децентрализацию советской экономики . Реформа вызвала негативную реакцию: Косыгин потерял сторонников, потому что многие высокопоставленные чиновники заняли все более антиреформистскую позицию из-за Пражской весны 1968 года. С годами Брежнев становился все более заметным, и к 1970-м годам он даже стал создал «Секретариат Генерального Секретаря», чтобы укрепить свои позиции в партии. На 25-м съезде партии Брежнева, по словам анонимного историка, хвалили так, как хвалили Хрущева перед его смещением. Брежнев смог сохранить поддержку Политбюро, не приняв тех же радикальных реформ, которые наблюдались во время правления Хрущева. Как отмечали иностранные официальные лица, Брежнев чувствовал себя обязанным обсудить непредвиденные предложения с Политбюро, прежде чем отвечать на них.

Спустя годы

Когда здоровье Брежнева в конце 1970-х ухудшилось, коллективное руководство стало еще более коллективным. Смерть Брежнева никаким радикальным образом не изменила баланс сил , и Юрий Андропов и Константин Черненко были обязаны по протоколу управлять страной точно так же, как Брежнев. Когда в марте 1985 г. Михаил Горбачев был избран на пост генерального секретаря, некоторые наблюдатели задавались вопросом, может ли он стать лидером, преодолевшим ограничения коллективного руководства. Программа реформ Горбачева преуспела в том , чтобы навсегда изменить советскую политическую систему ; однако это изменение нажило ему врагов. Многие из ближайших союзников Горбачева не соглашались с ним в том, какие реформы необходимы и насколько радикальными они должны быть.

Анализ

Советские оценки

Согласно советской литературе , ЦК, а не Политбюро был центром коллективного руководства на национальном уровне. На субнациональном уровне все партийные и правительственные органы должны были работать вместе, чтобы обеспечить коллективное руководство, а не только Центральный комитет. Однако, как и многие другие идеологические тезисы, определение коллективного лидерства применялось «гибко к множеству ситуаций». Превращение Ленина в пример правителя, правящего в пользу коллектива, можно рассматривать как доказательство этой «гибкости». В некоторых советских идеологических проектах коллективное руководство можно сравнить с коллегиальным руководством, а не с руководством коллектива. В соответствии с советским учебником коллективное руководство было:

Регулярные созыв партийных съездов и пленумов ЦК, регулярные собрания всех избирательных органов партии, общественное обсуждение важнейших вопросов государственного, экономического и партийного развития, широкие консультации с лицами, занятыми в различных отраслях экономики. и культурная жизнь …. «

В отличие от фашизма , который выступает за единоличное господство , ленинизм выступает за внутрипартийное демократическое коллективное руководство. Следовательно, идеологическое обоснование коллективного руководства в Советском Союзе было легко оправдать. Физическая незащищенность политического руководства при Сталине и политическая незащищенность, существовавшая во время правления Хрущева, усилили волю политического руководства к обеспечению правления коллектива, а не отдельного человека. Коллективное руководство было ценностью, которая высоко ценилась во времена Сталина и Хрущева, но на практике нарушалась.

Внешние наблюдатели

Советские идеологи постсталинской эпохи считали правление Сталина правлением, которое подрывало коллективное принятие решений и поощряло культ личности.

Ричард Левенталь , немецкий профессор, считал, что Советский Союз превратился из тоталитарного государства под властью Иосифа Сталина в систему, которую он назвал «посттоталитарный авторитаризм» или «авторитарная бюрократическая олигархия», в которой Советское государство оставался всемогущим в теории и весьма авторитарным на практике. Тем не менее, это значительно уменьшило масштабы репрессий и позволило значительно повысить уровень плюрализма в общественной жизни. В статье 1960 года Левенталь писал, что единоличное руководство было «нормальным правилом линии в однопартийном государстве». Большинство наблюдателей из Первого мира было склонно соглашаться с Левенталем на том основании, что коллективное руководство в авторитарном государстве было «по своей сути неработоспособным» на практике, утверждая, что коллективное руководство рано или поздно всегда уступит единоличному правлению. В другой интерпретации Советский Союз переживал периоды «олигархии» и «ограниченного личного правления». Олигархия в том смысле, что ни один человек не мог «предотвратить принятие политики, против которой он может выступать», рассматривалась как нестабильная форма правления. «Ограниченно-личное правление», в отличие от «личного правления» Иосифа Сталина , было таким типом правления, при котором важное политическое решение не могло быть принято без согласия лидера , в то время как лидер должен был терпеть некоторую оппозицию. его политике и его руководству в целом.

Историк Т.Х. Ригби утверждал, что советское руководство устанавливало систему сдержек и противовесов внутри партии, чтобы обеспечить стабильность коллективного руководства. Один анонимный историк зашел так далеко, что заявил, что коллективное руководство обязательно восторжествует в любой будущей советской политической системе. Профессор Джером Гилисон утверждал, что коллективное руководство стало «нормальным» образцом правления Советского Союза. Он утверждал, что партия успешно установила систему сдержек и противовесов, чтобы обеспечить преемственность советского руководства. По словам Гилисона, правление Хрущева было доказательством того, что единоличное господство в советской политике закончилось. Как он отметил, Хрущев «был вынужден бесцеремонно отступить с ранее заявленных позиций». Гилисон считал, что «серые люди» партийной бюрократии должны были стать будущими советскими лидерами. Деннис Росс , американский дипломат, считал, что руководство поздней брежневской эпохи превратилось в «комитет по правилам», указывая на несколько коллективных решений Политбюро в качестве доказательства. Грей Ходнетт , другой аналитик, полагал, что «более свободное общение» и «доступ к соответствующей официальной информации» в эпоху Брежнева способствовали укреплению коллективного руководства Политбюро.

По словам Томаса А. Бейлиса, автора книги « Управление комитетом: коллегиальное лидерство в передовых обществах» , существование коллективного лидерства было связано с тем, что отдельные члены Политбюро усиливали свои собственные позиции за счет укрепления коллектива. Педагог Эллен Джонс отметила, как каждый член Политбюро специализировался в своей области и выступал в качестве представителя этой области в Политбюро. Таким образом, коллективное руководство было разделено на партийно-правительственное институциональное и организационное направления. Джонс считал, что доминирующая фракция действует как «коалиционное» правительство нескольких социальных сил. Такое развитие событий заставило некоторых поверить в то, что Советский Союз превратился в неокорпоративизм . Некоторые считали советскую фракционность « феодальным характером». Личные отношения были созданы для обеспечения обслуживания и поддержки. «Личная фракционность», как ее называет Бейлис, может либо усилить, либо ослабить большинство коллективного руководства.

Роберт Осборн писал в 1974 году, что коллективное руководство не обязательно означает, что Центральный комитет, Политбюро и Совет министров являются политически равными без явной ведущей фигуры. Бейлис считал, что пост генерального секретаря можно сравнить с постом премьер-министра в Вестминстерской системе . Генеральный секретарь в советской политической системе выступал в качестве ведущего посредника на заседаниях Политбюро и мог считаться «лидером партии» из-за его навыков ведения переговоров и успешной тактики, которая пользовалась поддержкой Политбюро. Другими словами, генеральному секретарю необходимо было сохранить консенсус Политбюро, если он хочет остаться на своем посту.

Примечания

Источники

Бейлис, Томас А. (1989). Управление комитетом: коллегиальное лидерство в развитых обществах . Государственный университет Нью-Йорка Press . ISBN 978-0-88706-944-4.
Петухи, Пол; Дэниэлс, Роберт Винсент ; Уиттиер Хир, Нэнси (1976). Динамика советской политики . Издательство Гарвардского университета . ISBN 978-0-674-21881-9.
Кристиан, Дэвид (1997). Имперская и Советская Россия: власть, привилегии и вызов современности . Пэлгрейв Макмиллан . ISBN 978-0-312-17352-4.
Закон, Дэвид А. (1975). Русская цивилизация . Ярые СМИ. ISBN 978-0-8422-0529-0.
Тарас, Рой (1989). Смена руководства в коммунистических государствах . Рутледж . ISBN 978-0-04-445277-5.
Таубман, Уильям (2003). Хрущев: Человек и его эпоха . WW Norton & Company . ISBN 0-393-32484-2.

Источник

Слайд 1СССР в годы коллективного руководства (1964-1985)
Стабильность и застой.

Слайд 213.10.1964 Н.С. Хрущев отправлен в отставку.
«Волюнтаризм» и «единоличные решения» сменяются принципом

коллективного руководства.
Партию возглавил Л.И. Брежнев (1й секретарь, а с 1966 – Генеральный секретарь ЦК КПСС)

Слайд 3Коллективное руководство
Политбюро ЦК КПСС (Политическое бюро ЦК КПСС) — руководящий партийный орган, избираемый

пленумом Центрального Комитета партии для руководства работой ЦК между пленумами; существовал в 1917–1991 гг. с перерывом в 1952–1966 гг., когда схожие функции выполнял Президиум ЦК КПСС.
Политбюро решало наиболее важные политические, хозяйственные и внутрипартийные вопросы. Подготовку вопросов для заседаний Политбюро осуществлял Секретариат ЦК. Для разработки отдельных вопросов Политбюро создавало специальные комиссии.

Слайд 5Меры правительства
Ликвидация реформ Хрущева
А) Возвращены отраслевые министерства
Б) Восстановлены партийные структуры
В) Прекращены

массовые кадровые перестановки

Стабильный состав правительства и верхушки партии

Слайд 6Меры правительства. С/Х.
«Новые ориентиры аграрной политики»
Разрешены ЛПХ
Снижен налог на доход колхозов
Установлен

твердый план госзакупок
Повышены закупочные цены
Ирригация и мелиорация земель
Возвращение пшеницы и ржи
Увеличены инвестиции в С/Х

Слайд 7Меры правительства. Промышленность.
Реформа А.Н. Косыгина – Е.Г. Либермана

Слайд 8Меры правительства. Промышленность.
Реформа А.Н. Косыгина – Е.Г. Либермана
Сокращалось количество директивных

плановых показателей (с 30 до 9).
Расширялась хозяйственная самостоятельность предприятий. (Хозрасчет)
Ключевое значение придавалось эффективности производства — прибыли и рентабельности. За счёт прибыли предприятия получали возможность формировать ряд фондов, которые могли расходовать по своему усмотрению.
В сельском хозяйстве закупочные цены на продукцию повышались в 1,5—2 раза, вводилась льготная оплата сверхпланового урожая, снижались цены на запчасти и технику, уменьшились ставки подоходного налога на крестьян.

Слайд 9Основные тенденции развития промышленности
Объединение мелких и средних предприятий в производственные объединения
Строительство

заводов-гигантов
Активное развитие отраслей: химической, нефте-газовой, энергетики (в т.ч. Атомной), автомобильной (АвтоВАЗ, КАМАЗ)
Гигантомания, долгострои, БАМ

Слайд 10Байкало- Амурская магистраль
8 июля 1974 года «О строительстве Байкало-Амурской железнодорожной магистрали»

Строительство железной дороги первой категории Усть-Кут (Лена) — Комсомольск-на-Амуре протяжённостью 3145 км
В апреле 1974 года БАМ был объявлен Всесоюзной ударной комсомольской стройкой.

Слайд 11«Советское общество потребления»
1967 – введена пятидневная рабочая неделя
Расширяется сеть детский лагерей,

санаториев, баз отдыха
Увеличиваются зарплаты (с 80,6 руб. в 1960-м до 168,9 руб. в 1980-м)
Накопления населения выросли в 15 раз
Продолжается жилищное строительство («Брежневки»)
Расширяется сеть телевещания (Останкинская башня 1967)
Появление кооперативного жилищного строительства (гаражи, дачи)

Слайд 12Проблемы экономики. Застой.
Реформа А.Н. Косыгина не доведена до конца.
Отсутствие стимулов как

для предприятий так и для работников (отсутствие конкуренции, уравнительная зарплата)
Нерациональное использование труда (выезды «на картошку»)
Содержание огромного бюрократического аппарата (10% бюджета)
Низкая рентабельность предприятий (экстенсивный путь)
Обострение международной обстановки

Гонка вооружений и «помощь дружественным режимам»

Слайд 13Среднегодовые темпы роста основных показателей экономического развития СССР по пятилеткам (в

Слайд 14Доля нефти и газа в экспорте СССР выросла с 16,2 до

54,4%

Слайд 15Власть и общество в 1965-1970-ые гг.
После смещения Н.С. Хрущева под лозунгом

борьбы с «волюнтаризмом» усиливается идеологический гнет государства:
1) Прекращается критика И. Сталина. Он возвращается в книги, плакаты, на Красную Площадь (1970)

Слайд 16Власть и общество в 1965-1970-ые гг.
2)Закреплено право партии на контроль деятельности

НИИ, ВУЗов, учреждений культуры (1971г)
3)Формируется культ личности Л.И.Брежнева и других членов Политбюро.

Слайд 17Власть и общество в 1965-1970-ые гг.
4) Усиливается роль силовых ведомств, армии

и КГБ.
5) Активизируется борьба с инакомыслием.

Ю.В. Андропов, глава КГБ с 1967 г

Слайд 18Борьба с инакомыслием
В 1966 г по статье 70 УК СССР (Агитация

или пропаганда, проводимая в целях подрыва или ослабления советской власти) осуждены А.Д. Синявский и Ю.М. Даниель
В 1966 в УК появилась статья 190 (1) Распространение заведомо ложных измышлений,
порочащих советский государственный и общественный строй

Слайд 19Петли истории…
Систематическое распространение в устной форме заведомо ложных измышлений, порочащих советский

государственный и общественный строй, а равно изготовление или распространение в письменной, печатной или иной форме произведений такого же содержания
наказывается лишением свободы на срок до трех лет или исправительными работами на срок до двух лет, или штрафом до трехсот рублей.

Слайд 20«Профилактическая работа»
К уголовной ответственности по «политическим» статьям привлечено:
В 1967-1970 гг. –

381 человек
В 1971-1974 гг. – 348 человек.
Подвергнуто «профилактическому воздействию» со стороны КГБ:
В 1967-1970 гг. – 58 298 человек
В 1971-1974 гг. – 63 108 человек.
В 1975 г. – около 20 000 человек.

Слайд 21«Профилактическая работа»
Принудительное лечение
Товарищеские суды, проработки

Слайд 22«Профилактическая работа»
«Разъяснительная» беседа
Вынужденная эмиграция

Слайд 23Борьба с инакомыслием ограничивалась:
Невозможностью возвращения к массовым репрессиям
Принятием СССР международных обязательств

по защите прав и свобод личности (Хельсинки 1975)
Изменением духовного климата в обществе.

Слайд 24Изменение духовного климата в обществе
Распространение самиздата и тамиздата
Вещание западных радиостанций

(«Голос Америки»)
Деятельность новых культурных центров и СМИ (театр «Современник», журнал «Новый мир», «Литературная газета» и др.
Правозащитная деятельность (академик А.Д. Сахаров)
Формирование диссидентского движения

Слайд 2525 августа 1968 года. Красная площадь.

Слайд 26Правозащитное движение
Суровое наказание А.Д. Синявского и Ю.М. Даниэля и жесткие действия

в отношении демонстрантов 25 августа 1968 г. вызвали резкое осуждение со стороны части общества.
В защиту различных диссидентов собираются подписи видных деятелей науки и искусства.
В 1970 г. создан Комитет защиты прав человека (независимая гражданская организация). Основатели — В. Н. Чалидзе, А. Д. Сахаров и А.Н. Твердохлебов.
Комитет прав человека оказался первой диссидентской ассоциацией, получившей международный статус: он стал ассоциированным членом Международной лиги прав человека и Международного института прав человека.

Слайд 28Академик А.Д. Сахаров
«Отец водородной бомбы»
Самый известный советский диссидент (помимо А.И. Солженицына)

Выступал в защиту политзаключенных, за соблюдение гражданских прав в СССР
После осуждения ввода СА в Афганистан был арестован, лишен наград и сослан в закрытый город Горький (Нижний Новгород).
Освобожден уже М.С. Горбачевым.

Слайд 29Права человека
В 1973 г. в СССР создана русская секция организации «Международная

амнистия»
В 1975 г. СССР подписал Хельсинский Заключительный акт, где обязался уважать права человека. Открытые репрессии невозможны.
В 1977 г. принята новая конституция СССР.

Источник

§ 1. Борьба за лидерство
среди преемников И. Сталина. Проблема
сталинского политического наследия.

§
2. Процесс десталинизации общества.

§
3. Социально-экономическое развитие
страны.

§
1.
1953—1964 гг.вошли в историю как хрущёвская
“оттепель” (подобное метафорическое
обозначение сути происходящего было
связано с названием опубликованной в
1954 г. повести И. Эренбурга). В рамках
этого периода обозначился процесс
либерализации внутренней и внешней
политики советского руководства,
предпринимались попытки реформирования
экономики и духовного возрождения
общества.

