Глава 4
1942-й кровавый
5 января 1942 года в Кремле состоялось заседание Ставки с участием членов Политбюро. Сталин поставил перед Красной армией задачу: гнать немецкие войска на запад без остановки и обеспечить таким образом полный разгром гитлеровских войск в 1942 году. Противоречить Верховному, как обычно, никто не решился. Находясь в состоянии эйфории после победы под Москвой, командование Красной армии запланировало на 1942 год несколько стратегических наступательных операций. Как известно, все они закончились неудачами и привели к тяжелейшим потерям. Первой из них стала попытка деблокировать Ленинград. Ставка постановила: совместным наступлением войск Ленинградского, Волховского и Северного фронтов — окружить и разгромить группу армий «Север».
17 декабря 1941 года, через 12 дней после начала советского контрнаступления под Москвой, был сформирован Волховский фронт во главе с генералом армии Кириллом Мерецковым. Командование располагалось в городе Малая Вишера. Мерецкову подчинялись 4 армии.
План операции был грандиозен. 2-я ударная и 59-я армии Волховского фронта должны были прорвать немецкую линию обороны по левому берегу реки Волхов и начать наступление по двум, расходящимся практически под прямым углом, направлениям. Одно из них — на север, в сторону Ленинграда, на соединение с 54-й армией Ленинградского фронта, с целью окружения немецких войск в «бутылочном горле» в районе Шлиссельбурга. Другое направление — на запад в сторону Луги, с целью отрезать все войска группы армий «Север», расположенные к западу от Ленинграда. Ставились задачи, которые будут решены (и то не полностью) только через два года, в январе 1944-го.
К январю 1942 года Волховский фронт выглядел грозной силой только на бумаге. Войска имели к началу операции лишь четверть боекомплекта. 4-я и 52-я армии были измотаны боями, в их дивизиях осталась треть личного состава. У свежих 2-й ударной и 59-й армий не хватало средств связи, боеприпасов и теплой одежды. Артиллерия была, но отсутствовали прицелы. Многие солдаты, набранные в основном из народов Средней Азии, плохо знали русский язык. В сформированных лыжных батальонах большинство бойцов впервые в жизни увидели лыжи. Фронт не имел постоянных квартир, а стоял в сырых болотах.
Командующий фронтом Мерецков, скорее всего, понимал невыполнимость приказа Ставки. Но противоречить боялся панически. Еще три месяца назад его избивали резиновыми палками в Сухановской тюрьме.
Поэтесса Ольга Берггольц записала рассказ комиссара 7-й армии Добровольского. Он говорил о Мерецкове: «Ходит не сгибаясь под пулями и минометным огнем, а сам туша — во!
— Товарищ командующий, вы бы побереглись.
— Отстань. Страшно — не ходи. А мне — не страшно. Мне жить противно, понял? Неинтересно мне жить. И если я захочу что с собой сделать — не уследишь. А к немцам я не побегу. Мне у них искать нечего. Я уже у себя нашел.
Я ему говорю: товарищ командующий, забудьте вы о том, что я якобы за вами слежу и вам не доверяю. Я ведь все сам, как вы, испытал.
— А тебе на голову ссали?
— Нет, этого не было.
— А у меня было».
29 января 1942 года, вскоре после начала наступления, Сталин лично написал Мерецкову письмо: «Уважаемый Кирилл Афанасьевич, дело, которое поручено Вам, является историческим делом. Освобождение Ленинграда, сами понимаете, великое дело. Я не сомневаюсь, что Вы постараетесь превратить это наступление именно в единый и общий удар по врагу, опрокидывающий все расчеты немецких захватчиков. Жму руку и желаю Вам успеха. И. Сталин».
Политическим комиссаром при Мерецкове был назначен Лев Мехлис, беспощадный сталинский опричник. Начальником политуправления Волховского фронта был Александр Запорожец, так же как Мерецков, арестованный НКВД и выпущенный во время войны. Начальник штаба фронта Григорий Стельмах тоже прошел тюрьму и пытки НКВД. Штаб Волховского фронта разъедали интриги. 2-й ударной армией командовал чин из НКВД, бывший заместитель Берии — Соколов, мнивший себя полководцем не хуже Суворова.
Из приказа генерала Соколова от 19 ноября 1941 года: «1. Хождение, как ползание мух осенью, отменяю и приказываю впредь в армии ходить так: военный шаг — аршин, им и ходить. Ускоренный — полтора, так и нажимать. 2. Холода не бояться, бабами рязанскими не обряжаться, быть молодцом и морозу не поддаваться. Уши и руки растирай снегом».
Накануне наступления Мерецков заменил Г. Соколова на Н. Клыкова.
Наступление Волховского фронта началось 13 января в 8 утра. Удар пришелся на стык 18-й и 16-й немецких армий. Советские лыжные батальоны захватили плацдармы на западном берегу Волхова в районе деревень Ямно и Арефино. Немецкий фронт был прорван в ширину на 30 километров, перерезано шоссе Ленинград — Москва и железная дорога Чудово — Новгород. Войска углубились в расположение противника на 75 километров.
Но быстрое успешное продвижение таило в себе опасность. 2-я ударная наступала по ледяной пустыне, замерзшим болотам, где изредка встречались деревни. По мере удаления от тылов снабжение становилось все более проблематичным. Оба фланга участка прорыва прочно удерживались немецкими войсками, расширить коридор не удавалось. Он насквозь простреливался немецкой артиллерией. Начальник тыла Волховского фронта генерал Анисимов, инструктируя своих офицеров, говорил, что если из 200 машин, посылаемых во 2-ю ударную армию, дойдет 50 — это будет удовлетворительно. Практически каждая операция по снабжению превращалась в операцию по прорыву.
Уже через месяц наступление забуксовало. 28 февраля Ставка существенно ограничила цели амбициозной поначалу операции. Наступать на Лугу больше не планировалось. Главная цель 2-й ударной — соединиться с 54-й под Любанью. Таким образом, даже задача прорыва блокады снималась с повестки дня. Ставилась сугубо тактическая цель — окружение немецких войск в районе Чудово — Любань.
Навстречу войскам Волховского фронта начала наступление 54-я армия Ленинградского фронта от Погостья в сторону Любани. Наступление продолжалось до 20 марта, но взять Любань не удалось.
ВОСПОМИНАНИЯ:
Дмитриев Павел
10 декабря была образована 2-я ударная армия, с единственной целью — прорвать блокаду Ленинграда. В нее входила дивизия как главная организация и 8 бригад. Я тогда был лейтенантом, командиром огневого взвода 894-го артиллерийского полка 327-й стрелковой дивизии[24] и в первый бой вступил в этой должности. Тогда мне было 21–22 года. Под моим командованием находилось не много людей — 28 человек и 2 огневых орудия: 122-миллиметровое и ездовое, все на конной тяге, — такая группа боевая.
Мы знали, что происходит в Ленинграде. Политработники очень достоверно доводили обстановку до красноармейцев и командиров. Мы понимали свою задачу. У нас тогда было желание, горение любой ценой прорвать блокаду, освободить город Ленина. Это двигало нами, хотя многого не хватало (армию очень поспешно сформировали). Мы не были обеспечены достаточным количеством боеприпасов, не было стрелкового оружия, связь плохо действовала. Иногда команды с огневых позиций передавали с помощью посыльных, или голосом, или сигнальными флажками. Вот в таком состоянии находилось войско, которое готовилось к решительному наступлению. Трудно было, очень трудно, но мы старались задачу свою выполнить. Тому, что не удалось, было много причин. Мы же прорвали оборону немцев на Волхове, вышли к Спасской Полисти, прошли через лесной бор, вышли к Любани со 110-м стрелковым полком, а дальнейшее продвижение совершить не смогли. Мы должны были в Любани встретиться с полками Ленинградского фронта. Но Ленинградский фронт был еще слабее: маломощный, необеспеченный, — он даже не мог прорвать оборону немцев, чтобы с нами соединиться.
Что такое орудия на конной тяге? Это лошади, самые незащищенные части войска. Один снаряд, и выпадает полностью тяга орудия. И очень часто приходилось вместо лошадей впрягаться солдатам. Были такие специальные лямки — мы одевали их и вместе с лошадьми вытягивали орудия из болот, тащили по новгородским лесам.
Коршунов Александр
Я был такой шустрый, что меня взяли в разведку, нас было 6 человек. Нам дали задание узнать огневые точки противника, нанести их на карту и взять языка. Был морозный день, но лед на реке еще не встал. Перебрались на другой берег, где немцы были, и вышли прямо на их дозорных: ходят от дзота до дзота с разных сторон. Они как переполошились, взбаламутились, начали стрелять перекрестным огнем, мы оттуда поскорей уходить. Когда бежали, меня ранили в ягодицу. Мы до воды добежали и в нее забрались. Сидим в речке, вода холодная, я чувствую: кровь прямо в валенки течет, и немцы на берегу суетятся — стреляют, а нас и не видно. Переждали мы, и когда все успокоилось, добрались до своих. В госпитале я пролежал 4 месяца.
К концу февраля между Ленинградским и Волховским фронтами в районе Любани — всего 15 километров. Последнее усилие — и немцы будут окружены. Однако снабжать армию по узкому коридору предельно тяжело. Солдатам выдавали по 1 сухарю в день и по 5 патронов для атаки. Раненые не получали помощи, и их невозможно было эвакуировать. В лютые морозы бойцы месяцами ночевали на снегу.
Из воспоминаний лейтенанта 382-й стрелковой дивизии Ивана Никонова: «За дни наступления пищи никакой не получали. Лошади стали падать. Люди бессилели и мерзли. Зажигали костры, на которых бойцы начинали гореть. Протянув руки к огню, человек уже не чувствовал, что они горят. Зажигалась одежда, и человек сгорал. Для замены одежды, снимали ее с убитых. Так было всю зиму».
Концентрация сил для удара на Любань продолжалась. К утру 23 февраля к Красной Горке подошли 46-я стрелковая дивизия и 22-я отдельная стрелковая бригада. Полкам предстояло наступать налегке, без артиллерии, обозов и медсанбата. Каждому бойцу выдали по 5 сухарей и 5 кусков сахара, по 10 патронов на винтовку и по 2 гранаты. Войска понесли огромные потери, но наступление провалилось.
Уже 1 марта 1942 года начальник германского Генерального штаба Сухопутных войск генерал-полковник Ф. Гальдер записал в дневнике: «Части противника, вырвавшиеся вперед в районе Любани, отрезаны нашими войсками». 2 марта на совещании у Гитлера решено было окончательно окружить 2-ю ударную армию. Гитлер заявил: «Не следует тратить сил на то, чтобы уничтожить противника. Если мы сбросим его в болота, это обречет его на смерть».
Любанская операция — первая наступательная операция 1942 года. Еще не был сдан Севастополь, не провалилась Керченская оборонительная операция, не были окружены войска Юго-Западного фронта и не началась кровавая мясорубка под Ржевом. Сталин очень не хотел, чтобы летняя кампания началась с жестокого поражения. В начале марта он решил поменять командующих фронтами. В Ленинград вместо Хозина отправился Говоров. В Малую Вишеру — Власов.
Говоров сразу приступил к командованию сначала ленинградским направлением, а потом и фронтом. А Власова назначили заместителем Мерецкова. Но всем было ясно, что судьба Кирилла Афанасьевича предрешена. 40-летний Власов — один из тех генералов, которые прославились в тяжелейшем 1941 году. За оборону Перемышля он награжден золотыми часами. Вывел 37-ю армию из окружения под Киевом. В битве под Москвой армия Власова освободила Волоколамск. Генерал награжден орденами Ленина и Красного Знамени. Важная деталь: Власов с Говоровым командовали соседними армиями, вместе наступали во время битвы под Москвой.
В начале апреля 1942 года генерал Власов был отправлен инспектировать полуокруженную 2-ю ударную армию. Командовавший армией генерал Клыков в это время неожиданно заболел, и Мерецков предложил Власову принять на себя командование по совместительству. Некоторые историки небезосновательно считают, что Власов стал жертвой интриги Мерецкова, который хотел избавиться от опасного конкурента.
Впрочем, это Мерецкову не помогло. Ленинградский и Волховский фронты объединили под командованием генерала Хозина. Теперь в Ленинграде командовал Говоров, а командующий фронтом Хозин осуществлял руководство из Малой Вишеры. Кирилла Мерецкова с понижением отправили на Юго-Западный фронт.
Назначение Власова не могло изменить обстановку в котле. Хотя умирающие от голода и болезней бойцы еще два месяца продолжали наступление.
Из воспоминаний лейтенанта 382-й стрелковой дивизии Ивана Никонова: «Из пришедшего пополнения несколько человек без пищи стали как умалишенные. Продуктов мы уже не получали. Переговорили со старичками, что надо убедить прибывших, чтобы ели, как мы, все органическое, что попадет. Многие уже опухали. Несмотря на то, что немцы вывешивали буханки хлеба, писали и кричали: „Русь, переходи — хлеб есть!“ — никто из моих бойцов на эту провокацию не поддался. Большое спасибо им за это».
Положение 2-й ударной армии было катастрофическим. Но командование волховского направления постоянно вводило в заблуждение Ставку, которая не представляла себе масштабов катастрофы.
В штабных планах на начало мая 1942 года не было и речи о выводе запертых на болотах войск. Генералы увлеченно продолжали рисовать на карте стрелки наступления. Однако 13 мая в Малую Вишеру из штаба окруженной 2-й ударной прилетел самолет. В нем находился член военного совета дивизионный комиссар Иван Зуев. Зуев нашел такие слова для доклада, что генералы-стратеги наконец опомнились. Уже на следующий день Ставка издала директиву об отводе войск. Но 30 мая немецкие войска окончательно закрыли коридор у Мясного Бора. В окружении остались 40 тысяч человек без боеприпасов и продовольствия. Бойцы получали по 50 граммов сухарных крошек в день. Ели осиновую и липовую кору.
Из докладной записки сотрудника Смерш: «Начальник политотдела 46-й стрелковой дивизии Зубов задержал бойца, когда тот пытался вырезать из трупа красноармейца кусок мяса для питания. Будучи задержан, боец по дороге умер от истощения».
Узкий проход для войск у Мясного Бора скоро стали называть коридором смерти. Шириной от 300 до 800 метров, он насквозь простреливался пулеметами и артиллерией. Последние бойцы и командиры вышли через коридор смерти в 20-х числах июня, после чего кольцо окружения замкнулось.
ВОСПОМИНАНИЯ:
Дмитриев Павел
Кормили нас в подготовительный период неплохо, обеспечивали до тех пор, пока не вышли к Любани и не оказались в окружении. В окружении были с 30 мая до 20 июня, выходили — продовольствия вообще не было. Я за это время получил паек — 5 граммов горохового концентрата на 23 дня и 13 граммов сухарей. Остальное питание — травка. Есть такая заячья капуста в Новгородских лесах, трехлистная, кисленькая. Вот наберем ее, сварим с останками лошадей падших (живых-то уже не было). Дороги были завалены лошадиными костями и требухой. И мы пользовались этим, не обращали внимания, что можем заболеть. Я дошел до последней стадии истощения.
22 июня 1942 года один наш танк прошел к нам через линию обороны немцев. Было принято решение выводить армию из окружения. Мне дали справку: «Безнадежно истощенный, выходить самостоятельно». Мы с Ушаковым Николаем Федоровичем (это мой младший лейтенант, начальник связи дивизиона, у него была открытая форма туберкулеза) обнялись и пошли выбираться из окружения. Справа и слева немцы. Между ними — коридор смерти, как его называли, простреливаемый насквозь. Это 4 километра, и каждый по нему эти 4 километра проходил, как на расстрел… но делать было нечего… И вот я вышел, а он не дошел 100 метров, его расстреляли немцы в упор.
На Волховском фронте я получил сухой паек и целую бутылку водки. Половину ее выпил сразу и это, наверное, меня спасло, потому что пища не сваривалась, она как-то растворялась и проходила насквозь, как через гуся. Поэтому я остался жив.
Спаслось много, зря говорят, что там все погибли — ничего подобного. Вот из нашего полка группа следующих пришла в 13 человек, во главе со старшим лейтенантом Бутылкиным. Образовалось что-то вроде прохода и их, шоферов, послали, с канистрами за бензином. Они пришли, конечно, без канистр, все прострелянные, но добрались живые.
В 894-м артиллерийском полку было более 700 человек, а осталось — 36. И этими остатками полка командовать назначили меня. Я его привел в Боровичи, там сформировали заново 327-ю стрелковую дивизию. Впоследствии она принимала активное участие в боях. За прорыв блокады Ленинграда, за овладение рощей Круглая она стала 64-й гвардейской стрелковой дивизией, позже вошла в 30-й гвардейский корпус, который прославился своими боевыми действиями.
Непоклонов Константин
В октябре 1941 года я получил специальность техник связи, и меня сразу призвали в армию. Военкомат направил в Гомельское военно-пехотное училище, а потом на передовую в район поселка Мостки, в 24-ю гвардейскую дивизию Волховского фронта, сначала командиром взвода, а через некоторое время командиром пулеметной роты 24-й гвардейской дивизии[25] 72-го полка. 2-я ударная армия попала в окружение. Наша дивизия сражалась, чтобы прорвать коридор для ее вывода.
У нас один решил себе сделать маленькое ранение в руку, чтобы уйти с фронта. Винтовку взял и стал нажимать курок. Я в это время как раз шел, увидел и сразу к нему, говорю: «Ты что делаешь?» Я его отдал сотрудникам Смерш, они его, наверное, судили.
Трофимова Ксения
В конце августа 1941-го все старались в Ленинград уехать, а для этого нужно было добраться до Тосно. Кто-то уходил пешком на Мгу, кто-то на Тосно. А у меня была старенькая мама, глухая. Она нянчилась с моими детишками. А у меня их к началу войны было трое, в 1940 году самый маленький родился — Славушка. Мама категорически отказалась уходить. В школе у нас размещался госпиталь, начальник госпиталя Гусев помог мне очень. Дал подводу, и я с детьми добралась до деревни, в которой жили родители моего мужа. Они не очень были довольны, потому что собирались уехать, а тут я с такой оравой. Вскоре немцы перекрыли все пути для отъезда, и мы оказались в оккупации до апреля 1942 года.
В 1942 году наша армия прорвалась сюда, в немецкий тыл, через Волховские болота. Нас хотели эвакуировать — была узкоколейка построена, и мы поехали. Но немцы закрыли эту дорогу, и мы оказались в окружении вместе с нашей армией. Наши самолеты иногда летали и сбрасывали продукты. Солдаты делились, чем могли, и все время утешали: «Прорвемся, прорвемся, потерпите».
В годовщину начала войны, 22 июня 1942 года, был тяжелый бой. Он шел весь день и всю ночь. Нас заранее предупредили, чтобы мы готовились, что ночь будет страшная. Я уложила детей, и тут начался просто чудовищный обстрел. Я на детей бросилась поперек и прикрывала их. Вот так и лежали. Потом уже я в стихах написала об этой ночи:
Вдруг удар. И огонь, и разрыв.
Боль ужасная грудь пронизала.
И в ногах у малюток своих
Я без чувства на землю упала.
Потом, когда пришла в чувства, я детей по болоту вытаскивала одного за другим. До кочки дотащу, а они уже опухшие, ходить почти не могут. Положу одного, вернусь за другим, его до кочки дотащу. И вот так всех троих перетаскивала. Потом мы добрались до полянки. Мы долго там были, несколько дней сидели. Опухли от голода страшно. Первым умер мой Славик, самый младший. Все просил: «Дай, дай». Я Славушку похоронила. Немцы нас и других людей вывезли в Рогавку. Там бросили в какое-то овощехранилище, детей от нас отобрали. Рядом оказались две медсестры. Они со мной делились валерианой. Через какое-то время нас стали грузить в вагоны, и детей в этот же поезд посадили. Привезли в Лугу, в концлагерь. Взрослые и дети находились в разных частях, а еще там были наши военнопленные за колючей проволокой.
Я была ранена в позвоночник, в крестцовую область, в ногу и около груди. В общем, вся была изранена. Приятельница, когда мылись в лагере, насчитала у меня 7 ран. Кормили нас какой-то баландой.
Когда я немножко стала ходить, то навещала ребят своих. Они были в тяжелейшем состоянии. Мне разрешили их вытаскивать на полянку в лагере. И вот я вытащу их на полянку и беседую. Мы мечтали, как отсюда убежим, доберемся до деревни к дедушке и бабушке, к моим родителям. У доченьки на теле появились синие пятна. Я говорю: «Доченька, неужели и ты у меня умрешь?» А она мне отвечает: «Нет, я не хочу умирать. Я хочу к деду Алексею и к бабе Ирине». Но она умерла, моя Оленька, а меня и рядом не было в этот момент. Нас немцы погнали в баню. Когда я вернулась в барак, то пришла медсестра из детского отделения и сказала: «Ваша доченька умерла». Я прихожу туда, беру ее на руки. Плачу. Потом пришли двое наших военнопленных, они утешали меня. Один говорит: «Не плачь, мамаша. У меня в Ленинграде семья осталась. Ты думаешь, они там живы? Так что не плачь». Они взяли тело дочери похоронить. Ее и других умерших увезли на кладбище. Похоронили в солдатской могиле, в сосновом бору, на горке.
28 июня Главное командование вермахта сообщило: «Грандиозный наступательный прорыв врага через Волхов с целью деблокады Ленинграда потерпел крах и привел к тяжелому поражению противника. По данным на сегодняшний день, враг потерял 32 759 пленными, 649 орудий, 171 танк. Потери врага погибшими превышают количество пленных в несколько раз».
Дивизионный комиссар Иван Зуев после доклада вернулся на самолете во 2-ю ударную и остался с армией до конца. С группой бойцов он пытался прорваться к своим, но был окружен. Зуев отстреливался, последнюю пулю оставил себе.
Около 40 тысяч солдат и штаб генерала Власова остались внутри кольца. В конце июня советским командованием были созданы специальные разведывательные группы для поиска и эвакуации генерала из окружения. Поиски шли до конца июля. Командованию долго не было известно, что 12 июля генерал был найден капитаном фон Шверднером в деревне Туховежи и взят в плен. На следующий день Власов был опознан по фотографии и отправлен в штаб 18-й армии, в Сиверскую, где его допросил лично командующий армией Линдеман. После того как генерал Власов перешел на сторону немцев, всю вину за провал операции возложили на него. Тень предательства пала и на всех, кто сражался под его командованием. О трагической судьбе 2-й ударной армии решено было забыть.
К памяти погибших коммунистическая власть относилась выборочно. Даже в 60–70-е годы, когда к власти пришло поколение фронтовиков во главе с Л. Брежневым, о 2-й ударной старались вспоминать как можно реже. Предавать захоронению останки десятков тысяч бойцов, погибших в коридоре смерти у Мясного Бора и в болотах Керести, начали добровольцы-поисковики. До сих пор большая часть поисковых работ выполняется энтузиастами военно-патриотических клубов со всех концов России.
