Отношение советского руководства к бархатным революциям

Содержание:

Введение

Бархатные революции-это искусственные революции, результат воздействия современных политических технологий на страны с нестабильными элитами и слабыми историческими традициями суверенитета.

Словосочетание «бархатная революция», вошедшее в обиход в конце 1980-х-начале 1990-х годов, строго говоря, не в полной мере отражает истинную природу тех процессов, которые описываются в общественных науках термином «революция». Последнее всегда означает глубокие, фундаментальные, качественные изменения в экономической, социальной и политической сферах, ведущие к коренному преобразованию всей жизни общества, к изменению модели общественного устройства.
«Бархатные революции»-общее название процессов, происходивших в странах

Центральной и Восточной Европы в конце 1980-х-начале 1990-х годов, когда кризис мировой социалистической системы обернулся крахом Варшавского договора, СЭВ и других наднациональных структур, крахом коммунистических режимов, а затем и самого СССР, стержневого, системообразующего и смыслообразующего центра мирового социализма.

Целью работы является изучение «бархатных революций» 1989-1990 годов в странах Восточной Европы.

Задачами работы можно назвать:

• Рассмотрение общей характеристики «бархатных» революций в странах Восточной Европы;
• Исследование революций в Чехословакии и Югославии.

Причины «бархатных революций» в странах Восточной Европы в конце 1980-х годов

В 1989-1991 годах по странам Восточной Европы прокатилась лавина революционных преобразований. Авторитарные и бюрократические режимы, сложившиеся здесь в послевоенные десятилетия, рухнули. События развивались не только стремительно, но и отличались радикальными результатами.

Политический и государственный крах коммунистов имел решающее значение для революционных событий в странах Восточной Европы. В то же время “режимы бюрократических менеджеров”, созданные соответствующими правящими партиями, не рухнули в одночасье. Послевоенная система общественных отношений, в том числе межгосударственных, в Восточной Европе сложилась в результате разгрома фашистской Германии и ее сателлитов Советской Армией, на основе господства СССР в регионе в связи с Великой Победой.

Аналогично система послевоенных отношений в Западной Европе базировалась на аналогичной роли США, Великобритании и Франции с их военно-политическим доминированием на оккупированных территориях. Важнейшим общим цивилизационным условием «бархатных» революций в Восточной Европе было то, что население этих стран тянулось на Запад. Одним из проявлений завышенных ожиданий, связанных со сменой системы власти в регионе, следует считать веру восточноевропейцев в свою идентичность с Западной Европой. Более того, как отмечают многие наблюдатели, эта вера встречалась в горах Албании даже чаще, чем на улицах Праги. По данным американских социологов, в годы революционных перемен восточноевропейцы в целом относились к капитализму как к социальной системе более благосклонно, чем респонденты в западных странах.

Другим важным фактором, способствующим осуществлению «бархатных» революций, является объективная слабость государств «переходного типа», выражающаяся в стремлении к безусловному уважению демократических ценностей, в частности свободы слова и собраний. При этом ключевой идеей в «революционной» практике является идея о недопустимости насилия в отношении тех, кто не совершает насильственных действий, хотя и допускает «мягкие» правонарушения.

Особенностью «бархатных» революций является то, что они объединяют сторонников разных социально-философских принципов — как сторонников эгалитаризма (большинство хочет ликвидировать привилегии элиты и более уравнять оплату труда), так и сторонников большей социальной дифференциации (элитные слои управленцев и интеллигенции). Их объединяла общая враждебность к государственной власти и политическому режиму, «державшему» их в антизападном «советском блоке».

События «бархатных революций» в странах Восточной Европы в конце 1980-х годов.(на примере 2-3 стран)

Экономика Чехословакии в середине 80-х годов развивалась вполне нормально. Уровень благосостояния и социальной защиты населения был очень высок по центральноевропейским стандартам, а социальное расслоение по доходам в регионе было минимальным. В стране велось интенсивное строительство жилья, объектов инфраструктуры и культуры. Поэтому протестное движение против политического режима в Чехословакии развернулось под лозунгами демократии, независимости и сближения с Европой. «Бархатная революция» в Чехословакии началась с разгона студенческой демонстрации в Праге 17 ноября 1989 года, посвященной 50-летию нацистской расправы над чешскими студентами.

Действия полиции спровоцировали студенческую забастовку.

Но детонатором антиправительственных протестов, так сказать, стали распространившиеся днем позже слухи об убийстве одного из студентов (как потом выяснилось, это была дезинформация). «Жертвой» стал студент М. Шмид, который якобы погиб в результате применения силы полицией во время разгона демонстрации. Это ключевое событие «бархатной революции» оказалось спектаклем, поставленным спецслужбами самого правящего режима Чехословацкой Республики. Роль раненого студента, которого поместили в карету скорой помощи под объективы многочисленных телекамер, сыграл лейтенант госбезопасности.

19 ноября появились массовые организации — в Праге — «Гражданский форум», в Братиславе — «Общество против насилия». Они провозгласили своей целью «мирный переход от коммунистического режима к демократии» . А 21 ноября в столице начались массовые демонстрации. В тот же день был создан «Гражданский форум», объединивший все оппозиционные силы в чешских землях, и «Общество против насилия» в Словакии. Новое правительство возглавил М. Чалфа, президентом страны был избран В. Гавел. Власти приняли опрометчивое решение разогнать демонстрацию, но в условиях, когда в соседних странах начались демократические процессы, рухнула Берлинская стена-символ разделения Востока и Запада, такая позиция правящих сил вызвала бурю возмущения в стране.