Всем
обозначенным процессам предшествовала
ожесточённая борь-ба за власть,
развернувшаяся после смерти И. Сталина
(5 марта 1953 г.) среди его ближайшего
окружения. В целом сложившаяся расстановка
сил на политическом олимпе свидетельствовала
о наличии определённых альтернатив
развития советского общества: продолжение
сталинщины, некоторое смягчение режима
при сохранении общеполитического курса
предшествующего периода, поворот к
десталинизации. Острое противостояние
“наверху” весной и летом 1953 г. сил
традиционализма и реформизма, результатом
которого должно было стать определение
стратегии развития страны, происходило
при официальном заявлении Г. Маленкова,
Л. Берия, Н. Хрущёва и других советских
лидеров о необходимости отказаться от
“политики культа личности” и готовности
осуществлять “коллективное руководство”
(этот политический постулат был
декларирован июльским (1953 г.)
пленумом ЦК и подтверждён рядом
последующих партийных съездов). Подобная
ситуация временного консенсуса в
правящей группировке сопровождалась
перераспределением властных функций
между различными партийно-государственными
структурами. Высшие органы партии —
Президиум и Бюро Президиума —
были преобразованы в единственно
полноправный руководящий партийный
орган — Президиум ЦК КПСС. Обозначенная
при этом целесообразность сокращения
его состава до 11 членов и 4 кандидатов
(расширенный и обновленный на XIX съезде
Президиум включал 25 членов и 11 кандидатов)
привела к тому, что утратившая в начале
1950-х гг. свои позиции «старая гвардия»
(Г. Маленков, Л. Берия, В. Молотов, К.
Ворошилов, Н. Хрущёв, Н. Булганин, Л.
Каганович, А. Микоян), составив здесь
подавляющее большинство, возвратили
себе партийное руководство. В
осуществлявшейся реорганизации
Секретариату ЦК (в него были избраны 5
человек) отводилась второстепенная
роль. В силу очевидной тенденции
переадресовки властных полномочий от
ЦК партии к государственным структурам
факту выдвижения на первые роли в
Секретариате Н. Хрущёва, который
сосредоточился на ведении организационной
работы Президиума ЦК КПСС, особого
значения не придавалось.

В
складывающейся системе “коллективного
руководства” приемники Сталина считали
наиболее важным для себя получение
именно ключевых государственных
должностей. Пост Председателя Совета
Министров СССР занял Г. Маленков. Его
первым заместителем был назначен Л.
Берия, который возглавил Министерство
внутренних дел (при этом последним было
поглощено конкурирующее Министерство
госбезопасности). Л. Каганович стал
зампредом Совмина, Н. Булганин — министром
обороны, В. Молотов — министром иностранных
дел. Прези-диум Верховного Совета СССР
возглавил К. Ворошилов.

Н.
Хрущёв оказался единственным членом
Президиума ЦК КПСС, который не получил
высшего государственного поста. Тем не
менее значимость его роли в системе
“коллективного руководства” была
очевидной. В конечном счёте можно
утверждать, что после смерти вождя “всех
времён и народов” у власти в СССР
оказался триумвират — Маленков, Берия
и Хрущёв. Этим представителям более
молодого поколения советских руководителей,
попавшим в верхние эшелоны власти в
1930-е гг., удалось оттеснить потенциальных
преемников Сталина, имевших дореволюционный
партийный стаж.

Новое
политическое руководство Советского
Союза отчетливо понимало неизбежность
преобразований. Вместе с тем его
представители расходились в определении
приоритетов и глубины необходимых
перемен, ожидание которых стало ощущаться
и в обществе (шок и глубокое потрясение,
которые испытало большинство советских
людей в связи со смертью И. Сталина,
постепенно сменялись надеждой на
лучшее). Уже весной 1953 г. в чисто
пропагандистском звучании был поставлен
вопрос об обязательном прекращении
“политики культа личности” (из средств
массовой информации изымались наиболее
одиозные материалы, прославляющие
Сталина и т. д.). Тогда же были сделаны
первые практические шаги по борьбе со
“злоупотреблениями прошлых лет”, по
“восстановлению социалистической
законности”. Одной из первых попыток
дистанцироваться от преступлений
сталинского режима стал указ Президиума
Верховного Совета СССР от 27 марта 1953
г., объявлявший амнистию заключенным,
которые были осуждены на срок до пяти
лет, а также некоторым другим группам
граждан, прежде всего тем, кто совершил
экономические и административные
преступления (амнистия, охватившая 1,2
млн. человек, не распространялась на
«политических» заключенных и,
вопреки широко распространенному
мнению, не касалась убийц и бандитов,
освобождению которых в ряде случаев
просто попустительствовало тюремное
начальство). В начале апреля 1953 г. было
прекращено следствие по “делу врачей».
В конце весны — начале лета 1953 г. последовало
официальное осуждение послевоенных
политических процессов — “мингрельского
дела”, “дела авиапрома”, предана
гласности информация об убийстве лидера
Еврейского антифашистского комитета
СССР С. Михоэлса. В целом же начавшаяся
реабилитация “полити-ческих” заключенных
имела негласный характер.

В
сложившейся ситуации реформаторские
инициативы становились средством
усиления личного влияния политических
деятелей. С очевидностью это прослеживалось
в деятельности Л. Берия. Один из самых
активных организаторов репрессий 1930-х
— начала 1950-х гг. по существу стал, наряду
с Г. Маленковым, “главным реформатором”
весны — лета 1953 г. (в исторической
литературе вопрос о приоритете Берия
или Маленкова в либерализации
внутриполитического курса “коллективного
руководства” приобрел дискуссионный
оттенок). Поток предложений, направляемых
Берия в Президиум ЦК КПСС, непрерывно
возрастал. Причем в ряде случаев
инициатива и напор министра внутренних
дел явно выходили за рамки его компетенции,
что, естественно, не могло не пугать
других представителей партийно-государственного
руководства. Демонстративная активность
министра внутренних дел вполне могла
обернуться появлением нового диктатора.
Именно Берия стал инициатором масштабной
амнистии. Им же были предприняты шаги
к реформированию системы ГУЛАГа — “в
виду экономической неэф-фективности и
бесперспективности” ряд ее предприятий
был передан отраслевым министерствам.
Со стороны Берия поступило также
предложение провести корректировку
национальной политики: предполагалось
вернуться к ленинской практике назначения
на руководящие посты на местах лиц
коренной национальности (проведением
“коренизации” аппарата МВД Берия по
существу смог расставить на ключевых
ведомственных должностях в центре и на
периферии своих людей). О вмешательстве
нового “либерала” в прерогативы
внешнеполитического ведомства
свидетельствовало его настаивание на
немедленной нормализации отношений с
Югославией, отказе от дорогостоящего
социализма в ГДР и создании единой
нейтральной Германии.

Во
время стремительного взлета Берия было
очевидно, что его боялись и вместе с тем
ненавидели все основные политические
силы страны (помимо высшего руководства,
это относилось к армии, местной
номенклатуре, части собственного
бериевского ведомства). Способность же
организовать заговор с целью низвержения
Берия показал прежде всего партаппарат
и непосредственно Н. Хрущев (тем самым
партаппаратчики демонстрировали свою
силу и способность вернуть свое
приоритетное положение в обществе). В
результате проведения тщательно
спланированной операции, 26 июня 1953 г.
во время заседания Совета Министров Л.
Берия был арестован по обвинению в
шпионаже и заговоре с целью захвата
власти. Вскоре по приговору Специального
судебного присутствия Верховного суда
СССР он и его ближайшие сподвижники
были расстреляны. Однако обращает на
себя внимание то обстоятельство, что
устранение Берия произошло в такой
форме, которая присуща только
недемократическому режиму. В восприятии
общественности Берия предстал виновником
всех преступлений, связанных с прежним
руководством страны По существу
представителями “коллективного
руководства” были применены сталинские
методы борьбы с конкурентами. Вместе с
тем “дело Берия” стало последним актом
борьбы в КПСС, который привел к физическому
устранению представителя высшего
партийно-государственного руководства.
Из чувства самосохранения советские
лидеры в дальнейшем отказались от
подобной практики.

Больше
всех от падения “врага коммунистической
партии и советского народа” выиграл
Н. Хрущев. В сентябре 1953 г. Он был избран
Первым секретарем ЦК КПСС. Важное
значение также имело то обстоятельство,
что на пленуме ЦК КПСС в июне 1953 г., на
котором обсуждался вопрос “о преступных
антипартийных и антигосударственных
действиях Берия”, прямо указывалась
на необходимость укрепить партийное
руководство во всех звеньях государственного
аппарата. Последовавшее политическое
осуждение Берия на пленуме немедленно
повлекло за собой кадровую чистку в
МВД, а затем и реорганизацию данного
силового ведомства: в 1954 г. из его состава
выделился Комитет государственной
безопасности при Совете Министров СССР
(первым председателем КГБ стал И. Серов).
Правоохранительные органы, в первую
очередь госбезопасность, были поставлены
под жесткий партийный контроль.

Хрущев
сумел в полной мере воспользоваться
укреплением позиций партийно-бюрократического
аппарата в руководстве страной на втором
этапе борьбы за власть (с лета 1953 г. по
февраль 1955 г.), когда наметилось его
противостояние с Маленковым. При
устранении политического соперника им
снова был использован прием поиска
виновных в преступлениях “периода
культа личности”, ставший характерной
чертой начального этапа десталинизации
советского общества. По инициативе
Хрущева в декабре 1954 г. состоялся процесс
над бывшим руководителем МГБ В. Абакумовым
и его заместителями, виновными в
фабрикации «ленин-градского дела»,
в ходе которого был скомпрометирован
и причастный к его организации Маленков.
На пленуме ЦК в январе 1955 г., рассматривавшем
экономическое положение в стране, он
был обвинен в демагогических уступках
крестьянству по снижению налогов на
личные подворья, ориентации на изменение
межотраслевых пропорций в пользу
производства товаров народного
потребления, а также выдвижении
антимарксистского тезиса о невозможности
победы в ядерной войне. Подобные
обстоятельства предопределили скорую
отставку Г. Маленкова: в феврале 1955 г.
пост главы правительства занял Н.
Булганин. Министром обороны вместо него
стал Г. Жуков. Произведенные перестановки
в руководстве страны свидетельствовали,
что произошла концентрация власти в
руках Хрущева и его сторонников. Вместе
с тем победа Хрущева не была окончательной:
ему не удалось расширить свои собственные
полномочия, к тому же Маленков продолжал
оставаться одним из руководителей
страны, сохраняя посты заместителя
Председателя Совмина и члена Президиума
ЦК КПСС. В целом позиции консерваторов
“в верхах” (Молотов, Каганович, Ворошилов
и другие) оставались сильными.

§
2.
В процессе борьбы за власть Н. Хрущев
постепенно перехватил у своих соперников
преобразовательную инициативу. В это
время тема репрессий и отношения к
Сталину, получив дальнейшее развитие,
постепенно становится главной в жизни
общества. Инициированное сверху
разоблачение “культа личности”
понималось противостоящими друг другу
лидерами по-разному. Г. Маленков усматривал
проблему в неограниченной власти главы
партии и именно в связи с этим выдвигал
идею “коллективного руководства” и
перераспределения властных полномочий
в пользу государственных структур. Н.
Хрущев не видел необходимости поиска
альтернативных механизмов управления
страной и ориентировался прежде всего
на признание “нарушений” норм партийной
жизни и постановку вопроса о виновных
в произошедшем. Трезвый политический
расчет подсказывал Хрущеву, что с
нарастанием в СССР процессов демократизации
руководство страны не может ограничиться
абстрактной критикой “культа личности”.
Тем самым создавались бы предпосылки
для компрометации не только лидеров,
стоявших у власти в 1930—1940-е гг., но и
самого политического режима. По мнению
Хрущева, “это было гибелью для руководства,
которое не прислушалось к велению
времени”. Он считал, что именно последнее
должно было инициировать дозированное
разоблачение сталинских преступлений.

В
рассматриваемый период обозначилось
ускорение процесса реабилитации. При
этом ключевыми стали вопросы восстановления
прав репрессированных по политическим
мотивам, осуждения непосредственных
участников репрессий и установления
политической ответственности за
совершенные преступления. Причастность
в той или иной степени практически всей
советской элиты к проведению репрессивной
политики придавало происходящему особую
остроту. В 1954 г. были реабилитированы
жертвы “ленинградского дела”, в 1955 г.
– Еврейского антифашистского комитета.
Были освобождены и реабилитированы
арестованные после войны военачальники,
положено начало пересмотру политических
обвинений 1930-х гг. Однако в целом число
тех, кто вышел на свободу с возвращением
им честного имени, было незначительно
(не-сколько десятков тысяч человек).
Значительно больше было политических
заключенных, освобожденных по амнистии.
Если в начале 1954 г. численность
политзаключенных составляла 475 тыс.
человек, то к началу 1956 г. она сократилась
до 114 тыс. Масштабность приобрела
ликвидация таких видов репрессий, как
ссылка и административная высылка. В
1954 г. были сняты ограничения с бывших
“кулаков”, выселенных во время
коллективизации.

Определяющее
значение в разоблачении преступлений
Сталина и его окружения имел состоявшийся
в феврале 1956 г. ХХ съезд КПСС. В ночь с
24 на 25 февраля, на последнем, закрытом,
заседании первого в постсталинский
период партийного форума, Н. Хрущев
выступил перед делегатами с докладом
“О культе личности и его последствиях”.
Необходимость этого выступления Первому
секретарю пришлось отстаивать в трудных
спорах с другими членами Президиума ЦК
КПСС. Материал, позволявший рассматривать
вопрос о “культе личности”, был
подготовлен специальной комиссией во
главе с секретарем ЦК академиком П.
Поспеловым (создана в конце 1955 г.). В
предложенном варианте доклада всю
ответственность за преступления
перекладывались на И. Сталина и Л. Берия,
защищались партия, социалистическая
система и идеи коммунизма. В понятии
“культ личности” Первый секретарь ЦК
объединил все политические и экономические
просчеты предшествующих десятилетий.
Основное внимание при этом уделялось
проблеме нарушения законности и массовых
репрессий. С “культом личности”
связывались также просчеты и субъективные
решения Сталина в годы Великой
Отечественной войны, нарушения принципа
коллективности партийного руководства,
действия “вождя”, направленные на
возвеличивание своей роли в истории
партии и государства. Для доклада Хрущева
были характерны непоследовательность
и отсутствие цельной картины репрессий.
“Сталинские преступления” не
распространялись на коллективизацию
и голод начала 1930-х гг. Главный акцент
делался на преступления Сталина против
партии, а не народа. Одновременно борьба
Сталина с партийной оппозицией
признавалась одной из его заслуг. Однако
в целом приведенные Хрущевым многочисленные
примеры беззакония сталинского режима,
став полной неожиданностью для большинства
делегатов съезда, вызвали у них глубокие
потрясения.

Доклад
“О культе личности” не содержал должных
теоретических обобщений и глубоких
выводов. Все произошедшее объяснялось
наличием капиталистического окружения
и трудностями построения социализма в
одной стране. “Культ личности”
рассматривался как фактор, порожденный
исключительно личными качествами И.
Сталина (осново-полагающей идеей
выступало его противопоставление
Ленину, демонстрировавшему приверженность
коллегиальности в партийной работе). В
выступлении Хрущева совершенно не
отражалась связь рассматривае-мого
явления с природой общественного и
государственного строя СССР. Политическая
система и собственно руководство,
находившееся у власти и причастное к
репрессиям, оказались вне критики.

Выступление
Первого Секретаря на ХХ съезде партии
было засекречено от советского народа
на долгие годы (в СССР доклад Хрущева
был опубликован лишь в мартовском номере
журнала “Известия ЦК КПСС” за 1989 г., а
его текст, появившийся в год съезда при
странных обстоятельствах в мировой
прессе, был объявлен фальшивкой). Вместе
с тем было принято решение ознакомить
с содержанием доклада первичные партийные
и комсомольские организации. Этого было
достаточно, чтобы в обществе возник
резонанс, превратившийся в самостоятельную
политическую силу, которая стремительно
набирала мощь. Нередко преодолевались
установленные идеологические рамки
критики “культа личности” и делались
попытки анализировать глубинные причины
явления, которые скрывались за данным
понятием.