Несмотря на неудачи, Ставка продолжала ставить перед Ленинградским фронтом задачу прорыва блокады. Из Ленинграда удар планировался со стороны знаменитого Невского пятачка. Уже 7 месяцев крохотный плацдарм на левом берегу Невы почти без артиллерии держал оборону и даже атаковал. В ноябре 1941-го сюда была брошена одна из самых боеспособных дивизий фронта — 168-я бондаревская. К середине декабря из героев Сортавалы, Тосны и Колпина в живых не осталось почти никого. 168-я задачу не выполнила. Ее сменила другая дивизия.
Говорят, на штабной карте этот плацдарм можно было накрыть пятикопеечной монетой. Отсюда, мол, и название — пятачок. Зимой 1942-го по нему било такое количество немецкой артиллерии, что с противоположного берега видели только сплошной столб пыли и дыма. Иногда удивлялись, откуда там дым, снег что ли горит? Бойцам выдавали белые масхалаты, но ими никто не пользовался. Земля была так перепахана, что снега на ней не осталось совсем.
Снабжение и вывоз раненых осуществлялись только ночью — через Неву. 24 апреля лед на реке затрещал. В тот же день командование немецкой 1-й пехотной дивизии приступило к ликвидации плацдарма. Внезапной атакой немцам удалось прорваться к берегу Невы и закрепиться там. Огневые точки, окопы переднего края были уничтожены мощным артиллерийским огнем. Последнее подкрепление защитникам пятачка поступило 26 апреля. Это были две роты 284-го полка. Всего бой на плацдарме вели 382 советских солдата. С немецкой стороны было задействовано не менее 6 батальонов 1-й пехотной дивизии, то есть около 3 тысяч человек. Утром 27 апреля остатки бойцов отошли к центру плацдарма и оказались в окружении. Последнее, что видели с правого берега Невы, — кусок маскировочного халата, на котором крупными буквами было написано: «Помогите».
5 июня началось наступление на немецкий плацдарм в районе Киришей. Его пытались взять все лето 1942 года, город Кириши был полностью уничтожен. Германская армия понесла тяжелейшие потери, но плацдарм не оставила.
В 1942 году немцы намеревались нанести основной удар на южном участке Восточного фронта — захватить Сталинград и Баку. Но неудачи Красной армии привели Гитлера к мысли, что и под Ленинградом можно добиться решающих успехов. Фюрер давно хотел перерезать Мурманскую железную дорогу, по которой шли в Советский Союз грузы из Англии и Америки. Чтобы выполнить эту задачу, необходима была помощь Финляндии.
4 июня 1942 года маршалу Маннергейму исполнилось 75 лет. Накануне вечером Гитлер вдруг заявил о намерении поздравить его лично. 4 июня на аэродром Иммала прибыл самолет с фюрером и генерал-фельдмаршалом Кейтелем. Банкет организовали прямо в штабном вагоне Маннергейма.
Говорят, что Маннергейм за столом поднял тост и пожелал, чтобы в этот день вместе с ним выпили все доблестные финские воины. Ему деликатно заметили, что это невозможно, так как в Финляндии с начала войны введен сухой закон. Маннергейм тут же приказал на время сухой закон отменить и выдать солдатам водки. Примерно на неделю финская армия потеряла всякую боеспособность.
Гитлер вручил Маннергейму рыцарский Железный крест, подарил на юбилей свой портрет, бронированный «мерседес» и три вездехода. Фюрер рассыпался в комплиментах и предложил финнам начать совместную операцию в Карелии — перерезать Мурманскую железную дорогу. Но Маннергейм ответил, что ключ к этой операции лежит в Ленинграде. Пока немцы не возьмут город, финны не смогут высвободить войска для наступления в Карелии.
Гитлер и Маннергейм. Июнь 1942 года
23 августа 1942 года в ставке Гитлера под Винницей было решено взять Ленинград штурмом. Операция получила кодовое название «Северное сияние». На помощь группе армий «Север» была переброшена 11-я армия, только что взявшая Севастополь. 27 августа под Ленинград прибыл штаб армии во главе с Эрихом Манштейном.
Про Манштейна Гитлер говорил: «Это лучшие мозги, которые когда-либо производил на свет весь корпус генштаба». Для личных встреч Гитлер и Манштейн всегда надевали на мундиры Железные кресты, полученные еще в Первую мировую войну. Они очень гордились этими наградами: Гитлер своим крестом 2-го класса, а Манштейн — 1-го класса. Под знаком фронтового братства начинался диалог, который почти всегда перерастал в жаркий спор. Гитлер, чувствуя профессиональное превосходство Манштейна, по рассказам очевидцев, просто впадал в бешенство, буквально валялся по полу, но все прощал своему любимому генералу. Ведь тот умел побеждать.
Вместе с Манштейном к Ленинграду на трех товарных составах прибыла самая большая немецкая пушка — знаменитая «Дора». Ее вес составлял 1350 тонн, она могла вести огонь снарядами весом 7 тонн и поражать цели на расстоянии 45 километров. После каждого выстрела требовалось 20 минут, чтобы снова привести ее в боеготовность.
ДОСЬЕ:
Генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн, 55 лет. Пруссак, из традиционной семьи военных. Герой Первой мировой войны. Автор плана по молниеносному захвату Франции в 1940 году. В 1941-м во главе танкового корпуса совершил рейд от Восточной Пруссии до озера Ильмень. Весной 1942-го уничтожил советские войска под Керчью, взял Севастополь. Среди офицеров вермахта имел прозвища: «Эрих-кулак» и «Сорок килограммов чистого мозга».
Немецкая суперпушка не сохранилась, но снаряд ее можно увидеть и потрогать в Артиллерийском музее Санкт-Петербурга. Немцы старались выбрать для обстрелов время, когда на улицах было многолюдно, били по жилым кварталам и хорошо знали, куда били. Потом немецких артиллеристов допрашивали, что они чувствовали, когда обстреливали город? — Ничего особенного, они делали свою работу: профессионально, добросовестно и с удовольствием. Каждый выстрел сопровождался выкриком, типа: «Эх, посмотреть бы, как рушится квартал!», «Несколькими семьями меньше!», «Еще кучка трупов!».
План Манштейна по взятию Ленинграда: с помощью привезенной из-под Севастополя мощной осадной артиллерии и авиации ошеломить город усиленной бомбардировкой. Начать мощное наступление на южном направлении к Средней Рогатке, прорвать оборону, а затем неожиданно повернуть на восток, форсировать Неву в районе Рыбацкого и по восточной окраине города соединиться с финнами. Однако у нового командующего Ленинградским фронтом Леонида Говорова были свои планы.
В 1920-е годы Говоров пытался вступить в партию. Когда его на партийном собрании спросили: «А зачем вам это нужно? Почему вы сейчас приняли это решение?» — Говоров простодушно ответил, что хочет поступать в Военную академию и поэтому должен быть членом партии. Разумеется, в партию его не приняли.
Говоров начинал войну по своей артиллерийской специальности. Он командовал артиллерией Резервного фронта, а потом Западного — того самого, которым командовал Жуков. 18 октября 1941 года, в момент самой острой фазы немецкого наступления на Москву, был тяжело ранен командующий 5-й армией Западного фронта генерал Лелюшенко, и Жуков принял неожиданное решение — назначить артиллериста Говорова командующим общевойсковой армией. Битва под Москвой закончилась победой Красной армии и те, кто сражался вместе с Жуковым, пошли вверх по карьерной лестнице. Генерал Власов стал командующим 2-й ударной армией, генерал Ватутин получил фронт, фронт получил и Говоров — Ленинградский.
ДОСЬЕ:
Говоров Леонид Александрович, 45 лет. Родился в семье сибирского крестьянина. Служил офицером в Колчаковской армии, перешел на сторону красных. Закончил академию имени Фрунзе и академию Генерального штаба. Свободно владел немецким языком. В 30-е годы чудом избежал ареста. Единственный комбриг выпуска 1935 года, доживший до начала войны. Летом 1941-го — начальник артиллерии Западного фронта.
С апреля 1942-го — командующий силами Ленинградского фронта. Беспартийный.
Леонид Говоров стал командующим фронтом будучи бывшим царским офицером и к тому же не являясь членом ВКП(б). Люди в Смольном считали: это непорядок. Член военного совета фронта, фактически руководитель Ленинграда Алексей Кузнецов лично собирал рекомендации о вступлении в партию нового комфронта.
Партийное руководство не смущал даже тот факт, что Говоров в Ленинграде регулярно посещал Николо-Богоявленский собор, который в то время был кафедральным. (В Ленинграде во время блокады оставалось всего 10 действующих церквей.) И Говоров присутствовал на рождественских и пасхальных богослужениях.
Впрочем, командующий не сильно рисковал. К 1942 году Сталин понял: Русская православная церковь — его союзник в борьбе с фашизмом. В идеологии надо опираться не столько на классовое, сколько на общенациональное.
Тем не менее, Говоров ярко выделялся на фоне других советских полководцев. Классический советский командующий фронтом обычно сквернословил, рукоприкладствовал, пьянствовал и посещал общество прекрасных медсестер и связисток. Сталин на подобные вещи смотрел сквозь пальцы, — боевые успехи важнее. Говоров был, напротив, необычайно формален, застегнут на все пуговицы, бытовых слабостей не имел. Однако в войсках появление нового командующего встретили без энтузиазма. Очень скоро Говорову присвоили обидные прозвища: бирюк и аптекарь. Он мало говорил, почти никого не хвалил, на рассказы о подвигах, жертвах и героических усилиях лишь болезненно морщился. От каждого требовал точности и досконального знания обстановки. Боевые командиры чувствовали себя перед командующим, как студенты на экзаменах. А требовательность проявлял крайнюю. У Говорова самое страшное ругательство было — «бездельники».
Новым командующим были недовольны не только командиры, но и рядовой состав. На передовой обессиленных голодом и боями людей Говоров заставил взяться за лопаты и строить новые укрепления, за счет которых можно было держать линию обороны меньшим числом солдат. Усиливая противотанковую защиту на южном фасаде обороны Ленинграда, командующий начал снимать части и отправлять их в тыл. Говоров страшно рисковал, но в результате, впервые за всю историю, Ленинградский фронт стал располагать резервом для наступления.
ВОСПОМИНАНИЯ:
Басистов Юрий
На Ленинградский фронт в начале 1942 года прибыл, наверное, самый правильный командующий. Нужен был человек спокойный, методичный. Человек, не бросающийся в прорыв, а умеющий подготовить почву для своих действий. Вот таким и был Говоров: умный, интеллигентный военный. Отличался он своей сосредоточенностью, лаконичностью формулировок. Не был матершинником, в отличие от многих других наших больших начальников.
Самым резким выражением, которым он пользовался, были слова: «Вы бездельник». Если на то пошло, самое возмутительное — быть бездельником, особенно на войне. Я думаю, что в этом сказался, прежде всего, его характер. И то образование, которое укрепило его как человека дела и человека слова. Он всю жизнь был человеком дела и слова.
Я не могу сказать, что встречал кого-либо, кто бы отнесся к Говорову с сомнением. Это военный трудяга, который выкладывался полностью. Недаром он рано заболел и рано, в общем-то, ушел из жизни. Ни парикмахерши особой, ни личной коровы, как у некоторых блокадных деятелей, никаких «походно-полевых жен» у него не было. Никогда он не пользовался какими-то особыми привилегиями. Он был исключительно светлый и чистый человек.
Приезд Говорова во многом изменил обстановку на фронте. Он сумел тогда обратить внимание на укрепление обороноспособности города, сумел создать идеальную систему контрбатарейной борьбы.
А вместе с тем, Говоров методично готовил первую свою крупную операцию по прорыву блокады города. И во всем этом сказался, безусловно, его военный талант и очень тщательный подход ко всему, что он делал, его высокая требовательность, ум и опыт предыдущей сложной жизни.
Куприн Семен
Самым популярным начальником у нас был Маршал Советского Союза Говоров Леонид Александрович. Мне трудно давать полную характеристику маршалу с позиции красноармейца. Но я помню, какое к нему было отношение простых солдат. Они считали, что маршал относится к ним по-отечески.
Куприн Семен
Смирнов Юрий
Меня направили в 90-ю дивизию[26], которая в то время дислоцировалась в Московской Славянке и Понтонном. В зиму 1942-го я занимался на курсах младшего начсостава. В свободное время мы помогали жителям убирать дворовую территорию. Вам трудно, наверное, представить, как было чисто в городе, а я помню это отчетливо. В период блокады паек у солдат был, конечно, больше, чем у гражданских. Нам давали, по-моему, 150 граммов хлеба и сухари дополнительно. Более или менее, на передовой кормили. Терпимо по сравнению с жителями Ленинграда.
После окончания курсов меня выпустили заместителем старшины, а когда пришел в часть, меня назначили замполитрука. Первоочередная задача части была — укрепить оборону. Уже в июне мы начали ставить рогатки на берегу Ижоры. Сколачивали их, обматывали колючей проволокой и, когда стемнеет, устанавливали.
И мы, и немцы стояли там тихонечко. Мы не трогали их, и они нас не трогали. Потом, в 1942 году, начали действовать немецкие истребители. А наши снайперы выходили на нейтральную полосу и оттуда из бесшумных винтовок стреляли немцев.
Когда мы были в Московской Славянке, напротив нас стояла испанская Голубая дивизия. Один их боец ночью перебрался к нам и подошел к спящему в ячейке солдату. Тот испугался, а испанец говорит: «Веди меня к командиру». Как он объяснил, трудно понять, но его привели. Испанский солдат сказал, что в 19-м полку существовала полковая передвижка — подходил танк, и оттуда рассказывали немцам, что делается на фронтах.
Басистов Юрий
Когда пришли холода и линия фронта замерла, немцы у нас хлебнули… Климат наш трудный, и их фронтовая жизнь стала совсем несладкой. И настроение упало. Это было понятно по прослушке переговоров. А мы это их состояние стремились развивать: обращались к ним в листовках, в звукопередачах.
Офицер и оператор вдвоем за плечами тащили аккумулятор и маленькую окопную звукостанцию на передний край. Быстро обустраивались и — в эфир: «Ахтунг, ахтунг иэр шприхт дер зенд дер рут арме». В переводе: Внимание! Здесь говорит передатчик Красной армии.
В нашей армии были станции на 150, 300 и 500 ватт. «Пятисотка» имела несъемный рупор, а нужно было как можно ближе подъехать к линии фронта, найти укромное место, замаскироваться, провести передачу и быстро уехать. Немцы засекали такую станцию и могли начать артобстрел. В 55-й армии Ленинградского фронта придумали разместить звукостанцию на танке. Танкисты выделили старенький Т-26, и на него смонтировали устройство. Мне приходилось на этом танке вещать несколько раз, правда, не очень удачно. Когда шла передача, рядом разорвался снаряд, нас осыпало осколками, и один горячий осколок попал мне под глаз. Позже выяснилось, что глаз цел, а вот танк подбили.
Когда под Ленинград переправилась тяжелая немецкая артиллерия, Говоров усилил артиллерийскую разведку, выдвинул свои орудия на передовую и построил для них укрытия. Он полностью поменял тактику контрбатарейной борьбы.
Как только начинался обстрел Ленинграда, наши контрбатарейные подразделения открывали огонь по штабам, тылам противника, по железнодорожным узлам и прочим важным объектам. Это вынуждало немецкую артиллерию переносить огонь на позиции наших контрбатарейных частей. При методе вызова огня на себя наши контрбатарейщики должны были нести огромные потери, но этого не случилось, потому что орудия были тщательно укрыты инженерными сооружениями.
Уже летом 1942-го Ленинград успешно противостоял немецкой артиллерии. 9 августа система контрбатарейной борьбы прошла необычную проверку. В Ленинградской филармонии исполняли 7-ю симфонию Шостаковича. Из осажденного города концерт транслировали по радио. Его слышали немцы. Но ничего не могли поделать.
На протяжении всего концерта работала контрбатарейная артиллерия. Было высчитано, что на исполнение симфонии с антрактом потребуется 1 час 20 минут, плюс 30 минут на то, чтобы доехать до филармонии, плюс 30 минут на то, чтоб от филармонии разъехаться по домам. И ровно 2 часа 20 минут все стволы контрбатарейной артиллерии Ленинградского фронта вели огонь по противнику. Ни одно немецкое орудие не выстрелило по городу.
ВОСПОМИНАНИЯ:
Морозов Михаил
Немец подвез под Питер крупную артиллерию из Германии. Стал обстреливать нас 13-дюймовыми снарядами. У нас, на линкоре «Марат», снаряды 12 дюймов, а у них — 13. Один раз попал такой снаряд в наш «Марат». Пробил все сопротивление и в среднем турбинном отделении прошел над головой Юры Чупруна, да так близко, что ему волосы сожгло — спалило подчистую. Снаряд прошел через переборку в правый холодильник, а там не взорвался, а просто раскололся. После этого командование сразу приняло решение: везти облицовочные гранитные плиты со стенок и покрывать ими всю палубу на линкоре. Снаряды падали и на этих гранитных плитах разрывались, а палубу не пробивали.
Хомивко Иван
Пока не очистили Финский залив от мин, большие корабли в море не выходили. В феврале 1942 года я попал на эскадренный миноносец «Сторожевой», который стоял на позиции и обстреливал немецкую передовую. Мы били по районам Пушкина и Колпина. Наши корректировщики находились на передовых позициях в окопах. Предельная дистанция для наших «стотридцаток» — 28 километров, а уж орудия линкоров и на 37 километров доставали. На корабле бытовые условия неплохие, есть отопление кубриков, хотя, с другой стороны, в «Сторожевой» было 3 прямых попадания.
Устиновский Юрий
На Ленинградский фронт я попал в июне 1943 года сразу после выпуска из училища, в 30-ю воздушную армию. Я был назначен в 140-й бомбардировочный авиационный полк[27], который базировался на аэродроме Плеханово, под Волховом. Этот полк переформировали после Сталинграда. На аэродроме Плеханово началась моя служба на самолетах П-2.
Все знают, что блокированный Ленинград и фронт подвергались жесточайшим авиационным бомбардировкам и обстрелу из дальнобойных орудий. Наши самолеты П-2 летали на подавление дальнобойных батарей. Летали в район Мги, Синявино. Потом, когда перебазировались на аэродром в Левашово, летали в Финляндию, опять-таки во Мгу, на Ораниенбаумский пятачок и еще много куда.
Устиновский Юрий
Саксин Иван
В 1942 году на южном фронте пришлось сдать город Ростов-на-Дону, и еще два небольших городка около Ростова. Сталин издал приказ № 227, которым вводились заградительные отряды и штрафные батальоны. Приказ был очень жестокий.
Однажды, я как раз дежурил на бронепоезде, прибежал рассыльный, сказал построить весь личный состав на улице, против штабного вагона. Люди вышли на построение. Доложили командиру. Вышли из штабного вагона командир Фостиропуло Матвей Григорьевич (грек по национальности) и его помощник младший политрук Татарский. Скомандовали «смирно». Командир берет в руки приказ и начинает читать. Прочитал — мертвая тишина стоит. Берет приказ комиссар и говорит примерно следующее: «То, что вы сейчас услышали, каждый должен пропустить через свое сердце. Это не только приказ войскам южного фронта, которые сдали город немцам, но и всем нам. В приказе сказано: ни шагу назад. Так вот, чтобы он лучше дошел до каждого из вас, я прочитаю его вторично». За всю мою службу это был первый случай, чтобы приказ читали дважды: командир и комиссар.
Шуркин Сергей
Мы были зачислены в 142-ю Краснознаменную стрелковую дивизию[28]. Я попал в 588-й полк. Командир 142-й дивизии сформировал батальон с целью обеспечить резервы. В 1942 году, после приказа Сталина № 227, наш батальон переформировали в 10-й заградотряд 23-й армии. Ввиду спокойной обстановки на этом участке фронта, мы занимались в основном боевой подготовкой, нас готовили как сержантов войсковых частей.
Я со многими беседовал: и с солдатами, и с офицерами, — и не слышал, чтобы расстреливали солдат, которые отходили. Такого я не знаю. Солдата надо остановить, дать ему успокоиться и снова занять свое место, показать: ложись здесь, жди противника, стреляй, отражай атаку. Наша основная цель была — остановить отступающих, а не расправиться с ними. Заградотряды так же вливались в линию обороны, отражали атаки немцев. Кстати, заградотряды были и у немцев, не только у нас. Штрафные батальоны тоже у немцев были. Может быть в какие-то моменты, когда обстановка осложнялась, и применялось оружие, но не в массовом порядке. Может быть, отдельных личностей, тех, которые шумели или паниковали, расстреливали, но в бою паника — это самое страшное. Если паника начнется, то совладать с ней тяжело.
Вот я приведу пример паники в нашем батальоне. Как-то мы расположились отдохнуть, сели на опушке, и вдруг выбегает солдат из леса и кричит: «Немцы, финны, немцы, финны!» Мы сразу как-то все опешили, всполошились, начали собираться, бежать. А у нас был пулеметчик, Саша Иванов. Он установил пулемет и очередью срезал этого провокатора. Затем скомандовал: «К бою!» Мы приняли боевой порядок и начали бой уже самым организованным образом. Поэтому говорить однозначно, что заградотряд или заградбатальон — это такие свирепые энкавэдэшники, я считаю, неправильно.
С начала июля 1942-го в Ставке Верховного командования разрабатывался план операции по прорыву блокады Ленинграда южнее Ладожского озера — в районе Синявино. На этом участке Ленинградский и Волховский фронты разделяло всего 16 километров.
Синявинские высоты — небольшая возвышенность, всего 57 метров. Но отсюда местность просматривается больше чем на 2 километра. Это давало возможность артиллерии поражать любые цели с большой дистанции. Кто владел высотами, тот был царем и Богом на этой земле. С сентября 1941-го здесь хозяйничали гитлеровцы. За 11 месяцев они построили оборонительные позиции, где на каждый километр приходилось до 30 огневых точек и 50 блиндажей, врытых в землю на глубину 6–7 метров. Обычными снарядами их было не взять. Передний край прикрывали минные поля и искусственные заграждения.
Немцы придумали оригинальный способ строительства искусственных заграждений. В землю вбивали два ряда кольев и стягивали их проволокой. Пространство между рядами заполняли мокрой землей и бревнами. Получался забор высотой и толщиной 2–3 метра. Причем землю, которую засыпали внутрь, брали со стороны противника и, таким образом, перед самим укреплением образовывался еще и глубокий ров, который быстро заполнялся болотной водой. В заборе делали огневые точки с бойницами.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
1942, Оборона Ленинграда. Наступление советских войск в районах Ржева и Воронежа
События лета и осени 1942 г. под Сталинградом и на Северном Кавказе протекали в стратегической связи с действиями сторон на других направлениях советско-германского фронта. В июле – ноябре напряженная борьба развернулась на северо-западном и западном участках фронта и в районе Воронежа. Советские войска, находившиеся в обороне, предприняли несколько частных наступательных операций, в которых наряду с конкретными задачами (улучшение оперативного положения советских войск под Москвой и Ленинградом, ликвидация демянского плацдарма врага, освобождение Воронежа) преследовалась общая стратегическая цель – сковать как можно больше войск противника, нанести ему потери в живой силе и боевой технике, вынудить гитлеровское командование ввести в бой резервы, чтобы не допустить их переброски на сталинградское и кавказское направления.