29 ноября парламент отменил статью Конституции о руководстве Коммунистической партией, 29 декабря 1989 года реорганизованный парламент избрал своим председателем Александра Дубчека, а председателем Гражданского форума-Вацлава Гавела. 1 июля 1991 года главы государств Варшавского договора подписали в Праге протокол о роспуске САР. 1 января 1993 года Чехословакия прекратила свое существование, и на ее месте появились 2 новых государства-Чешская и Словацкая Республики. Через несколько лет в НАТО вступили Чехия, Польша и Венгрия.

Югославия

В январе 1990 года на XIV (внеочередном) съезде Союза коммунистов начинается распад федеративного государства. Делегации Словении и Хорватии ушли, отказавшись принять их предложения о проведении многопартийных выборов уже в 1990 году и превращении Республиканской партии в независимые партии. В результате произошел фактический раскол.

Перемены, начавшиеся в начале 1990-х годов в Югославии, имели драматические последствия для судьбы населявших ее народов. Как отмечалось выше, Югославия неизбежно шла к своему распаду по национальным, религиозным и социально-экономическим причинам. Единственным консолидирующим фактором на тот момент была Коммунистическая партия-Союз коммунистов Югославии. Но в конце 1980-х годов партия начала терять свое доминирующее положение. Все настойчивее звучали призывы к введению многопартийной системы, в республиках стали подниматься националистические настроения. В январе 1990 года словенские коммунисты отказались участвовать в работе XIV чрезвычайного съезда СКЖ. «Начался прямой процесс развода партии на национальные квартиры».

В 1990-91 годах еще оставалась надежда сохранить единое государство, хотя бы в реформированном виде. Но реформа политической системы, означавшая введение политического плюрализма, формирование многопартийной системы, неизбежно вела к углублению самостоятельности субъектов федерации. В ноябре — декабре 1990 года состоялись выборы в парламенты республик, которые привели к формированию новых органов власти. В Сербии и Черногории победили реформированные коммунисты, а в Боснии и Герцеговине, Македонии и Словении к власти пришли коалиционные правительства. В Хорватии-националистические силы. Далее, Словения и Хорватия при активной, стимулирующей поддержке Германии и США в одностороннем порядке вышли из состава федерации в 1991 году на основании решений, принятых на плебисцитах, проходивших в республиках. Это вызвало цепную реакцию распада государства и, как следствие, обострение межэтнических проблем, которые до сих пор сотрясают этот регион на карте Европы. Известный специалист по новейшей истории Югославии Е. Гуськова видит корень следующих за распадом страны военных конфликтов в том, что «выход из СФРЮ осуществлялся не на правовой основе, без урегулирования пограничных вопросов, наследования имущества, распределения долга, с полным и немедленным разрывом всех годами складывавшихся экономических, военных, научных, культурных и иных связей, игнорированием требований Президиума СФРЮ, законности и конституционности».

Так появились черты «бархатной» революции в Югославии: началась социал-демократизация республиканских коммунистических партий, появились многочисленные новые партии и движения, быстро и широко распространились идеи национализма и антикоммунизма. События в Югославии потрясли весь мир. Ужасы гражданской войны, зверства «национальных чисток», геноцид, массовое бегство из страны-с 1945 года Европа не видела ничего подобного. А особенности «бархатной» революции в Чехии были таковы: во время митингов и демонстраций не было ни одного вооруженного столкновения. Величайшим парадоксом преобразований в Чехии социологи этой страны называют «очевидное отвращение к западноевропейской модели капитализма», существующее здесь.

Отношение Советского руководства к «бархатным революциям»

Отражение событий в Восточной Европе на дезинтеграционных процессах в СССР.

«Бархатные» революции во всех восточноевропейских странах происходили почти одновременно, несмотря на разный уровень развития стран, разный уровень социальных противоречий и, главное, разную силу их лидеров. Они проводились по аналогичному сценарию в год, когда судьба СССР решалась в принципе в ходе активных переговоров между Горбачевым и США. Поскольку страны Восточной Европы были экономически и политически взаимосвязаны и образовывали с СССР единый блок, отказ СССР от роли геополитического лидера автоматически означал для этих стран переход под эгиду другого геополитического центра. Страны Восточной Европы были «сданы» советским руководством.

До самого начала революционных событий в ноябре 1989 года отношение Москвы к своим союзникам по Варшавскому договору не претерпевало никаких видимых изменений. Такое отношение было, по словам помощника Горбачева Г. Х. Шахназарова, несколько пренебрежительным: «Они с нами, никуда не денутся, мы объясним — они поймут».

Однако на 39-м съезде Болгарской социалистической партии (преемницы БКП) в сентябре 1990 года было выражено негативное отношение к попыткам перенести сценарии «бархатной» или «мягкой» революции в Болгарию. Было отмечено, что в болгарской («балканской») версии «мягкая революция» вызовет хаос, насилие и может привести к гражданской войне.