Своеобразное
развитие доклад Хрущева на ХХ съезде
получил в постановлении ЦК КПСС от 30
июня 1956 г. “О преодолении культа личности
и его последствий”, ставшем на последующее
30-летие основой интерпретации проблем
сталинизма и оценки самого И. Сталина
в советской историографии. Тем самым
было оформлено идеологическое сдерживание
развернувшейся в обществе критики
сталинского режима. В современной
литературе данный документ критикуется
частью исследователей за искусственное
закрепление эвфемизма “культ личности
Сталина”. В постановлении отсутствовали
страшные факты реалий сталинской эпохи,
но вместе с тем прослеживалась попытка
разобраться в причинах возникновения
“культа” и его последствиях. Здесь
отмечалось, что, несмотря на все
принесенное зло, “культ личности”
Сталина “не изменил природу” социализма
и не увел общество “в сторону от
правильного пути развития к коммунизму”.
Все эти “негативные явления” объявлялись
преодоленными благодаря решительности
и настойчивости “ленинского ядра
руководителей” КПСС.

Комплекс
основополагающих черт “культа личности”
в настоящее время представляется
значительно обширнее, чем во времена
Хрущева. Необходимыми условиями
формирования “культа личности” были
складывание чрезвычайных обстоятельств,
форсированный тип развития народного
хозяйства, отказ от принципа “разделения
властей” при выводе репрессивного
аппарата из-под общественного контроля,
игнорирование объективных закономерностей
в области материальной заинтересованности
и широкая опора на внеэкономическое
принуждение, усиление тенденций к
самоизоляции режима, понимавшего
губительность для него сравнений и
сопоставлений. Избыточная концентрация
власти “наверху” привела к исчезновению
властных полномочий в среднем и низшем
звеньях управления, превратила их в
“приводные ремни”. Несменяемость
руководящих кадров, замкнутость
управленческих структур привели к
формированию иерархии, системы вождей,
в рамках которой выделялся “главный”
вождь. Власть приобрела облик
харизматической организации, связь
которой с массами осуществлялась через
посредников, наделенных правом разъяснять
и толковать происходящее.

Значимость
политических решений ХХ съезда КПСС
была неоспоримой. Возвращение в 1956—1961
гг. доброго имени почти 700 тыс. простым
коммунистам и беспартийным свидетельствовало,
что реабилитация после партийного
форума стала приобретать поистине
массовый характер. Были реабилитированы
также ряд видных деятелей армии и партии:
В. Блюхер, М. Тухачевский, И. Якир, С.
Косиор, П. Постышев, Я. Рудзутак, В.
Чубарь, Р. Эйхе и другие. Вместе с тем
масштабная социально-политическая
акция середины 1950-х – начала 1960-х гг. по
возвращению свободы выжившим жертвам
сталинских “чисток” 1930-х – начала
1950-х и востановлению репутации погибшим,
имея свои пределы, не коснулась тех
партийных деятелей, которые, ориентируясь
на альтернативные варианты развития
страны в 1920—1930-ые гг., были занесены И.
Сталиным в число противников ленинского
курса: Н. Бухарин, Г. Зиновьев, Л. Каменев,
А. Рыков, Л. Троцкий по-прежнему
характеризовались как противники
советского строя. К их соратникам,
которые все еще отбывали заключение
или ссылку, не применялась даже амнистия.

Проводимая
в период хрущевской “оттепели”
реабилитация жертв сталинских репрессий
характеризовалась тем, что власть
избегала постановки самых жгучих
вопросов: о численности невинно
пострадавших и погибших, о конкретной
мотивации подобного насилия. Последнее
обстоятельство порождало самое разное
отношение общественности к реабилитированным:
от чувства сострадания до полного
неприятия (“культовое мышление” просто
не позволяло выйти из рамок убеждения,
что “просто так людей не сажают”).
Возвращение бывших политических узников
ГУЛАГа к нормальной жизни было
исключительно тяжелым.

Безусловно,
разрушение системы организованного
насилия и реабилитация его жертв стали
самыми заметными явлениями “оттепели”.
Вместе с тем во времена Н. Хрущева и в
последующем преследования по политическим
мотивам хотя и перестали быть массовыми,
но не прекратились.В это время функции
КГБ как органа политического сыска были
расширены. Смена руководства КГБ
сопровождалась соответствующей сменой
кадров на всех уровнях: старый офицерский
состав был заменен партийными и
комсомольскими функционерами.
Осуществлявшаяся также “чистка” кадров
в системе МВД сопровождалась падением
значения этого ведомства. В январе 1960
г. союзное Министерство внутренних дел
было вообще ликвидировано, а его функции
были переданы подобным республиканским
органам.

После
ХХ съезда проявились и другие факторы
восстановления справедливости и
демократизации жизни общества. Объявленная
амнистия граждан, сотрудничавших с
оккупантами в годы Великой Отечественной
войны, затронула народы, репрессированные
накануне и в период военного лихолетья.
Были сняты правовые ограничения с
немцев, греков, болгар, крымских татар,
курдов, чеченцев, ингушей, карачаевцев,
калмыков и других. В 1956—1957 гг. в рамках
снятия с репрессированных народов
политических обвинений была восстановлена
автономия чеченцев, ингушей, балкарцев,
карачаевцев, калмыков. Однако определение
границ подобных административно-территориальных
образований осуществлялось без учета
исторических особенностей и этнического
состава населения. Проявленная при
совершении этого важнейшего акта спешка
отразилась в последующем в нарастании
межнациональных противоречий. Немцы
Поволжья были политически оправданы
только в 1964 г., а крымские татары – в
1967 г. При этом вопрос о восстановлении
их автономии властями не ставился. Крым
был местом отдыха партийной элиты, здесь
находились важнейшие партийные
резиденции. В силу этого возвращение
на родину депортированных ранее татар
власти при-знали неуместным. Крым к тому
же проевратился в разменную монету
межнациональной политики: 19 февраля
1954 г., в рамках празднования 300-летнего
юбилея так называемого “воссоединения”
Украины с Россией, он был переведен из
состава РСФСР в пределы УССР (в те годы
в принципе было неважно, в границах
какой союзной республики находится та
или иная территориальная единица).
Последствия же подобной инициативы
оказались долгосрочными и весьма
значимыми: в 1991 г. при распаде СССР
административные границы стали
государственными, и постсоветская
Россия уже официально потеряла Крым,
который с конца ХVIII в. был частью ее
территории.

По
инерции “культовое мышление” продолжало
владеть многими людьми. Особенно это
касалось старшего поколения, которое,
как правило, с большим трудом отказывалось
от наследия прошлой эпохи. В то же время
появилось поколение людей (так называемые
“шести-десятники”), которые свое
становление связывали с историческими
решениями ХХ съезда. Произошел своеобразный
мировоззренческий переворот. Люди в
целом почувствовали себя более свободными,
чем раньше. Развернулись споры по острым
проблемам современности. В среде
интеллегенции велись дискуссии между
“физиками” (технократами) и “ли-риками”
(гуманитариями). В СССР стали проявляться
факторы формирования гражданского
общества. Постепенно и в процессе
десталинизации общество стихийно пошло
дальше, чем предусматривалось “наверху”.
Опасения, что инициированные властью
процессы демократизации выйдут из-под
контроля, привели к последовательному
ужесточению идеологического пресса
(особенно сильно это сказалось на
наиболее консервативных гуманитарных
науках, которые так и не успели насладиться
“глотком свежего воздуха”). Все чаще
стали слышаться призывы к прекращению
“огульного охаивания” прошлого,
недопущению “самотека” в осуществлявшейся
критике “культа личности”. Попытки
самих же инициаторов десталинизации
почти сразу строго регламентировать
данный процесс вызвали в обществе
недоумение и разочарование. В результате
социальная поддержка Н. Хрущева начала
сужаться.

Изменение общественной
обстановки и в целом ситуации в стране
привело к расколу в руководстве СССР.
Процесс даже строго регламентированной
десталинизации, осуществлявшиеся
реформы в политической и экономической
сферах, попытки Хрущева предать забвению
принцип “коллективного руководства”
и утвердиться в качестве единоличного
лидера вызывали растущее недовольство
части партийно-государственного
аппарата. В состав сложившейся оппозиции
вошли как представители “старой
сталинской гвардии” (В. Молотов, Л.
Ка-ганович, Г. Маленков), так и руководители,
только недавно закрепившиеся на
ответственных постах. Антихрущевская
группа составляла большинство в
Президиуме ЦК КПСС – семь его членов
из одиннадцати (Н. Булганин, К.
Ворошилов, Л. Каганович, Г. Маленков, В.
Молотов, М. Первухин, М. Сабуров). В
силу сложившейся в сталинское время
традиции всеобщего слепого подчинения
решениям высшего партийного руководства
этого было вполне достаточно, чтобы
отстранить Н. Хрущева от власти. 19 июня
1957 г. Президиум ЦК принял решение о
смещении Хрущева, обвиненного в
волюнтаризме и дискредитации партии,
с поста Первого секретаря. Последний,
сославшись на уставные принципы,
потребовал созыва пленума ЦК, который
был правомочен рассматривать подобный
вопрос. Большинство избранных на ХХ
съезде членов ЦК поддержали Хрущева.
На состоявшемся 22—29 июня пленуме ЦК
развернулась сложная борьба. Оценив
соотношение сил, Булганин и Ворошилов
изменили позицию и покаялись в своих
ошибках. Выступившие с обвинениями в
адрес Первого секретаря сталинские
соратники В. Молотов (его позиция
отличалась наибольшей резкостью),
Л. Каганович, Г. Маленков и
“примкнувший” к ним кандидат в члены
Президиума ЦК Д. Шепилов оказались в
меньшинстве и были объявлены “антипартийной
группой”. За противодействие “исправлению
ошибок и недостатков, порожденных
культом личности”, ее участники были
выведены из состава ЦК и лишены руководящих
постов, что стало концом их политической
карьеры.

Готовность
Хрущева довериться в борьбе против
оппозиции среднему партийному звену
сделала партийных чиновников этого
масштаба гораздо более влиятельными,
чем при Сталине. В то же время роль
“коллективного руководства” партийных
“верхов” явно ослабла, что укрепило
режим личной власти Первого секретаря.
Состав Президиума ЦК был расширен до
15 человек, и здесь преобладали сторонники
Хрущева (А. Аристов, Л. Брежнев, Н. Игнатов,
Ф. Козлов, А. Микоян, М. Суслов, Е. Фурцева
и другие).

В
новый состав Президиума ЦК был введен
и министр обороны маршал Г. Жуков, который
активно поддерживал Н. Хрущева. Однако
очевидное возрастание политического
влияния министра обороны вызывали у
Первого секретаря и его сторонников
опасение. По обвинению в попытке вывести
армию из-под контроля партии и склонности
к “бонапартизму” в октябре 1957 г. Жуков
был выведен из состава Президиума ЦК,
лишен министерского поста и отправлен
на пенсию. Новым министром обороны был
назначен маршал Р. Малиновский.

Произведенные
Хрущевым после устранения оппозиции
перемены в составе высших органов
государственной власти привели к уходу
с политической арены и раскаявшихся в
свое время участников “антипартийной
группы”. В марте 1958 г. при формировании
нового состава правительства с поста
его главы был снят Н. Булганин. Избрание
председателем Совета Министров Н.
Хрущева, продолжавшего оставаться
Первым секретарем ЦК КПСС, означало,
что последний сосредоточил в своих
руках высшую государственную и партийную
власть В мае 1960 г. был освобожден от
обязанностей Председателя Верховного
Совета К. Ворошилов – его место занял
Л. Брежнев.

Отстранение
от власти консервативной оппозиции и
превращение Хрущева в единоличного
лидера, как ни парадоксально, имело
весьма негативные последствия для судеб
“отте-пели”. Обозначившееся в 1957—1958
гг. известное отступление от проводившейся
под знаком десталинизации политики
обновления общества объяснялось,
очевидно, завершением начального этапа
преобразований, который можно определить,
в целом, как эмоционально-критический.
Возникла объективная потребность
перехода от “митингового демократизма”
к длительной практике реализации
программы реформ. Вместе с тем корректировка
общего политического курса, безусловно,
тесным образом была связана с попыткой
смещения Н.
Хрущева, а также с венгерскими событиями
1956 г.

“Венгерский
синдром” имел долговременные политические
последствия. Под видом “встреч с
интеллигенцией” началась проработочная
кампания в области идеологии. Обозначилась
откровенная и скрытая травля инакомыслия.
Расхождение надежд передовой части
советского общества и позиции руководства
страны привело к зарождению в СССР
диссидентского движения.

Проявлявшиеся
в процессе реформирования трудности,
просматривавшаяся несостоятельность
многих предлагаемых программ усиливали
общественное безразличие и вели к
падению авторитета Н. Хрущева. В подобной
ситуации советский лидер возвратился
к разоблачениям “культа личности”,
возобновил процесс десталинизации. На
XXII съезде КПСС (октябрь 1961 г.) было принято
решение о выносе гроба с телом И. Сталина
из Мавзолея и захоронении его у Кремлевской
стены. Сталинград переименовали в
Волгоград, убрали многочисленные статуи
“вождя всех народов”. Однако и на втором
“витке” десталинизации вопрос об
ответственности высшего партийного
руководства за репрессии был обойден
стороной. Правда, теперь совершенные
преступления приписывались не только
Сталину и Берия, но и узкому кругу
“сталинцев”, который совпадал с
разоблаченной в 1957 г. “антипартийной
группой”. В. Молотов, Л. Каганович,
Г. Маленков, а также и другие ее члены
были исключены из партии.

Сформулированное
в резолюции XXII съезда положение о том,
что “партия сказала народу всю правду
о злоупотреблениях в период культа
личности”, указывало на то, что тема
сталинизма закрыта и дальнейшему
обсуждению не подлежит.

3.
В начале 1950-х гг. советская экономика
представляла собой средоточение сложных
и взаимосвязанных противоречий.
Безусловно, на остроте экономических
проблем сказывались катастрофические
последствия войны. Однако не меньшее
значение имели и противоречия, заложенные
в самой экономической модели развития
СССР. Гигантская модернизация, начатая
в 1930-х гг. и продолженная в послевоенный
период, изменила облик огромной страны,
но не привела к существенному улучшению
жизни людей. Проведенная индустриализация
коснулась в основном тех ключевых
отраслей тяжелой промышленности, которые
способствовали укреплению обороны. В
отношении тяжелой и легкой промышленности
наблюдалась явная диспропорция: в
тяжелой индустрии было занято до 70 %
всех рабочих, а в ее продукции доля
средств производства также достигала
70 %.
В подобной ситуации население испытывало
острый недостаток во всех самых насущных,
повседневных товарах. Наиболее же узким
местом советской экономики являлось
сельское хозяйство. Здесь в полной мере
сказывались негативные последствия
осуществленного в 1920-е гг. разрушения
традиционного сельского уклада жизни
и утверждение колхозно-совхозной
системы, при которой деревня развивалась
как сырьевой придаток города. Все
административные меры, принимавшиеся
в аграрной сфере в конце 1940-х — начале
1950-х гг. не дали должного эффекта. Средняя
урожайность зерновых в это время
составляла всего 7,9 ц с гектара. Решать
обострявшиеся проблемы можно было либо
постепенно, нащупывая контуры
перспективного хозяйственного механизма,
либо радикально, двигаясь к принципиально
иной экономической системе. В организации
хозяйственного развития СССР в первое
постсталинское десятилетие отчетливо
выделяются два периода, существенно
различающиеся между собой по методам,
целям и конечным результатам (обычно
хронологически они обозначаются
1953—1957 гг. и 1958—1964 гг). Это было связано
с тем, что при общем понимании необходимости
преобразований в экономике в руководстве
страны выдвигались разные варианты ее
реформирования. Вначале была предпринята
инициированная Г. Маленковым попытка
постепенной социальной переориентации
экономики, выразившаяся в перенесении
центра тяжести на развитие легкой,
пищевой промышленности, а также сельского
хозяйства. Однако вскоре наметился
возврат к привычным структурным
ориентирам в экономике, приоритетным
стал видеться “союз” сельского хозяйства
и тяжелой промышленности. В силу
особенностей обстановки и экономического
мышления той эпохи экономическая
политика Н. Хрущева в целом свелась к
поискам “решающего звена в цепи”

В
августе 1953 г. представляя программу
деятельности правительства на сессии
Верховного Совета СССР, Маленков
провозгласил неотложной задачей нового
руководства страны повышение благосостояния
народа. В частности, предполагалось “в
течение двух—трех лет резко повысить
обеспеченность продовольствием и
промышленными товарами, мясом, рыбой,
маслом, сахаром, кондитерскими изделиями,
тканями, одеждой, обувью, посудой,
мебелью”. Разработанная в недрах Совета
Министров новая хозяйственная политика,
ядром которой стала аграрная сфера,
была окончательно сформулирована на
сентябрьском 1953 г. пленуме ЦК КПСС. Г.
Маленков связывал возможность прорыва
в области сельского хозяйства с повышением
урожайности, т. е. с интенсификацией
производства, и включением фактора
личной заинтересованности колхозников,
в том числе и в повышении продуктивности
личных подсобных хозяйств. В условиях
неэффективности колхозной системы
сельские труженики в основном полагались
не на призрачные доходы по трудодням,
а именно на свои небольшие приусадебные
участки. Для реализации подобной
стратегической линии предусматривался
ряд простых, но достаточно эффективных
мер.