Боевые действия под Ленинградом и в районе Демянска
Обстановка под Ленинградом и в целом на северо-западном направлении к лету 1942 г. определялась итогами борьбы на этом участке фронта за первую половину года. В ходе напряженных боев в январе – июне войска Ленинградского, Волховского и Северо-Западного фронтов не только сковали группу армий «Север», облегчив действия Советской армии в зимнем наступлении под Москвой, но и окончательно сорвали план гитлеровского командования по захвату Ленинграда, соединению немецких и финских войск. Не сумев сломить упорства защитников города, неся серьезные потери, противник вынужден был приступить к укреплению своих оборонительных рубежей на ленинградском участке фронта.
Войска группы армий «Север» не имели возможности в ближайшее время возобновить наступление на Ленинград, поскольку все стратегические резервы и маршевое пополнение весной и в начале лета 1942 г. перебрасывались на юг для подготовки и проведения «главной операции» на южном крыле Восточного фронта. Тем не менее вынужденное прекращение активных действий Волховского и Ленинградского фронтов на любанском направлении, где не удалось ликвидировать группировку врага в районе Кириши, Любань, Чудово, и успех противника в деблокаде демянской группировки существенно осложнили обстановку для советских войск. На блокированной территории вокруг Ленинграда оставались 42, 55 и 23-я армии, Приморская и Невская оперативные группы Ленинградского фронта и Краснознаменный Балтийский флот.
Суровые условия жизни, непрерывные бомбежки и артиллерийские обстрелы не поколебали моральный дух и стойкость ленинградцев. С весны 1942 г. в связи с улучшением продовольственного и топливного положения в городе за счет перевозок по Ладожской ледовой дороге руководство обороной Ленинграда приступило к ликвидации тяжелых последствий блокадной зимы 1941–1942 гг. Прежде всего были приняты меры к восстановлению здоровья и работоспособности населения. Начались работы по наведению санитарного порядка, восстановлению городского хозяйства, и в первую очередь водопровода и транспорта. Все это позволило активизировать работу ленинградской промышленности. Оборона города Ленина – колыбели Великого Октября – стала делом всего советского народа. Выступая в июне 1942 г. на заседании Верховного Совета СССР, А. А. Жданов говорил: «Каждый ленинградец, мужчина и женщина, нашел свое место в борьбе и честно выполняет свой долг советского патриота».
Военный совет Ленинградского фронта отдавал боевые приказы войскам и Балтийскому флоту, определял производственные задания коллективам заводов, фабрик и строительных организаций.
С зимы 1941/42 г. в войсках Ленинградского фронта широкий размах получило снайперское движение. В условиях блокады оно имело огромное значение, так как заметно активизировало оборону. Боевые успехи самых метких стрелков были достойно отмечены. 6 февраля 1942 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР 10 снайперам было присвоено звание Героя Советского Союза, а 130 – награждены орденами и медалями.
Большую роль в мобилизации воинов на повышение боевой активности, мужества и стойкости, воспитания непоколебимой веры в победу над врагом играла партийно-политическая работа в войсках фронта. Военный совет Ленинградского фронта отмечал, что командиры, политорганы, партийные и комсомольские организации должны вести работу с личным составом так, «чтобы люди искали схватки с врагом. И это должно быть не единичным явлением, а массовым».
При воспитании воинов использовались разнообразные формы партийно-политической работы. Выполняя указания ЦК партии, перед бойцами и командирами регулярно выступали члены Военного совета фронта А. А. Жданов, А. А. Кузнецов, Т. Ф. Штыков, Н. В. Соловьев, начальник политуправления фронта К. П. Кулик, члены военных советов армий, военкомы оперативных групп, начальники политорганов армий и соединений.
Положительно влияли на личный состав встречи с жителями блокированного города, с делегациями из других городов и братских союзных республик.
Заметно повышалась действенность печатной пропаганды. На страницах фронтовой и армейских газет со статьями, очерками и стихами выступали известные писатели и поэты: О. Берггольц, В. Вишневский, М. Дудин, А. Прокофьев, В. Саянов, Н. Тихонов и другие. Большое воспитательное значение имел документальный фильм «Ленинград в борьбе», выпущенный Ленинградской студией кинохроники. Он начал демонстрироваться накануне летних боев 1942 г. и как бы подводил итог первому году битвы за Ленинград. В фильме правдиво и впечатляюще были показаны борьба и жизнь героических защитников города. Он призывал всех к новым боевым и трудовым подвигам.
Благодаря принятым ЦК партии мерам партийно-политическая работа велась конкретно, целеустремленно.
Большая работа проводилась по усилению оборонительных позиций под Ленинградом, особенно после утраты плацдарма на левом берегу Невы в районе Московской Дубровки, названного воинами Невским пятачком. В апреле, во время ледохода на Неве, противник штурмом захватил его, лишив войска фронта выгодного исходного района для предстоящего наступления в целях прорыва блокады. Поэтому Ставка, получив сообщение о потере этого важного плацдарма, 29 апреля потребовала от Военного совета фронта тщательно обследовать состояние оборонительных рубежей и принять меры для их укрепления.
В мае Военный совет фронта представил в Ставку подробный план работ по совершенствованию обороны Ленинграда, и вскоре эти работы начались. К концу года каждая армия и оперативная группа оборудовала по две полосы. Непосредственно за ними была создана система внутренней обороны города (ВОГ), которая состояла из внешней полосы и городских секторов. Внешняя полоса ВОГ делилась на четыре района: южный, западный, восточный и северный. Она оборудовалась по-полевому, то есть в виде батальонных районов, подготовленных к занятию их полевыми войсками. Городские секторы обороны, намеченные еще в 1941 г., представляли собой систему опорных пунктов, включали подготовленные к круговой обороне здания и заводские территории. За лето и осень 1942 г. ленинградцы оборудовали более 8100 пулеметных и артиллерийских огневых точек, отрыли свыше 1500 окопов, оборудовали до 200 командных и наблюдательных пунктов, соорудили более 17 км баррикад, 25 км противотанковых рвов и 52 км ходов сообщения. Всего было создано шесть секторов обороны – Кировский, Московский, Володарский, Красногвардейский, Выборгский, Приморский – и оборонительная полоса Балтийского флота в самом центре Ленинграда. Приказом командующего внутренней обороной города генерала С. И. Кабанова от 17 июня 1942 г. каждому сектору определялись границы, линии их переднего края, основные оборонительные рубежи, узлы сопротивления и опорные пункты.
Ленгорисполком 31 мая 1942 г. принял специальное решение о мобилизации населения города на быстрейшее завершение оборонительных работ. После бесконечно долгой блокадной зимы ленинградцы снова стали строить оборонительные рубежи. Если в апреле на этих работах находилось 2 тыс. человек, то в июле – около 45 тыс. человек.
Для занятия внешней полосы обороны и секторов были выделены специальные части под руководством командующего ВОГ. Предполагалось, что в условиях непосредственной угрозы в его распоряжение дополнительно поступят: от Балтийского флота – 24 батальона с кораблей, от военизированной и пожарной охраны – 22 стрелковых батальона и от милиции – 12 батальонов. С кораблей на усиление обороны города передавалось 175 орудий малокалиберной артиллерии. Для стрельбы по наземным целям в пределах городской черты привлекалось также 14 зенитных дивизионов. В качестве артиллерии дальнего действия широко использовалась артиллерия Балтийского флота. В результате система полевых укреплений в полосах всех армий фронта совершенствовалась, а территория Ленинграда и пригороды были превращены, по существу, в сплошной укрепленный район.
Совершенствовалась и противовоздушная оборона. Еще в ноябре 1941 г. Военный совет Ленинградского фронта принял меры по ее усилению. 2-му корпусу ПВО оперативно была подчинена авиация 7-го истребительного авиационного корпуса и зенитные средства Балтийского флота. Командующему военно-воздушными силами фронта было дано указание улучшить взаимодействие фронтовой авиации с войсками ПВО. Зимняя передышка была использована для повышения боевой готовности авиационных, зенитных артиллерийских и прожекторных частей и подразделений войск ПВО.
Весной 1942 г. воинам противовоздушной обороны Ленинграда пришлось отражать воздушное наступление врага на корабли Балтийского флота, организованное по плану «Айсштосс» («Ледяной удар»). К этой операции противник привлек крупные силы авиации 1-го воздушного флота и дальнобойную артиллерию 18-й армии. Объектом для удара явились вмерзшие в лед крупные советские боевые корабли.
Первый удар гитлеровцы нанесли 4 апреля. Однако он оказался малоэффективным. Подавить противовоздушную оборону города и флота и обеспечить свободу действий своей авиации противнику не удалось. При налете вражеских бомбардировщиков советские истребители своевременно поднялись в воздух. Мощный заградительный огонь зенитчиков встретил фашистские самолеты на подступах к городу. К Ленинграду смогли прорваться из 132 лишь 58 бомбардировщиков, сбросивших 230 фугасных бомб. Нанеся незначительные повреждения одному боевому кораблю, враг потерял в воздушных боях и от огня зенитной артиллерии 18 самолетов.
Вторая попытка прорваться к кораблям Балтийского флота была предпринята в ночь на 5 апреля. В налете участвовало 18 бомбардировщиков. Для освещения целей они сбросили осветительные бомбы на парашютах. Советские зенитчики расстреляли эти бомбы. К городу прорвалось всего 8 самолетов, но они были вынуждены беспорядочно сбросить свой груз. В конце апреля фашисты еще четыре раза пытались нанести удары по кораблям флота. Одиночным самолетам удалось причинить некоторый ущерб боевым кораблям. Так, одна бомба попала в линкор «Октябрьская революция», а другая – в крейсер «Киров». Однако экипажи кораблей сумели быстро устранить повреждения. В этих налетах противник потерял еще 60 самолетов и в конце концов отказался от операции «Айсштосс».
Не справившись с задачей уничтожения советских кораблей на Неве, гитлеровцы возобновили минирование фарватеров в Финском заливе и в дельте Невы. Только с конца мая до середины июня они произвели с этой целью свыше 300 самолето-пролетов. Во время минных постановок фашистская авиация потеряла 75 самолетов.
В ходе боевых действий весной 1942 г. войска ПВО совершенствовали систему управления. В апреле 2-й корпус ПВО был преобразован в Ленинградскую армию ПВО, командующим которой был назначен генерал Г. С. Зашихин, а членом Военного совета – председатель Ленгорисполкома П. С. Попков.
Свой вклад в усиление противовоздушной обороны Ленинграда внесли и ученые. Группа ленинградских инженеров во главе с доктором технических наук Ю. Б. Кобзаревым (в 1941 г. вместе с другими сотрудниками Ленинградского физико-технического института он был удостоен Государственной премии за работы в области радиолокации) предложила существенные конструктивные усовершенствования радиолокационной станции «Редут» (РУС-2), что позволило в любую погоду и в любое время суток обнаруживать вражеские самолеты на подходе к Ленинграду и уничтожать их средствами ПВО.
Количество воздушных налетов на Ленинград резко сократилось. Но фашисты настойчиво продолжали варварские обстрелы города из дальнобойных орудий. Поэтому борьба с артиллерией противника занимала важное место. Она активно велась на протяжении всего периода вражеской блокады. Подтянув к городу дальнобойную артиллерию, гитлеровцы долгое время разрушали его почти безнаказанно. Для противодействия врагу на Ленинградском фронте была создана специальная фронтовая контрбатарейная группа, которая вначале придерживалась оборонительной тактики: открывала ответный огонь по батареям противника лишь в целях их нейтрализации. Для полного разгрома вражеских батарей еще не хватало ни сил, ни средств.
В марте 1942 г. Ставка направила на Ленинградский фронт две авиационные корректировочные эскадрильи. В это же время здесь были сформированы воздухоплавательный отряд, две звукометрические батареи и два дивизиона артиллерийской инструментальной разведки. Это позволило усилить разведку огневых позиций вражеских батарей и лучше корректировать огонь контрбатарейной артиллерии. Артиллерийские части фронта стали получать больше снарядов крупных калибров (по 5 тыс. ежемесячно). В борьбе с артиллерией противника появилась реальная возможность перейти от оборонительной тактики к наступательной.
Контрбатарейной борьбой руководили начальник артиллерии фронта генерал Г. Ф. Одинцов, начальник штаба артиллерии фронта полковник Н. Н. Жданов, начальники артиллерии 42-й и 55-й армий генералы М. С. Михалкин и В. С. Коробченко, начальник артиллерии Балтийского флота контр-адмирал И. И. Грен. Во все детали этой борьбы вникали командующий фронтом генерал Л. А. Говоров и член Военного совета А. А. Жданов. Много внимания ей уделяли начальник артиллерии Советской армии генерал Н. Н. Воронов и начальник штаба артиллерии Советской армии генерал Ф. А. Самсонов.
Фронтовая контрбатарейная группа, находившаяся в подчинении командующего артиллерией фронта, имела в своем составе три корпусных артиллерийских полка, пушечную артиллерийскую бригаду, морскую артиллерийскую железнодорожную бригаду и мощную артиллерию Балтийского флота – орудия линкоров, крейсеров, эсминцев и фортов Кронштадтской крепости.
В дальнейшем к контрбатарейной борьбе стали широко привлекать и военно-воздушные силы фронта и флота. Авиация производила разведку расположения вражеских батарей, наносила по ним бомбардировочно-штурмовые удары и корректировала огонь артиллерии.
Контрбатарейная борьба планировалась штабом командующего артиллерией фронта. Планы составлялись на пятидневку и утверждались Военным советом фронта. С лета 1942 г. стали проводиться артиллерийские (а затем и артиллерийско-авиационные) операции по уничтожению батарей противника, обстреливавших Ленинград. Цель таких операций заключалась в том, чтобы не только уничтожать батареи, а главное – взрывать запасы снарядов на огневых позициях. Каждая операция разрабатывалась штабом артиллерии фронта совместно со штабом командующего военно-воздушными силами фронта. Продолжалась она несколько дней. Мощные удары артиллерии и авиации, как правило, достигали цели, хотя и требовали огромного расхода снарядов и бомб.
Уже к июню 1942 г. в контрбатарейной борьбе произошел перелом. Обстрел города сократился. Если до июня противник выпускал ежемесячно 3–4 тыс. снарядов, то в июле – 2010, в августе – лишь 712, в сентябре – 926, то есть интенсивность обстрелов уменьшилась в 3–4 раза. Авиация Ленинградского фронта и Балтийского флота совершила с марта по декабрь 1942 г. более 1500 самолето-вылетов на подавление батарей противника. Сокращение обстрелов города убедительно свидетельствовало о том, что инициатива в контрбатарейной борьбе прочно перешла к советским войскам.
Один из активных организаторов контрбатарейной борьбы под Ленинградом генерал Н. Н. Жданов приводит такой эпизод: «В воскресный день 9 августа 1942 года ленинградцы впервые в торжественной обстановке слушали Седьмую симфонию Д. Шостаковича, посвященную автором нашей борьбе с фашизмом, нашей грядущей победе, родному Ленинграду. Во время этого необычного в условиях блокады концерта в филармонии вражеские батареи вынуждены были молчать, хотя площадь Искусств, где находится филармония, подвергалась обстрелу очень часто.
Симфония исполнялась под грохот стрельбы нашей артиллерии».
Успехи в контрбатарейной борьбе на Ленинградском фронте – результат того, что воины артиллерийских и авиационных соединений и частей фронта и флота отдавали все силы, знания и опыт, чтобы спасти город от разрушения. И недаром, признавая заслуги артиллерии, ленинградцы любовно называли ее огневым щитом Ленинграда.
Совершенствуя оборону города и готовясь к отражению ожидаемого летом вражеского штурма Ленинграда, Военный совет Ленинградского фронта и горком партии постоянно держали в центре внимания единственную фронтовую коммуникацию – путь через Ладожское озеро, значение которого для жизни и борьбы ленинградцев трудно переоценить.
Одной из неотложных мер была эвакуация женщин, детей и стариков. Хотя зимой 1941–1942 гг. по Ладоге было вывезено около 555 тыс. человек, к началу июля 1942 г. в Ленинграде еще оставалось 1 100 тыс. жителей.
5 июля Военный совет Ленинградского фронта принял постановление «О необходимых мероприятиях по г. Ленинграду». Оно предусматривало эвакуацию нетрудоспособного населения и определенной части высококвалифицированных рабочих, промышленного оборудования, а также укрепление войсковой обороны и другие оборонительные мероприятия. В городе нужно было оставить, писал бывший секретарь Ленинградского городского комитета партии А. А. Кузнецов, лишь то количество населения, которое необходимо для нужд фронта и флота, оставить по преимуществу таких людей, которые были бы способны в любой момент превратиться из рабочего и служащего в бойца.
Большое значение руководители обороны Ленинграда придавали созданию продовольственных запасов, обеспечению города топливом и электроэнергией, увеличению численности и повышению технической оснащенности войск Ленинградского фронта. Успешное решение всех этих неотложных проблем в значительной степени зависело от усилий Ладожской военной флотилии и Северо-Западного речного пароходства.
Подготовка к навигации 1942 г. на Ладожском озере началась задолго до ледохода. Еще зимой приступили к сооружению новых портов, пирсов, причалов и подъездных путей. Особенно большой размах приняли работы по сооружению на западном и восточном берегах Шлиссельбургской губы Осиновецкого и Кобоно-Кареджского портов. К концу навигации они имели соответственно 14 и 13 пирсов, мощные железнодорожные узлы и способны были обеспечить перевалку поступавших для Ленинграда грузов и эвакуационные перевозки.
К открытию навигации Ладожская военная флотилия и Северо-Западное речное пароходство насчитывали 116 пароходов, катеров, барж и других судов общей грузоподъемностью 32 765 тонн. Однако плавсредств не хватало, и их приходилось доставлять из других речных бассейнов. Кроме того, по решению Государственного Комитета Обороны развернулось строительство деревянных и металлических барж. Деревянные баржи строились на верфи, созданной на базе Сясьского целлюлозно-бумажного комбината, а металлические – на ленинградских судостроительных заводах. Всего в течение года были построены 31 деревянная баржа грузоподъемностью 350 тонн каждая и 14 металлических барж грузоподъемностью от 600 до 800 тонн. Кроме того, судостроительные заводы города спустили на воду более 100 небольших самоходных тендеров грузоподъемностью до 25 тонн.
Для снабжения Ленинградского фронта и города горючим по постановлению Государственного Комитета Обороны между восточным и западным берегами Шлиссельбургской губы Ладожского озера был проложен подводный трубопровод пропускной способностью 300–350 тонн в сутки. Он вступил в строй 18 июня 1942 г. и был практически неуязвимым для противника.
Ежесуточный объем перевозок в Ленинград был определен в размере 4,2 тыс. тонн грузов, а из города – 1 тыс. тонн грузов и 3 тыс. человек. Для организации доставки грузов с восточного берега Ладожского озера и ведения погрузочно-разгрузочных работ Военный совет Ленинградского фронта создал Управление подвоза. Чтобы увеличить объем перевозок через озеро до 7 тыс. тонн (4 тыс. тонн с восточного и 3 тыс. тонн с западного берега) и довести число эвакуируемых до 10 тыс. человек в сутки, Военный совет фронта в конце июня 1942 г. изменил систему организации перевозок. Управление подвоза было реорганизовано в Управление перевозок. В его ведение передали все порты и поручили организацию погрузочно-разгрузочных работ. Ладожская военная флотилия теперь отвечала только за перевозку грузов на судах, за оборудование водной трассы и ее охрану.
Перевозки по Ладожскому озеру осуществлялись по двум трассам: малой (29 км) – от Кобоны до Осиновца и большой (150 км) – от Новой Ладоги до Осиновца. На большой трассе действовали озерные баржи и буксиры Северо-Западного речного пароходства, тральщики и канонерские лодки Ладожской военной флотилии. На малой трассе использовались более мелкие суда, в том числе речные баржи и тендеры. На большой трассе перевозки осуществлялись конвоями, на малой – одиночными судами.
Навигация на Ладоге открылась в конце мая и длительное время проходила при неблагоприятных метеорологических условиях. К тому же ладожская коммуникация постоянно подвергалась бомбардировкам вражеской авиации. Гитлеровская ставка приказала «сорвать эвакуацию Ленинграда всеми средствами, и особенно воздушными налетами на Ладожский район судоходства».
Всего летом 1942 г. немецкая авиация группами по 80-130 самолетов произвела 120 дневных и 15 ночных налетов на порты, перевалочные базы и суда. Однако нанесенный ею ущерб был незначительным. В то же время противник потерял от действий советских истребителей и зенитной артиллерии 160 самолетов.
Для нарушения перевозок на Ладожском озере враг использовал и морские силы. На озеро были переброшены немецкие катера-тральщики, специальные десантные суда и итальянские торпедные катера. 22 октября 1942 г. германское командование предприняло десантную операцию по захвату острова Сухо (в 37 км к северу от Новой Ладоги). Захватом острова и уничтожением находившегося на нем маяка и артиллерийской батареи противник рассчитывал затруднить перевозки по большой трассе. Однако гарнизон острова, корабли Ладожской военной флотилии и фронтовая авиация сорвали эти планы. Вражеская флотилия была разгромлена.
Противнику не удалось прервать ладожскую коммуникацию и задушить Ленинград голодом. Благодаря четкой организации погрузочно-разгрузочных работ, надежной защите коммуникаций, массовому героизму и самоотверженности моряков Ладожской военной флотилии и Северо-Западного речного пароходства, железнодорожников, автомобилистов и всех, кто нес службу на Ладоге, доставка людей и грузов осуществлялась бесперебойно и в небывало широких масштабах.
Всего за навигацию 1942 г. Ленинград получил более 790 тыс. тонн грузов, половину которых составляло продовольствие. Значительная часть приходилась на различные виды топлива: было доставлено более 106 тыс. тонн угля, около 150 тыс. тонн горюче-смазочных материалов (в том числе более 34,5 тыс. тонн бензина, керосина и лигроина поступило по подводному трубопроводу). Общий же объем перевозок по Ладожскому озеру за время навигации составил около 1 100 тыс. тонн грузов и более 838 тыс. человек. Для пополнения Ленинградского фронта и Балтийского флота прибыли почти 290 тыс. военнослужащих. В город приехали также 20 тыс. гражданских специалистов.
Массовая эвакуация населения из города-фронта завершилась. Всего из Ленинграда в организованном порядке в период с 29 июня 1941 г. по 1 апреля 1943 г. было вывезено почти 1 750 тыс. человек. Это единственный в истории случай такой огромной эвакуации жителей из осажденного города.
В глубь страны было вывезено около 310 тыс. тонн грузов, в том числе свыше 28 тыс. единиц промышленного оборудования (среди них более 22 тыс. различных металлообрабатывающих станков).