Сопротивляться «бархатным революциям» правящей элите восточноевропейских стран не имело смысла, поскольку их исход был предрешен заранее. Однако даже с учетом этого очевидного факта, по настоянию советского руководства, первые лица в политической системе этих стран были заменены. Попытка Чаушеску отвергнуть предложение такого компромисса была жестоко наказана.

Новые власти восточноевропейских стран после» бархатных » революций сразу же объявили отношения с СССР равноправными, т. е. поставили вопрос о выводе советских войск со своих территорий, осудили советское вмешательство (особенно вооруженное) в их внутренние дела в прошлом, отвергли любые претензии на советское (российское) политическое руководство в Восточной Европе и т. д.

«Бархатная революция», как известно, привела к распаду СССР, что «стало крупнейшей геополитической катастрофой века. Для русского народа это стало настоящей драмой. Десятки миллионов наших сограждан и соотечественников оказались за пределами российской территории».

Дезинтеграционные процессы начались в Советском Союзе в середине 1980-х годов. В этот период в условиях ослабления идеологического диктата и всемогущества КПСС проявился кризис национально-государственного устройства страны. Оказалось, что в стране много этнических конфликтов, которые всплыли в контексте гласности). Начало процесса распада было представлено Народными фронтами Союзных республик (Эстония, Латвия, Литва, Армения, Грузия). В 1989-1990 гг. Прибалтийские республики, а затем и другие республики СССР, включая Россию, приняли декларации о национальном суверенитете. Одновременно с ростом оппозиции союзным структурам власти начался кризис коммунистической идеологии, за которым последовал распад КПСС, утратившей функции механизма, скреплявшего нерушимый союз свободных республик. В 1989-1990 годах Коммунистические партии прибалтийских республик вышли из КПСС, а в 1990 году была создана КП РСФСР. В республиках набирали силу националистические движения, которые отчасти поддерживались республиканским руководством, опасавшимся за свою судьбу в свете неопределенных перспектив КПСС.

Руководство Советского Союза пыталось взять под контроль националистические движения, поощряя «рост национального самосознания всех народов». Но, как оказалось, у руководства страны не было программы решения национальных проблем, способности своевременно и эффективно реагировать на обострение межнациональных конфликтов. В результате вооруженные столкновения переросли в этнические войны. Попытки решить проблему национализма с помощью войск не привели к положительным результатам, но еще больше подтолкнули национальные движения к борьбе за выход из СССР.

Итоги «бархатных революций» в странах Восточной Европы к началу1990-х годов

Общим итогом событий 1989-1990 годов стало падение коммунистических режимов во всех странах Восточной Европы. Коммунистические партии распались, и некоторые из них были преобразованы в партии социал-демократического типа. К власти пришли новые политические силы и лидеры.

Так, почти во всех странах события разворачивались с приходом к власти сторонников «обновления социализма» в компартиях (Польша, Венгрия, Болгария, Албания). Сторонники «обновления» на первых демократических выборах получили большинство на волне критики тоталитаризма, коммунизма и коммунистических партий. Придя к власти, они проводили реформы, которые вели не к обновлению социализма, а к строительству капитализма: приватизировали государственный сектор, поощряли бизнес, создавали рыночные структуры. В политической сфере провозглашались плюрализм и многопартийность. Во внешней политике был установлен курс на радикальную переориентацию на Запад, ликвидацию Совета экономической взаимопомощи и Организации Варшавского договора (1991), вывод советских войск

Ни политические, ни социальные, ни экономические структуры восточноевропейских обществ не могли угнаться за столь быстрым переходом от тоталитаризма к демократии. Морально значительная часть населения оказалась не подготовленной к жизни в обществе, где каждый сам за себя и государство уже не гарантирует относительно стабильный уровень жизни. Переход экономики на рыночные рельсы был достаточно болезненным: спад производства, инфляция, снижение социального статуса значительного числа граждан.

Либерализация режимов в некоторых восточноевропейских странах привела к обострению межэтнических противоречий и, как следствие, к распаду федераций-Чехословакии (мирно) и Югославии, ставших ареной межэтнических конфликтов, массовых депортаций и этнических чисток.

Падение социалистических режимов создало уникальную ситуацию в Европе-она превращается в единое политико-правовое и цивилизационное пространство, основанное на социально ориентированной рыночной экономике, либеральной демократии и европейской идее. Это дало новый импульс европейской интеграции, расширению НАТО и ЕС на Восток. Революции были еще одним шагом к установлению целостности мира.

Разрыв традиционных экономических и политических связей с Восточной Европой наносил ущерб советским интересам и осложнял и без того сложную внутреннюю ситуацию в СССР. Процесс экономической интеграции социалистических стран стал сворачиваться, и взаиморасчеты были переведены с рубля на свободно конвертируемую валюту. Это оказало очень серьезное влияние на дестабилизацию рубля внутри страны.

В результате к началу 1991 года мировая система социализма прекратила свое существование. Общий характер действий можно охарактеризовать следующим образом: это были антитоталитарные массовые движения, которые привели к падению старых государственно-партийных правящих структур. Крах социализма в Восточной Европе был предвестником распада СССР на отдельные государства.

1990-е годы были для Польши периодом демократизации политической системы и перехода к рыночной экономике. После частичного списания внешних долгов Польши объем ВНП начал расти. С 1992 года Польша установила отношения со странами ЕС. Несмотря на то, что сегодня объем ВНП Польши составляет всего 40%, можно говорить об огромном скачке в экономике.