В
рамках упорядочения финансовых аспектов
развития села были увеличены
капиталовложения в аграрный сектор: в
1954—1955 гг. они составили 34,4 млрд руб. (на
38% больше, чем за всю четвертую пятилетку).
Доля расходов государственного бюджета
на сельское хозяйство возросла с 7,6% в
1950 г. до 18% в 1955 г. Вместе с тем стали
повышаться закупочные цены на
сельхозпродукцию (в целом за ближайшее
пятилетие они увеличились в 3 раза).
Произошло списание колхозам недоимок
по сельхозналогу (1,5 млрд. пудов зерна).
Вводилась гарантированная оплата труда
колхозников. Начал внедряться принцип
планирования “снизу”. Предусматривалось,
что властные структуры будут определять
лишь объем заготовок продукции, подлежащей
сдаче государству (при этом их нормы
уменьшились). Колхозы получили право
вносить изменения в уставы, сообразуясь
с конкретными условиями развития. Были
упорядочены расчеты хозяйств в МТС:
устанавливались твердые ставки по
оплате услуг в зависимости от фактического
урожая. Предпринимались шаги по улучшению
технической оснащенности колхозов и
совхозов, по укреплению сельского
хозяйства специалистами. С личных
подсобных хозяйств были списаны недоимки
по практиковавшимся обязательным
госпоставкам (в последующем они и вовсе
были прекращены). Уже в 1954 г. налоги
на крестьянские подворья были уменьшены
вдвое и стали взиматься не с дохода, а
с площади приусадебных участков (при
этом размеры последних увеличивались).
Отменялся налог на находящихся в
собственности сельских жителей коров
и свиней. Расширялись возможности
развития колхозных рынков.

Ослабление
государственного давления на работников
аграрного сектора, усилия по повышению
рентабельности колхозного производства
заметно улучшили ситуацию в сельском
хозяйстве. В 1954 — 1958 гг. среднегодовой
прирост его продукции превышал 7 % (больше
— 10 % — было только при НЭПе).

Однако
намеченная программа по выводу
сельскохозяйственного производства
из кризиса и обеспечения тем самым
населения продовольствием (фольклор
свидетельствовал: “Вот пришел Маленков,
дал нам хлеба и блинов”), а легкой
промышленности — сырьем была реализована
не полностью. К сожалению, “аграрная
либерализация”, как и изменения в других
областях, совпали с борьбой за власть
Маленкова и Хрущева. В подобной ситуации
конкретные хозяйственные решения
становились средством реализации личных
амбиций политиков.

Экономические
меры, по инициативе Г. Маленкова впервые
в советской истории примененные в
отношении села, требовали времени и
корректировки. Резкого увеличения
производства зерна за счет повышения
урожайности старопахотных земель быстро
достичь было невозможно. Программа
преобразований сельского хозяйства Н.
Хрущева несколько отличалась от
стратегического замысла Г. Маленкова.
Он предложил именно быстродействующий
способ решения важнейшей — зерновой —
проблемы. В январе 1954 г. в докладной
записке Хрущева в ЦК была сформулирована
идея расширения посевных площадей за
счет распашки степных пространств
(партийный лидер делал упор на продолжение
экстенсивного пути развития сельского
хозяйства), а также изменения структуры
посевов за счет увеличения удельного
веса кукурузы. В конце февраля — начале
марта 1954 г. на очередном пленуме ЦК было
принято решение об освоении целинных
и залежных земель Северного Казахстана,
Сибири, Алтая и Южного Урала, а также
некоторых районов Поволжья и Северного
Кавказа. Начавшаяся “целинная эпопея”
стала одним из наиболее ярких событий
советской послевоенной истории. Для ее
осуществления были привлечены свыше
30 тыс. партийных работников
(“тридцатитысячники”) и более 120 тыс.
специалистов сельского хозяй-ства.
Первоначально планировалось освоить
13 млн. га новых земель. Однако вскоре
план был значительно перевыполнен: в
1954 — 1960 гг. было распахано около 42 млн.
га. Основной ударной силой для осуществления
“штурмовыми” методами масштабной
про-граммы расширения индустриального
варианта сельскохозяйственного
производства (на целинных землях
создавались агрогорода, крупные зерновые
совхозы) являлась многотысячная армия
«добровольцев» — в основном молодежи
(освоение целины стало “ударной
комсомольской стройкой”). Ударная
“битва за хлеб” осуществлялась без
всякой предварительной подготовки, при
полном отсутствии соответствующей
инфраструктуры Освоение целины в целом
консервировало экстенсивный тип развития
сельского хозяйства в СССР.

Широкое
вовлечение в хозяйственный оборот
целинных и залежных земель позволило
в короткий срок существенно увеличить
валовой сбор зерна. В рекордном урожае
зерновых 1956 г. (125 млн. т.) доля целинного
хлеба составила 40%. Однако в проводимой
аграрной политике советского руководства
прослеживались и стратегические
просчеты. В сущности, целинный эксперимент
стал типичным примером “мобилиза-ционной
экономики”, когда государство бросает
в нужное время и нужное место ресурсы,
“оголяя” другие отрасли и регионы. В
1954 — 1961 г. целина поглотила 20% всех
вложений в сельское хозяйство. Из-за
этого застопорилось развитие традиционных
зерновых центров СССР. Бездорожье сильно
осложняло проблему доставки зерна из
удаленных производящих районов в
потребляющие. Осваиваемые пространства
в значительной степени являлись зонами
рискованного земледелия, где нередкими
были засухи. В результате нарушения
экологического равновесия и эрозии
почв в начале 1960-х гг. настоящей бедой
целины стали пыльные смерчи (особенно
сильно целинные земли пострадали от
песчаных бурь в 1963 и 1965 годах). В конечном
счете, вопреки всем усилиям, добиться
желаемой стабильности и закрепиться
на уровне сверхурожаев первых лет
эксплуатации целинных земель не удалось:
в неурожайные годы здесь не могли собрать
даже посевной фонд. Существенное падение
эффективности возделывания целины
означало, что ее освоение вступило в
стадию кризиса.

К
сожалению, свойственные Хрущеву
импульсивность и необремененность
знаниями привели к постепенному
отступлению от политики бережного
отношения к селу, характерной для
середины 1950-х гг. Путеводной звездой
хрущевских реформ в области сельского
хозяйства (да и экономики в целом)
становится не экономическая мысль, а
идеология. В 1959 г. XXI съезд КПСС
констатировал, что социализм в СССР
одержал полную и окончательную победу,
а страна вступила в период развернутого
строительства коммунизма. В 1961 г. на
XXII съезде была принята новая программа
партии, предусматривавшая определенные
сроки построения в СССР коммунистического
общества (уже через десять лет
предусматривалось превзойти западные
страны по производству на душу населения,
а через двадцать — построить
материально-техническую базу коммунизма).

В
значительной степени подобные
идеологические издержки базировались
на уже реализовывавшихся авантюристических
и утопических планах. В 1957 г. был выдвинут
лозунг в течение двух—трех лет догнать
и перегнать США по производству
животноводческой продукции. С самого
начала было ясно, что отставание от
Соединенных Штатов в 2,5 раза по общему
производству мясопродуктов и в 3,5 раза
по потреблению на душу населения (в 1956
г. США производили 16 млн т. мяса, СССР —
7,5 млн т.) при имеющемся уровне технического
оснащения , энерговооруженности и
организации труда в бли-жайшие 10—20 лет
преодолеть невозможно. Экономический
волюнтаризм отозвался серьезными
последствиями для развития животноводства.
Зачастую выполнение одиозных призывов
оборачивалось трагедией. Наиболее
показательным примером здесь может
служить почин первого секретаря
Рязанского обкома КПСС А. Ларионова,
который в 1959 г. обязался многократно
увеличить производство мяса, что было
нереально. Все силы были брошены на
выполнение завышенных обязательств:
мясо должны были сдавать промышленные
предприятия, животноводческая продукция
скупалась в соседних регионах, в колхозах
и совхозах самой Рязанщины забивали
даже молочный скот, практиковались
припи-ски. Звание Героя Социалистического
труда за “небывалый успех” стоило
Ларионову жизни: после раскрытия в конце
1960 г. обмана он застрелился. Вскоре
нелепое “соревнование” Советского
Союза с Соединенными Штатами по
производству продукции животноводства
закончилось: в 1964 г. производство мяса
в СССР достигло всего лишь 8,3 млн т.

Важнейший
рычаг подъема сельскохозяйственного
производства Н. Хрущев видел в
разнообразных реорганизациях. С целью
улучшения технической оснащенности
колхозов и совхозов в 1958 г. МТС были
реорганизованы в ремонтно-технические
станции (РТС). Они занимались ремонтом
техники, продажей горючего. Однако
вполне целесообразная мера отличалась
поспешностью проведения и установлением
непомерно высоких цен на устаревшую и
изношенную технику, которую МТС продавали
колхозам. В результате была подорвана
экономика многих хозяйств. К тому же
для обеспечения техники на селе не
хватало квалифицированных кадров,
поскольку механизаторы ликвидировавшихся
МТС стремились закрепиться в городах.

С
конца 1950-х гг. в сельском хозяйстве стал
производиться ряд волюнтаристских
мероприятий, мотивированных необходимостью
приблизить общественные отношения на
селе к коммунистическому идеалу.
Стремление властей административно
“укрепить” колхозно-совхозную систему
возродило практику слияния нескольких
хозяйств (причем это осуществлялось на
основе уже недавно проведенного
укрупнения). Параллельно на селе шло
“слияние двух форм собственности в
одну”: колхозы совершенно необоснованно
преобразовывались в совхозы. В начале
1960-х гг. тысячи сел и деревень (особенно
это коснулось российского Нечерноземья)
были названы “неперсперкивными”, т.
е. подлежали сселению. В результате
подобных мероприятий колхозный строй
был сильно подорван: к 1955 г. насчитывалось
83 тыс. колхозов, в 1958 г. -—78 тыс., а в 1960
г. — 45 тыс.

Началось наступление
на личные подсобные хозяйства колхозников
и рабочих. Логика действий вполне
вписывалась в коммунистические догмы:
по мере продвижения в социалистическом
строительстве “личные подсобные
хозяйства постепенно утрачивают свое
значение”, так как государство будет
обеспечивать население всеми необходимыми
продуктами. В феврале 1958 г. было принято
постановление, запрещавшее содержание
скота в личной собственности граждан,
проживавших в городах и рабочих поселках
(оно касалось около 12 млн городских
семей, имевших свои участки и собственный
скот). В декабре 1959 г. дело дошло до
жителей сельской местности: здесь
кампания по борьбе с “частником”
свелась к поручению государственным
органам в течение 2—3 лет скупить у них
скот. Это привело к массовому забою
скота как его бывшими владельцами, не
желавшими расставаться с “буренками”,
так и колхозами, не имев-шими условий
для содержания резко возросшего
поголовья. В подобных условиях
перспективы дальнейшего развития
животноводства становились весьма
проблематичными. Наметившаяся борьба
с “частной собствен-ностью” привела
также к уменьшению размеров приусадебных
участков.

В
значительной степени осуществлявшееся
наступление на личные подсобные хозяйства
колхозников объяснялось стремлением
сконцентрировать все силы работников
сельской местности на труде в “общественном
хозяйстве. Ответом на обозначившиеся
тенденции в развитии личных подсобных
хозяйств и в целом в сельскохозяйственной
политике советского руководства в конце
1950-х гг. стал массовый “исход” сельского
населения в города, где уровень жизни
был значительно более высоким.
Производившейся с 1958 г. выдачей
жителям села паспортов, т. е. обретенной
ими свободой передвижения, в 1960—1964 гг.
воспользовались 7 млн человек (причем
6 млн составляла молодежь).

В
начале 1960-х гг. Н. Хрущев попытался
вернуться к курсу сентябрьского пленума
1953 г. В 1962 г. были повышены цены на
мясомолочную продукцию. В феврале 1964
г. пленум ЦК КПСС провозгласил курс на
интенсификацию сельскохозяйственного
производства (примене-ние удобрений,
орошение, комплексная механизация и
химизация). Значительно выросли
капиталовложения в сельское хозяйство.
Однако предпринятые меры запоздали.
Семилетний план развития народного
хозяйства в части выполнения задач
сельскохозяйственного производства
был провален: в 1959—1964 гг. вместо плановых
70 % его рост составил всего лишь 15 %. В
1963 г. из-за засухи пострадали основные
житницы Советского Союза (Северный
Кавказ, Южная Украина и другие), и здесь
был собран очень низкий урожай — всего
107,5 млн т. (в 1962 г. — 140,1 млн т.). Впервые в
истории СССР была проведена массовая
закупка зерна за границей (более 13 млн
т.) за счет наличного запаса золота.

В
рассматриваемый период значительные
изменения касались не только аграрного
сектора, но и других отраслей экономики.
Большое внимание уделялось промышленности.
Отставка Г. Маленкова — сторонника
стратегии ускоренного развития легкой
промышленности — с поста главы
правительства свидетельствовала, что
просматривавшаяся переориентация
производства на выпуск товаров широкого
потребления и пищевых продуктов оказалась
кратковременным явлением. Восстановление
приоритета тяжелой индустрии нашло
отражение уже в планах шестой пятилетки
(1956—1960 гг.) и “наложившейся” на нее
семилетки (1959—1965 гг.). (Руководство СССР
считало, что набранные высокие темпы
промышленного роста страны все время
будут возрастать. Выводы западных
экономистов о неизбежности их “затухания”
по мере увеличения экономического
потенциала Советского Союза отвергались
как попытки судить о социализме по
аналогии с капитализмом. Тезис об
ускоряющемся развитии народного
хозяйства СССР — прежде всего
промышленности — прочно вошел в
политическую пропаганду и общественные
науки. Однако в связи с ошибками,
допущенными при планировании шестой
пятилетки, она осталась незавершенной,
и в ходе ее выполнения был разработан
новый план, рассчитанный на семь лет.).
Справедливости ради необходимо сказать,
что советскими экономистами предпринимались
попытки разработать новые подходы к
развитию страны, особенно в области
определения стратегических
макроэкономических целей. Однако со
стороны высшего руководства подобным
подходам должного внимания не уделялось,
поскольку они не были рассчитаны на
быструю отдачу. Желание же получить
реальные результаты как можно быстрей
и порождали бесконечные коррективы
текущих планов. Разрыв между производством
средств производства и предметов
потребления все более нарастал: на
рубеже 1950—1960-х гг. на долю группы “А”
приходилось уже почти 75 % общего объема
выпускаемой промышленной продукции.
Важную роль в столь явной недооценке
значения в посту-пательном развитии
общества легкой, пищевой, деревообрабатывающей,
целлюлозно-бумажной отраслей,
финансировавшихся по “остаточному
принципу”, сыграло продолжение гонки
вооружений, необходимость уделять
пристальное внимание прежде всего
оборонной промышленности.

Активное
использование командных методов
руководства экономикой позволили на
первых порах добиться высоких показателей
роста промышленности. В середине 1950-х
гг. ежегодный прирост национального
дохода составлял 10 % (начиная с 1928 г.,
наивысший показатель за всю советскую
историю). В это время по темпам наращивания
национального богатства СССР занимал
второе место в мире после Японии. В ходе
пятой (1951—1955 гг.) и “усеченной” шестой
пятилеток вошли в строй более восьми
тысяч крупных промышленных предприятий.
В 1956—1958 гг. темпы развития отраслей
тяжелой промышленности составляли
10—15 % вместо 7,6 % по плану. Отрасли группы
“Б” развивались значительно медленнее:
в течение 1950-х — первой половине 1960-х
гг. произошел их двукратный рост
(предприятия группы “Б” план не
выполнили). Если учесть, что подобные
тенденции были характерны и для советского
сельского хозяйства, то в целом следовало
говорить о потере СССР динамики
экономического роста. Советский Союз
отчетливо демонстрировал экстенсивную
направленность развития своей экономики.