Подвиг героев Дороги жизни позволил создать значительные запасы продовольствия не только в Ленинграде, но также в Кронштадте, Ораниенбауме и на островах Финского залива, обеспечить работу ряда промышленных предприятий города, усилить боеспособность войск. Успешное завершение перевозок по Ладожскому озеру явилось, таким образом, одним из важнейших мероприятий по превращению Ленинграда в неприступную для противника крепость. Оно позволило также защитникам города на Неве начать подготовку к операции по прорыву блокады.
Во второй половине мая Военный совет Ленинградского фронта представил в Ставку предложения о плане действий. Основные усилия предлагалось направить на разгром мгинско-синявинской группировки противника. В случае успеха можно было прорвать кольцо вражеской блокады и облегчить положение Ленинграда.
Ставка в принципе согласилась с предложениями командования фронта, но проведение операции отложила, так как при создавшейся обстановке на юге выделить необходимые силы для ее осуществления не представлялось возможным. Поэтому главная задача Ленинградского фронта заключалась в совершенствовании обороны и проведении частных наступательных операций. Цель этих действий – предотвратить новый штурм Ленинграда, обескровить сосредоточенную здесь группировку противника, не допустить переброски ее на южное крыло фронта, а также подготовить условия для успешного прорыва блокады.
Летом 1942 г. войска Ленинградского фронта активизировали свои действия на всех направлениях. Добиваясь рассредоточения ударной группировки противника, которая продолжала оставаться в районе Мга, Тосно, советские войска наносили по врагу чувствительные удары, истребляли его живую силу и боевую технику, держали гитлеровцев в постоянном напряжении. Так, 42-я армия генерала И. Ф. Николаева с 20 июля по 26 августа и 55-я армия генерала В. П. Свиридова с 23 июля по 4 августа атаковали противника ограниченными силами на нескольких участках в районах Урицка и Колпино. Их поддерживала авиация фронта. Достичь каких-либо значительных успехов не удалось, но активные действия советских войск вынудили врага перебросить на эти направления три дивизии, снятые с других участков фронта. Частные наступательные операции 42-й и 55-й армий явились своеобразной проверкой наступательной способности войск Ленинградского фронта, как бы репетицией прорыва блокады.
В то время как Ленинградский и Волховский фронты вели напряженные бои непосредственно под Ленинградом, Северо-Западный фронт под командованием генерала П. А. Курочкина не раз предпринимал наступления против вражеской группировки в районе Демянска.
Первое наступление началось еще весной – 3 мая. Операция, в которой участвовали 11-я и 1-я ударная армии, продолжалась до 20 мая и закончилась безрезультатно. Летом войска Северо-Западного фронта пытались уничтожить демянскую группировку, организуя наступательные действия в районе так называемого рамушевского коридора, который связывал эту группировку с основными силами 16-й немецкой армии. Вследствие недостаточной подготовки операции и упорного сопротивления врага ликвидировать его группировку на демянском плацдарме (протяженность линии фронта внутри его составляла 150 км) не удалось. Гитлеровское командование перебросило в район коридора значительные подкрепления с других участков демянского выступа, а внутри его оставило всего около пяти дивизий. Тем не менее наступательные действия Северо-Западного фронта в районе Демянска оказали существенное влияние на общий ход борьбы на северо-западном направлении и ослабили врага. Вражеское командование не смогло предпринять запланированное наступление на Осташков навстречу другой своей группировке, имевшей задачу наступать из района Ржева.
В результате активных действий советских войск на демянском плацдарме были не только скованы крупные силы 16-й немецкой армии, но и нанесены серьезные потери многим ее соединениям (только убитыми гитлеровцы потеряли около 90 тыс. человек). Бывший начальник штаба 16-й армии генерал Г. Бек-Беренц назвал бои за демянский плацдарм уменьшенным Верденом.
Для отражения ударов советских войск противник перебросил в район Демянска часть соединений 18-й армии, а также использовал большое количество самолетов транспортной авиации для снабжения 16-й армия в ущерб интересам своей главной группировки, наступавшей на юге Восточного фронта. Истребительная авиация 6-й воздушной армии, которой командовал генерал Д. Ф. Кондратюк, принимала активнее участие в борьбе с немецкой транспортной авиацией и сбила несколько десятков самолетов.
Действия советских войск под Ленинградом и в районе Демянска весной 1942 г. лишили немецко-фашистское командование возможности перебрасывать силы группы армий «Север» из этих районов на юг. Более того, противник был вынужден пополнять свою группировку на ленинградском участке фронта для возобновления штурма Ленинграда, планировавшегося на осень того же года.
Руководство вермахта приступило к тщательной подготовке очередного штурма города сразу же после завершения боев на любанском направлении. План новой операции неоднократно обсуждался в гитлеровской ставке. Было решено на усиление войск 18-й армии, которой вновь ставилась задача прорвать оборону советских войск на ленинградских рубежах, перебросить соединения 11-й немецкой армии из Крыма и несколько дивизий из Западной Европы.
Первоначально фашистское руководство спланировало наступление только на ораниенбаумский плацдарм советских войск с целью его ликвидации. Однако подготовка этой частной операции была приостановлена в связи с решением командования вермахта предпринять крупное наступление непосредственно на Ленинград. Также отменена была и другая частная операция, имевшая целью ликвидировать прорыв советских войск в районе Погостья (30 км северо-западнее Киришей).
19 июля генеральный штаб сухопутных войск информировал командование группы армий «Север», что «в настоящее время имеются соображения… вместо наступления на фронте Кронштадтской бухты начать наступление на Ленинград с задачей овладеть городом, установить связь с финнами севернее Ленинграда и тем самым выключить русский Балтийский флот». А через день, 21 июля, в директиве ОКБ № 44 говорилось: «…Не позднее чем в сентябре будет взят Ленинград и благодаря этому высвобождены финские силы». В директиве № 45 от 23 июля группа армий «Север» получила конкретные указания о подготовке новой операции по захвату Ленинграда: «Операции, к которым сейчас ведется подготовка на участках фронта групп армий “Центр” и “Север”, должны быть проведены быстро, одна за другой. Таким путем в значительной мере будет обеспечено расчленение сил противника и падение морального духа его командного состава и войск.
Группе армий “Север” к началу сентября подготовить захват Ленинграда. Операция получает кодовое наименование “Фойерцаубер” (“Волшебный огонь”). Для этого передать группе армий пять дивизий 11-й армии наряду с тяжелой артиллерией и артиллерией особой мощности, а также другие необходимые части резерва главного командования».
В течение месяца группа армий «Север» тщательно готовилась к этой операции. Под Ленинградом шло сосредоточение войск, боевой техники, вооружения, боеприпасов. Операция получила новое название – «Нордлихт» («Северное сияние»). Подготовка проходила под наблюдением верховного руководства вермахта. В последних числах июля под Ленинград на рекогносцировку вылетал заместитель начальника штаба оперативного руководства верховного главного командования генерал В. Варлимонт. Он предложил вести наступление на город со стороны Пулкова.
23 августа у Гитлера состоялось совещание, посвященное подготовке наступления на Ленинград, на которое был вызван командующий группой армий «Север» генерал-фельдмаршал Г. Кюхлер. Было принято решение перебросить под Ленинград не только дивизии 11-й армии, но и ее управление во главе с командующим армией генерал-фельдмаршалом Э. Манштейном. На него, считавшегося специалистом по взятию крепостей, и возложили руководство операцией «Нордлихт». В указаниях Гитлера говорилось: «…Операция “Нордлихт” является лишь средством для освобождения Балтийского моря и овладения Карельским перешейком… Задача: 1-й этап – окружить Ленинград и установить связь с финнами; 2-й этап – овладеть Ленинградом и сровнять его с землей». Ориентировочный срок наступления был установлен 14 сентября. 27 августа на ленинградский участок фронта прибыл штаб 11-й армии. Он разработал общий замысел операции по захвату города, который «заключался в том, чтобы, используя вначале сильнейшее артиллерийское и авиационное воздействие на противника, прорвать силами трех корпусов его фронт южнее Ленинграда, продвинувшись при этом только до южной окраины самого города. После этого два корпуса должны были повернуть на восток, чтобы с ходу внезапно форсировать Неву юго-восточнее города. Они должны были уничтожить противника, находившегося между рекой и Ладожским озером, перерезать путь подвоза через Ладожское озеро и вплотную охватить город кольцом также и с востока. В таком случае захвата города можно было бы добиться быстро и без тяжелых уличных боев…». Разработанный штабом 11-й армии план операции был одобрен командованием группы армий «Север».
В подчинении 11-й армии находились: прибывшая из района Севастополя мощная артиллерия, 13 дивизий, в том числе испанская «Голубая дивизия», танковая и горнострелковая дивизии, а также бригада СС. Группе армий «Север» придавались значительные силы авиации, снятые с других участков Восточного фронта. Командующий 11-й армией считал, что выделенных для операции «Нордлихт» сил недостаточно. Поэтому было решено привлечь к наступлению на Ленинград с севера как можно больше финских войск. Но официальный ответ К. Маннергейма на запросы немецко-фашистского командования, как отмечал германский представитель при штабе финской армии генерал В. Эрфурт, «был весьма неопределенным. Он [Маннергейм] может в нужное время выступить с небольшими силами и только с ограниченной задачей».
В своих мемуарах Манштейн пытался как-то оправдать провал очередного штурма Ленинграда и прежде всего стратегическими просчетами Гитлера. Однако сама идея захвата сравнительно ограниченными силами укрепленного и героически оборонявшегося советскими войсками Ленинграда с самого начала была обречена на провал. Сражения на юге вынуждали фашистское руководство беспрерывно направлять туда все свои резервы и маршевое пополнение. Выделить крупные силы для летнего штурма Ленинграда оно не могло.
Была и еще одна причина провала операции «Нордлихт» – Синявинская наступательная операция, подготовленная советским командованием как упреждающий удар по врагу на ленинградском участке фронта. Она была наиболее крупной в 1942 г. Ее проведение возлагалось на Ленинградский и Волховский фронты во взаимодействии с Балтийским флотом. Районом боевых действий был избран шлиссельбургско-синявинский выступ южнее Ладожского озера, где войска фронтов разделяла полоса шириною 16 км.
Общий замысел операции состоял в том, чтобы встречными ударами двух фронтов при содействии Балтийского флота и Ладожской флотилии разгромить мгинско-синявинскую группировку противника и снять блокаду Ленинграда с суши. Советским войскам предстояло преодолеть хорошо подготовленную и сильно укрепленную оборону врага с большим количеством естественных и искусственных препятствий. Бывший командующий Волховским фронтом Маршал Советского Союза К. А. Мерецков писал: «Всего лишь 16-километровое пространство, занятое и укрепленное противником, разделяло войска Волховского и Ленинградского фронтов. Казалось, достаточно было одного сильного удара, и войска двух фронтов соединятся. Но это только казалось. Я редко встречал местность, менее удобную для наступления. У меня навсегда остались в памяти бескрайние лесные дали, болотистые топи, залитые водою торфяные поля и разбитые дороги. Трудной борьбе с противником сопутствовала не менее трудная борьба с природой. Чтобы воевать и жить, войска вынуждены были строить вместо траншей дерево-земляные заборы, вместо стрелковых окопов – насыпные открытые площадки, на протяжении многих километров прокладывать бревенчатые настилы и гати и сооружать для артиллерии и минометов деревянные платформы».
Выполняя указания Ставки, командующий Ленинградским фронтом генерал Л. А. Говоров решил нанести два удара силами 55-й армии и Невской оперативной группы, расположенными на блокированной территории: один – в направлении Тосно, другой – на Синявино с целью соединиться с войсками Волховского фронта. Остальные силы фронта должны были вести активные наступательные действия на урицком и старопановском направлениях, сковывая как можно больше сил противника и не позволяя ему перебрасывать их на направление главного удара фронта. К операции предполагалось привлечь малые корабли Балтийского флота. Им предстояло высадить десанты на противоположный берег Невы и Тосны, захватить мосты и переправы и обеспечить форсирование главными силами Ленинградского фронта водных рубежей и развитие ими наступления на Тосно и Синявино.
Решение командующего Волховским фронтом сводилось к тому, чтобы сосредоточенным ударом прорвать вражескую оборону на 15-километровом участке между Гонтовой Липкой и Вороновом, соединиться с Ленинградским фронтом в районе Мги и вместе с ним разгромить мгинско-синявинскую группировку врага. Ударная группировка фронта создавалась из двух оперативных эшелонов: в первом должна была наступать 8-я армия генерала Ф. Н. Старикова, во втором – 2-я ударная армия генерала Н. К. Клыкова. Кроме того, командующий фронтом сосредоточил сильный фронтовой резерв (пять стрелковых дивизий и стрелковая бригада) в районе Волхова. Предусматривалось нанесение вспомогательных ударов в полосах действий остальных армий фронта.
Подготовка Синявинской операции проводилась в июле – августе. На Ленинградском фронте основное внимание уделялось организации взаимодействия сухопутных войск с силами Балтийского флота и подготовке к форсированию Невы. Перегруппировка войск Ленинградского фронта ограничивалась главным образом переброской соединений и частей внутри армий.
Войскам Волховского фронта в условиях крайне ограниченной сети дорог требовалось произвести в короткие сроки скрытно от противника переброску большого количества войсковых соединений в район Волхова и западнее. Всего необходимо было перегруппировать 13 стрелковых дивизий, 8 стрелковых и 6 танковых бригад, свыше 20 артиллерийских полков и значительное количество других специальных частей и подразделений.
Чтобы обеспечить скрытность перегруппировок и ввести противника в заблуждение относительно направления главного удара, командование и штаб Волховского фронта провели ряд мероприятий дезинформационного характера. Но достичь внезапности все же не удалось. В конце августа генеральный штаб сухопутных войск и штаб группы армий “Север” обнаружили признаки готовящегося наступления в полосе Волховского фронта на участке южнее Ладожского озера. В дневнике начальника генерального штаба сухопутных войск Ф. Гальдера 25 августа было записано: «Группа армий «Север»: Обстановка прежняя. Интенсивные железнодорожные перевозки… На Волхове противник переносит вперед свои командные пункты». А на следующий день, 26 августа, сказано еще более определенно: «Множатся признаки близкого наступления русских южнее Ладожского озера». Однако установить срок начала операции и ее масштабы немецкое командование не смогло.
Противник не ожидал перехода в решительное наступление войск Ленинградского фронта с блокированной территории. Когда 19 августа войска этого фронта уже перешли в атаку и при поддержке огня артиллерии и катеров под покровом дымовой завесы форсировали Неву и захватили плацдарм в районе Ивановского, Гальдер в своем дневнике отмечал: «Группа армий “Север”: Местные атаки, как обычно, но на этот раз и на невском участке фронта, где противник прибегает к помощи малых быстроходных катеров». Немецко-фашистское командование сумело приостановить наступление советских войск со стороны Невы. До конца августа соединения Ленинградского фронта пытались развить успех на Мгу, но сделать этого не смогли.
Волховский фронт включился в операцию 27 августа. Гитлеровское командование готовилось к отражению этого наступления советских войск.
Взломав передний край обороны и вклинившись в боевые порядки противника на участке Гонтовая Липка, Тортолово на глубину 1–2,5 км, соединения 8-й армии в последующие дни хотя и медленно, но настойчиво продвигались в направлении на Синявино. Гитлеровцы непрерывными контратаками пехоты и танков при поддержке авиации пытались остановить этот натиск. Однако советские войска успешно отразили их и к концу августа в центре полосы наступления фронта вышли на подступы к Синявино. До Невы оставалось 7–8 км. Врагу удалось задержать продвижение советских частей на флангах прорыва – в районе Рабочий поселок № 8, Мишкино и Поречье. Жесткой обороной фашисты сковали значительные силы атакующих и вынудили их вести многодневные кровопролитные бои.
Стремясь закрыть выход соединений Волховского фронта к Неве на синявинском направлении, немецкое командование за время боев (с 27 по 30 августа) перебросило в район прорыва дополнительные силы, в том числе 12-ю танковую дивизию из-под Ленинграда и 170-ю пехотную дивизию из Крыма. Теперь соединениям первого эшелона фронта противостояла мощная вражеская группировка, которая насчитывала до шести полнокровных дивизий. Сопротивление врага заметно возросло, темп продвижения советских войск замедлился.
В такой обстановке генерал К. А. Мерецков принял решение о вводе 1 сентября в сражение из второго эшелона фронта 4-го гвардейского стрелкового корпуса под командованием генерала Н. А. Гагена. Но эта мера оказалась запоздалой, к тому же сил одного корпуса было недостаточно, чтобы предотвратить вражеские контрмеры. Требовались свежие соединения для наращивания удара из глубины. Но резервов не было.
Одновременно с борьбой в районе Синявино войска Волховского фронта сделали попытку развернуть наступление на вспомогательном направлении в сторону Шапки, Тосно. Однако трехдневные напряженные бои успеха не принесли, и наступательные действия советских соединений здесь прекратились. Ожесточенные бои продолжались на флангах образовавшегося прорыва, где войска из состава ударной группировки фронта, блокировав Рабочий поселок № 8, Мишкино и Поречье, вели борьбу за овладение этими опорными пунктами вражеской обороны. В центре полосы наступления велись атаки на Синявино.
Противник продолжал перебрасывать в район прорыва новые силы. Прибыли две дивизии из Крыма и еще две с других участков Волховского фронта. Это позволило гитлеровцам во второй половине сентября остановить продвижение советских войск в районе Синявино и организовать сильные фланговые контрудары.
В течение сентября не прекращались и боевые действия Ленинградского фронта. В первой половине месяца предпринимались попытки очистить от фашистов район Ям-Ижоры. Но они оказались неудачными. С 3 сентября проводилось наступление в районе Московской Дубровки. Основная цель его состояла в том, чтобы прорвать вражескую оборону на левом берегу Невы, овладеть Мусталово и, развивая успех на Синявино, соединиться с продвигавшимися навстречу соединениями Волховского фронта. Две дивизии, форсировав Неву, вклинились во вражескую оборону на противоположном берегу, однако развить свой успех не смогли и вынуждены были отойти на исходные позиции.
Новое наступление было назначено на 26 сентября. Форсирование планировалось осуществить на участке Анненская, 1-й Городок тремя стрелковыми дивизиями и стрелковой бригадой. В назначенный день ударная группировка Ленинградского фронта при поддержке 117 боевых самолетов совместно с десантами морской пехоты начала форсирование Невы и быстро захватила плацдарм в районе Арбузово и Московской Дубровки. К концу первого дня на левый берег удалось переправить части двух дивизий и бригады. Много войск стянул и противник. Ожесточенные бои в районе Московской Дубровки – на возрожденном Невском пятачке – продолжались до 6 октября. Они велись под руководством начальника штаба Ленинградского фронта генерала Д. Н. Гусева, который вступил во временное исполнение обязанностей командующего Невской оперативной группой.
Расширить захваченные плацдармы, прорвать оборону на всю глубину и соединиться с Волховским фронтом войска Ленинградского фронта не смогли. По приказу Ставки Верховного Главнокомандования бои на плацдармах прекратились, основные силы были эвакуированы на правый берег. 55-я армия также получила приказ отойти на правый берег реки и прочно закрепиться. Необходимость отвода войск была вызвана тем, что врагу удалось к этому времени полностью отразить удар Волховского фронта и, по существу, восстановить положение на шлиссельбургско-синявинском выступе. «При создавшейся группировке войск противника, – отмечал в телеграмме начальник Генерального штаба генерал А. М. Василевский, – не исключена возможность его попытки форсировать реку Неву… с целью нанести удар с юго-востока на Ленинград и перерезать наши коммуникации на этом участке».
Ставка приказала командующему Ленинградским фронтом укрепить оборону на участке Невской оперативной группы, глубоко ее эшелонировать, пересмотреть группировку артиллерии, с тем чтобы обеспечить мощный огонь по подступам к реке, возможным районам посадки и высадки противника.
Отход войск Волховского фронта на исходные рубежи закончился 1 октября, а Ленинградского фронта на правый берег Невы – 10 октября.
Таким образом, и Синявинская наступательная операция не решила задачи по прорыву блокады Ленинграда. Однако она имела положительное значение для общего хода борьбы на советско-германском фронте, и прежде всего под Ленинградом. Противник был вынужден перебрасывать в район сражения соединения с других участков фронта, в том числе и подготовленные для летнего штурма города. В результате активных действий Волховского и Ленинградского фронтов враг отказался от проведения операции «Нордлихт», на которую гитлеровская ставка возлагала большие надежды. Синявинская операция сорвала вражеский план очередного штурма Ленинграда. Манштейн, которому с 4 сентября пришлось возглавлять действия фашистских войск по отражению удара Волховского фронта, пишет: «И вот вместо запланированного наступления на Ленинград развернулось “сражение южнее Ладожского озера”…
Если задача по восстановлению положения на восточном участке фронта 18-й армии и была выполнена, то все же дивизии нашей армии [11-й армии] понесли значительные потери. Вместе с тем была израсходована значительная часть боеприпасов, предназначавшихся для наступления на Ленинград. Поэтому о скором проведении наступления не могло быть и речи».
За время двухмесячных боев на шлиссельбургско-синявинском выступе гитлеровцы потеряли убитыми, пленными и ранеными около 60 тыс. солдат и офицеров.
Итоги борьбы на северо-западном направлении летом и осенью 1942 г. показали, что группа армий «Север», усиленная переброшенной с юга 11-й армией, не смогла решить тех задач, которые были перед ней поставлены еще в плане «Барбаросса», а затем подтверждены директивами ОКВ № 41 и № 45. Втянутая в оборонительные сражения против Ленинградского, Волховского и Северо-Западного фронтов, она не смогла приступить к операции по овладению Ленинградом. Активными действиями советские войска прочно сковали крупную стратегическую группировку врага и привлекли резервы гитлеровского командования. Если в начале июня в группе армий «Север» было 34 дивизии, то в конце октября их стало 44.
Самоотверженной борьбой на этом стратегическом направлении, и прежде всего на ленинградских рубежах, воины Ленинградского, Волховского и Северо-Западного фронтов оказали существенную помощь защитникам Сталинграда и Кавказа, сражавшимся на юге с основными силами вермахта.
10 июля 1941 года было создано Главное командование Северо-Западного направления, которое возглавил маршал Советского Союза К.Е. Ворошилов. После того как Красная Армия понесла в войне с Финляндией потери большие, чем потери вермахта при оккупации половины Европы, Сталин 8 мая 1940 года отстранил Ворошилова с поста наркома обороны. Можно сказать, что он его выгнал, потому что «красный маршал» едва не развалил работу оборонного ведомства.
Тем не менее, на ленинградский участок был послан именно он — больше, как выяснилось, посылать было некого. К тому же в июле и августе 1941 года внимание Ставки было поглощено событиями на центральном направлении, а в сентябре — катастрофой под Киевом.
21 июля Ворошилов своей властью остановил идущие к Ленинграду эшелоны и приказал выгрузить главные силы 1-й танковой дивизии. Совместно с двумя мотострелковыми полками НКВД они должны были контратаковать и разгромить финнов. Решение было чудовищно по своей глупости — на весах войны Ленинград и Петрозаводск имели совершенно разный вес, и к тому же в карельских озерных лесах танки были бесполезны. Лично возглавив неудачную атаку морских пехотинцев у Копорья, Ворошилов был легко ранен. Сталин, узнав о происшедшем, удостоил своего соратника несколькими крепкими эпитетами.