Отношение России и стран бывшего Социалистического лагеря Восточной Европы в настоящий момент

Общая характеристика.

До недавнего времени страны Восточной Европы занимали первое место во внешнеэкономических связях бывшего СССР. Особенно тесное сотрудничество сложилось со странами, входившими в СЭВ. Развал экономических связей со странами Восточной Европы, начавшийся в 1990-1991 годах, нанес значительный ущерб многим предприятиям и потребительскому рынку России. Переход к взаиморасчетам по мировым ценам и в свободно конвертируемых валютах негативно сказался на развитии внешнеэкономических связей России с этой группой стран. По сути, традиционный рынок Восточной Европы был потерян для России.

Развал связей со странами бывшего СЭВ привел к 30-процентному сокращению общего объема производства России в начале 1990 — х годов и 70-процентному падению экспорта продукции обрабатывающей промышленности, особенно машиностроения. Эта группа стран была основным импортером российской нефти и газа, черных и цветных металлов, химической и лесной продукции.

В целом основой международного разделения труда остается обмен российских энергоносителей и сырья на машиностроительную продукцию и товары народного потребления стран Восточной Европы. Этому разделению способствует тот факт, что эти страны не смогли полностью перейти на другие источники энергоснабжения.

Ограничения на импорт на едином рынке Европейского сообщества, в частности отдельных видов продовольствия и текстиля, ориентируют страны Восточной Европы на поддержание стабильных связей с Россией.

Сохранению связей способствует и созданная в предыдущие годы сотрудничества транспортная инфраструктура-трубопроводы, линии электропередачи, железные и автомобильные дороги. Торгово-экономические отношения России со странами Восточной Европы строятся на двусторонней основе. Россия заключила торгово-экономические отношения с Болгарией, Венгрией, Польшей, Чехией и Словакией. Ряд российских регионов также подписали экономические соглашения со странами Восточной Европы, некоторые из которых носят характер бартерных сделок. Прошедшее десятилетие стало важной вехой на этом пути. Уроки кризиса в мировой экономике и его последствия для стран ЦВЕ повысили их объективный интерес к развитию связей с Россией.

Наметились позитивные тенденции в развитии политических отношений России со странами Центральной и Восточной Европы. Налажено долгосрочное сотрудничество, активизируются региональные связи.

В настоящее время структура торговли России с Восточной Европой во многом остается в рамках исторически сложившейся модели международной специализации.

Заключение

Говоря о восточноевропейских революциях конца ХХ века, было бы, конечно, неправильно видеть их причины только в процессах внешней политики. Главными причинами были, конечно, внутриполитические причины. Но особенность соотношения внутренних и внешних причин в этих революциях состояла в том, что внешний фактор представлял очень внушительную величину. В программных документах любой демократической организации, почти в каждом революционном действии так или иначе обнаруживались антисоветские, антирусские оттенки. Одной из наиболее серьезных причин революционной ситуации, вызревшей к концу 1980-х годов, было присутствие советских войск на территории восточноевропейских стран, что десятилетиями раздражало местное население.

Постреволюционная стратегия восточноевропейских стран была направлена на достижение в политической, экономической и социокультурной сферах показателей, необходимых для вступления в НАТО и Европейский союз. Российская Федерация, как правопреемница СССР, потерявшего всех своих европейских союзников и международные организации с собственным доминированием в них, была прежде всего озабочена вопросами безопасности, восстановлением своего статуса сильного, уважаемого и равноправного члена европейской семьи народов и государств.

Активное участие России в современном общеевропейском сотрудничестве предполагает трезвый подход к исторической оценке собственной политики, отличавшейся высокомерием, самонадеянностью и желанием покрасоваться.

Сейчас Россия имеет дело с многоплановым международным сообществом, с конкретными государствами и их группами, поэтому линия поведения государства должна строиться на национальной основе, исходя из общих интересов России.

Список литературы

1. Медведев В. А. Крах. Как он созрел в «мировую систему социализма». М., 1999. С. 247.
2. Историко-логическое в познании государства и права. Л., 1988. 142 с.
3. Новицкая Т. Е. Вопросы методологии истории государства и права // Вестник Московского государственного университета. Серия » Закон № 1. 1997. 60 с.
4. Антология по истории России. От СССР к Российской Федерации 1985-2001 гг. / Под ред. А. Б. Безбородова. М.: Общественно-политическая мысль (Пушкино), 2005. 329 с.
5. Гуськова Е. Ю., Карасев А. В. Балканская трагедия: 90-е годы XX в.// Очаги тревоги в Восточной Европе. М., 1997. С. 294-295.
6. Бархатные революции [Электронный ресурс]. Большая современная политическая энциклопедия/ Под общей редакцией А. Белякова и О. Матвейчева. М.: Эксмо, 2009 / Служба Национальной энциклопедии 
7. Студенческая библиотека [Электронный ресурс] История (П. С. Самыгин и др.) 6.5. События 1989-1991 гг. в странах Восточной Европы 
8. Шахназаров Г. Цена свободы. Реформация Горбачева глазами его помощника. М., 1993. С. 127 
9. Россия и Центрально-Восточная Европа: отношения в XXI веке[Электронный ресурс] 