Вместе
с тем следует иметь в виду, что к началу
1960-х гг. в СССР были созданы все основные
компоненты индустриального общества
т.е. в общих чертах была решена та
историческая задача, которая стояла
перед страной в начале века. Вступление
Советского Союза в качественно новый
этап своего развития, в частности,
проявлялось в: изменении структуры
экономики страны; появлении отраслей
производства, отражающих новый уровень
индустриального развития (нефтехимия,
электроэнергетика, электротехника,
производство искусственных материалов
и т.п.); замене ручного труда машинным в
ведущих отраслях производства; росте
энерговооруженности промышленного и,
в определенной степени, сельскохозяйственного
производства; росте производительности
труда; формировании условий для повышения
общеобразовательного уровня населения;
наметившемся повороте страны к
научно-техническому прогрессу. ). Были
достигнуты определенные результаты,
которые касались, прежде всего, оборонной
промышленности (испытана первая в мире
водородная бомба, сконструирована
межконтинентальная баллистическая
ракета). Ошеломляющее впечатление на
мировую общественность произвел
осуществленный 4 октября 1957 г. вывод на
околоземную орбиту первого в мире
искусственного спутника. 12 апреля 1961
г. был запущен космический корабль
“Восток”, который пилотировал Ю.
Гагарин.

Однако
в целом научно-технический уровень
народного хозяйства отставал от
потребности времени (в середине 1950-х
гг. удельный вес работников, занятых
тяжелым и малоквалифицированным трудом
в промышленности составлял 40 %, а в
сельском хозяйстве — 75 %). Проблема
внедрения в производство новейших
достижений науки и техники, необходимость
его электрофикации, комплексной
механизации и автоматизации обсуждалась
в июле 1955 г. на пленуме ЦК КПСС (“теория”
отсутствия морального износа техники
при социализме была осуждена, как
ошибочная).

Советское
индустриальное общество представляло
крайне несбалансированную модель. В
целом гигантская, разбросанная по
огромной территории экстенсивная
промышленность, будучи сориентированной
на сырье и производство вооружений,
оказалась слабо восприимчивой к
достижениям научно-технического
прогресса (их приходилось внедрять
традиционными административными
мерами).
Утвердившаяся в СССР система организации
хозяйства и трудовых отношений оказалась
неготовой к вхождению в постиндустриальную
стадию развития, ставшей реальностью
для ведущих экономических стран мира.
Развитие советского индустриального
общества приобрело отчетливо выраженный
“догоняющий” характер. Причем разрыв
с постиндустриальным уровнем постепенно
увеличивался. Особенно выразительно
это проявлялось в отраслях, сориентированных
на потребление. Тем самым создавались
объективные предпосылки для роста в
СССР социальной напряженности.

Не
меньше, чем научно-технический прогресс,
Н. Хрущев рассчитывал на административные
реорганизации. Основная задача
реформирования управления народным
хозяйством была очевидна: следовало
отказаться от излишней централизации,
попытаться внедрить в производство
хоздоговорные начала. Еще в марте 1953 г.
произошло объединение ряда союзных
министерств (их число сократилось с 51
до 25). Однако вскоре прежняя система
была практически восстановлена.
Усилившаяся бюрократизация управления
народным хозяйством препятствовала
росту экономики (чиновники многочисленных
министерских структур плохо знали
проблемы регионов, при принятии тех или
иных решений между ведомствами
разворачивалась конкурентная борьба
за ресурсы и т.п.).

Пленум
ЦК КПСС в феврале 1957 г. принял решение
“осуществить мероприятия по дальнейшему
совершенствованию управления
промышленностью и строительством…,
имея в виду приближение руководства к
экономическим районам…”. При разработке
конкретных форм намечавшейся
административно-бюрократической
реорганизации Хрущев не прислушался к
мнению созданной в декабре 1956 г.
Государственной комиссии по экономике,
возглавляемой М. Первухиным. В мае
1957 г.
был взят курс на замену отраслевой
(вертикальной) системы управления
промышленностью и строительством на
территориальную (горизонтальную). В
соответствии с ним были ликвидированы
более 140 союзных, союзно-республиканских
и республиканских отраслевых министерств
(на их месте оставались лишь небольшие
комитеты, отвечавшие за общее планирование,
которое должен был координировать
Госплан СССР, научно-техническую политику
в той или иной отрасли; при всем этом
оставалось централизованным управление
оборонной сферой экономики). Параллельно
формировалась новая — территориальная
— система управления: было создано 105
экономических административных районов
(в том числе 70 — в РСФСР, 11 — на Украине,
9 — в Казахстане, 4 — в Узбекистане, а в
остальных республиках — по одному), в
которых были учреждены коллективные
органы руководства — советы народного
хозяйства (совнархозы). В ходе реформы
более 3,5 тыс. предприятий было передано
из общесоюзного в республиканское
подчинение. Предусматривалось, что
подобные изменения позволят разрушить
ведомственную монополию, приблизить
управление к местам, поднять их инициативу,
сбалансировать экономическое развитие
республик, регионов, укрепить внутри
их хозяйственные связи, а в конечном
счете — ускорить экономическое развитие
страны.

В
1958 г. национальный доход вырос на 12,4 %
против 7 % в пре-дыдущем году. Однако,
предположения, что переход к территориальной
системе управления снимет все барьеры
на пути промышленного развития, укрепит
экономику в целом, не оправдались. Сразу
же обнаружились узкие места реформы:
была потеряна целостность взгляда на
отрасль, развивалось местничество,
диктат центра в отношении предприятий
сменился их полной зависимостью от
совнархозов. Ликвидация подобных
перекосов в деятельности совнархозов
стала осуществляться традиционными
административными методами — наращиванием
“этажей” управленческого аппарата. В
1962—1963 гг. совнархозы были укрупнены
(их осталось 47). Потребовалось создание
республиканских совнархозов, а затем
Высшего Совета народного хозяйства
СССР. Управление становилось все более
громоздким и неуклюжим.

Н.
Хрущев не ограничился попытками
перестройки собственно хозяйственных
органов. В 1962 г. была осуществлена
реорганизация партийного руководства
народным хозяйством: в границах
существующих областей вместо одной
создавались две партийные организации
— промышленная и сельская, а соответственно
промышленный и сельский обкомы КПСС.
По аналогичному производственному
принципу были также перестроены
советские, профсоюзные и комсомольские
органы. При подобной реорганизации
предусматривалось, что руководство
будет приближено к производству. Однако
в реальности произошло смешение функций
руководящих органов, что вело к еще
большей дезорганизации управления.

В
целом в предпринятых в рамках хрущевского
десятилетия попытках достичь более
эффективного управления экономикой
все перемешалось: и верное направление,
и старые методы, и желание изменить
ситуацию одним махом. Естественно, они
были обречены на неудачу.

Осознав,
что произведенная перестройка руководства
промышленностью должных результатов
не дала, Хрущев обратился к идеям
ученых-экономистов, предлагавшим иные
подходы к решению данной проблемы. 9
сентября 1962 г. в “Правде” была опубликована
статья харьковского профессора Е.
Либермана “План, прибыль, премия”, в
которой предлагалось сделать критерием
оценки деятельности предприятий их
рентабельность. Подобное предложение
было поддержано крупнейшими советскими
экономистами. В августе 1964 г. начался
эксперимент по его апробации (были
задействованы текстильные фабрики
“Большевичка” в Москве и “Маяк” в
Горьком). В последующем наработки
Либермана легли в основу реформы А.
Косыгина.

В
целом экономическая политика советского
руководства в сер. 1950-х-сер. 1960-х гг.
отличалась активным реформаторством,
которое было сопряжено с чрезмерным
вмешательством государства в экономику.
Реальные успехи в экономическом развитии
страны были связаны главным образом с
тяжелой индустрией, а неудачи — с
обеспечением населения продовольствием
и промышленными товарами широкого
потребления. Все это отразилось на
результатах социальной политики.

С
середины 1950-х гг. стала претворяться в
жизнь программа мер, направленных на
подъем жизненного уровня населения. В
1956 г. был отменен закон 1940 г., запрещавший
рабочим менять по собственному желанию
место работы и каравший тюремным
заключением за прогулы и опоздания. В
том же году законом о пенсиях по возрасту
для рабочих и служащих их размер
увеличивался вдвое и одновременно
снижалась планка пенсионного возраста
(60 лет для мужчин и 55 лет для женщин).
Работники, занятые на вредных или особо
тяжелых работах, получили право на
досрочную пенсию. В 1958 г. прекратилось
обязательная подписка на облигации
государственного займа (правда, вместе
с тем была введена отсрочка платежей
по ним за прошлые годы, что вызвало
крайнее раздражение населения).

Принципиально
изменилось положение колхозников.
Выдача сельским жителям паспортов стала
своеобразным символом их избавления
от бесправия. В 1956 г. они получили
гарантированный минимум оплаты труда
(часть ее выдавалась в качестве
ежемесячного аванса, а в конце года
производился окончательный расчет). В
1964 г. для колхозников была введена
пенсия.

Наиболее
значительные успехи в социальной сфере
были достигнуты в жилищном строительстве.
Ускорению его темпов способствовала
индустриализация строительных работ,
использование в домостроении сборного
железобетона. В застройке жилых
микрорайонов стало прослеживаться
стремление возводить и культурно-бытовые
учреждения. Во второй половине 1950-х —
начале 1960-х гг. почти четверть населения
страны (54 млн человек) переселилась в
новые квартиры. Советский народ,
испытывавший на протяжении десятилетий
жилищные лишения, с восторгом воспринимал
“хрущевки” (в последствии эти 5-этажные
панельные дома будут презрительно
прозваны “хрущобами”). Жилищная проблема
была смягчена, но окончательно ее решить
не удалось.

Укреплялась
материальная база науки, образования,
здравохранения, культуры. В частности,
была отменена плата за обучение в средней
школе и вузах (введена в 1920-е гг.)

Важным
шагом социальной политики Хрущева стала
борьба с привилегиями (отменена система
“пакетов” для номенклатуры, т. е. не
облагаемых налогом денежных набдавок
к жалованью, сокращено количество
персональных автомобилей).

В
то же время на рубеже 1950—1960-х гг. по мере
ухудшения экономической ситуации в
стране все более отчетливой становилась
тенденция решать возникающие проблемы
за счет трудящихся. Первым шагом в этом
направлении была денежная реформа. С 1
января 1961 г. в обращение вводились новые
купюры. Обмен “старых” денег производился
в пропорции 10: 1. Проведенная деноминация
вызвала инфляцию, причем вздорожали
преимущественно дешевые товары, что
ударило по малообеспеченным слоям
населения. Осуществленное правительством
снижение примерно на 30 % тарифных расценок
в промышленности в сущности представляло
скрытое понижение заработной платы
рабочих. Вместе с тем с 1 июня 1962 г.
были повышены цены на мясо и мясные
изделия, а также на масло (соответственно
на 30 % и 25 %). Подобные решения вызывали
недовольство и приводили к стихийным
протестам рабочих. В 1959 г. с помощью
войск было подавлено выступление 1,5
тыс. рабочих — строителей “Казахстанской
магнитки” (г. Темиртау). 1 июня 1962 г. в
Новочеркасске состоялась 7-тысячная
рабочая демонстрация, также разогнанная
войсками (погибло 24 человека; по
результатам судебного процесса 14 человек
были признаны виновными в организации
беспорядков, 7 из них были приговорены
к смертной казни). Новочеркасские события
всячески замалчивались (подроб-ности
расстрела демонстрантов были опубликованы
в печати уже в период “гласности”).
Рабочие выступления прошли также в
Москве, Ленинграде, Кемерово, Иваново,
Донбассе.

В
целом хрущевская “оттепель” представляется
весьма сложным явлением. Безусловно,
Н. Хрущевым была предпринята серьезная
попытка модернизации общественной
жизни страны. Встав на путь либерализации,
он задал импульс развитию знаковых
политических процеесов (особое место
здесь занимает десталинизация). Вместе
с тем в ходе проведения преобразований
использовался в основном старый
политический и экономический механизм.
Курс Хрущева характеризовался
абсолютизацией организационных факторов,
упором на административные методы
решения задач. Положение усугублялось
случайностью и субъективностью выбора
“инструментария” преобразований.
Основываясь на позициях коммунистической
идеологии, Хрущев и руководство партии
не были готовы и не стремились к
радикальным переменам. После неудач
противоречивой преобразовательной
деятельности Н. Хрущева, в конечном
счете превратившейся в реорганизаторскую
“чехарду”, в обществе возник синдром
усталости, проявилось стремление к
устойчивым формам социальной и личной
жизни. К середине 1960-х гг. недовольство
экономической политикой Хрущева стало
почти всеобщим. На фоне безразлично-равнодушной
отстраненности народа против Н. Хрущева
выступила жаждавшая стабильности
партийно-государственная бюрократия
и смяла его. В октябре 1964 г. пленум ЦК
КПСС освободил Никиту Сергеевича Хрущева
от занимаемых должностей “в связи с
преклонным возрастом и состоянием
здоровья”. Н.Хрущев был отправлен на
персональную пенсию, и его имя было
надолго изъято из советской истории.

Глава
XVI

Источник

1.1.1. Передел власти у гроба Сталина на фоне массовых апокалипсических настроений

Уже при первом известии о болезни вождя, 2 марта 1953 г., в 10 часов 40 минут утра в кремлевский кабинет Сталина вошли 11 человек, 9 из которых через три дня и составили новое, коллективное руководство. Это были 7 из 9 членов бюро Президиума ЦК КПСС (Л.П. Берия, К.Е. Ворошилов, Л.М. Каганович, Г.М. Маленков, М.Г. Первухин, М. 3. Сабуров и Н.С. Хрущев). Не было только И.В. Сталина и Н.А. Булганина, который, вероятнее всего, остался у постели больного. Были также 4 члена Президиума ЦК КПСС (А.И. Микоян, В.М. Молотов, Н.М. Шверник и председатель Комиссии партийного контроля при ЦК КПСС М.Ф. Шкирятов). С ними явились начальник Лечебно-санитарного управления Кремля И.И. Куперин и врач-невропатолог Р.А. Ткачев. Последняя пара вышла через 10 минут, а остальные оставались там до 11 часов утра. Второй раз они (с Булганиным, но без Хрущева, а вместо Ткачева был министр здравоохранения А.Ф. Третьяков) появились там вечером, в 20 часов 25 минут. Оба врача вышли оттуда в 21 час 10 минут, остальные — в 21 час 25 минут. Что они там все делали и утром и вечером — неизвестно. Но сам факт, что в первый день болезни вождя эти люди появлялись в его кремлевском кабинете все вместе, говорит о многом. Некоторые историки предполагают, что там, вдали от суеты у постели умирающего вождя, обсуждались принципиальные вопросы перехода власти к новому руководству. Причем «новому» только в том смысле, что оно и по количеству и по личному составу отличалось от того, что Сталин сформировал сразу же после XIX съезда КПСС. Как известно, Президиум ЦК из 25 членов, заменивший собою Политбюро из 11 членов, был уже в силу одного этого неработоспособным органом и ни разу не собирался. А в созданное тогда же бюро Президиума ЦК из 9 членов не вошли Молотов и Микоян, не приглашался Сталиным на его заседания и еще один ветеран — Ворошилов. Теперь все они возвращались в узкий руководящий коллектив. Но так как бюро Президиума ЦК было органом нелегитимным, о нем ничего не говорилось в новом партийном уставе, а об избрании и деятельности ничего не сообщалось в печати, и о нем почти никто не знал, было решено его ликвидировать, а Президиум ЦК сократить в 2,5 раза. Собравшись в этом составе утром 2 марта, они фактически составили новый директивный орган партийного руководства. А для его надлежащего оформления решили созвать через три дня пленум ЦК.

Можно согласиться и с утверждениями других историков, что, восстанавливая таким образом свое безраздельное господство в руководстве партией и страной, ближайшие соратники смертельно заболевшего вождя тщательно готовились к такому повороту событий, ибо оставить за бортом Президиума ЦК в одночасье два с лишним десятка его членов и кандидатов без предварительного сговора невозможно. Другое дело, что теперь нам известно и то, что в этом предварительном сговоре у смертного одра Сталина активно участвовали далеко не все они, что фактически всем там заправляли два человека: Берия и Маленков.

4 марта было, наконец, опубликовано первое правительственное сообщение о состоянии здоровья Сталина. Оно было подготовлено не позже вечера 3 марта. И тогда же по решению бюро Президиума ЦК стали рассылать приглашения на пленум ЦК, первоначально намеченный на следующий день. По каким-то причинам это мероприятие отложили еще на один день. А тем временем все или почти все вопросы передела власти взяли на себя Берия и Маленков. Если остальные члены бюро Президиума неотлучно дежурили парами у постели не приходящего в сознание генералиссимуса, то они все время находились наверху, о чем-то совещаясь, и лишь время от времени спускались к остальным. 4 марта Маленков диктует заведующему своим секретариатом А.М. Петраковскому список членов нового Президиума ЦК и нового Совета министров и собственноручно вносит в него поправки.