11 сентября Сталин снял Ворошилова и поставил на место командующего Ленинградским фронтом Жукова. 13 сентября Жуков прилетел в Ленинград. Приняв командование, он начал с того, что направил в войска приказ №0046, в котором объявлял «командному, политическому и рядовому составу», что любой, «оставивший без письменного приказа указанный ему для обороны рубеж, подлежит немедленному расстрелу». К сожалению, это было почти единственное, что он мог противопоставить мощи наступающего противника.
Жуков не знал жалости и неумолимо поднимал и поднимал измотанные беспрерывными боями войска в контратаку на многократно превосходившего их врага. Лишь ценой огромных жертв он сумел, в конце концов, замедлить немецкое наступление.
15 сентября немцы вплотную подошли к Ленинграду. Тяжелые танки KB прямо с конвейера Кировского завода отправлялись на передовые позиции. Но 16 сентября Гитлер снял с Ленинградского направления все ударные части и перекинул их под Москву. После этого фельдмаршал Лееб ослабил натиск и вместо штурма перешел к осаде.
Несмотря на то, что войска Ленинградского фронта держали оборону, вероятность прорыва немцев сбрасывать со счетов было нельзя. И поэтому было решено заминировать город. Все тот же маршал Ворошилов, теперь уже главком
Северо-Западного направления, выдвинул стратегическую инициативу — заминировать и взорвать крупные ленинградские заводы и фабрики, электростанции и магистрали, мосты, а также Балтийский флот, чтобы они не достались наступающим войскам противника. В принципе, подобное предложение уже выдвигалось за пару десятков лет до этого — в годы гражданской войны похожий план обсуждался на тот случай, если Юденич захватит Петроград. Идею Ворошилова поддержали А.Жданов и А.Кузнецов.
325 тысяч килограммов взрывчатки (тола и динамита) было уложено в основание предприятий и зданий различного
назначения, которые по команде должны были взлететь на воздух. Город, превращенный в руины вместе с домами и
памятниками, перестал бы существовать.
В эти же дни Военный совет Ленфронта принял постановление по осуществлению «Плана мероприятий по организации и проведению в жизнь специальных мер по выводу из строя важнейших промышленных и иных предприятий Ленинграда на случай вынужденного отхода наших войск». Эта операция должна была одновременно уничтожить свыше нескольких тысяч городских объектов, весь подвижной состав, все стационарные энергетические узлы и установки, кабели и железнодорожные депо, телеграфные и телефонные станции, установки водоканала и многое другое.
За 900 дней блокады ответственность должно нести партийное руководство, и в первую очередь самый бездарный чиновник — первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) товарищ А.А.Жданов, который к героическому подвигу жителей города никакого отношения не имел. Первый секретарь блокаду «проспал»: много пил, много ел, занимался физкультурой, чтобы сбросить лишний вес, на передовую не ездил и хозяйством не занимался. По сути дела, город был на приехавшем осенью 1941 года в Ленинград уполномоченном ГКО Алексее Косыгине, который никогда не подчеркивал свою роль в обороне
Ленинграда. Он налаживал движение на Дороге жизни, ликвидировал заторы, улаживал разногласия гражданских и военных властей. Доставка угля, нефти, мобилизация коммунистов для охраны складов с продовольствием, эвакуация специалистов, эвакуация детей, вывоз заводского оборудования — всем этим занимался именно он.
В блокадном Ленинграде о Косыгине, в отличие от Жданова, говорили очень хорошо. Рассказывали почти святочную, но вполне правдивую историю о том, как он подобрал на улице умирающего мальчика — у того, лежавшего среди окоченевших трупов, чуть шевельнулся палец. Косыгин выходил его, подкормил, отправил на Большую землю — и навсегда об этом забыл. Цифры продовольственных поставок, количество тонн топлива, завезенного на электростанции, он и в старости помнил до последней запятой, а людей, которым помог, выбросил из головы. Ничего особенного, с его точки зрения, в этом не было.
После чудовищно тяжёлой зимы наступила весна 1942 года. Питание населения и войск улучшилось. В результате работы Дороги жизни ленинградцы стали получать мясо, жиры, крупу, но ещё в ограниченном количестве.
Управдом всего Ленинграда
Блокада Ленинграда последние годы пребывает в центре общественного внимания. Но почему-то большинство публикаций обходят стороной имя Петра Сергеевича Попкова, бывшего всю войну председателем Ленгорисполкома. В немалой степени благодаря этому человеку в кратчайшие сроки удалось восстановить городское хозяйство после страшной блокадной зимы 1941/42 годов. Репрессированный в 1950 году по «ленинградскому делу», Попков фактически был вычеркнут из истории и незаслуженно лишен памяти и уважения, считает исследователь его биографии Алиса АМОСОВА, кандидат исторических наук, доцент Института истории СПбГУ.
Председатель исполкома Ленсовета Петр Попков (в центре) во время беседы с работниками трамвайного парка. Апрель 1942 г.
Из фондов ЦГАКФФД СПб
— Алиса Анатольевна, как вы считаете, почему имя Попкова до сих пор остается в тени?
— Как и других руководителей нашего города, репрессированных по «ленинградскому делу», его реабилитировали в 1954-м, но только в правовом отношении. Потом, во времена Брежнева, о «ленинградском деле» вообще старались не вспоминать. Партийная реабилитация Попкова произошла только в 1988 году: он был посмертно восстановлен в рядах КПСС, но моральной реабилитации, на мой взгляд, не произошло до сих пор. Что я имею в виду?
Основными фигурантами «ленинградского дела» были шесть человек. Напомню, это начальник управления кадров ЦК ВКП(б) Алексей Кузнецов, первый секретарь Ленинградских обкома и горкома ВКП(б) Петр Попков, председатель Госплана СССР Николай Вознесенский, председатель Совета министров РСФСР Михаил Родионов, второй секретарь Ленинградского горкома ВКП(б) Яков Капустин и председатель Ленгорисполкома Петр Лазутин. Они были расстреляны 1 октября 1950 года и погребены на Левашовской пустоши.
Тогда это был спецобъект Министерства госбезопасности, теперь — мемориальное кладбище. За последнюю четверть века там появилось много памятников, но только не руководителям города во время блокады. В память о некоторых из них родственники установили отдельные мемориальные знаки. Я не призываю возвеличивать этих людей — я лишь говорю о долге памяти.
И до сих пор можно услышать мнение, которое достаточно твердо укоренилось в сознании горожан: мол, ленинградские руководители во время блокады злоупотребляли своим положением, поэтому город страдал чуть ли не по их вине… Но эти обвинения абсолютно голословны. Факты и документы их не подтверждают.
— Пресловутые пирожные и ромовые бабы (были они или нет, историки до сих пор не могут прийти к единому мнению) — это все-таки больше укол в адрес Жданова, партийного руководителя Ленинграда в годы блокады…
— Не только. Подобные обвинения фигурируют и в адрес Попкова. Конечно же, у руководителей города было специальное продовольственное снабжение, как, впрочем, и у целого ряда категорий военнослужащих и руководителей. Судите сами: если бы они голодали, то разве могли бы управлять Ленинградом? Но излишеств не было — это я говорю совершенно ответственно.
Увы, в последние два десятилетия появилось много публикаций, подготовленных если не дилетантами, то по крайней мере теми, кто делает акцент на явном негативе в отношении блокады и, в частности, руководителей города. Подобные исследователи трактуют исторические факты и документы тенденциозно, в угоду своей концепции…
— Чем вас так привлекла личность Попкова, который стал даже героем вашей монографии «Преданный забвению»?
— Мне просто повезло писать диплом, а потом и кандидатскую диссертацию под руководством доктора исторических наук профессора Владислава Александровича Кутузова, первого в нашей стране исследователя «ленинградского дела». Постепенно эта тема стала «моей».
Как выяснилось, деятельности Попкова посвящены обширные коллекции документов — в Петербурге в Центральном государственном архиве и в Центральном государственном архиве историко-политических документов (это бывший Партийный архив), в Москве — в Государственном архиве РФ. Однако до сих пор еще очень многие материалы остаются засекреченными. Прежде всего в архиве ФСБ в Москве — протоколы допросов самого Попкова.
— Каким же было его «хождение во власть»?
— Он был выходцем из Владимирской губернии, из семьи рабочих. Партия, в которую он вступил в 1925 году, дала ему путевку в жизнь. Попков принадлежал к числу тех, кого тогда называли «соввыдвиженцами». Его карьера развивалась в ходе массовых арестов 1937 — 1938 годов: ситуация складывалась таким образом, что «наверху» освобождались места, которые могли занять молодые преданные кадры.
Может показаться невероятным: только в марте 1937 года Попков окончил Ленинградский институт инженеров коммунального строительства (ныне Санкт-Петербургский государственный архитектурно-строительный университет), а уже в ноябре того же года недавний студент становится председателем Ленинского районного совета города Ленинграда. Ему было 34 года. Секрет прост: уже в ходе учебы в вузе он продвинулся по партийной линии, был секретарем институтского парткома. Деятельного и ответственного молодого человека приметили в верхах. Говорят даже, что он был личным протеже Жданова…
В 1938 году Попков стал заместителем председателя Ленгорисполкома, а спустя два года — его председателем (и эту должность занимал до марта 1946 года). Карьера по тому времени закономерная.
С самого начала Попков показал себя энергичным хозяйственником. В 1940 году в связи с включением Эстонии в состав СССР именно Ленгорисполком занимался организацией отдела коммунального хозяйства в Таллине, и Попков лично курировал эту работу. Еще из крупных довоенных мероприятий — начало строительства метрополитена. Пришлось решать огромное количество коммунальных вопросов, в том числе переселение людей из домов, подлежавших сносу, выплата компенсаций, размещение рабочих…
— А вскоре началась война…
— Да, она стала для Попкова, главного хозяйственного руководителя Ленинграда, суровым испытанием. Судя по документам, во время блокады он занимался очень многим. Фактически — хозяйственным воплощением идей, которые ставило политическое руководство страны и города в лице первого секретаря Ленинградских обкома и горкома ВКП(б) Андрея Жданова и второго секретаря Ленинградского горкома ВКП(б) Алексея Кузнецова. При этом Жданов был больше все-таки кабинетным и идеологическим руководителем, а Кузнецов — публичным политиком, харизматичной личностью, пользовавшейся в городе большой популярностью и уважением.
С началом войны происходит перестройка системы управления городом. В частности, возникает целый ряд комиссий, органов, например, с 1 июля 1941 года действовала комиссия по вопросам обороны Ленинграда — «большая пятерка», в которую кроме Попкова входили Жданов, Кузнецов, а также второй секретарь Ленинградского обкома Штыков и председатель исполкома Леноблсовета Соловьев. Кроме того, Попков возглавил «городскую четверку» — по сути дела, это комиссия Ленгорисполкома для осуществления текущих хозяйственных задач. Туда вошли его заместитель Мотылев, член исполкома и председатель Ленплана Манаков и заведующий торговым отделом Андреенко.
Многие задачи эвакуации также решались Попковым. Кроме того, 25 июля 1941 года он вошел в созданную комиссию по оборонительным работам. На него была возложена задача мобилизации рабочей силы и инженерно-технических работников, их доставка к месту работы.
В рамках Военного совета обороны города, созданного 20 августа 1941 года, Попков руководил продовольственным снабжением Ленинграда, обеспечением топливом, бесперебойным функционированием энергетических предприятий, коммунального хозяйства, железнодорожного и водного транспорта, санитарным делом…
Как известно, весной 1942 года существовала опасность, что в городе после первой, самой страшной блокадной зимы вспыхнут эпидемии, и потребовались энергичные меры для срочной уборки улиц, дворов, подъездов, лестниц. Именно под руководством Попкова, возглавившего чрезвычайную противоэпидемическую комиссию, были организованы субботники. Весной — летом 1942 года он особенно энергично занимался вопросом устройства огородов на любом свободном клочке городской территории, а также работы пригородных подсобных хозяйств.
Кстати, еще интересный момент: с апреля 1942 года Попков был членом Военного совета Ленинградской армии местной противовоздушной обороны. Но еще 22 июня 1941-го, в день начала войны, формирования МПВО Ленинграда были приведены в боевую готовность по личной инициативе Попкова — распоряжения сверху еще не поступало.
Как раз во время блокады формируется «ленинградский стиль управления». Я упомянула о «пятерках» и «четверках» — круг ключевых руководителей, взаимодействие которых позволяло решать напрямую важнейшие вопросы жизнедеятельности города. Решение принято — и сразу воплощается на практике, без бумажной волокиты. Учтем и то, что Ленинград оказался фактически отрезан от Москвы, и ленинградские лидеры были вынуждены нередко действовать творчески, на свой страх и риск, максимально используя личную инициативу.
— Как вы считаете, в итоге — справился Попков с хозяйственными задачами, стоявшими перед Ленинградом во время блокады?
— Моя работа основывается только на фактах, и вывод таков: ленинградские руководители в условиях блокированного города сделали все, что могли. Конечно, ошибки были. Нередко говорят о том, что, например, слишком поздно, с 18 июля 1941 года, были введены продовольственные карточки. Дескать, если бы продовольственную ситуацию сразу взяли под жесткий контроль, положение не было бы столь критическим в дальнейшем… Упрекают в непродуманной эвакуации детей без родителей в южные районы тогдашней Ленинградской области — как оказалось, навстречу наступающему врагу…
Но надо понимать, что ленинградские руководители на случай чрезвычайных событий имели планы только времен «зимней» войны. Поэтому все решения приходилось принимать, как говорится, «с колес», в экстремальных условиях. Кроме того, трагическая ситуация вокруг Ленинграда развивалась настолько стремительно, что действовать безошибочно было сложно.
В мемуарах можно встретить немало упоминаний, что и Попков, и Кузнецов не сидели в кабинетах. Они выезжали на предприятия, на линию фронта. Есть немало их фотографий в гуще людей на улицах…
Дмитрий Павлов, уполномоченный Государственного комитета обороны по обеспечению продовольствием Ленинграда и Ленинградского фронта, свидетельствовал: «Попков был человек впечатлительный. Каждое бедствие принимал близко к сердцу. Находился в постоянном возбуждении, работал усердно и много». Наверное, самые яркие слова о Попкове принадлежат Николаю Синцову, с начала войны — секретарю по агитации и пропаганде Приморского райкома ВКП(б), в годы блокады — военному корреспонденту, главному редактору политического вещания Ленинградского радио.
«Попков имел два главных качества, — отмечал Синцов. — Во-первых, независимо от должностного возвышения всегда чувствовал себя общегородским управдомом, ответственным не только за все городское хозяйство, но и за каждый дом. Во-вторых, он был гением представительства». Что имел в виду Синцов? Попков очень часто выступал с разъяснениями по радио, особенно в самое тяжелое время войны, горожане ждали его выступлений и верили ему…
В 1945 году Ленинград был удостоен ордена Ленина, как говорилось в указе, «за выдающиеся заслуги трудящихся города перед Родиной, за их мужество и героизм, дисциплину и стойкость, проявленные в борьбе с немецкими захватчиками». Попков как представитель руководства города получал эту награду из рук «всесоюзного старосты» Калинина.
— Как складывалась карьера Попкова после войны?
— Поначалу очень успешно. В марте 1946 года он стал первым секретарем обкома и горкома ВКП(б), то есть фактически руководителем Ленинграда и области. Его предшественник на этом посту, Алексей Кузнецов, перешел на работу в Москву в аппарат ЦК ВКП(б), заведовать кадрами.
Здесь есть нюанс. Обычно, согласно сложившейся практике, на пост первого секретаря назначали кого-то из вторых секретарей. Это значит, что после ухода Алексея Кузнецова в 1946 году в Москву на его пост претендовали второй секретарь горкома Яков Капустин либо второй секретарь обкома Иосиф Турко. Однако в данном случае традиция была нарушена: выдвижение Попкова стало личным назначением Сталина и неожиданностью как для окружения Петра Сергеевича, так, вероятно, даже для него самого…
Попков занимался вопросами возрождения ленинградской промышленности, восстановления сельского хозяйства региона. При этом он был полностью человеком своего времени, преданным партии и вождю. Например, когда надо, каялся в своей политической недальновидности, что особенно проявилось в ситуации с разгромом журналов «Звезда» и «Ленинград» в 1946 году…
В должности первого секретаря Попков был до февраля 1949 года, когда на объединенном пленуме обкома и горкома партии его сняли с поста с объявлением строгого выговора. Вменили в вину два основных момента. Во-первых, проведение в январе 1949 года Всесоюзной ярмарки, в чем было усмотрено «выпячивание» роли Ленинграда и «разбазаривание» государственных средств. Хотя мероприятие было проведено во исполнение постановления бюро Совмина СССР от 11 ноября 1948 года, не содержавшего никаких гласных ограничений для участия союзных, автономных республик, национальных округов, краев, областей. Нет никаких подтверждений и произведенных растрат…
Во-вторых, его обвинили в том, что он не стремился обеспечить связь Ленинградской партийной организации с ЦК ВКП(б) и, в частности, предложил Николаю Вознесенскому, председателю Госплана, после смерти Жданова стать новым «шефом» Ленинграда.
Вообще смерть Жданова в 1948 году нарушила сложившееся в руководстве страны соотношение сил: Берия с Маленковым перешли в открытое наступление на своих «оппонентов» — в основном ленинградских выдвиженцев.
— Те действительно готовили политические изменения в стране?
— Да, под их руководством, например, работала комиссия по подготовке проекта новой Программы ВКП(б). Предусматривались выборность должностных лиц, упрощение и видоизменение функций госорганов, обновление при выборах состава советов не менее чем на треть. Ключевыми понятиями нового этапа экономического развития советского общества, согласно проекту, должны были стать: хозрасчет, кредит, торговля.
Попков в этом непосредственного участия не принимал. После отставки он полгода числился слушателем курсов переподготовки, в марте был направлен в аспирантуру Академии общественных наук при ЦК ВКП(б). Подобная практика применялась, чтобы оторвать будущую жертву от своего привычного окружения — от коллег, от работы, от семьи.
В августе 1949 года Попков был арестован в кабинете секретаря ЦК ВКП(б) Георгия Маленкова… Дальше было «следствие» в привычном для того времени стиле, призванное прежде всего выбить нужные показания. Мне доводилось беседовать с родственниками выживших фигурантов «ленинградского дела». Те потом рассказывали, что на допросах применялись методы психологического воздействия, пытки…
Суд над бывшими ленинградскими руководителями, состоявшийся 30 сентября 1950 года в Доме офицеров в Ленинграде, именовался открытым, но таковым не был. На нем были лишь обвинители, подсудимые и узкий круг партийных представителей. В печати подробности не освещались.
— Занимаясь биографией Попкова, вам удалось пообщаться с его потомками?
— Я пыталась связаться с его сыном Андреем, но он отказался от общения. Вероятно, для него до сих пор эта тема очень болезненная. И ясно, почему: после ареста Попкова его жена Олимпиада Михайловна оказалась в лагере в Воркуте, сын был отправлен в детский дом… Впрочем, такова была судьба практически всех родственников тех, кто попал под жернова «ленинградского дела».
КСТАТИ
Память о Петре Попкове в нашем городе увековечена мемориальной доской на фасаде дома № 29/37 по Кронверкской улице. В этом здании он жил в 1939 — 1950 годах.
Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 013 (5875) от 25.01.2017.
Комментарии
В те дни Жданову, наверняка, не раз приходилось вспоминать дни «пермской катастрофы» декабря 1918 г., когда он лихорадочно пытался организовать оборону Перми от наступающих колчаковцев – только в этот раз ситуация была куда сложнее и трагичнее, но и опыта и ресурсов было куда больше.
История блокады и борьбы за Ленинград в 1941-44 гг. может занять не один десяток книг. Трагедию блокады, вызванную стремительным наступлением агрессора, и поныне используют для создания «чёрной легенды» о Жданове. Тут истеричные обличители или злонамеренные очернители русской истории вешают на нашего героя всех собак, используя и объективных трудности и самые нелепые выдумки.
Типичный образчик такой писанины хочется даже процитировать: «За 900 дней блокады ответственность должно нести партийное руководство, и в первую очередь самый бездарный чиновник — первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) товарищ А.А.Жданов, который к героическому подвигу жителей города никакого отношения не имел. Первый секретарь блокаду «проспал»: много пил, много ел, занимался физкультурой, чтобы сбросить лишний вес, на передовую не ездил и хозяйством не занимался».
К сожалению, остаётся неизвестным, кто должен нести ответственность за столь впечатляющие умственные способности автора данной цитаты, сам автор в силу ярко выраженной мозговой альтернативности нести такую ответственность явно не может. Поэтому бесполезно задавать ему, например, вопрос об ответственности за 900 дней блокады таких одарённых личностей как Гитлер или Маннергейм – объективность и логика не в чести у тех, кто разоблачает сталинских сатрапов между бизнес-ланчем и офисом.
Очерняя Жданова, лепилы кирпичиков в «чёрную легенду» любят противопоставлять «самому бездарному чиновнику» то уполномоченного ГКО по снабжению Ленинграда Алексея Косыгина, то второго секретаря Ленинградского горкома Алексея Кузнецова. При этом очернителям и разоблачителям оказывается не под силу сделать простое логическое заключение, что именно «бездарный» Жданов и выдвинул этих людей в руководство страны и города.
Некоторые элементы «чёрной легенды» о Жданове в годы блокады мы рассмотрим ниже. Сейчас же заметим одно – с 1941 по 1945 год на Северо-западе России и в Ленинграде Андрей Александрович Жданов, фактически, играл ту же роль, что и Сталин в масштабах всей страны. Как убоги и бессмысленны утверждения, что можно выстоять и выиграть мировую войну при бездарном лидере или «вопреки» негодному главнокомандующему, так же бессмысленно отрицать роль Жданова в спасении Ленинграда. Именно Жданов осуществлял там и тогда высшее государственное руководство, именно сформированная им в довоенные годы команда управляла городом, пожалуй, в самых беспрецедентно суровых военных условиях Второй мировой войны.
Эвакуация мирных жителей из Ленинграда началась 29 июня 1941 г., задолго до того как немцы вышли на дальние подступы к Ленинграду. К сентябрю, когда гитлеровцы окончательно замкнули кольцо блокады, из города было эвакуировано, т.е. фактически спасено от смерти 700 000 человек, из них почти половина — дети. Добавим, что масштабная эвакуация городского населения проводилась и в течении всей блокады (с начала блокады до весны 1942 г. по «дороге жизни» и авиацией эвакуировано свыше полумиллиона ленинградцев).
Позднейшие претензии о том, что надо было эвакуировать в два-три раза больше, не выдерживают критики, если подходить к данному вопросу не с обличительным пафосом, а с учетом военных реалий тех дней. В первых числах сентября 1941 г. было принято решение экстренно эвакуировать из города еще миллион жителей, но уже через несколько суток блокадное кольцо замкнулось. С учетом сложившейся в те дни ситуации на фронте и тотального превосходства немцев в подвижных и танковых соединениях, обвинять в окружении Ленинграда сложно даже военное руководство. Тем более не обоснованы такие обвинения в адрес гражданских властей города.