попытки властей подавить их репрессиями; массовые выступления молодежи 28 октября и 17 ноября; возникновение Гражданского форума в Чехии и Общественности против насилия в Словакии; становление Вацлава Гавела как общенационального лидера; грандиозный митинг на Летенском поле, где собралось по разным оценкам от полумиллиона до 800 тысяч человек; наконец, лавинообразное падение коммунистического режима. Есть, однако, тема, менее известная за пределами сравнительно узкого круга профессиональных историков. В чем, собственно, состояла политика советского руководства по отношению к Бархатной революции в Чехословакии и демократическим переменам в Центрально-Восточной Европе в целом? Действительно ли «Горбачев подарил Восточной Европе свободу», как считают поклонники последнего советского лидера? Или же правы их оппоненты, утверждающие, горюя о гибели империи, что агент ЦРУ Горбачев сознательно и целенаправленно «развалил» ее так же, как и полуфеодальный, полурабовладельческий Советский Союз?

Трансформация «доктрины Брежнева»

Бархатная революция 1989 года в Чехословакии была одной из составных частей фундаментального исторического процесса: краха Советской империи и, в более широком контексте, исчезновения Ялтинско-Потсдамской системы, созданной после Второй мировой войны и узаконившей доминирование СССР в Центрально-Восточной Европе. Одним из краеугольных камней этой системы была так называемая «доктрина Брежнева». В 1988—89 гг. и лидеры разваливавшихся восточноевропейских режимов советского образца, и их противники из демократического лагеря не раз задавали себе вопрос, сохранилась ли эта доктрина в силе.

Через месяц после вторжения в Чехословакию, 26 сентября 1968 года, газета «Правда» опубликовала статью с мало что говорящим нынешнему читателю названием «Суверенитет и интернациональные обязанности социалистических стран». Правящие коммунистические партии, утверждал автор статьи, несут ответственность не только перед своим народом, но и перед всеми странами социализма и всем мировым коммунистическим движением. «Народы социалистических стран, коммунистические партии безусловно имеют и должны иметь свободу для определения путей развития своей страны. Однако любое их решение не должно наносить ущерб как социализму, так и коренным интересам других социалистических стран, всему мировому рабочему движению, ведущему борьбу за социализм»¹. А еще через два месяца Леонид Брежнев, выступая на Пятом съезде Польской объединенной рабочей партии, расставил точки над i. «Когда внутренние и внешние силы, враждебные социализму, — провозгласил он, — пытаются повернуть развитие какой-либо социалистической страны в направлении реставрации капиталистических порядков, когда возникает угроза делу социализма в этой стране, угроза безопасности социалистического содружества в целом, — это уже становится не только проблемой народа данной страны, но и общей проблемой, заботой всех социалистических стран»².

Сегодня такие тексты воспринимаются нормальными людьми как бессмысленное нагромождение пропагандистских заклинаний. Но вплоть до конца 1980-х гг. не только специалисты по коммунистическому новоязу, но и все читающие прекрасно понимали суть сказанного: если та или иная «социалистическая страна» осмелится отойти от советской модели или, не дай Бог, проявить самостоятельность во внешней политике, «социалистическое содружество» во главе с СССР не только может, но и обязано вернуть ее на путь истинный. А вторжение в Чехословакию и подавление Пражской весны в 1968 году показывали, какими методами «содружество» будет пользоваться. Вооруженная интервенция и оккупация именовались «общей заботой всех социалистических стран». Лидер коммунистической Югославии Иосип Броз Тито, предпочитавший, несмотря на идеологическое и политическое родство со старшими братьями из Москвы, держаться от них подальше, называл это «доктриной ограниченного суверенитета». Неудивительно поэтому, что в руководстве Чехословакии в конце 1980-х гг. было немало тех, кто надеялся (или, по крайней мере, мог надеяться), что, если события в стране примут особенно опасный для них оборот, находившиеся там советские войска помогут им остаться у власти. Такие надежды могли казаться небезосновательными по двум причинам. Во-первых, на Западе «доктрину Брежнева» применительно к восточной части Европы воспринимали, хотя и без восторга, как защиту «законных интересов безопасности» Советского Союза. Во-вторых, позиция Москвы в 1989 году была весьма двусмысленной.

В столицах стран «восточного блока» помнили, что на Западе достаточно спокойно (не хочется использовать здесь неполиткорректные выражения) отнеслись к советскому вторжению в Чехословакию в 1968 году. Показательной в этом отношении была реакция тогдашнего лидера западногерманских социал-демократов и министра иностранных дел ФРГ Вилли Брандта, до сих пор считающегося выдающимся европейским политиком. «Пражская весна 1968 года очаровала и меня, — писал он. Но при этом добавлял: «Стремление к восстановлению чехословацкой социал-демократии (за самое короткое время возникло более трехсот местных организаций) нами ни в коей мере не поощрялось. Не все понимали, что там, где превыше всего была европейская ответственность за судьбы мира, социал-демократическая солидарность отступала на второй план»³. То, что западногерманский лидер называл «европейской ответственностью за судьбы мира», на деле означало, что он никоим образом не хочет раздражать Кремль, с которым тогда намечалась разрядка напряженности. Вилли Брандт и его коллеги в немецком МИДе «были потрясены тем, что свободолюбивые порывы Пражской весны были раздавлены гусеницами танков». Однако он задает вопрос: «разве существовала разумная альтернатива курсу разрядки?» И сам отвечает: «В Бонне мы себе сказали, выйдя за рамки руководящих кругов моей партии, что возврат к временам усиленной конфронтации не поможет ни Чехословакии, ни кому-либо еще»⁴.