5 марта состав правительства был утвержден на совместном заседании пленума ЦК КПСС, Совета Министров и Президиума Верховного Совета СССР, начавшемся в 8 часов вечера и закончившемся через 40 минут. На нем присутствовали 118 из 124 членов ЦК, 102 из 111 кандидатов в члены ЦК, председатель Центральной ревизионной комиссии, 8 министров — не членов ЦК и 3 члена Президиума Верховного Совета — не члена ЦК. Председательствовал Хрущев. Министр здравоохранения Третьяков проинформировал о состоянии здоровья Сталина, а Хрущев посчитал нужным добавить:

— С самого начала болезни товарища Сталина у его постели непрерывно находятся члены бюро Президиума ЦК. Сейчас дежурит товарищ Булганин, поэтому он не присутствует на заседании.

Затем слово было предоставлено Маленкову. Он сказал:

— Все понимают огромную ответственность за руководство страной, которая ложится теперь на всех нас. Всем понятно, что страна не может терпеть ни одного часа перебоя в руководстве. Вот почему бюро Президиума ЦК поручило мне доложить вам ряд мероприятий по организации партийного и государственного руководства… При выработке этих мероприятий мы исходили из того, что в это трудное время важнейшей задачей является обеспечение бесперебойного и правильного руководства всей жизнью страны, что в свою очередь требует величайшей сплоченности, недопущения какого-либо разброда и паники.

После этого Берия заявил, что бюро Президиума, тщательно обсудив создавшуюся обстановку, «в связи с тем, что в руководстве партией и страной отсутствует товарищ Сталин», считает необходимым «теперь же назначить председателя Совета министров СССР» и рекомендует на этот пост Маленкова.

С мест раздались возгласы:

— Правильно! Утвердить!

Маленков же, в свою очередь, оглашает другие предложения: назначить первыми заместителями главы правительства Берию, Молотова, Булганина и Кагановича, которые вместе с другими заместителями — членами Президиума ЦК (а это были Микоян, Сабуров и Первухин) составят президиум Совета министров. Кроме того, предстоит объединить целый ряд министерств. Берия возглавит объединенное министерство внутренних дел, Молотов — министерство иностранных дел, Булганин — министерство обороны. Председателем президиума Верховного Совета рекомендован Ворошилов. Для рассмотрения этих решений будет созвана сессия Верховного Совета. В ЦК же предлагается ликвидировать бюро президиума, оставив «как это определено уставом партии», один президиум. А «в целях большей оперативности» его состав сокращается до 11 членов (Сталин, Маленков, Берия, Молотов, Ворошилов, Хрущев, Булганин, Каганович, Микоян, Сабуров, Первухин) и 4 кандидатов. Признано также необходимым, «чтобы товарищ Хрущев сосредоточился на работе в Центральном комитете КПСС». В заключение Маленков заверяет, что все эти предложения «выдвигаются всеми членами бюро президиума единодушно и единогласно».

Да, открыто никто из них не возражал. Хотя сомнения у некоторых и были.

Редактор «Литературной газеты», заместитель генерального секретаря Союза писателей и в этом качестве кандидат в члены ЦК КПСС К.М. Симонов, присутствовавший на этом заседании, следующим образом зафиксировал свои впечатления: «У меня было ощущение, что появившиеся оттуда, из задней комнаты, в президиуме люди, старые члены Политбюро, вышли с каким-то затаенным, не выраженным внешне, но чувствовавшимся в них ощущением облегчения. Это как-то прорывалось в их лицах, — пожалуй, за исключением лица Молотова — неподвижного, словно окаменевшего. Что же до Маленкова и Берии, которые выступали с трибуны, то оба они говорили живо, энергично, по-деловому. Что-то в их голосах, в их поведении не соответствовало преамбулам, предшествовавшим тексту их выступлений, и таким же скорбным концовкам их выступлений, связанным с болезнью Сталина. Было такое ощущение, что вот там, в президиуме, люди освободились от чего-то давившего их, связывающего их. Они были какие-то распеленатые, что ли».

Таким образом, на самом верху даже те, кто искренне скорбел, испытывали некоторое облегчение, перестав трепетать за собственную судьбу. Ведь у Сталина в сейфе были обнаружены не только технические записи разговоров его детей Василия и Светланы, но и досье на многих советских руководителей, в том числе на Берию. Тот не скрывал радости и торжества. Но не одно лишь стремление обезопасить себя лично от возможных рецидивов недавнего прошлого сплачивало всех их в то время. Сказывалось и ощущение свалившейся на них ответственности, понимание необходимости перемен. Отступаться от тоталитарного принципа системы никто не собирался. Однако в том, что многое в ней предстоит поменять, мало кто сомневался.

Новое руководство не мыслило себя иначе, как только коллективным. Амбиции, и немалые, у определенной его части, конечно, были. Но Молотов был дискредитирован в глазах членов ЦК самим Сталиным. Хрущев пока предпочитал скрывать свои подлинные намерения на этот счет. То же самое можно сказать и о Берии. Его в данный момент устраивал тандем с формальным главою руководящего коллектива Маленковым, с помощью которого он до поры до времени и собирался проводить в жизнь свои планы. Сам Маленков, по определению историка Р. Медведева, был человеком без биографии, «не имел ни своего лица, ни собственного стиля», был «орудием Сталина». Он прекрасно знал, как тот пользовался своей властью, но не обладал его волей, решимостью и безоглядностью. Он слишком долго был на вторых ролях, чтобы действовать самостоятельно.

Можно согласиться и с мнением, что одна из главных причин перехода власти именно к коллективному руководству заключалась в том, что харизма Сталина, которая, согласно М. Веберу, некий магический дар пророков, создателей новых религиозных учений и строителей новых государств, особенно империй, не могла быть передана его наследникам вместе с занимаемыми им постами. Его власть определялась не должностями, которые он занимал. Он сам по себе являлся источником власти для всех остальных официальных институтов, ибо его авторитет в глазах подданных был основан на исключительных качествах, которые приписывались его личности, на своей репутации мудрого вождя и учителя, гениального полководца и т. п. Чтобы приобрести такой авторитет и такую репутацию, нужно чем-то увлечь большинство активного населения и прежде всего руководящие кадры управленческого персонала, элиту.

Но если ближайшие соратники Сталина ждали его смерти хоть и внешне скорбно, но не без видимого другими чувства облегчения, то подавляющее большинство его подданных встретило последовавшее вскоре извещение о его кончине совершенно иначе. Центральный комитет КПСС, Совет Министров СССР, Президиум Верховного Совета СССР были завалены резолюциями партийных организаций и трудовых коллективов, а также письмами граждан с предложениями, как лучше увековечить память почившего. Так, некто Б. Козлов хотел бы, чтобы аббревиатура СССР отныне расшифровывалась как «Союз Советских Сталинских Республик». А гвардии полковник запаса Я.А. Барштейн просил принять его ордена и медали, чтобы возложить их «на гроб и могилу Вождя всех трудящихся всего мира, родного отца, учителя, который вел нас к вершинам коммунизма.,.». Можно, конечно, сомневаться в искренности авторов такого рода словоизвержений и искать мотивы их не столько в любви и обожании, сколько в страхе, в стремлении непременно засвидетельствовать свою правоверность. Но нельзя сомневаться в том, что они отражали преобладавшие тогда настроения простых людей.

Об этом свидетельствует и исследование, проводимое с 1994 г. на факультете истории, политологии и права Московского педагогического (ныне Московского государственного областного) университета. Согласно данным, полученным в результате опроса свидетелей и очевидцев тех событий, 25% опрошенных в 1997 г., 50% опрошенных в 1998 г. и 45% опрошенных в 1999 г., при ответе на вопрос «Как вы и ваше окружение реагировали на известие о болезни и смерти Сталина?» употребили такие слова, как «болезненно», «с болью в сердце» и «жалостью в душе», «скорбели об утрате».

«Сталин был для нас богом, и когда он умер, мы как будто потеряли частичку себя», — говорила техник Мосинжпроекта Е.М. Митяева. Было жалко работнику райотдела МВД в Щелково П.Г. Горячеву: «С ним мы выиграли войну». Реагировал как все, с сочувствием, И.П. Вейдеров, заводской водитель из города Ковылкино в Мордовии. «Народ горевал, а в семьях было напряженное состояние», — вспоминал А.П. Дьячков, рабочий совхоза «Зендиково» в Каширском районе.

«В него верили как в царя и бога», — поясняла учительница из Тюменской области В.П. Торопова. Все очень переживали, по словам В.Г. Трунова из Покрово-Васильевки в Тамбовской области (тогда учившегося в 9 классе): «Несмотря на то, что почти половина деревни от него пострадала (кто сам сидел, у кого родные), ощущение было, что потеряли самого близкого человека». По воспоминаниям Е. А, Рязанцевой, учительницы начальной школы в Иркутске, многие думали: «Как же так, такого человека и не уберегли? Была злость на окружение, на врачей».

Испытали потрясение, находились в шоке, были угнетены, испытывали тревогу, страх и даже ужас еще соответственно 10, 13 и 9% опрошенных. Чувство обреченности испытывала А.М. Чемерисюк из села Елеиновка в Хмельницкой области. Голос Левитана и музыка по радио у всех вызывали угнетенное состояние, — замечает Н.М. Василенко, тогда — школьник из поселка Комсомольский в Куйбышевской области. Как «конец света» воспринял известие и 17-летний колхозник из деревни Хлевино Лопасненского района В.Ф. Поляков.

Восприняли как трагедию, как невыносимую утрату еще соответственно 8,5 и 7% опрошенных. «Было чувство, что нас бросили на произвол судьбы», — вспоминал П.С. Коновлов, рабочий из Курска. Личный состав подразделения ПВО в Кричеве-6 (Могилевская область) настолько был удручен, что многие были в шоковом состоянии, не видя смысла в дальнейшей жизни.

Отмечали, что многие или даже все плакали, 15% опрошенных в 1997 г., 22% опрошенных в 1998 г. и 16% опрошенных в 1999 г. «Люди плакали, как будто что-то от сердца оторвали», — вспоминал А.Т. Щепкин, работавший тогда на Воронежском авиационном заводе. «Было видно, что Сталина любили и не представляли своей жизни без него», — рассказывал В.Е. Север, в то время ученик 8-го класса в Звенигороде. Плакали, ибо не знали, как жить дальше, жители деревни Кулиши в Орловской области, что делать дальше, все в окружении работницы швейной мастерской № 23 в Москве Л.В. Гурьевой. Но школьнице М.А. Харитоновой, проживавшей в Москве, в Хохловском переулке, «эти слезы показались неискренними».

Плакали и даже рыдали сами соответственно 9,7 и 13% опрошенных. Плакала вся палата рожениц, а вместе с ними М.М. Крупина, рабочая Ивановского меланжевого комбината им. Фролова. Криком исходила работница курсов повышения квалификации для руководящих кадров Министерства культуры А.Т. Булычева. Плакал 14-летний школьник В.В. Голубков из деревни Жуковка в Калужской области, хотя его родители (отец-кровельщик и мать) «сдержанно молчали, скорее боялись, чем переживали».

Отмечали, что это было всеобщее горе, всенародная скорбь, не раскрывая своего собственного отношения, соответственно 5,3 и 12% опрошенных. «Был траур, все плакали», — делился своими впечатлениями Г.В. Кирич, донецкий шахтер, западноукраинец.

Испытывали растерянность; не представляли себе, как же теперь без него; боялись за будущее соответственно 18, 11 и 12% опрошенных. «Что же будет дальше с нами?» — думали все, по словам работницы завода «Металлосетки» в Щелково Н.А. Бурковой. «Мы ощущали беспомощность и задавали себе вопрос: что будем делать теперь?» — вспоминала А.И. Аксенова, работавшая на заводе «Вторчермет» в Москве, а жившая в Люберцах. Не знал, «как же дальше теперь жить и что будет», С.И. Александров, слесарь из города Ефремов в Тульской области. Не ждали от жизни ничего хорошего, по словам 3.П. Половинкиной, прядильщицы с фабрики им. Р. Люксембург в Подмосковье. «Переживали, что без Сталина пропадем, — по словам бухгалтера центральной базы № 1 ГУ материально-технического обеспечения МПС в Ховрино А.Н. Бородкиной. — Все верили в него. То, что людей сажают, знали, но никогда об этом не говорили, за что сажают, — не понимали, думали, что дело это не столько рук Сталина, сколько его окружения. В 1945 году к нам в общежитие приходил «работник» и спрашивал, кто что говорит. Так что страх был, но была и дисциплина. А теперь боялись, что с нею будет». «Боялись, что будет безвластие, что другие государства начнут против нас войну», — вспоминал колхозник И.Н. Лопатников из села Ведянцы в Ичалковском районе Мордовии. Было страшновато П.И. Кондратьевой, работавшей тогда учительницей в Новгородской области: «Прибалты тогда стали листовки разбрасывать, к восстанию призывали».

Если соболезновали, то не очень, особого горя не испытывали, особенно не расстроились, спокойно, безразлично, равнодушно, без всяких эмоций отнеслись к происшедшему 12% опрошенных в 1997 г., 9% опрошенных в 1998 г. и 6% опрошенных в 1999 г. Не огорчался, ибо был убежден в том, что «наш народ даст руководителя стране более совершенного», Б.Г. Ануфриев, завхоз Московского городского педагогического института физической культуры. Да и у других сотрудников института, ему знакомых, он не заметил огорчения: «Все молчали. Ни за, ни против. Люди, может быть, даже интуитивно, по сути, отстранились». Равнодушно отнесся молодой колхозник В.А. Егоров из села Мишенка Гжатского района Смоленской области. В отличие от окружения, впавшего в панику («Как мы будем жить дальше?»), смерть Сталина не произвела особого впечатления на В.И. Пастушкова — работника штаба одной из артиллерийских частей Балтийского флота. Сталина не любил, так как отца репрессировали, капитан СА М.Д. Филиппов из Брянска. «Умер и умер», — полагал слушатель Военной академии им. Фрунзе С.В. Гранкин. Ни хорошего, ни плохого не могла сказать о почившем колхозница Е.П. Трусова из деревни Кущевица в Шатурском районе: «Работали за палочки, жили бедно». Был занят собственной жизнью слесарь Красногорского оптико-механического завода А.А. У краев. «Бегают дети, плачут, — рассказывает Е.П. Лазарева, работавшая конюхом на 3-й ткацкой фабрике в Орехово-Зуеве, — много народу спешит на поезд (любопытные, поди), а затем ехали, чтобы узнать, сколько народу погибло».

Когда выпускница Архангельской сельской средней школы в Куринском районе Орловской области М.М. Лунина услышала, как хозяин квартиры, где она жила, заплакал и заохал («Отец родной умер»), она прервала его стенания словами: «Да уж пора бы ему туда», за что он выгнал ее с квартиры, а она позже говорила: «Сталин есть Сталин, обожал его народ». Сталина не уважал, считая, что «живем крепостными», участковый Поимского РО МВД (Пензенская область) И.А. Емашов, и сказал своим плачущим коллегам: «Все мы смертны, все там будем», и на следующий день был наказан гауптвахтой. Спокойно восприняла известие семья Г.Г. Быковой в Бердичеве: «Дед-поляк был репрессирован, отца выгнали из военного училища». «Плакали те, кто не пострадал от репрессий», — уточняла студентка Московского педагогического института им. Ленина В.Л. Барабанщикова. Ни печали, ни горя не испытывал солдат Н.И. Лепеха, поскольку знал о репрессиях и невинно пострадавших и погибших. Командир роты В.Я. Самойлов и его коллеги-офицеры реагировали на болезнь и смерть Сталина как на болезнь и смерть «всякого человека, прожившего достаточно долгую и тяжелую жизнь». «Не плакали, тем более не рыдали, жили своей жизнью», по словам Ф.Н. Соловьевой, работавшей токарем в п/я 30 в Каменске-Уральском. Работа в начальной школе и домашнем хозяйстве отнимала все силы у А.С. Хорошевой из деревни Подъячево в Дмитровском районе, все остальное ее не интересовало.

Ощущение грядущих перемен (к лучшему) или даже радость испытывало соответственно 8, 2, 5 и 3% опрошенных.

У летчицы гражданской авиации 3. Д. Моисеевой появилась надежда на снятие клейма «врага народа» с ее мужа. А тот, тоже летчик, американский венгр И.И. Мосика, «не мог простить смерти своих отца и матери» и потому «обрадовался, узнав о смерти Сталина (правда, молча), подумал о конце трагедии». «Тайную надежду на какие-то изменения» вызвала смерть Сталина у колхозной скотницы Т.И. Самородовой из села Ольявидово в Дмитровском районе. Ее муж был репрессирован в 1938 г. по 58-й статье. И она не верила, что Сталин не знал о творящихся бесчинствах.