Даже в наше мирное время эвакуация в столь сжатые сроки такого количества людей (всего, с учетом беженцев из окрестных областей, за лето первого военного года из города вывезено до миллиона) является сложнейшей задачей. Тогда же эвакуация проводилась в условиях тяжелейшей войны, когда все транспортные системы были задействованы для нужд сражающейся армии, да и само размещение миллионов беженцев в тыловых областях было непростой задачей и немалой нагрузкой для воюющей страны. Тотальная эвакуация была невозможна и в силу особого значения ленинградской промышленности для всей нашей обороны. Ленинград во второй половине 1941 г., даже после эвакуации почти сотни промышленных предприятий, производил четвертую часть основных видов вооружения, выпускавшихся тогда в СССР. Значение этой ленинградской продукции в самый критический момент войны очевидно. В дальнейшем, даже после установления блокады часть военной продукции Ленинграда – от артиллерии до радиостанций и авиационного оборудования – направлялась на другие участки советско-германского фронта. Так в конце 1941 г. в решающий момент битвы под Москвой войскам, оборонявшим столицу СССР, из Ленинграда самолетами доставлялись миномёты и автоматическое оружие.
В сентябре 1941 г., на момент установления блокады в городе находилось два с половиной миллиона человек. С учетом жителей пригородов, оборонявших город войск и Балтийского флота, в кольце блокады оказалось свыше трёх миллионов человек. В июле-августе 1941 г. предвидеть всё дальнейшее развитие событий и не допустить блокаду мог, пожалуй, только человек с машиной времени или хотя бы с атомной бомбой в кармане. Но ни в Смольном, ни в Кремле в те дни ни у кого таких артефактов не было…
К началу блокады в городе были созданы запасы продовольствия, достаточные для снабжения населения и войск в течении немногим более месяца. В июле было ещё невозможно предвидеть окружения города, тем более многомесячную осаду. Создать же всего за один август месяц в условиях идущей войны полугодовые запасы продовольствия для такого мегаполиса было просто не реально. К тому же проходившие через город и оседавшие в городе массы беженцев, формирование и передислокация войск осложняли накопление таких запасов. Городу требовалось свыше 1 000 000 килограмм муки ежедневно. Вопреки «чёрной легенде» о Бадаевских складах, после их бомбардировки немцами было потеряно 3 тысячи тонн муки из необходимых городу ежедневно 100 тысяч.
Подготовка транспортного маршрута по Ладоге началась еще до установления блокады в конце августа. Уже 12 сентября, всего через четверо суток после захвата немцами Шлиссельбурга, в город по озеру пошли первые баржи с хлебом. Можно не пересказывать всю героическую историю «Дороги жизни» – бесспорно, что эта единственная артерия для спасения города были использована руководством страны и Ленинграда по максимуму.
Осенью 1941 г. город пережил два смертельных кризиса. Первый в сентябре, когда существовала реальная угроза захвата Ленинграда, и город готовился отдать свою жизнь как можно дороже. Достаточно сказать, что на улицах было построено более 4000 дотов и дзотов, оборудовано более 20 тысяч огневых точек, а при минировании городских объектов, на случай их захвата немцами, использовано свыше 300 тон взрывчатки. Второй смертельный кризис был в ноябре, когда на Ладоге остановилось судоходство, но толщина ледового покрова ещё не позволяла начать транспортировку по льду, и продовольственное снабжение упало до минимума. В эти кризисы город выстоял, пережил и первую трагическую зиму. К весне 1942 г. уже можно было не сомневаться, что город врагу не сдастся и будет спасён.
Посмотрим, как прожил Жданов этот самый тяжелый период блокады. В сентябре 1941 г. у него, старого «сердечника», случился инфаркт, когда немцы взяли Шлиссельбург и замкнули кольцо вокруг Ленинграда. Приступ болезни сердца Жданов перенёс на ногах. Об этом свидетельствуют документы, зафиксировавшие осенью 1941 г. его многочисленные встречи, переговоры и переписку с работниками города, командующими армиями и частями Ленфронта, с представителями Москвы и верховным главнокомандующим Сталиным. Надо заметить, что в самые критические моменты германского наступления переговоры между старыми товарищами — одним в Кремле и другим в Смольном — были весьма острыми, на грани нервной ругани. Что, впрочем, психологически совершенно понятно.
Заметим, что в адресованных Жданову документах того периода Сталин прямо называет Ленинград «второй столицей нашей страны». Так что никакого «сна» у Жданова первой военной осенью не было.
В ноябре 1941 г., когда в Москве проходил знаменитый военный парад на Красной площади, Жданов выступил на собрании партактива в Смольном: «Русские люди много раз смотрели смерти в глаза, проявляя при этом непоколебимую душевную силу: они и на этот раз не дрогнут, но надо рассказать народу правду такой, какая она есть…» Тему особого значения русской нации в СССР Жданов поднимал и в довоенное время, в годы войны он не раз обращался к русской национальной гордости, не оставит он «русский вопрос» и после войны – но об этом позднее.
Начальник Главного управления продовольственного снабжения Красной Армии генерал Дмитрий Васильевич Павлов, непосредственно занимавшийся вопросами снабжения блокадного города, воспоминал о руководителе Ленинграда: «Жданов умел слушать людей и быстро реагировать на вопросы — дар, присущий немногим. Он был требователен, за упущения в работе никому не давал спуска. Но все это делалось в такой форме, что самолюбие подчиненных не задевалось. Он умел владеть собой. Даже в самые мрачные дни осады города Жданов казался бодрым, уверенным, и только близкие к нему люди иногда могли уловить его душевное волнение… Обеспечение жителей города продовольствием находилось под наблюдением Жданова, от его взгляда не ускользала ни одна важная деталь в жизни города».
Павлов, вспоминая как в декабре 1941 г. Жданов летал из осажденного Ленинграда в Москву, в ставку главного командования для доклада Сталину, приводит слова Жданова: «По окончании доклада Сталин подошел ко мне, обнял, поцеловал и выразил восхищение мужеством ленинградцев…»
Если смаковать не только сочинённую в тёплых креслах истеричную публицистику разоблачителей ужасов сталинизма, а попробовать почитать иную литературу, то становится заметно, что во множестве воспоминаний людей, занимавшихся военной экономикой и производством в блокадном городе, Жданов присутствует именно как центральный руководитель, решавший многочисленные проблемы блокадной жизни, техники и промышленности. Так, один из инженеров Военно-воздушных сил Ленинградского фронта Алексей Лаврентьевич Шепелев вспоминает:
«С каждым днем всё труднее становилось выполнять возросшие заказы авиационных частей. Требовалось организовать ремонтные работы непосредственно на аэродромах, создать в полках подвижные авиационно-ремонтные мастерские (ПАРМы).
Составив проект постановления Военного совета фронта по этому вопросу, я обсудил его с главным инженером, а затем представил командующему. Генерал-майор авиации А.А. Новиков написал на документе, что он ходатайствует перед Военным советом о принятии такого решения. Затем Александр Александрович вернул мне бумагу и сказал:
— Доложите суть дела первому члену Военного совета Андрею Александровичу Жданову. Поскольку вы инженер, вам, как говорится, и карты в руки!
Признаюсь, я немного растерялся. Ведь Андрей Александрович Жданов был не только членом Военного совета фронта, но прежде всего членом Политбюро ЦК ВКП(б), секретарем Центрального Комитета партии, первым секретарем Ленинградского обкома и горкома ВКП(б).
— Боюсь, что товарищ Жданов не станет со мной разговаривать, — высказал я опасение. — Ведь совсем недавно Военный совет решал вопрос о нештатных ремонтных базах. И вдруг — новое дело — ПАРМы…
— Не робейте и не теряйте времени, — ободрил меня командующий. — Андрей Александрович сейчас в кабинете, и на приеме у него пока мало народу. Генерал А. А. Новиков помолчал немного и, как бы размышляя вслух, продолжал:
— Товарищ Жданов хорошо относится к авиаторам, заботится об укреплении наших ВВС. Он знает, как дорог нам каждый отремонтированный самолет, и непременно поможет.
И вот я в приемной А.А. Жданова. Его секретарь то отвечает на телефонные звонки, то сам кого-либо вызывает.
Первый член Военного совета Ленинградского фронта принял меня довольно быстро. Здороваясь, он приветливо улыбнулся, и это как-то сразу помогло мне освободиться от скованности.
Я не раз слушал выступления А.А. Жданова на торжественных собраниях, партактивах и партийных конференциях, но наедине с ним оказался впервые. Андрей Александрович выглядел усталым, чувствовалось, что он постоянно недосыпает и не совсем здоров. Мой доклад он слушал внимательно, вопросы задавал четкие, лаконичные, иногда делал записи в блокноте.
Затем Андрей Александрович переговорил по телефону с секретарем Ленинградского горкома партии по промышленности, чтобы уточнить производственные возможности некоторых предприятий, и с командующим ВВС фронта генералом А. А. Новиковым. У товарища, отвечавшего за работу городского транспорта, он выяснил, сколько можно выделить автобусов для нужд фронта.
Видный деятель партии А.А. Жданов подошел к решению нашего вопроса с таким же глубоким пониманием, с каким относился к мероприятиям государственного масштаба. По решению Военного совета фронта нам дали 50 автобусов. Получили мы и необходимое станочное оборудование. Эти автобусы довольно быстро переоборудовали в ПАРМы. Так был решен очень важный для нас вопрос…»
И вот такие, именно деловые воспоминания о рабочих встречах с товарищем Ждановым присутствуют во множестве у работников всех отраслей блокадного города – от военных до начальников цехов на заводах города. Это деловое описание очевидцами решения Ждановым множества технических и организационных проблем обороны Ленинграда является лучшим опровержением «чёрной легенды» о «самом бездарном чиновнике», якобы «проспавшем» блокаду. Здесь добавлю, что в условиях окружения с сентября 1941 г. решением Совнаркома СССР на Ленинградский горком ВКП(б) были возложены функции всех отраслевых наркоматов. Т.е. Жданов в годы войны официально являлся «министром всех министерств», руководителем всех без исключения государственных и экономических структур в городе. Он же, как первый член Военного совета Ленфронта, был и одним из военных руководителей обороны.
В тех жесточайших условиях не забывал товарищ Жданов и вопросы войны за души и разум людей – чтобы оценить эту деятельность достаточно хотя бы бегло ознакомиться с тем, какие книги издавались в блокадном городе.
Можно еще вспомнить и такой специфический орган блокады, созданный Ленинградским горкомом ВКП(б), как «Комиссия по рассмотрению и реализации оборонных предложений и изобретений». По сути, на нужды обороны был мобилизован весь интеллект ленинградцев и рассматривались, просеивались всевозможные предложения, способные принести пользу осажденному городу. Вот где, действительно, были настоящие «инновации», без пиара.
Помимо военных задач, вопросов продовольственного снабжения и военной экономики, городским властям во главе со Ждановым пришлось решать массу самых разных проблем, жизненно важных для спасения города и его населения. Так для защиты от бомбардировок и постоянного артиллерийского обстрела в Ленинграде было сооружено свыше 4000 бомбоубежищ, способных принять 800 тысяч человек (стоит оценить эти масштабы). Наряду со снабжением продовольствием в условиях блокады стояла и нетривиальная задача предотвращения эпидемий, этих извечных и неизбежных спутников голода и городских осад. Именно по инициативе Жданова в городе были созданы специальные «бытовые отряды».
Усилиями властей Ленинграда, даже при значительном разрушении коммунального хозяйства, вспышки эпидемий были предотвращены – а ведь в осаждённом городе это могло стать опасностью не менее страшной и смертоносной, чем голод. Сейчас эту задавленную в зародыше угрозу, т.е. спасенные десятки, если не сотни тысяч жизней, когда заходит речь о блокаде, практически не вспоминают.
Зато альтернативно одарённые всех мастей любят «вспоминать» как Жданов «обжирался» в городе, умиравшем от голода. Тут в ход идут самые феерические байки, кои обильными тиражами наплодили ещё в «перестроечном» угаре. Разоблачители «сталинской тирании и большевистских преступлений» то и дело любят повторять эту развесистую клюкву уже второй десяток лет. О том, как Жданов, дабы спастись от ожирения в блокадном Ленинграде, играл в «лаун-тенис» (видимо, диванным разоблачителям очень уж нравится импортное словечко «лаун»), как ел из хрустальных ваз пирожные «буше» (ещё одно красивое слово) и как объедался персиками, специально доставленными самолётом из партизанских краёв. Безусловно, все партизанские края СССР просто утопали в развесистых персиках…
К сожалению, все эти байки, из года в год повторяемые легковесными «журналистами» и запоздалыми борцами со сталинизмом, разоблачаются только в специализированных исторических публикациях.
Впервые они были рассмотрены и опровергнуты еще в середине 90-х гг. в ряде документальных сборников по истории блокады. Увы, тиражам исторических и документальных исследований не приходиться конкурировать с жёлтой прессой. И эти набившие оскомину байки после миллионных тиражей «перестроечных» разоблачений и двадцати лет либеральной пропаганды всё ещё остаются в массовом сознании.
Вот что рассказывает в изданном в Петербурге в 1995 г. сборнике «Блокада рассекреченная» писатель и историк В.И.Демидов: «Известно, что в Смольном во время блокады вроде бы никто от голода не умер, хотя дистрофия и голодные обмороки случались и там. С другой стороны, по свидетельству сотрудников обслуги, хорошо знавших быт верхов (я опросил официантку, двух медсестёр, нескольких помощников членов военсовета, адъютантов и т.п.), Жданов отличался неприхотливостью: «каша гречневая и щи кислые — верх удовольствия». Что касается «сообщений печати», хотя мы и договорились не ввязываться в полемику с моими коллегами, — недели не хватит.
Все они рассыпаются при малейшем соприкосновении с фактами. «Корки от апельсинов» обнаружили будто бы на помойке многоквартирного дома, где якобы жительствовал Жданов (это «факт» из финского фильма «Жданов — протеже Сталина»). Но вы же знаете, Жданов жил в Ленинграде в огороженном глухим забором — вместе с «помойкой» — особняке, в блокаду свои пять-шесть, как у всех, часов сна проводил в маленькой комнате отдыха за кабинетом, крайне редко — во флигеле во дворе Смольного. И «блины» ему личный шофёр (ещё один «факт» из печати, из «Огонька») не мог возить: во флигеле жил и личный ждановский повар, принятый им ещё от С.М. Кирова, «дядя Коля» Щенников. Писали про «персики», доставлявшиеся Жданову «из партизанского края», но не уточнив: был ли зимой 1941-1942 года урожай на эти самые «персики» в псковско-новгородских лесах и куда смотрела головой отвечавшая за жизнь секретаря ЦК охрана, допуская к его столу сомнительного происхождения продукты…
Алексей Волынец
продолжение в комментах!
========================
К этому http://literaturka.livejournal.com/90349.html?view=comments
Источник
DOI: 10.24411/2311-1763-2014-00001
Аннотация. В статье на основе архивных документов и фундаментальных исследований историков России и ФРГ раскрывается желание Гитлера уничтожить Ленинград.
Ключевые слова: Ленинград, блокада, капитуляция, артобстрелы, бомбардировки, ленинградцы.
Summury. Hitler’s wish to destroy Leningrad and Wehrmact’s actions on its realization are uncovered in the article based on archival documents and fundamental
researches of historians from Russia and FRG.
Keywords: Leningrad, blockade, capitulation, artillery shelling, bombing, people of Leningrad.
Поставив этот вопрос, я усомнился: не ломлюсь ли я в открытую дверь?
Хорошо известно, что германским войскам не удалось взять Ленинград, но 8 сентября 1941 г., на 79 день войны, они овладели Шлиссельбургом (Петрокрепость) на
Ладожском озере и блокировали город. Началась почти 900-дневная блокада. Ленинграду и его жителям была уготована страшная судьба.
8 июля 1941 г. состоялось совещание верховного главнокомандования вооружённых сил Германии (ОКВ). Генерал-полковник Ф. Гальдер отметил в своём дневнике после совещания: «Непоколебимо решение
фюрера сравнять Москву и Ленинград с землёй, чтобы полностью избавиться от населения этих городов, которые в противном случае мы будем кормить в течение зимы. Задачу уничтожения городов должна
выполнить авиация. Для этого не следует использовать танки» [5,102]. В этот же день аналогичная запись появилась в военном дневнике генерального штаба ОКВ. Как отмечает Х.Польман, согласно воле
Гитлера, «основанный Петром Великим город должен был исчезнуть с лица земли» [18,С.20].
16 июля М. Борман записывает подобные же указания Гитлера, сделанные во время «совещания у фюрера», на котором присутствовал А. Розенберг, Х. Ламмерс, фельдмаршал В. Кейтель и другие высшие чины
рейха: «На область вокруг Ленинграда претендуют финны, фюрер хотел бы Ленинград сравнять с землёй, а затем передать финнам» [9,S.68]. Немецкий историк П. Ян подчёркивает, что цель – уничтожить
Ленинград основана, во всяком случае, не на одной экономической стратегии – овладеть советским зерном для снабжения Германии. И не только военных целях, отметим мы. В решении Гитлера, высказанном
8 июля, далее говорилось, что уничтожение Москвы и Ленинграда будет означать «народное бедствие, которое лишит центров не только большевизм, но и всю Московию» [5,C.101]. Центром «большевизма»,
отмечает П. Ян, был назван город революции. «Уничтожение города, — пишет историк, — должно было символизировать уничтожение большевизма. Это указывает на господствующее в Германии представление о
том, что разрушение идеологии возможно только путём физического уничтожения её действительных или предполагаемых носителей» [11,S.200]. Уничтожение Ленинграда преследовало нанесение политического
и морально-психологического урона советскому народу.
Всё совершенно ясно. Однако как на западе, так и в России есть авторы, отвергающие столь очевидное намерение военно-политических властей Германии в отношении Ленинграда.
Немецкий историк Хассо Г. Стахов вроде бы признаёт желание Гитлера стереть Ленинград с земли. «В 1941 г. Гитлер был намерен поставить здесь себе (в Ленинграде. – М.Ф.) памятник особого
рода, — пишет он, — уничтожив дворцы, соборы и музеи… Он действительно хотел сравнять с землёй «колыбель большевизма»… В тот момент это звучало равнозначно как безумная, но вместе с тем и
правдоподобная идея» [22,С.40]. Но оказывается, что это лишь идея. Ибо он рассуждает далее, что «для тех, кто клеймит «типичный фашистский метод» притеснения целых народов… очевидным является то,
что немцы атаковали и окружили Ленинград лишь для того, чтобы по воле Гитлера сравнять его с землёй, а население истребить» [22,С.6]. Однако, по его мнению, более закономерными были бы логические
рассуждения о необходимости захвата города и порта.
26 декабря 2008 г. на сайте Музея-заповедника «Прорыв блокады Ленинграда» была помещения статья одного из историков «Блокада Ленинграда в документах Фрайбурского архива вермахта», в которой он
пытается также доказать, что немцы не собирались уничтожать Ленинград. Он подтверждает своё утверждение, по существу, теми же аргументами, что и Хассо Г. Стахов, книгу которого он хорошо знал.
Это планы, разработанные офицерами Генерального штаба вермахта, в которых с немецкой пунктуальностью предусмотрены мероприятия по овладению колоссальными материальными ценностями города.
Во-вторых, «Инструкция по обращению с населением города», подготовленная командованием 18-й армии. И, в-третьих, образец пропуска, датированный 1941 г., которым разрешалось передвижение по
Ленинграду в оккупированном городе его жителям.
На основе этих документов он делает вывод: «Командование группы армий «Север» имело целью осенью 1941 г. взятие Ленинграда, но никак не разрушение» [19,С.32,33].
Позволительно спросить этого «открывателя» истины, какой же оккупант, захватив такой город, как Ленинград, не овладев его огромными ценностями, начал бы, сломя голову, крушить его? Для
разграбления Ленинграда необходимо было немалое время, в течение которого нужно было поддерживать в нём жёсткий порядок. Но бесспорно, нацисты решили уничтожить Ленинград, его жителей самыми
варварскими и бесчеловечными средствами: голодом, холодом, артиллерийскими обстрелами и бомбёжками. Приведём ещё объективные доказательства, которые обходят, умалчивают защитники фашистов. 16
сентября 1941 г. Гитлер в беседе в рейхсканцелярии с немецким послом в занятом фашистами Париже Отто Аветцем изложил свои взгляды на судьбу Ленинграда: «Ядовитое гнездо Петербург, из которого так
долго «бьёт ключом» яд в Балтийское море, должен исчезнуть с лица земли. Город уже блокирован; теперь остаётся только обстреливать его артиллерией и бомбить, пока водопровод, центры энергии и
всё, что необходимо для жизнедеятельности населения, не будет уничтожено. Азиаты и большевики должны быть изгнаны из Европы, период 250-летнего азиатства должен быть закончен» [1,S.424].
В застольных беседах, в неформальной обстановке Гитлер делился своими откровениями. Обратим внимание читателей на некоторые из них. Для господства над другими народами Германия должна «упразднить
границы Европы, достичь Урала, установить там границу». При этом «Россию следует полностью уничтожить, Москву, Ленинград стереть с лица земли (здесь и далее выделено мною. –
М.Ф.), а их названия и упоминания вычеркнуть из географии и истории» [23,C.20]. Блокада давала Гитлеру желанную возможность осуществить долговременную варварскую цель: уничтожить
Ленинград и его жителей. Геббельс, пишет немецкий историк И. Ганценмюлер, озвучил эту стратегию Гитлера следующим образом: «Раз Петербург окружён, то его план (Гитлера. – М.Ф.) состоит в
том, чтобы разрушить снабжение этого города авиацией и артиллерией. От этого города вероятно не много останется» [6,S.38].
Чтобы завершить доказательство совершенно очевидной истины о намерении Гитлера сравнять Ленинград с землёй, приведём его приказы и высказывания летом 1942 г., когда нацисты готовились вновь
овладеть Ленинградом. В директиве №45 от 23 июля 1942 г. группа армий «Север» получила конкретные указания о подготовке новой операции по захвату Ленинграда, получившей наименование «Фойерцаубер»
(«Волшебный огонь»), а позднее – «Нордлихт» («Северное сияние»).
23 августа 1942 г., выступая на совещании в Ставке, где присутствовал командующий группой армий «Север» генерал-фельдмаршал Г. Кюхлер, Гитлер говорил о необходимости полного уничтожения города и
крепости на Неве. Фюрер указывал о необходимости избежать уличных боёв. Упор делался на удары с воздуха и жёсткие артиллерийские обстрелы жилых кварталов. «Я считаю, — говорил фюрер, — что
положение под Севастополем было иным и что будет совершенно правильно принять обратный способ действий: сначала уничтожение города, а потом укреплений» [5,C.312]. В указаниях Гитлера говорилось,
что задачей операции «Нордлихт» на втором этапе является овладение Ленинградом и «сравнять его с землёй» [20,C.216].