Еще любопытнее была реакция деголлевского руководства Франции. Париж не только предупреждал НАТО об «опасности бессмысленного реагирования» на вторжение в Чехословакию, но и упрекнул Бонн в том, что, вдохновляя пражских реформаторов, правительство ФРГ несет часть вины за случившуюся трагедию. К этим проявлениям вопиющего оппортунизма и непонимания природы советского режима можно добавить лишь, что политика разрядки, которая так нравилась Вилли Брандту, благополучно рухнула после того, как во второй половине 1970-х гг. СССР стал развертывать нацеленные на Европу, в том числе на ФРГ, новые ядерные ракеты СС-20.

«Доктрина Брежнева», ставшая краеугольным камнем советской политики в Центрально-Восточной Европе, впервые была поставлена под сомнение в 1981 году, когда в Польше возник острый политический кризис, чреватый падением коммунистического режима. Ставшие известными после 1991 года документы Политбюро ЦК КПСС показывают, что тогдашнее руководство СССР отказалось от использования советских войск для подавления Солидарности и других оппозиционных движений. Многие исследователи считают, что главной причиной этого была становившаяся все более тяжелой война в Афганистане. Скорее всего, это правда. В Кремле не могли позволить себе «войну на два фронта», тем более кровопролитную войну в Европе. Ведь было ясно, что польское население и армия не смирятся с появлением на улицах своих городов советских танков. При всем оппортунизме и любви к разрядке европейские лидеры с этим вряд ли смирились бы и жесточайшие санкции против Москвы были бы неизбежны. Однако Москва смогла убедить генерала Войцеха Ярузельского и других польских руководителей, что единственный способ предотвратить кровопролитие — самим ввести военное положение, изолировать лидеров оппозиции и навести хоть какое-то подобие коммунистического порядка. Итогом стал военный переворот в декабре 1981 года.

Впрочем, есть свидетельства, хотя пока еще довольно туманные, что планы силового подавления оппозиционных движений и настроений в коммунистических странах в Москве отменены не были. Так, известный и весьма информированный деятель перестройки Александр Яковлев пишет: «Один из работников военной разведки рассказывал мне, что генералы, униженные Афганистаном, вынашивали идею ввести во всех странах Варшавского Договора, включая и СССР, военное положение по образцу Польши. Но после кончины Андропова надо было заметать следы намечаемой авантюры». И далее Яковлев перечисляет: 20 декабря 1984 года скончался министр обороны СССР Дмитрий Устинов; вскоре после этого, 15 января 1985 года — министр обороны ЧССР Мартин Дзур; 2 декабря того же года — министр обороны ГДР Хайнц Гофман, а еще через две недели министр обороны Венгрии Иштван Олох⁵.

Насколько достоверна эта история, сказать трудно. Точно известно другое: хотя в конце 1980-х гг. возможность использования советских войск в странах Центрально-Восточной Европы для подавления демократических революций в Кремле исключали, убеждать в этом лидеров и общественное мнение этих государств в Москве не спешили. Так, в подготовленном МИД СССР в феврале 1989 года (и рассекреченном после 1991 года) документе «Политические процессы в европейских социалистических странах и предложения о наших практических шагах с учетом складывающейся в них ситуации» говорилось: «Важнейшая задача на данном этапе — не допустить эрозии социализма в Восточной Европе, удержать все страны этого региона на социалистическом пути развития (под этим подразумевалось сохранение Восточной Европы в сфере влияния СССР. — Ю. Ф.). <…> Использование силовых приемов с нашей стороны в отношениях с социалистическими странами и особенно применение военной силы полностью исключается даже в самых крайних ситуациях (кроме случаев военной агрессии против наших союзников). <…> В то же время с учетом нынешней сложной ситуации в европейских социалистических странах нам следует сохранить свое ограниченной военное присутствие в Восточной Европе в качестве стабилизирующего фактора и поддерживать неопределенность в отношении возможной роли наших войск в критической внутриполитической ситуации (подчеркнуто мною. — Ю. Ф.)»⁶.

Весьма двусмысленной представляется и позиция Горбачева. «Руководство, — вспоминал он события 1989 года, — лихорадочно искало выход между двумя одинаково неприемлемыми для него позициями: смириться с хаосом в Польше, влекущим за собой распад всего социалистического лагеря, или вмешаться в польские события вооруженной силой. Господствовало <…> мнение о неприемлемости обеих позиций. И тем не менее наши войска <…> мощная Северная группа советских войск в самой Польше — все это при каких-то экстремальных обстоятельствах могло сработать (подчеркнуто мною. — Ю. Ф.)»⁷.

Иными словами, хотя в 1989 году в Москве понимали, что еще раз воспроизвести вторжение в Чехословакию или безжалостное подавление антикоммунистического восстания в Венгрии невозможно, там предпочитали не разубеждать союзников в полном и безусловном отказе от «доктрины Брежнева». «Неопределенность» в отношении советских войск — вдруг и в самом деле в Москве решат в очередной раз ввести танки на улицы Праги, Будапешта или Берлина — должна была поддерживать решимость правящих режимов укреплять власть. В 1989 году «доктрина Брежнева», хотя и в трансформированном виде, сохранялась, что, естественно, вызывало серьезное беспокойство у демократических сил в Чехословакии и других странах Восточной Европы.