Инженер комбината «Сахалинуголь» М.М. Гурен считал, что страна избавилась от тирана. Не жалела, хотя и боялась неизвестности заведующая складом завода Главторфмаш в Симферополе Е, Н. Петрушенко, у которой еще в 1930 г. репрессировали отца. «Наконец-то он сдох!» — сказала 14-летняя ученица одной из школ в Шатуре, отец которой (директор завода) был арестован в 1951 г.; так с ней весь класс не разговаривал несколько дней. Повар кафе-ресторана «Столешники» в Москве Е.В. Глазунова своего мнения открыто не высказывала, но была рада случившемуся: «Была надежда, что люди будут лучше жить». Надежда на «освобождение от стальных оков» появилась у хирурга Каунасской городской больницы П. Паулюцкаса. Рад был и служащий машиностроительного завода в Ромнах Л.Ю. Бронштейн. Радовалась жена инвалида из Фирсановки С.Ф. Зубкова, родителей которой спасло от раскулачивания бегство из дома. Была счастлива вся семья продавщицы из подмосковной Фирсановки Н.В. Овсянниковой, родители которой были зажиточными крестьянами и чудом спаслись от раскулачивания. Восторг и великую радость испытали бывший дворянин С.Н. Гук и его жена М.А. Гук, работавшая шофером в Министерстве путей сообщения. Не очень жалела покойного рабочая Звениговской типографии в Марийской автономной республике Ф.И. Артемьева, у которой незадолго до этого репрессировали мужа.

По словам Т.В. Крутиковой, работавшей медсестрой в колхозе под Невьянском на Урале «большинство населения встретило эту новость с равнодушием», а многие, в том числе и она, — «с облегчением, поскольку люди жили в постоянном страхе и нищете».

Вспоминают о своем участии в тех или иных траурных мероприятиях около 7% опрошенных. Стояли в траурном карауле у бюста вождя на Реутовской хлопкопрядильной фабрике М.Т. Широкова и Е.Т. Назарова. У памятника Сталину в Харькове круглосуточно стояли толпы людей, стихийно образовав почетный караул. Некоторые слушатели тамошней военной академии самовольно уехали в Москву на похороны, и ее командование не стало объявлять им взысканий, сочтя причину уважительной. Участвовала в сборе денег на железнодорожный билет в Москву казанская школьница В.Г. Козлова. Ходила к Колонному залу Дома союзов прощаться с почившим вождем студентка МГПИ им. Ленина Н.Б. Косяк со своими сверстниками. Недошедший туда из-за давки водитель автобазы Центросоюза Н.В. Рыков видел «всюду оторванные пуговицы, сорванные одежды, разбитые витрины, перевернутые автобусы, открытые подземные люки, куда, говорят, падали люди. «После этой стихии Москву убирали неделю». Рабочий Красногорского оптико-механического завода В.Д. Бакин с товарищами пешком добирался до Колонного зала Дома союзов полтора дня. В Московском экономико-статистическом институте все рыдали, стоя на коленях перед портретом Сталина, — вспоминала студентка Н.П. Назарова: «Мы восхищались теми, кто попал на похороны». Только до Савеловского вокзала смогла дойти студентка Московской сельхозакадемии им. Тимирязева В.Ф. Полянская, а вот ее подруга из Томска погибла. Кто-то вытащил из толпы едва ли не задавленную А.А. Орлову, приехавшую специально из Чаплыгина. На второй день после похорон ездила в Москву на Красную площадь учительница вечерней школы из поселка им. Володарского В.Н. Вавилина с подругами: «Было много цветов, мы подбирали лепестки и плакали над ними».

И действительно, лично проститься с усопшим пожелали миллионы людей. К Дому союзов устремились не только жители Москвы и Подмосковья, но и более отдаленных областей. По распоряжению председателя похоронной комиссии Хрущева министр путей сообщения Б.П. Бещев запретил продажу билетов на все пассажирские поезда, следующие в Москву, и отменил движение всех пригородных поездов. Но, как говорится, голь на выдумки хитра. В столицу устремились тысячи грузовых машин. Их очереди вытянулись на многие километры. Например, на южном направлении затор движения начинался от Серпухова, а затем паралич движения сковал шоссе уже от Тулы. В самой Москве, в ее центре, на Пушкинской улице и прилегающих к ней бульварах скопились многотысячные толпы пеших.

Хотя об открытии Колонного зала Дома союзов для прощания со Сталиным было объявлено по радио часа в 2 или 3 пополудни, уже в 8 часов утра у входа туда, как информировал Хрущева секретарь МГК КПСС И.В. Капитонов, «далеко потянулась живая лента людей, желающих в числе первых пройти у гроба и в последний раз проститься с родным и любимым товарищем Сталиным». А к моменту открытия Колонного очередь заполнила уже не только Пушкинскую улицу, но и Страстной и Петровский бульвары. В нее постоянно вливались потоки спешивших с улиц Горького и Чехова. А на Трубную площадь двигались толпы по Цветному и Рождественскому бульварам.

Свидетелем трагедии на Трубной площади оказался рядовой солдат срочной службы А.В. Баталов, находившийся там в оцеплении: «В нескольких шагах от меня неслась ошалевшая толпа, сметая все на своем пути. Я видел, как люди проваливались в канализационные люки, проходили дома насквозь, разрушая двери и выбивая окна… Я видел тысячи искренне плакавших людей. Этот день сконцентрировал в себе неодолимые страдания, смесь жестокости друг к другу и желания поклониться идолу».

Говорили о сотнях и даже тысячах раздавленных в возникавших тут и там давках. «День коронации царя на Ходынке померк по сравнению с днем смерти земного русского бога — рябого сына сапожника из Гори», — писал потом В.С. Гроссман. К сожалению, мы тоже отдали дань циркулировавшим тогда и после слухам. Те же данные, которые доступны исследователям, трудно назвать полными. Так, по сведениям МГК КПСС, доложенным Хрущеву, к 8 часам вечера б марта во 2-ю клиническую больницу у Петровских ворот было доставлено 29 пострадавших, в том числе 20 с тяжелыми травмами (переломом рук и ног, у некоторых резко сдавлена грудная клетка). И ничего о смертных случаях. По данным Коминтерновского райкома КПСС к 10 часам вечера на развернутые в районе (а это территория между Петровкой с одной стороны и Неглинной и Цветным бульваром, с другой) 6 медпунктов было доставлено 30 пострадавших, более 40% которых с тяжелыми травмами отправлены в больницы. По распоряжению первого секретаря МГК КПСС Е.А. Фурцевой все трупы должны были доставляться и сосредотачиваться в Институте скорой медицинской помощи им. Склифосовского. По свидетельству сотрудника МГБ СССР А. Саркисова, обслуживавшего этот институт, там, в общей сложности, когда все более или менее кончилось, их оказалось около 400.

Психоз охватил и тех, кто в силу целого ряда обстоятельств имел возможность достаточно трезво оценить роль Сталина. Например, студент 2-го курса факультета журналистики МГУ А. Никитин, сын репрессированных, открыто слушавший в общежитии передачи «Голоса Америки» и Би-Би-Си, потом удивлялся: «Отчего же в день его похорон я два часа пролежал под милицейским грузовиком в Копьевском переулке, прорываясь в очередь к гробу? И отчего два дня оплакивал диктатора?».

«Не пущу! Только через мой труп!» — в ужасе кричала своей внучке московской семикласснице Л. Золотухиной ее бабушка, встав у двери. Вместе с редакцией журнала «Советский Союз» с улицы Москвина (Петровского переулка) ходил с траурными венками в Колонный зал и внештатный корреспондент В.А. Руйкович: «Толпы на улицах угнетали и раздражали. Видел как оператор «Совкинохроники» Щекутев, снимая камерой людей, стоящих на морозе, кричал им: «Шапки, шапки снимите!»».

Массовой истерии не поддалось, как уже отмечалось выше, лишь совсем незначительное количество населения. В этом нет ничего удивительного. К этому моменту оппозиция в стране вот уже почти два с половиной десятилетия агонизировала в подполье. От вооруженного сопротивления в Прибалтике и на западе Украины остались лишь разрозненные группки. Всякое инакомыслие жестоко каралось. И, тем не менее, неприятие советской власти и лично Сталина небольшими группами (например, баптистами и православными сектантами), а также отдельными людьми никогда не иссякало, никогда не прекращалось. Понятно, что такое событие, как болезнь и последующая смерть вождя оживило подобные настроения.

— Скорее бы подох, злодей! — говорила Р.М. Мессерер-Плесецкая, бывшая киноактриса, вдова репрессированного дипломата, сама побывавшая в тюрьме и ссылке.

— Подох, мать его! — матерился, всхлипывая и плача, полковник Ф. Казаков, военный комиссар Свердловского района Ленинграда.

Для его дочери, студентки университета, обиженной тем, что он не пустил ее в Москву на похороны, это было «открытием и потрясением».

Еще большее потрясение испытывала 12-летняя ленинградская школьница М. Погребинская, принесшая починить свои валенки к соседу дяде Ване, безногому инвалиду-орденоносцу, которым она очень гордилась, и услышавшая от него:

— Ну что Маргаритка, сдох этот…

Она потом два дня серьезно размышляла: пойти ей в милицию, чтобы рассказать там о нем, или нет.

У драматурга В.С. Розова сразу же мелькнула такая «инфернальная», то есть дьявольская, мысль:

— Надо Смерти поставить памятник. Никто другой, кроме нее, не мог избавить нас от него.

Не скрывая своего отвращения к Сталину, не сомневался во временности его мавзолейной прописки писатель Ю.П. Герман:

— Да вышвырнут его оттуда — можешь поверить! Лучше бы раньше, чем позже…

Когда заиграла траурная музыка, среди спецконтингента, работавшего на оловянном руднике «Бутугычаг» в Озерлаге (Дальстрой) наступила всеобщая, необыкновенная радость, вспоминал один из заключенных А. Жигулин: «Все обнимали и целовали друг друга, как на Пасху. И на бараках появились флаги. Красные советские флаги, но без траурных лент. Их было много, и они дерзко и весело трепетали по ветру. Забавно, что и русские харбинцы кое-где вывесили флаг — дореволюционный русский, бело-сине-красный… Начальство не знало, что делать, — ведь на Бутугычаге было около 50 тысяч заключенных, а солдат с автоматами едва ли 120-150 человек. Ах! Какая была радость!».

В письме в ЦК КПСС из Норильского лагеря В. Крамаренко предложил созвать внеочередной партийный съезд и осудить на нем преступления Сталина, поставить репрессивные органы под контроль и ограничить их власть, немедленно приступив к пересмотру дел, осужденных по статье 58-й уголовного кодекса и ограничив цензуру. «О радость и торжество! — описывал позже тогдашние свои чувства ссыльный О.В. Волков. — Наконец-то рассеется долгая ночь над Россией. Только — Боже оборони! обнаружить свои чувства: кто знает, как еще обернется? Ссыльные, встречаясь, не смеют высказывать свои надежды, но уже не таят повеселевшего взгляда. Трижды ура!». «Ожидание перемен к лучшему», — так определял состояние своей души дипломат А. Ковалев, находившийся тогда в Берлине. Физик ядерщик А.Д. Сахаров из КБ-11 в засекреченном Кремлеве (бывшем Сарове) Арзамасской области в ответ на вопрос «что же будет после смерти Сталина?» скептически отвечал:

— А ничего, все пойдет по-старому, сложная система подчиняется своим внутренним законам и сама себя поддерживает.

Однако, повторяем, таких мнений, тем более высказанных вслух, было ничтожное количество. Народ, в подавляющем большинстве, встретил смерть вождя как личное горе, как трагедию. У миллионов людей на уме была только одна тревожная мысль: «Как же мы теперь без него?»

Но эти миллионы по-разному, а порой и не без недоумения встретили известие, что во главе правительства теперь будет Маленков.

В упоминавшемся уже опросе, проводимом студентами факультета истории, политологии и права МПУ (ныне МГОУ), свидетелям и очевидцам событий тех времен задавался и такой вопрос: «Кто, по вашему мнению, обладал наибольшими способностями и наибольшим правом руководить страной? Если вы отдавали кому-нибудь предпочтение, то почему?».

В пользу Маленкова высказалось 39-40% опрошенных.

«Большинство было за Маленкова», — была уверена работница рыбоперерабатывающего комбината в Поронайске на Сахалине Т.С. Зайцева. Еще более категоричен был водитель Артиллерийской академии С.П. Воблов: «Вопрос о руководителе партии и правительства после смерти Сталина не стоял, все были единогласны: Маленков», так как «на протяжении многих лет он был рядом со Сталиным, особенно после его 70-летия». «Его портрет был помещен на первой газетной полосе», — сразу же после похорон Сталина рассуждала школьница Г.Н. Щербакова из деревни Бехово в Заокском районе Тульской области. К тому же он ей «нравился и чисто внешне». За человека, близкого к Ленину, принимала его работница дорожно-эксплуатационного участка в Балашихе А.И. Яковлева. «Большим правом руководить страной обладал Маленков, как ближайший сторонник Сталина», по мнению студента Ленинградского горного института М.И. Тухтина. «Маленков работал под рукой Сталина, который мог ею и прихлопнуть», — рассуждал работник таможни в аэропорту Внуково Ю.Н. Шубников. «Ведь он был очень близок к Сталину и достаточно образован», — также считала колхозница Е.А. Грибкова из деревни Городенки в Малоярославецком районе. «Наибольшим правом руководить после смерти Сталина обладал Маленков», — полагала техник Красногорского оптико-механического завода Р.И. Бакина, ибо он «ближе был к Сталину» и «хотел поднимать легкую промышленность». Наибольшими способностями обладал Маленков, считала шлифовщица с завода «Фрезер» в Москве Н.В. Подколзина, потому, что был образован и, как ей казалось, «ближе к народу». «Самым честным и образованным из них» видела Маленкова лаборантка завода «Электросталь» Л.И. Есипова. «Умный человек!» — говорил о нем шофер Ю.И. Чумаров из деревни Аксеново в Раменском районе. «Порядочным человеком» считал его рабочий санатория ВМФ под Солнечногорском Б.С. Егоров. Он казался более спокойным домохозяйке из Алма-Аты Н.В. Кузьменко, «не пугал» ее. За него было большинство родственников и знакомых уборщицы Т.Я. Филатовой, работавшей в Лаборатории измерительных приборов Академии наук (ЛИПАНе, позже ставшей Институтом атомной энергии им. Курчатова). Больше нравился Маленков и колхознице А.А. Комаровой из деревни Захарово в Малоярославецком районе: «Я думала, что он лучше понимает нужды народа». «Ему как-то больше верили», — объясняла рабочая Ногинского завода топливной аппаратуры М.В. Есина. «Ему все доверяли, доверяла и я», — объясняла колхозница М.И. Бирюкова из деревни Перешапово в Можайском районе. Всегда доверял выбору и решениям власти рабочий Кузнецкого металлургического комбината С.Ф. Пономарев.

«Добрый, сделал для рабочего класса много блага», — таким видела его 3. И. Громова, работница ювелирного завода в Бронницах. «Он сумел дать колхозам подняться после войны», — думал И.Ф. Пыков, офицер из военного гарнизона Кубинка-1 в Подмосковье. Больше всех он нравился выпускнице Архангельской сельской средней школы в Куринском районе Орловской области М.М. Луниной, «да и сразу налоги отвалились, остался только за землю». Студенту 1-го Московского медицинского института Е.П. Лукину казалось, что Маленков человек недеспотичный и реформатор: «Так думали, глядя на его первые шаги». По словам офицерской жены В.В. Филипповой из Брянска, его считали ближе всех к народу: «Ходили слухи, что он ходил по рынку и спрашивал, как живется». Племянником Ленина, близким к простым людям и знакомым с жизнью колхозников считала его М.А. Ширикина из села Щербатовка в Касимовском районе Рязанской области.

Но вот что настораживает: ровно половина мотивированных ответов в пользу Маленкова дает основание считать, что отвечающие говорят не о своем выборе марта 1953 г., а о своей оценке его деятельности в более позднее время, во всяком случае не раньше августа 1953 г. Другими словами, свой тогдашний выбор они путают с последующей сугубо положительной оценкой действий Маленкова на посту главы правительства.