Гитлер приказал устроить в Ленинграде «величайший в мире фейерверк». На Ленинград нацисты планировали наносить удары в течение пяти дней, считая, что этого времени было достаточно, чтобы
превратить город в руины [20,C.216].
Возникает вопрос: как можно было решиться на уничтожение города, являющегося достоянием культуры всего человечества, пойти на истребление сотен тысяч людей только за то, что они живут в нём?
Ответ на него дал сам фюрер. В ночь на 26 сентября 1941 г. он откровенничал со своими ближайшими соратниками: «Я могу представить себе, — говорил Гитлер, — что иные хватаются за голову: как
только фюрер может уничтожить такой город, как Петербург! Конечно, дома я совсем другой. Я не мог бы никогда видеть страдания и переносить боль. Но если я знаю, что раса в опасности, тогда
чувство уступает место холодному рассудку. Я вижу только жертвы, которые потребует будущее, если сегодня жертвы не принести» [3,S.70]. О мучениях и страданиях людей в Ленинграде, о сотнях тысячах
возможных жертв он, как видно, не думал. С точки зрения расистского национал-социализма, там гибли представители неполноценной расы. Их гибель во имя господства арийской расы являлась следствием
человеконенавистнической идеологии фашизма.
Конечно, эта политика массового террора и разрушения не была детищем одного Гитлера, как пытаются представить некоторые немецкие историки. Она являлась органической частью немецкой стратегической
концепции ведения войны, которую можно свести к простой формуле: «завоевать и уничтожить». Так, командующий 4-й танковой группы генерал-полковник Э. Гёпнер ещё в мае 1941 г. заявил, что война
должна вестись как «…древняя борьба германцев против славянства, защита европейской культуры от московско-азиатского наводнения, оборона от еврейского большевизма». Защита европейской культуры
должна «…иметь своей целью разрушение нынешней России и вестись поэтому с неслыханной жестокостью» [3,S.202].
Нацисты, по мнению многих историков из ФРГ, «ставили себе цель уничтожить вообще какое-либо государственное образование в Восточной Европе», в чём они видели «указывающий перст судьбы» [21,C.43].
М. Барч подчёркивает, что «они не ограничивались требованием безоговорочного истребления всех коммунистов как условия будущего германо-фашистского господства на Востоке». Они стремились также
«уничтожить биологическую основу государства». В. Клязе пишет, что уничтожению подлежали не только большевизм, но и русская нация». В случае со славянами «Гитлер выступал за уничтожение не только
другого мировоззрения, но и чужого народа» [14].
Особенно радикальный план уничтожения города и его населения проводился в отношении Ленинграда. И вполне закономерно, что заявление фюрера 8 ноября 1941 г. перед собравшимися по поводу годовщины
мюнхенского путча (ноября 1923 г.) об уничтожении голодом населения Ленинграда было встречено, как сообщила национал-социалистическая пресса, бурными аплодисментами» [3,S.101,102].
Отметим, что в ФРГ есть историки, которые оправдывают планы и цели вермахта, пытаются обелить намерения нацистов стереть Ленинград с лица земли. И. Хоффман, например, утверждает, что «как бы
трагично это событие ни было, моральный упрёк против немецких войск лишён какой-либо основы, ибо блокада и обстрелы обороняющегося города и крепости всё ещё принадлежали к употребляемым и
неоспоримым методам ведения войны» [8,S.741]. При этом Хоффман обходит преступные намерения, которые осуществляли гитлеровцы, блокировавшие Ленинград. Естественно, далеко не все, в том числе и
немецкие, авторы придерживаются этой точки зрения. Многие совершенно справедливо отмечают, как И. Ганценмюлер, всю ответственность руководства вермахта за претворение в жизнь расистской политики
нацистов. Совершенно непросоветски настроенный автор – А. Даллин – пишет: «Ленинград является примером крайности, до которой доходило планирование нацистов. Он также иллюстрирует готовность, с
которой руководство верховного командования вермахта исполняло гитлеровские приказания. Ни по одному пункту не подвергало оно сомнению директивы фюрера, исходя из моральных соображений».
Эта констатация подтверждается многочисленными директивами и указаниями ОКВ, сухопутных войск и группы армий «Север», исходившие из требований: капитуляцию не принимать, город и население
уничтожить.
21 сентября 1941 г. отдел обороны ОКВ представил записку, в которой предложил вермахту решения этой «проблемы» (судьбы Ленинграда. – М.Ф.). Документ очень характерный и весьма
красноречивый. Он оказал большое влияние на дальнейший ход мыслей политического и военного руководства Германии относительно «будущего» Ленинграда, поэтому его рассмотрим подробно. Какие же
варианты действий анализируют авторы записки?
Первый. Немцы занимают город и поступают с ним точно так же, как с другими русскими большими городами. Авторы отклоняют этот вариант, ибо «тогда надо брать на себя ответственность за
снабжение населения». Проще говоря, надо кормить ленинградцев, чего нацисты делать не собирались.
Второй. «Город блокируем, — говорится в документе, — окружаем колючей проволокой под током, простреливаем из пулемётов». Однако, по мысли составителей, и этот вариант имеет негативные
последствия. «Наиболее слабые из двух миллионов человек погибнут от голода… Возникает опасность эпидемии, которая распространится на наш фронт. Кроме того, под вопросом, будут ли наши солдаты
способны стрелять в прорывающихся женщин и детей». Этот вариант тоже не подходит.
Третий. «Женщин, детей и стариков вывести за пределы кольца блокады, остальных уморить голодом». Вроде бы появился какой-то слабый всплеск сострадания к наименее защищённой части
населения блокадного Ленинграда. Да нет же! По мнению разработчиков, предложенная эвакуация «практически едва ли выполнима…» Во всех случаях отрицательным, с их точки зрения, является то, что
«остальное голодающее население Ленинграда опять-таки может стать очагом эпидемий».
И, наконец, четвёртый. «После продвижения вперёд танков и осуществления блокады города отойти снова за Неву и район севернее этого участка передать Финляндии». Но и этот вариант, на их
взгляд, неприемлем. Почему? «…Финляндия неофициально заявила, что она хотела бы, чтобы её граница проходила по Неве, исключая Ленинград. Как политическое решение – хорошее. Но вопрос о населении
Ленинграда Финляндия не решит. Это должны делать мы» [9,S.70].
Как видим, все варианты неприемлемы. Какой же вывод делают составители записки? «Мы заявляем перед миром, — пишут они, — что Сталин защищает Ленинград как крепость. Таким образом, мы вынуждены
(вот уж действительно нет границ одновременно лицемерию и наглости. – М.Ф.) обращаться с городом, его населением как с военным объектом».
Авторы дают циничную рекомендацию, как ввести в заблуждение мировое общественное мнение. «Мы разрешаем Рузвельту, — указывают они, — после капитуляции Ленинграда обеспечить его население
продовольствием, за исключением военнопленных, или перевести его в Америку под наблюдением Красного креста на нейтральных судах». Но далее говорится: «Разумеется, предложение не может быть
принято, но его нужно использовать в целях пропаганды» [9,S.70].
Нацисты придавали важное значение пропаганде. Английский историк Алан Кларк писал, что германскому руководству приходилось считаться с международным общественным мнением. Объяснить
«необходимость» уничтожения такого всемирно известного города, как Ленинград, указывает он, было невозможно «даже тем, кто видел в Гитлере избавителя от большевизма». И тогда Геббельс получил
указание сфабриковать «недавно обнаруженный» «русский план», согласно которому советские войска сами уничтожили Ленинград [17,C.86,87].
Немецкая общественность также подготовлялась к «исчезновению» Ленинграда. 16 сентября 1941 г. газета «Фолькише Беебахтер» («Народное обозрение») опубликовала мнимый план советского руководства
уничтожения Невской метрополии.
Однако в ФРГ и в России есть авторы, которые считают, что Сталин действительно хотел уничтожить Ленинград. 19 июня 1997 г. в газете «Известия» С. Краюхин, ссылаясь на документы, обнаруженные в
архивах ФСБ В.А. Ивановым, утверждал, что руководство осаждённого Ленинграда намеревалось путём взрыва превратить город в руины. Этот план, по существу, походил на план Гитлера, намеревавшегося
сравнять Ленинград с землёй [12]. Более того, В.В. Бешанов полагает, что Геббельсу не надо было ничего фабриковать, ибо он знал о намерении советского руководства уничтожить Ленинград. Этот
автор, ничтоже не сомневаясь, утверждает, что «Гитлер думал о победе, Сталин принимал меры на случай поражения, но мысли обоих диктаторов текли в одном направлении: и тот и другой обрекали город
и жителей на гибель. Свои «суждения» он подкрепляет и мнением Д. Гранина. «Если всё это так, — комментировал первые публикации об операции «Д» писатель Даниил Гранин, — то становится понятным,
почему городские власти не заготовили запасов продовольствия. Они были заняты минированием» [2,C.129].
В работах А.Р. Дзенискевича и других отечественных историков достаточно подробно разработана версия о якобы желании властей взорвать, разрушить Ленинград и доказана её несостоятельность
[10,C.109,110].
«Мы не будем заострять внимание на том, что автор пытался сделать Гитлера и Сталина, — пишет в своей монографии А.В. Кутузов, — одинаково рассуждающими близнецами-братьями: один хотел сравнять
Ленинград с землёй, другой – погрузить в пучину морскую, подобно Атлантиде» [13,C.176]. Опираясь на документы, на утверждения того же С. Краюхина, он указывает, что подлежало уничтожению 58,5
тыс. городских объектов, под которые на 15 сентября 1941 г. было заложено 325 тонн взрывчатки. Путём простого математического анализа получается, что на объект-предприятия приходится 55,5 кг
взрывчатки. Достаточно ли этого, чтобы город превратить в руины? А. Кутузов подчёркивает, что взрывчатка была заложена «меньше, чем по 10 (предприятий. – М.Ф.) в каждом из 15 районов
города». И далее продолжает: «Важно подчеркнуть, что, вопреки надуманным утверждениям, взрывы предполагалось производить не одновременно, а по мере вынужденного отхода войск и продвижения
немцев». Он делает вывод, что любой непредвзятый читатель может сам определить, «кто из исследователей объективен, а кто в угоду политическим соображениям называет операцию «Д» надуманным словом
«дно» [13,C.176].
Чудовищный план уничтожения Ленинграда фашисты не смогли осуществить. Не была опубликована и состряпанная ими фальшивка.
Что же предложили авторы записки? «Сначала, — говорится в ней, — герметически блокируем Ленинград и разрушаем город артиллерией и, возможно, вместе с авиацией. Когда террор и голод сделают своё
дело, откроем отдельные ворота и выпустим безоружных людей. Остатки «гарнизона крепости» останутся там на зиму. Весной мы проникаем в город (если финны сумеют сделать это раньше, то не
возражать), вывезем всё, что осталось ещё живого, вглубь России и передадим район севернее Невы Финляндии» [9,S.70].
Выбор вариантов и колебания продолжались недолго. 29 сентября 1941 г. в недрах германского военно-морского штаба родилась уже официальная, широко теперь известная директива «О будущем города
Петербурга». В ней говорилось:
«…фюрер решил стереть город Петербург с лица земли. После поражения советской России нет никакого интереса для дальнейшего существования этого населённого пункта. Финляндия также заявила о своей
незаинтересованности в дальнейшем существовании города непосредственно у её новой границы (севернее Невы. – М.Ф.).
Прежние требования военно-морского флота о сохранении верфей, гавани и прочих важных военно-морских сооружений, известны ОКВ, однако удовлетворение их не
представляется возможным ввиду генеральной линии поведения в отношении Петербурга.
Предложено тесно блокировать город и путём обстрела артиллерией всех калибров и непрерывной бомбёжки с воздуха сравнять его с землёй, если вследствие создавшегося в городе
положения будут заявлены просьбы о сдаче, они будут отвергнуты. В этой войне мы не заинтересованы в сохранении даже части населения этого большого города» [16,C.783].
Известно высказывание Гитлера по поводу требований, прежде всего моряков, сохранить город как гавань. В апреле 1942 г. в одной из своих ежедневных бесед он заявил, что ленинградские верфи и
гавани при переходе их в руки Германии «придут в упадок… Ибо в Восточном море (Балтийском море) может быть только один господин. И поэтому раз навсегда необходимо заботиться о том, чтобы ни одной
большой гавани на периферии нашего рейха не должно остаться… Мы ни в коем случае не нуждаемся в замерзающих на полгода ленинградских гаванях» [6,S.35].
Начальник оперативного отдела ОКВ генерал А. Йодль сообщил 7 октября главнокомандующему сухопутными войсками генерал-фельдмаршалу В. фон Браухичу волю фюрера, который вновь решил, что
«капитуляция Ленинграда, а позже Москвы не должна быть принята даже в том случае, если она была бы предложена противником…» С циничной предусмотрительностью эта директива предупреждает об
опасности эпидемий, которые могут распространяться на войска из уничтожаемого города. «Поэтому, — говорится в ней, — ни один немецкий солдат не должен вступить в город» и приказано: «Кто покинет
город против наших линий, должен быть отогнан назад огнём… Недопустимо рисковать жизнью немецкого солдата для спасения русских городов от огня, точно так же, как нельзя кормить их население за
счёт германской родины… Эта воля фюрера должна быть доведена до сведения всех командиров» [15,C.773].
По меньшей мере странно, что при наличии этих и других подобных директив и указаний в России находятся историки и журналисты, отрицающие варварское намерение военно-политического руководства
Германии уничтожить Ленинград.
Немало записей, касающихся судьбы Ленинграда, мы находим в военном журнале группы армий «Север». Так, 20 сентября 1941 г. указывается «относительно Ленинграда остаётся неизменным принцип: в город
мы не вступаем, капитуляцию не принимаем» [3,S.39]. 12 октября читаем: «…фюрер вновь решил не принимать капитуляции Ленинграда, даже если она будет предложена противником. Моральное право для
этой меры ясно всему миру…» [4,C.69].
Как фашисты стремились уничтожить Ленинград артиллерийскими обстрелами, бомбардировками и даже химическим оружием – это тема особого рассмотрения.
Список литературы и источников
1. Akten zur Deutschen Auswertigen Politik. Serie D. 1937-1941. Bd. XIII/2. – Lottingen, 1970.
2. Бешанов Владимир. Ленинградская оборона. – Минск, 2006.
3. Blockade Leningrad 1941-1944. Dokumente und Essags von Russen und Deutsche –Reinbek.1992.
4. Война Германии против Советского Союза 1941-1945. Документальная экспозиция. – Берлин, 1992.
5. Гальдер Ф. Военный дневник. Ежедневные записи начальника Генерального штаба сухопутных войск 1939-1942. Т.3. – М., 1971.
6. Ganzenmüler Jorg. Das belagarte Leningrad 1941-1944. – Paderborn, München, Wien, Zürich. – 2005.
7. Dallin A. German rule in Russia 1941-1944. – London, 1957.
8. Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Bd.4. Stuttgart,1983.
9. 900 Tage Blockade Leningrad: Leiden und Wiederstand der Livilbevolkerund in Ksieg Berlin,1991.
10. Дзенискевич А.Р. Блокада и политика. Оборона Ленинграда в политической конъюнктуре. – СПб, 1998.
11. Jahn P. Der deutsche Blick auf S.-Petersburg – Petrograd – Leningrad // Blockade Leningrad 1941-1944.- Berlin, 1991.
12. Известия. 1997. 19 июня.
13. Кутузов А.В. Блокада Ленинграда в информационной войне. – СПб, 2008.
14. Лесотехник, 1994. 22 сентября.
15. Нюрнбергский процесс. Сб. материалов. Т.1. – М., 1952.
16. Нюрнбергский процесс. Сб. материалов в двух томах. 3-е изд. Т.2. – М., 1955.
17. «От «Барбароссы» до «Терминала». Взгляд с Запада. – М., 1988.
18. Польман Х. Волхов. 900 дней боёв за Ленинград. – М.: 2004.
19. «Правда и вымыслы о Великой Отечественной войне 1941-1945 годов. – СПб, 2011.
20. Сяков Ю.А. Неизвестные солдаты. Сражения на внешнем фронте блокады Ленинграда. – СПб, 2004.
21. Фролов М.И. «Салют и реквием». Героизм и трагедия ленинградцев 1941-1944. – СПб, 2004.
22. Хассо Г. Стахов. Трагедия на Неве. – М., 2008.
23. Хью Гревар-Рапер. Застольные беседы Гитлера. 1941. – М., 2006.
Блокада Ленинграда началась 8 сентября 1941 года. В планах гитлеровских оккупантов было стереть с лица земли город и уничтожить всех ленинградцев. Осаждённый Ленинград 872 дня боролся за жизнь. Ежедневные бомбардировки и страшный голод не сломили его жителей, город продолжал жить и бороться. Оборона Ленинграда и блокада — урок беспримерного мужества всей стране, всему миру. Ленинград был окончательно освобождён от блокады 27 января 1944 года.
Планы нацистов
Сразу после начала вторжения в СССР гитлеровское командование объявило, что Ленинград необходимо стереть с лица земли. В конце сентября 1941 года А. Гитлер издал соответствующую директиву, где было сказано буквально следующее:
«1. Фюрер принял решение стереть город Петербург с лица земли. После разгрома советской армии существование этого города не будет иметь никакого смысла…
3. Предлагается плотно блокировать город и сровнять его с землёй с помощью артиллерии всех калибров и непрерывных бомбардировок с воздуха. Если в результате создавшейся в городе обстановки последуют заявления о сдаче города, они должны быть отклонены».
Из директивы «О будущем города Петербурга»
Население, которое, по мнению А. Гитлера, могло попытаться покинуть город, следовало с помощью оружия загонять обратно в кольцо блокады. По планам нацистов, Ленинград должен был погибнуть.
Начало блокады
До войны Ленинград был крупнейшим центром советской промышленности, средоточием культурных ценностей. В политическом смысле город считался «колыбелью революции». Все эти факторы предопределяли гитлеровский план первоочередного захвата Северной столицы. Финская армия должна была помочь немцам взять Ленинград и соединиться с войсками вермахта (группой армий «Север») у Финского залива и восточнее Ладожского озера. После того как группа армий «Север» вышла к Пскову, наступление на Карельском перешейке начали финские дивизии. Положение города на Неве стало критическим.
И хотя противнику не удалось взять Ленинград с ходу, город оказался отрезанным от Большой земли. Началась блокада. Снабжение могло осуществляться отныне только по воздуху или Ладожскому озеру. Немцы вошли практически в пригороды Ленинграда и могли рассматривать в бинокли Исаакиевский собор.
Организация обороны
Уже 1 июля 1941 года в Ленинграде была создана Комиссия по обороне, которую возглавил партийный деятель А. А. Жданов. К моменту окружения города эвакуация населения проводилась недостаточными темпами. Около двух с половиной миллионов горожан, к числу которых надо прибавить беженцев из Прибалтики, Ленинградской области, бойцов Ленинградского фронта, оказались в блокаде. Ежедневно враг обстреливал город из артиллерийских орудий, в результате бомбёжек сгорели продовольственные склады, в том числе крупнейшие — Бадаевские.
И. В. Сталин в срочном порядке назначил командующим Ленинградским фронтом генерала Г. К. Жукова, который жёсткими мерами укрепил оборону на ближних подступах к городу и предпринял ряд контрударов. В результате уже в конце сентября командующий группы армий «Север» докладывал, что своими силами немецким войскам Ленинград не взять. Однако и командованию Ленинградским фронтом прорвать блокаду не удалось.
Голод
До войны Ленинград в основном снабжался поставками продовольствия из других регионов страны. Уже в начале сентября 1941 года были понижены нормы выдачи хлеба рабочим и инженерам, служащим, иждивенцам (по 600, 400 и 300 граммов соответственно).
В середине сентября эту норму вновь уменьшили. Самую низкую норму выдачи хлеба по карточкам ввели 20 ноября 1941 года, когда рабочие стали получать всего 250, а служащие, иждивенцы и дети — 125 граммов хлеба в день.
«Сто двадцать пять блокадных грамм
С огнём и кровью пополам».
О. Берггольц
Голод стал соратником врага. Люди умирали на работе, в своих квартирах, падали на улицах от изнеможения и больше не поднимались. За годы блокады, по послевоенным подсчётам, в Ленинграде погибло от 800 тысысяч до более миллиона человек (прежде всего от голода). Это больше, чем все военные потери Великобритании и США за Вторую мировую войну вместе взятые. Вина за гибель ленинградцев целиком и полностью лежит на гитлеровском командовании и руководстве Финляндии, чья армия блокировала город со стороны Карельского перешейка.
Мама 13 мая в 7:30 утра… Умерли все. Осталась одна Таня».
Таня Савичева, ленинградская школьница.
Из блокадного дневника / РИА Новости
Борьба
В мировой истории трудно отыскать случай, когда столь большой мегаполис оказывался вместе с жителями во вражеском кольце. Но Ленинград жил, Ленинград боролся. На оставшихся в городе предприятиях трудились ленинградцы (мужчины, женщины, подростки), которые ремонтировали военную технику, выпускали оружие, восстанавливали производство электроэнергии. Руководство города и командование фронтом делало всё возможное, чтобы прорвать блокаду. Символом несгибаемого мужества защитников Ленинграда стал «Невский пятачок».
«Вы, живые, знайте, что с этой земли мы уйти не хотели и не ушли.
Мы стояли насмерть у тёмной Невы. Мы погибли, чтоб жили вы».
Надпись на памятнике «Рубежный камень» на «Невском пятачке»
Попытки прорыва блокады предпринимались в сентябре и октябре 1941 года, начиная с января 1942 года в период общего наступления Красной Армии, а затем в августе – октябре 1942 года в ходе Синявинской операции Ленинградского и Волховского фронтов. В ходе последней были обескровлены вражеские силы, которые перебросили специально под Ленинград, чтобы взять его штурмом. Командование Ленинградским фронтом вело успешную противобатарейную войну с немецкой тяжёлой артиллерией — количество снарядов, упавших на город, сократилось в несколько раз.
В Ленинграде, начиная с трагической зимы 1941–1942 годов, были организованы специальные стационары и столовые, где кормили людей. Руководству города удалось не только спасти население от варварских обстрелов и бомбёжек, но и предотвратить эпидемии, которые могли возникнуть в период блокады.
Дорога жизни
Единственной надеждой на спасение для сотен тысяч ленинградцев стала эвакуация и доставка продовольствия по Ладожскому озеру — летом по воде, зимой по льду. Эта трасса получила название «Дорога жизни». Доставка людей и грузов в период блокады по этой трассе по праву может сравниться с величайшими операциями Великой Отечественной войны. Как только в конце ноября 1941 года Ладога покрылась льдом, руководство Ленинграда организовало через озеро переброску продовольствия в город на грузовых машинах. Обратно эвакуировалось голодающее население. По «Дороге жизни» до весны 1943 года было доставлено 1,6 млн тонн грузов, эвакуировано 1,3 млн ленинградцев. Порой грузовики проваливались под лёд, но колонна продолжала движение, иногда под обстрелом. По дну Ладожского озера были уложены трубопровод и электрический кабель.