«Подарил» ли Горбачев свободу Чехословакии?

Среди российских политологов, в том числе во многом определяющих интеллектуальный климат в стране, распространено мнение о том, что падение коммунистических режимов в странах Центрально-Восточной Европы было чуть ли не автоматическим результатом горбачевской перестройки и итогом сознательной политики Михаила Горбачева и его сторонников, взявших курс на освобождение СССР и «социалистического содружества» от тенет левого тоталитаризма. Так, академик Алексей Арбатов писал: «Окончательное освобождение Центральной Европы было начато в конце 1980-х годов Горбачевым в ходе его перестройки и „нового мышления“, и это затем всецело поддержал Ельцин как лидер демократической России. Таким образом, свобода оккупированным народам была мирно возвращена Россией, а точнее сказать, российскими демократами и мирно принята Центральной Европой»⁸. Еще определеннее высказывался известный в 1990-е гг. политолог Александр Ципко, близко сотрудничавший с командой Горбачева во время перестройки. В комментариях к одной из книг Александра Яковлева он заявил, что последний рано или поздно расскажет, «как он с М. Горбачевым освободил от коммунизма Восточную Европу»⁹.

Здесь нет возможности затронуть сложнейшие вопросы о том, что представляла собой перестройка и собирался ли ее инициатор Михаил Горбачев «освободить от коммунизма» СССР и Восточную Европу, или он, попытавшись придать советскому социализму новое дыхание, привел в действие вышедшие из-под контроля процессы, что завершилось крахом Советского Союза и его империи? Скажем лишь, что окончательных ответов нет и, возможно, никогда не будет. Небезынтересно мнение Александра Яковлева, которого невозможно заподозрить в проимперских и антиперестроечных настроениях. Горбачев, писал он, «умело скрывал за словесной изгородью свои действительные мысли и намерения. До души его добраться невозможно. <…> Мне порой казалось, что он и сам побаивается заглянуть в себя, откровенно поговорить с самим собой, опасаясь узнать нечто такое, чего и сам еще не знает или не хочет знать. Он играл не только с окружающими его людьми, но и с собой. <…> Будучи врожденным и талантливым артистом, он, как энергетический вампир, постоянно нуждался в отклике, похвале, поддержке, в сочувствии и понимании, что служило топливом для его тщеславия, равно как и для созидательных поступков»¹⁰.

Вернемся, однако, к событиям 1989 года. Конечно, происходящие в СССР процессы, принявшие к этому времени острый характер, оказывали сильное влияние на развитие событий в Чехословакии и других государствах «социалистического содружества». Общественное мнение в этих странах в массе своей с воодушевлением воспринимало перестройку, видя в советском примере возможность избавиться от заскорузлой и антигуманной системы, приблизиться к западному уровню и качеству потребления. Иной была реакция правящих группировок. В Польше и Венгрии реформистские и прагматически настроенные круги в партийном руководстве, воспользовавшись переменами в Советском Союзе, смогли пойти намного дальше, чем это было в СССР, разделить власть с оппозицией, перейти к демократической системе и, в конечном итоге, трансформировать компартии в левоцентристские партии социал-демократического толка. Но в Чехословакии, ГДР, Болгарии и Румынии партаппарат увидел в перестройке угрозу собственным позициям.

К началу 1989 года режим нормализации в Чехословакии вступил в стадию глубокого кризиса, если не разложения. Историки назвали это состояние «окостенением», чешский писатель и философ Милан Шимечка — «эрой неподвижности», а Вацлав Гавел — эпохой «сплошного бесформенного тумана». Ладислав Адамец, один из немногих реалистически настроенных деятелей в руководстве Компартии Чехословакии, рассказывал в Москве в ноябре 1988 года: «Откровенно говоря, аппарат не симпатизирует перестройке». Низовые партийные организации, заметил он, руководствуются «старочешским подходом»: «все бурно одобряют перестройку, но никто ничего не делает». Адамец вольно или невольно искажал реальное положение дел, уверяя собеседников в Кремле, что руководство КПЧ способно перестроится и возглавить процесс перемен¹¹. На самом деле ситуация в высших кругах чехословацкого руководства была иной.

В правящей верхушке доминировали деятели, жестко сопротивлявшиеся любым, даже скромным попыткам реформировать режим, приспособить его к меняющейся общественной ситуации. Во главе этой группы стояли видные члены партийного руководства Васил Биляк, Алоис Йиндра, Ян Фойтик, Милош Якеш, могущественный руководитель пражской парторганизации Мирослав Штепан. К ним, как считают многие, примыкал и Густав Гусак, уступивший Якешу пост главы партии, но сохранивший до ноября 1989 года немалую власть как президент ЧССР. Этой группе оппонировали находившиеся в меньшинстве так называемые «прагматики», к которым относили бывшего до 1988 года премьер-министром Любомира Штроугала и его преемника Ладислава Адамеца. Впрочем, их прагматизм не шел далее смутных идей о необходимости реформирования политической системы режима в духе советской перестройки.