Молотов пользовался симпатиями около 12-14% опрошенных. «Многие тогда так считали» среди знакомых Ю.Ф. Морозова, слесаря Болоцкой МТС во Владимирской области. «Все потихоньку говорили, — признавалась жена офицера МВД из Свердловска-45 Н.Н. Сныткова, — что, если Сталин умрет, будет Молотов». Молотова знали больше других, — утверждал студент МАИ А.В. Анисимов. Молотов больше других был известен народу, соглашается с ним 3. А. Змитрук, студентка Коломенского педагогического института. Его часто слышали по радио во время войны, — объясняли уборщица Воронежского отделения Гипрокаучука и слесарь Воронежской ГРЭС В.А. и И.Н. Комовы. Молотов «долгое время в руководстве, соратник Ленина и Сталина, наркомом был», — объяснял рабочий МТС из Хмельницкого на Украине Н.А. Бондарук. «Его лучше знали люди», он был «более известен, чем Маленков», — говорил колхозник Н.А. Куликов из деревни Кулиши в Орловской области. «Он всегда был при Сталине и помогал ему во всем», — считала сотрудница НИИ искусственного волокна А.И. Коншина. Вторым после Сталина человеком считала его мастер Трехгорной мануфактуры Н.Т. Неверова. Ведь он до войны 10 лет возглавлял правительство, — указывал главный инженер автобазы и/я 367 в подмосковном поселке Северный А.Е. Козин. Во время войны и после он был министром иностранных дел и лучше знал международную обстановку, — добавляла домохозяйка из Николаева 3. К. Умницкая. И к тому же побывал во многих странах, — напоминал ее муж военнослужащий В.И. Умницкий. Наиболее образованным (знал 8 иностранных языков) считал его военнослужащий из Поркалла-Удд А.Н. Степанов.

Берии отдали свое предпочтение 2-3% опрошенных. Его ценили и уважали в силовых структурах, признавался офицер госбезопасности А.И. Носков из группы советских войск в Германии. Единственным кандидатом считал его А.П. Козюхов, чекист из Плавска в Тульской области. Наибольшим правом он пользовался, по мнению В.И. Никифорова и его сослуживцев по 2-й отдельной дивизии особого назначения. «Властность как у Сталина» разглядел в нем О.Г. Филин, электрик из подмосковной деревни «Красное пламя». Верил в его «твердую политическую руку» А.И. Горячев, сменный мастер на железнодорожной станции Дмитров. «Все думали, что Берия, как ближайшее лицо к Сталину», — был уверен учитель Н.И. Ануфриев из Дмитрова.

Еще от 3 до 6% опрошенных предпочли бы кого-нибудь другого, в том числе Булганина — чуть более 1% опрошенных. «У него была большая практика управления страной», — считала воспитательница детского сада в подмосковном Люблино 3. И. Андрианова. За Хрущева высказался также 1% опрошенных. Полагая, что все наследники Сталина кроме Берии «были толковые, грамотные люди», работник Московского трамвайного депо им. Баумана В.А. Васильев все же выделял среди них Хрущева, который лично ему, «по-человечески, всегда нравился». В окружении В.П. Тороповой, учительницы из Тюменской области, «не восхищались Маленковым, говорили, что он слабый руководитель, хотели видеть на этом посту знающего, опытного человека и возлагали надежды на Хрущева».

Предпочтение не отдали никому 26% опрошенных. Ждал развития ситуации рабочий одного из номерных заводов в Москве С.С. Глазунов. «Особенно не вникали, считали, что «наверху» сами разберутся», — вспоминала А.П. Смирнова, жена офицера из в/ч 12122 в подмосковном поселке Заря. «Полагалась на руководство страны» инженер Мосгорпроекта Л.А. Любешкина. «Мы думали, что «там» сами разберутся», — говорила заведующая отделом кадров строительного треста в Ефремове Тульской области Р.П. Пономарева. Поскольку жила в деревне, ничего о коллективном руководстве не знала счетовод из Марийской АССР Р.С. Савенцева. Считала Маленкова слишком мягким руководителем маляр автокранового завода в Балашихе К.М. Селиванова. Никто не нравился работнице домоуправления в Лыткарино М.С. Ширкуловой. Всех терпеть не мог бывший дворянин С.Н. Гук. Никому не доверял хирург Каунасской городской больницы П. Паулацкис.

Никому не доверяли, полагая, что никто не может руководить страной после Сталина, 6% опрошенных в 1998 г. и 2,5% опрошенных в 1999 г. «Никого не могли принять так, как Сталина», — говорил

A. Д. Аврачев, живший в селе Покровское, а работавший на предприятии п/я 1 в Подольске. «После сильной личности Сталина никто не мог заменить его», — была уверена продавец О.Г. Михайлова из Нерчинска. «После смерти Сталина не видели подходящей фигуры для руководства страны», — говорила учительница из Косино Г.К. Пятикрестовская.

Не задумывались, не вникали, не было своего мнения, было все равно для 14 и 9% опрошенных. «Не думали вообще, кто будет, — вспоминал рабочий Красногорского оптико-механического завода

B. Д. Бакин. — Через 3 дня назначили Маленкова, и все. Им виднее». Этим никогда не интересовалась воспитательница одного из московских детсадов, жившая в Немчиновке, С.И. Алексеева. Ей совершенно было все равно: «Все друг друга стоили». «Какая разница?» — вопросом на вопрос отвечала работница столичной швейной мастерской № 23 Л.В. Гурьева. Не отдавал никому предпочтения техник трамвайного депо им. Баумана в Москве А.И. Харитонов: «Все они одного поля ягоды». Не интересовались политикой врач одной из московских поликлиник А.Ф. Данилова, медсестра городской поликлиники в Люберцах Е.А. Кузнецова и восьмиклассник из Тулы М.М. Панкратов.

Затруднились с ответом еще почти 9% опрошенных, в т.ч. потому, что не помнят, чтобы перед ними стоял тогда такой выбор предпочтении, 3% опрошенных. По утверждению студентки Московского областного педагогического института им. Крупской В.С. Безбородовой, «особой политизированности в то время не было, больше интересовались музыкой, театром, чтением».

Ссыльный поэт Н. Коржавин, вчерашний сталинист, на многое теперь смотревший по-иному, подмечал: «Моя страна! Неужто бестолково ушла, пропала вся твоя борьба? В тяжелом, мутном взгляде Маленкова неужто вся твоя судьба? А может ты поймешь сквозь муки ада, сквозь все свои кровавые пути, что слепо верить никому не надо и к правде ложь не может привести?». И, тем не менее, страна продолжала «слепо верить». Но уже не так безоглядно, как прежде. И это прежде всего относилось к новым руководителям. Им еще предстояло создавать себе авторитет, искать доверия у различных слоев населения.

Итак, без особых проблем, без явных возражений Маленков вдруг оказался во главе нового, коллективного руководства, на вершине властной пирамиды. В качестве председателя Совета Министров он должен был председательствовать на заседаниях Президиума ЦК КПСС, определять их повестку дня, давать аппарату ЦК в лице его секретаря Хрущева поручения вести проработку соответствующих вопросов и готовить по ним решения, наконец, руководить ходом обсуждения этих вопросов и подводить итоги, формулируя окончательный текст постановлений.

Качественно новые моменты содержались уже в траурной речи Маленкова на похоронах вождя 9 марта 1953 г. В том ее разделе, где говорилось о внешнеполитических проблемах, в ряду ставших уже традиционными призывов бороться за сохранение мира и углублять сотрудничество со всеми странами, была выражена новаторская для того времени мысль о характере взаимодействия сложившихся в мире двух противостоящих друг другу лагерей. В сфере международных отношений, отмечал новый глава правительства, Советский Союз будет проводить политику, «исходящую из ленинско-сталинского положения о возможности длительного сосуществования и мирного соревнования двух различных систем — капиталистической и социалистической». Ссылка на авторитет Ленина и Сталина имела здесь явно тактический характер.

Во внутренней политике главная задача виделась Маленкову в том, чтобы «неуклонно добиваться дальнейшего улучшения материального благосостояния рабочих, колхозников, интеллигенции, всех советских людей». Такого рода благие пожелания нередко звучали в устах как самого Сталина, так и его соратников. Отвечая чаяниям и надеждам простого человека, они находили положительный отклик в народе, вызывали даже энтузиазм. Но проходило время, и обещания забывались. Мало того, сама власть порой рассматривала напоминания о них как проявление нелояльности. Сколько тысяч человек было обвинено в антисоветской пропаганде и репрессировано только за то, что в порыве досады и раздражения цитировали слова вождя о том, что «жить стало лучше, товарищи, жить стало веселей»! Наверно поэтому мало кто придал тогда особое значение и заверению, что «обязанность неослабно заботиться о благе народа, о максимальном удовлетворении его материальных и культурных потребностей» является «законом для нашей партии и правительства». Дальнейшие события показали, что это были не просто ритуальные слова. Другое дело, что Маленков уже с первых шагов своей деятельности в качестве главы правительства выступал больше как глашатай идей, вынашиваемых Берией.

Источник

History[edit]

Early years[edit]

Collectivity of leadership[edit]

Later years[edit]

Analysis[edit]

Soviet assessments[edit]

Outside observers[edit]

Notes[edit]

Sources[edit]

Читайте также

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ ВНУТРИ «МЕТРОПОЛЯ»

Глава шестая Глобус внутри и снаружи

Глава XII. Парашют «РК-2». Грузовой парашют. Способ коллективного спасания. Парашюты «РК-3» и «РК-4»

ГЛАВА XLVI. ЦАРСТВО БОЖИЕ ВНУТРИ ВАС

Глава II. «Правила для руководства ума» и зарождение новой науки

Изменения в расстановке сил внутри кремлевского руководства в апреле— июне 1953 года

Глава 49. Внутри Intel Inside

Попытки коллективного руководства

Глава 2 СУЩНОСТЬ И СКРЫТЫЕ УГРОЗЫ ЛЕНИНСКОЙ СИСТЕМЫ «КОЛЛЕКТИВНОГО РУКОВОДСТВА»

Глава 4 ПЕРВЫЙ РАУНД БОРЬБЫ И.В. СТАЛИНА ЗА ИСКОРЕНЕНИЕ СИСТЕМЫ «КОЛЛЕКТИВНОГО РУКОВОДСТВА»

Глава 5 ВТОРАЯ ПОПЫТКА И.В. СТАЛИНА ЛИКВИДИРОВАТЬ СИСТЕМУ КОЛЛЕКТИВНОГО УПРАВЛЕНИЯ СТРАНОЙ

Глава 7 Проблемы руководства

Глава 13 «Священное пламя внутри меня»

Глава третья Гкчп и просчеты руководства КГБ

Глава 3. Внутрипартийные разногласия, классовая борьба и борьба за власть

Описание презентации по отдельным слайдам:

Краткое описание документа:

Найдите материал к любому уроку, указав свой предмет (категорию), класс, учебник и тему:

Материал подходит для УМК

Другие материалы

Вам будут интересны эти курсы:

История

Ранние годы

Коллективность лидерства

Спустя годы

Анализ

Советские оценки

Внешние наблюдатели

Примечания

Источники

Слайд 1СССР в годы коллективного руководства (1964-1985)Стабильность и застой.

Слайд 213.10.1964 Н.С. Хрущев отправлен в отставку.«Волюнтаризм» и «единоличные решения» сменяются принципом

Слайд 3Коллективное руководствоПолитбюро ЦК КПСС (Политическое бюро ЦК КПСС) — руководящий партийный орган, избираемый

Слайд 5Меры правительстваЛиквидация реформ ХрущеваА) Возвращены отраслевые министерстваБ) Восстановлены партийные структурыВ) Прекращены

Слайд 6Меры правительства. С/Х. «Новые ориентиры аграрной политики»Разрешены ЛПХСнижен налог на доход колхозовУстановлен

Слайд 7Меры правительства. Промышленность. Реформа А.Н. Косыгина – Е.Г. Либермана

Слайд 8Меры правительства. Промышленность. Реформа А.Н. Косыгина – Е.Г. Либермана Сокращалось количество директивных

Слайд 9Основные тенденции развития промышленностиОбъединение мелких и средних предприятий в производственные объединенияСтроительство

Слайд 10Байкало- Амурская магистраль8 июля 1974 года «О строительстве Байкало-Амурской железнодорожной магистрали»

Слайд 11«Советское общество потребления»1967 – введена пятидневная рабочая неделяРасширяется сеть детский лагерей,

Слайд 12Проблемы экономики. Застой.Реформа А.Н. Косыгина не доведена до конца.Отсутствие стимулов как

Слайд 13Среднегодовые темпы роста основных показателей экономического развития СССР по пятилеткам (в

Слайд 14Доля нефти и газа в экспорте СССР выросла с 16,2 до

Слайд 15Власть и общество в 1965-1970-ые гг.После смещения Н.С. Хрущева под лозунгом

Слайд 16Власть и общество в 1965-1970-ые гг.2)Закреплено право партии на контроль деятельности

Слайд 17Власть и общество в 1965-1970-ые гг.4) Усиливается роль силовых ведомств, армии

Слайд 18Борьба с инакомыслиемВ 1966 г по статье 70 УК СССР (Агитация

Слайд 19Петли истории…Систематическое распространение в устной форме заведомо ложных измышлений, порочащих советский

Слайд 20«Профилактическая работа»К уголовной ответственности по «политическим» статьям привлечено:В 1967-1970 гг. –

Слайд 21«Профилактическая работа»Принудительное лечениеТоварищеские суды, проработки

Слайд 22«Профилактическая работа»«Разъяснительная» беседаВынужденная эмиграция

Слайд 23Борьба с инакомыслием ограничивалась:Невозможностью возвращения к массовым репрессиямПринятием СССР международных обязательств

Слайд 24Изменение духовного климата в обществе Распространение самиздата и тамиздатаВещание западных радиостанций

Слайд 2525 августа 1968 года. Красная площадь.

Слайд 26Правозащитное движениеСуровое наказание А.Д. Синявского и Ю.М. Даниэля и жесткие действия

Слайд 28Академик А.Д. Сахаров«Отец водородной бомбы»Самый известный советский диссидент (помимо А.И. Солженицына)

Слайд 29Права человекаВ 1973 г. в СССР создана русская секция организации «Международная

Слайд 1СССР в годы коллективного руководства (1964-1985)
Стабильность и застой.

Слайд 213.10.1964 Н.С. Хрущев отправлен в отставку.
«Волюнтаризм» и «единоличные решения» сменяются принципом

Слайд 3Коллективное руководство
Политбюро ЦК КПСС (Политическое бюро ЦК КПСС) — руководящий партийный орган, избираемый

Слайд 5Меры правительства
Ликвидация реформ Хрущева
А) Возвращены отраслевые министерства
Б) Восстановлены партийные структуры
В) Прекращены

Слайд 6Меры правительства. С/Х.
«Новые ориентиры аграрной политики»
Разрешены ЛПХ
Снижен налог на доход колхозов
Установлен

Слайд 7Меры правительства. Промышленность.
Реформа А.Н. Косыгина – Е.Г. Либермана

Слайд 8Меры правительства. Промышленность.
Реформа А.Н. Косыгина – Е.Г. Либермана
Сокращалось количество директивных

Слайд 9Основные тенденции развития промышленности
Объединение мелких и средних предприятий в производственные объединения
Строительство

Слайд 10Байкало- Амурская магистраль
8 июля 1974 года «О строительстве Байкало-Амурской железнодорожной магистрали»

Слайд 11«Советское общество потребления»
1967 – введена пятидневная рабочая неделя
Расширяется сеть детский лагерей,

Слайд 12Проблемы экономики. Застой.
Реформа А.Н. Косыгина не доведена до конца.
Отсутствие стимулов как

Слайд 15Власть и общество в 1965-1970-ые гг.
После смещения Н.С. Хрущева под лозунгом

Слайд 16Власть и общество в 1965-1970-ые гг.
2)Закреплено право партии на контроль деятельности

Слайд 17Власть и общество в 1965-1970-ые гг.
4) Усиливается роль силовых ведомств, армии

Слайд 18Борьба с инакомыслием
В 1966 г по статье 70 УК СССР (Агитация

Слайд 19Петли истории…
Систематическое распространение в устной форме заведомо ложных измышлений, порочащих советский

Слайд 20«Профилактическая работа»
К уголовной ответственности по «политическим» статьям привлечено:
В 1967-1970 гг. –

Слайд 21«Профилактическая работа»
Принудительное лечение
Товарищеские суды, проработки

Слайд 22«Профилактическая работа»
«Разъяснительная» беседа
Вынужденная эмиграция

Слайд 23Борьба с инакомыслием ограничивалась:
Невозможностью возвращения к массовым репрессиям
Принятием СССР международных обязательств

Слайд 24Изменение духовного климата в обществе
Распространение самиздата и тамиздата
Вещание западных радиостанций

Слайд 26Правозащитное движение
Суровое наказание А.Д. Синявского и Ю.М. Даниэля и жесткие действия

Слайд 28Академик А.Д. Сахаров
«Отец водородной бомбы»
Самый известный советский диссидент (помимо А.И. Солженицына)

Слайд 29Права человека
В 1973 г. в СССР создана русская секция организации «Международная