Я. Бродский / РИА Новости
В начале 1942 года нормы выдачи хлеба населению стали постепенно повышаться, но многие люди продолжали умирать от последствий голода — прежде всего от дистрофии. В декабре 1941 года умерли 53 тыс. человек, в январе 1942 года — более 100 тыс. человек.
Операция «Искра»
Прорыв блокады произошёл только в январе 1943 года в ходе операции «Искра» Ленинградского (командующий генерал‑полковник Л. А. Говоров) и Волховского (командующий генерал армии К. А. Мерецков) фронтов. Общую координацию наступления осуществлял Г. К. Жуков. Советские ударные группировки превосходили теперь врага на решающих направлениях в пять и более раз.
Блокаду прорвали 18 января 1943 года на узком участке южнее Ладоги, шириной всего 8—11 км. По этому коридору уже через несколько недель проложили железную дорогу, по которой доставляли в Ленинград продовольствие, вооружение, пополнение для защитников города.
во время операции по прорыву блокады Ленинграда.
Г. Чертов / РИА Новости
Конец блокады
Блокада Ленинграда продолжалась долгие 872 дня и была полностью снята только 27 января 1944 года в ходе Ленинградско‑Новгородской операции. В честь этого события впервые за всю войну был дан салют не в Москве, а в самом Ленинграде. Тысячи жителей вышли на улицы, чтобы увидеть салют и порадоваться столь желанной победе у стен своего родного города. 27 января стало Днём воинской славы России.
«Рыдают люди, и поют,
и лиц заплаканных не прячут.
Сегодня в городе —
САЛЮТ!
Сегодня ленинградцы
плачут…»
Ю. Воронов
Битва за Ленинград стала самой продолжительной в годы Великой Отечественной войны. Она длилась с 10 июля 1941 года по 9 августа 1944 года, когда финские части были отброшены от города к финской границе в ходе Выборгско‑Петрозаводской операции 1944 года.
8 мая 1965 года Ленинграду присвоено звание «Город‑герой».
Итоги обороны Ленинграда
Если враг взял город, все его жители были бы обречены на гибель, а немцы смогли бы перебросить значительные силы под Москву и Сталинград. В пригородах Ленинграда гитлеровцы и их пособники‑коллаборационисты из эсэсовских прибалтийских подразделений расстреливали и вешали ни в чём не повинных женщин, детей, стариков. Великолепные архитектурные ансамбли пригородов Ленинграда — Гатчины, Царского Села, Петергофа — были разграблены и уничтожены оккупантами.
Однако ленинградцы показали всему миру, на что они способны, защищая родной город. Сегодня в эти подвиги даже трудно поверить. Так сотрудники Всесоюзного института растениеводства голодали вместе со всеми ленинградцами, но из богатейшей и уникальной коллекции зерна они за время блокады не взяли ни одного зернышка. От голода на рабочем месте умер ленинградец Д. И. Кютинен. Он работал пекарем.
Великий композитор Д. Д. Шостакович начал писать свою знаменитую Седьмую «Ленинградскую» симфонию, находясь в блокадном городе и действуя в составе противопожарной команды во время налётов вражеской авиации. Впервые симфония прозвучала в марте 1942 года в Куйбышеве, а 9 августа 1942 года — в самом Ленинграде. В разгар блокады в Ленинграде прошла серия футбольных матчей. Немцы не могли поверить, что в мёртвом, как они считали, городе играют в футбол…
Ленинград выстоял и одержал великую победу над врагом — и военную, и моральную.
Б. Кудояров / ТАСС
Блокадная тема до сих пор продолжает вызывать ожесточенные споры, возникающие, как правило, при попытке найти ответ на вопрос, было ли неизбежным такое огромное количество жертв блокады. Об актуальных вопросах, связанных с нынешним осмыслением блокадной эпопеи, мы говорим с кандидатом исторических наук Кириллом Болдовским.
– В осмыслении блокады есть полярные точки зрения. По одной Ленинград – это город-герой. Согласно другой – город-мученик.
– Я не считаю, что эти две точки зрения полярны. Ничто не мешает одновременно Ленинграду быть и городом-героем, и городом-мучеником. Был ли Ленинград городом-фронтом? Конечно же был. Мало того, это, пожалуй, единственный пример региона Советского Союза, когда действовали одновременно и военное и гражданское управление, то есть Военный совет Ленинградского фронта и горком партии, руководивший хозяйственной жизнью города.
Эта ситуация очень серьезно влияла на жизнь города. Приведу простой пример: ресурсы, в том числе продовольствие и топливо, распределялись между городом, армией и флотом. Пропорции этого распределения определялись Военным советом Ленинградского фронта.
Был ли Ленинград городом-мучеником? Тут мы имеем дело с определениями публицистическо-лозунгового характера. Да, жители города оказались в очень трагических обстоятельствах. Но можно ли их всех назвать мучениками? Трудно сказать…
Посередине ли истина? Я думаю, она на самом деле находится где-то в другой плоскости. Люди жили и работали в условиях той системы, которая сложилась до войны. К этому добавились страшные испытания военного времени. Кто-то работал героически, кто-то просто честно. Для кого-то главной целью было выжить, и он все свои силы тратил исключительно на это. А для кого-то главной целью было выжить за счет других.
– Юрий Колосов, президент международной ассоциации историков блокады и битвы за Ленинград, высказал мысль, что ленинградцы совершили массовый подвиг Александра Матросова, заслонив собой всю страну…
– Не вполне согласен с таким утверждением. Горожане жили, работали, действовали в тех обстоятельствах, в которых приходилось находиться. Мне вообще сомнительно, что люди, готовые каждую минуту умереть, способны на длительное действие.
Жители самого города слабо представляли себе масштаб трагедии, в которой им довелось быть участниками. Круг общения был достаточно ограниченным, поэтому судить обо всей ситуации было крайне сложно, тем более в условиях дефицита информации…
Нет сомнения, что блокада была чудовищным, трагическим испытанием, через которое жители города прошли. Я считаю, что мы не вправе давать оценки из сегодняшнего дня: достойно или недостойно. Понимаете, у жителей города не было особенного выбора действий. Выбор был только в одном: кто-то работал героически, кто-то – только чтобы выжить, а кто-то откровенно жил за счет других. Причем один и тот же человек мог в разных обстоятельствах совершать три упомянутых выше варианта действий. Такова человеческая драма.
Поэтому я бы воздержался от этических оценок. Наша задача – узнать и понять, как это было.
– Вы много работаете с архивными источниками по блокаде. Какие страницы блокадной эпопеи сегодня наименее известны и изучены?
– В подавляющем большинстве случаев документальные источники по блокаде до сих пор полностью не опубликованы. А потому неизвестны широкому кругу читателей. К примеру, не опубликованы полностью постановления Военного совета Ленинградского фронта, не опубликована в полном объеме переписка руководителей города с Москвой, материалы партийных собраний, производственных совещаний на заводах.
Только сейчас мы занимаемся подготовкой к печати полностью постановлений обкома и горкома партии вместе со стенограммами обсуждений. Только сейчас сотрудники архивов готовятся к публикации стенограммы заседаний Ленгорисполкома.
– Если эти документы будут опубликованы, они изменят наше представление о блокаде?
– Самое главное, у всех интересующихся – как профессиональных историков, так и любого человека – появляется возможность ознакомиться с подлинными документами и вынести на их основании свое суждение. А трактовать все можно по-разному. Например, за первые полгода войны, вплоть до зимы 1941 года, подавляющее число решений горкома было связано исключительно с производственной сферой – в основном с производством вооружений, а вопросам жизнеобеспечения города уделялось значительное меньшее внимание. Как это расценить? Можно – как невнимание к нуждам города, а можно – как желание максимально помочь фронту.
Всю блокаду повседневной жизнью города фактически руководил секретарь обкома партии Алексей Кузнецов. Но мы не знаем, в какой степени решения, принятые в Ленинграде, были инициативой наших руководителей, а в какой степени это было выполнением директив, данных Москвой. Причем по широкому спектру решений, не только по военным вопросам. Нам предстоит еще очень много исследовать…
Практически все документы партийного архива имели гриф «совершенно секретно», и до перестройки без специального допуска получить их было невозможно. С начала 1990-х годов положение улучшилось, историки с ними знакомились, однако обращение к ним носило отрывочный, фрагментарный характер. В настоящий момент ведется плановое рассекречивание. К примеру, материалы бюро горкома сегодня полностью рассекречены.
Другой вопрос – насколько эти материалы востребованы. Ажиотажа нет. За пятнадцать лет в листе использования большинства архивных документов, связанных с блокадой, всего полтора-два десятка обращений.
– В последнее время те, кто излагает взгляд на блокаду, альтернативный советской героике, получают обвинения в том, что они хотят очернить подвиг и фальсифицировать историю.
– Знаете, если некое событие было – значит, оно было. Как правда может быть очернением? Я вообще не понимаю, как можно очернять историю, если исследовать ее добросовестно?
Да, в документах отражались факты и неблаговидного поведения руководителей разных уровней. Но является ли это очернением?
Это примерно то же самое, как с подвигом 28 героев-панфиловцев. Историкам известно, и документы подтверждают, что в том виде, как этот подвиг описывался многие годы, его просто не было. Является ли это утверждение очернительством?
Никто не отменяет героизм, но давайте все-таки будем придерживаться исторической достоверности. Я стараюсь выносить свои суждения на основании исторических источников.
Вот в моих руках документы: планы производства продовольственной продукции в Ленинграде на декабрь 1941 года, на январь 1942 года. В декабре 1941 года в плане значится 43 500 гектолитров пива, то есть 4,35 миллионов литров. Зачем это блокадному городу? И 135 тонн кондитерских изделий, 1840 тонн конфет, 200 тонн пряников в январе 1942 года. Есть основания полагать, что большая часть от запланированного действительно производилась. Куда она шла? Будет ли предание гласности этих фактов очернительством?
Понимаете, историк выносит суждение, опираясь на комплексный анализ источников, а не на фантазии и домыслы. И это суждение должно быть вынесено добросовестно. Такова суть истории как науки. А когда во главу углу ставится задача публицистически-политического характера, это к добру не приведет.
– Одна из самых дискуссионных тем – настроения жителей осажденного Ленинграда. Согласно постсоветской версии, горожане вовсе не были единым монолитом. После революции прошло чуть больше двадцати лет, а после «большого террора» еще меньше… Потому было немало тех, кто не испытывал симпатий к советской власти и надеялся, что оккупанты «отменят большевиков». Об этом говорят и блокадный дневник Елены Скрябиной, и недавняя книга Никиты Ломагина «Неизвестная блокада». Что скажете по этому поводу?
– Давайте для начала разложим по полочкам, чем мы располагаем, чтобы вынести свои суждения по этому вопросу. По настроениям горожан есть документальные источники – это информационные сводки органов госбезопасности, партийных органов, цензурная перлюстрация корреспонденции, различного рода донесения, рапорты с мест, в том числе из низовых партийных организаций, заявления и письма граждан и руководителей низшего звена. Кроме того, безусловно, документы немецкой разведки. И есть источники личного происхождения: в большей степени достоверности – дневники, в меньшей – воспоминания.
То, что настроения в блокадном городе были разные, совершенно очевидно. Безусловно, тогда никто не проводил социологических опросов, и мы не можем говорить ни о каком процентном соотношении применительно к настроениям жителей города. Однако самое главное для меня лично следующее: насколько слова человека, даже записанные им на бумагу или сказанные где-то публично, показывают его истинные настроения. Что кричит солдат, когда идет в атаку? Чаще всего просто матерится. И это понятно. Где его настроение в этой ситуации? Вполне возможно, что он говорит в эту минуту не очень лестные слова по поводу своего командования. Но при этом он, стиснув зубы, идет в атаку. Умирает или побеждает…
Так же и жители блокадного Ленинграда. Они могли говорить одно, но проявляется человек все-таки делами – и на бытовом, и на гражданском уровне. Надо понимать, что истинное настроение проявляется не в словах, а в делах. Для меня это основополагающий факт.
У нас нет достоверных фактов о каких-то массовых коллективных действиях протестного характера в блокадном Ленинграде. Однако есть немало фактов, когда народная инициатива снизу опережала действия городского руководства. Но это не носило протестного характера. Скорее, это было желанием улучшить ситуацию.
– Какая доля ответственности за огромное число жертв блокады лежит на руководстве города?
– Чтобы рассуждать о качестве системы управления, нужно анализировать архивные документы в комплексе. Не выхватывать один, два, три документа, а брать весь комплекс за определенный период, и тогда анализ оказывается более достоверным. Сейчас такой процесс только еще начинается.
Главное, надо четко понимать, что это была сталинская система управления, и все ее черты отчетливо проявлялись и в блокадном Ленинграде. Следовательно, надо разделить то, что принадлежит системе в целом, и то, что относится специфически к конкретным ленинградским руководителям.
Один из главных признаков этой системы, по моему мнению, заключался в том, что интересы простых людей никогда не являлись приоритетными. Во главу угла ставилось выполнение определенных задач по самосохранению самой системы управления. Так было заложено в ней самой. Отсюда – многочисленные действия, которые далеко не всегда были инициативой ленинградских руководителей. Но они просто не могли поступать иначе.
Приведу пример. В самом начале войны на первое место в работе городских властей выходила задача производства военной продукции, обеспечение фронта ресурсами, мобилизация на оборонные работы. И только когда наступила первая, самая страшная блокадная зима, вопросы обеспечения функционирования города стали выходить на первое место. А к тому времени многие предприятия остановились.
Повторю еще раз: до начала декабря 1941 года вопросы жизнедеятельности города не стояли в центре внимания городских властей. Они оказались в центре внимания потом, когда ситуация уже стала катастрофической, когда власти получили первые сводки умерших от дистрофии, то бишь от голода, в середине ноября. Трудно судить, было ли это неожиданностью. Но власти явно не были готовы к массовой гибели людей от голода…
И вот что важно: лечебные стационары при предприятиях, где можно было обогреть, накормить, поддержать ослабевших людей, стали создаваться по инициативе снизу. Первое, обращаю внимание, решение сверху по этому поводу было только 27 декабря 1941 года. Более того, решения о привлечении экскаваторов и подрывников для рытья братских могил на Пискаревском кладбище – это уже конец января 1942 года. В данном случае важной представляется мотивировка: предотвратить угрозу эпидемии, которая может перекинуться на армию. Это было сказано непосредственно на бюро горкома – сохранились стенограммы.
Важнейшим фактором было не только продовольствие, но и топливо, точнее, его распределение. Речь идет про бензин, керосин, уголь – «донтопливо» (донбасское топливо), электроэнергию. Документы свидетельствуют: топлива было мало, оно плохо подвозилось в город и плохо заготавливалось. Мало принималось мер по переводу электростанций на торф. В результате электростанции дают мало электроэнергии, под угрозой остановка насосных станций водопровода, а следовательно, подача воды на хлебопекарни предприятиям, а потом под угрозой и деятельность самих хлебопекарен.
Только в начале января 1942 года бюро горкома принимает постановления о мерах по стабилизации деятельности хлебопекарных предприятий, а именно – поставке туда дизель-генераторов для выработки электроэнергии, создании аварийного запаса воды.
– По всему выходит, что эти решения явно запаздывали.
– Вообще, как ни странно, в Ленинграде не было плана действий в чрезвычайных ситуациях. Все меры приходилось принимать на ходу, отвечая на создающуюся ситуацию. Мало того, есть свидетельства о том, что и мобилизационного плана для предприятий не было как такового. То есть то, что должны были делать предприятия в прифронтовой ситуации, – эти решения принимались тоже буквально на ходу. В основном все происходило путем чрезвычайных распоряжений.
Еще одно существенное обстоятельство. Подобные действия были в немалой степени вызваны постоянными надеждами на то, что пройдет буквально две недели, месяц, и блокада будет прорвана, в Ленинград пойдет первый эшелон с Большой земли. Косвенно эти настроения подтверждал сам Алексей Кузнецов, когда он, выступая на бюро горкома, упрекал в этом руководителей низшего звена. Мол, те ничего не делают, ожидая, когда блокада будет прорвана. Но это, естественно, было свойственно не только им, но и руководителям среднего и даже высшего звена.
Наконец, еще один момент – определенное нежелание руководителей города посмотреть в глаза происходившей катастрофы. Какую ситуацию мы видим в декабре 1941 года? Смерти от голода приобретают массовый характер. В этих условиях на ряде предприятий, в первую очередь на Кировском заводе, выходят с инициативой в Москву для принятия постановления Совнаркома. Оно касалось только Ленинграда. В нем говорится, что работникам даже законсервированных, остановленных предприятий разрешается платить зарплату. Весьма характерно, что это было принято 17 декабря – это единственный день осенью-зимой 1941 года, когда Жданов был на приеме у Сталина в Москве. Есть все основания думать, что постановление Совнаркома было последствием этой встречи.
Реакция ленинградских властей на это постановление была по большей части негативной. По крайней мере, в середине февраля 1942 года, не менее тяжелого месяца, состоялось большое обсуждение на бюро горкома, на котором было принято постановление «Об устранении недочетов в оплате рабочих, инженерно-технических работников и служащих на предприятиях, временно переведенных на консервацию». Алексей Кузнецов заявил тогда: «По-моему, нужно озаглавить: не об устранении недочетов, а об извращении в оплате рабочих, инженерно-технических работников и служащих на предприятиях, временно переведенных на консервацию».
В результате бюро горкома постановило: те, кто не является на предприятие или отпущен по причине простоя, не должны получать зарплату. Не трудишься на заводе – тогда работай на общественных работах в рамках трудовой повинности. Из постановления следует, что жители города просто не хотят работать, притворяются слабыми, больными, немощными. А на самом деле они – здоровые, только трудиться не хотят, да еще и потребляют запасы продовольствия и топлива.
А что происходит, если работника оставили без зарплаты? Ведь продукты по карточкам выдавались не бесплатно, а продавалась за деньги. Вся же остальная торговля происходила на черном рынке. И там те же самые товары продавались во много раз дороже. Из перлюстрации писем и спецсообщений НКВД известно, что на рынке 100 грамм хлеба и 100 грамм сахара стоили по 30 рублей, килограмм картошки и литр молока – от 50 рублей. При этом средняя зарплата на предприятии – 500-600 рублей…
– Иными словами, история с этим постановлением Совнаркома от 17 декабря – классический прием сталинской системы, когда на местах принимается постановление о том, что решение «верхов» извращено. Тем самым оно практически отменяется.
– Да, кстати, в ходе этого обсуждения говорилось, что люди жульничают, стараются взять лишнюю пайку. Приведу еще одну цитату из того же заседания бюро горкома от 9 января 1942 года: «Тов. Григорьев: За последнее время, в связи с плохим питанием, мы в городе не имеем охраны. Я ходил по району в час ночи и абсолютно никого нет. Можно делать, что угодно. Я разговаривал с начальником отделения милиции, и он говорит: уходит милиционер на пост и говорит: пошлите за мной, боюсь свалиться. Тов. Кузнецов: Они врут, распустились. Все они на котловом довольствии, 3 раза в день получают пищу и обязаны работать».
А вот цитата из выступления Кузнецова на заседании бюро горкома от 16 февраля 1942 года: «У нас везде и всюду говорят о слабости населения. Один больной, другой больной, третий не может и т.д., а за этой слабостью, за разговорами скрывается бездеятельность и руководителей, и нежелание работать самого населения». Или вот еще цитата из стенограммы выступления Кузнецова на том же заседании: «У нас кое-где злоупотребляют этим – слабость, слабость… Выкинуть нужно это слово из нашего лексикона, чтобы его не было. Хватит».
Что в этот момент на самом деле происходило в городе, мы знаем. Знал ли об этом Кузнецов? Вполне мог…
Иными словами, в блокадном Ленинграде в полной мере проявились пороки сталинской системы управления. Кроме всего сказанного выше, это отсутствие стратегического планирования как такового, а также нарушение экспертности. Судите сами: в горкоме было несколько органов, которые занимались разработкой производственных программ.
В результате этой неразберихи принимались постановления, а следовательно, использовались ресурсы предприятий для производства заведомо не вполне правильных и практичных изобретений. Типа самонаводящихся сухопутных торпед или ампулометов, которые ставились на самолетах – для стрельбы зажигательной смесью. А производство агитационных бомб, которые потом были не востребованы фронтом! Понимаете, все это было от надежды, что придет какой-то народный изобретатель и придумает некое супероружие…
Еще один порок системы – нарушение иерархичности, то есть излишняя централизация. У предприятий различных наркоматов не было официальной процедуры передачи оборудования с одного на другой. Для этого требовалось решение горкома.
В результате централизации горком занимался самыми мелкими делами, поскольку не было процедуры передачи полномочий на самый низший уровень.
– Но Ленинград выстоял. То есть эта система управления показала свою эффективность?
– Эффективность есть соответствие затраченных усилий полученной цели. А какая цель ставилась руководством города? Победить и выжить в той мере, в которой выживание способствовало победе. В этой парадигме система выполнила свою задачу. А вот была ли цель сберечь максимальное количество жителей города?..
Продолжая эту мысль – вы же не думаете, что целью руководства страны было сберечь как можно больше солдат на фронте? Нет, главной целью было нанести как можно больший урон врагу.
Назовите мне хоть одного крупного военного руководителя, которого бы наказали за большие жертвы подчиненных ему солдат. Вот если не взял что-то к сроку – точно могли наказать. А за то, что много людей положил, но выполнил приказ, никаких наказаний не было. Так почему же Кузнецов и другие руководители Ленинграда должны были действовать иначе?
У них было две главнейших задачи. Первая – не допустить немцев в город. Вторая задача – производить при этом оборонную продукцию, которой пользовалась вся страна. Отсюда следовало, что в первую очередь надо беречь специалистов и квалифицированных рабочих, деятелей технической науки. Именно потому, что они были нужны для реализации поставленных задач. Если их не будет, то некому будет выполнять задачи. Подростки у станков – это хорошо, но они не могли выполнять работу на уровне высококвалифицированных специалистов.
Даже в решении горкома от 27 декабря 1941 года о создании городского стационара говорится, что он предназначен в первую очередь для деятелей культуры и искусства, стахановцев и руководящих работников партийных, советских и хозяйственных органов. И на уровне районов было то же самое…
Есть стенограммы заседаний бюро горкома в блокадную зиму 1941–1942 годов. Там нет обеспокоенности тем, что люди умирают. Наоборот, говорится прямо противоположное. Вот характерная цитата из выступления Алексея Кузнецова на заседании бюро горкома 9 марта 1942 года при обсуждении вопроса «О работе почты и телеграфа г. Ленинграда»: «Вы сами, т. Чернышев, распустились, и людей распустили. Вы первым из почтовиков оказались моральным дистрофиком. Легли на всю почтовую корреспонденцию, на все мешки с письмами и лежали, дожидаясь тихой кончины. А мы не хотим умирать. Мы перспективу видим и неплохую перспективу».
Сергей Долинин