Между тем в стране нарастали оппозиционные настроения. К началу 1989 года в Чехословакии действовало 22 различных противостоящих режиму движения, а к августу их число возросло до 39. При всем разнообразии политических и идеологических взглядов их участников, эти организации можно разделить на две основные группы. К первой принадлежали те, кто выступал за возвращение к идеям и политике Пражской весны, за глубокое реформирование коммунистического режима и утверждение идеалов «социализма с человеческим лицом», ко второй — сторонники перехода к нормальной демократической системе в том виде, в каком она сложилась в Европе.

Руководство ЧССР делало ставку на подавление оппозиционных настроений методами, опробованными в период «нормализации»: репрессиями и массированным пропагандистским промыванием мозгов. При этом правящая группировка явно недооценивала слабость собственных позиций, была уверена в лояльности армии, партийного аппарата и госбезопасности и их решимости силой, если потребуется, подавить нарастающее оппозиционное движение. В таком же духе Президиум ЦК КПЧ информировал Москву, что, естественно, сказывалось на советских оценках ситуации в Чехословакии.

Эти оценки порой принимали абсурдный характер. Так, в середине ноября 1989 года, за неделю до начала Бархатной революции, в Праге происходило совещание представителей социалистических стран по экономическим вопросам. По возвращении в Москву руководитель советской делегации член Политбюро, секретарь ЦК КПСС Николай Слюньков докладывал, что руководство КПЧ «владеет положением и идет курсом осторожных реформ»¹².

Иллюзии относительно способности партийных лидеров Чехословакии удержать власть и осуществить нечто подобное советской перестройке были присущи и более проницательным, чем Слюньков, наблюдателям из Кремля. Летом 1989 года в Карловых Варах отдыхал первый заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС Вадим Загладин, отличавшийся относительно трезвой оценкой политических событий. Отдых Загладин совместил, как это полагалось в те времена, с беседами с чехословацкими руководителями и академическими экспертами и в конце августа 1989 года подготовил объемистую аналитическую записку для членов Политбюро. Он не мог не заметить нарастания оппозиционных настроений и того, что в обществе существует раскол, и затяжка с его преодолением «способна привести к объединению значительной и прежде всего интеллектуальной части общества, а также части рабочего класса на платформе, враждебной руководству». Однако общий вывод был оптимистичным. «Конечно, — информировал он советское руководство, — имеющиеся трудности не следует преувеличивать; руководство партии и государства пока держит ситуацию в руках, возможности для решения существующих проблем есть»¹³.

В Москве полагали, что правящая в Чехословакии группа, несмотря на «имеющиеся трудности», сможет удержать власть. Следовательно, особой необходимости беспокоиться о «социалистическом выборе» этой страны нет. В итоге ноябрьские события и падение коммунистического режима стали для Кремля неприятной неожиданностью.

Были и другие факторы, определявшие политику Москвы в отношении Бархатной революции. Известна фраза Горбачева, сказанная о социалистических странах в беседе с Гельмутом Колем в июле 1991 года, «Мы им надоели! Но и они нам надоели!»¹⁴. В марте 1989 года, выступая на встрече с советскими послами в соцстранах, он не скрывал раздражения. Они «продолжают требовать от нас ресурсы по льготным ценам. Вот их солидарность! Им до лампочки наши проблемы и трудности. Там считают, что раз мы присягнули интернационализму, то давай! Упрекают: как это так, мол, вы что — отказываетесь от своей руководящей роли?!»¹⁵ Раздражение советского лидера, как представляется, было вызвано не только экономическими проблемами, но и непониманием, какой, собственно, должна быть политика СССР в Восточной Европе.

Александр Яковлев, вспоминая события 1989 года, писал: «Неестественность формирования так называемого социалистического содружества да еще острые противоречия внутри самого содружества наложили отпечаток сумбура на нашу перестроечную политику. Она сводилась к формуле: „Не до них, своих дел хватает“. Иными словами, четко проработанной политики в отношении восточноевропейских стран не было, что говорит о нашем недомыслии»¹⁶.

Своих дел у Кремля в 1989 году действительно хватало. В это время тотальный кризис советского общества перешел из латентного в открытое состояние. Обозначилась перспектива экономической катастрофы. Дефицит на потребительском рынке и введение карточной системы на расширяющийся круг товаров подрывали легитимность власти. Появилась организованная политическая оппозиция, на выборах первого Съезда народных депутатов СССР многие партийные работники потерпели поражение. Росла популярность главного соперника Горбачева Бориса Ельцина. В Украине, прибалтийских и кавказских республиках, а также Молдове консолидировались мощные движения за национальное освобождение. Ситуация в стране выходила из-под контроля. В этих условиях Кремль был озабочен происходящим в СССР, а не за его пределами.

Однако это не означало, что советское руководство полностью абстрагировалось от событий в Чехословакии. Показательно, что в Кремле вплоть до падения коммунистического режима упорно отказывались осудить вторжение 1968 года. Только в декабре 1989 года было опубликовано Заявление Советского правительства, в котором оккупация ЧССР квалифицировалась как «неправомерный акт вмешательства во внутренние дела суверенной страны, акт, прервавший процесс демократического обновления ЧССР и имевший долговременные отрицательные последствия». Затягивание этого признания было неслучайным и объяснялось не бюрократической медлительностью советской государственной и партийной машины, а стремлением поддержать реакционное крыло в чехословацком руководстве. Это признает и сам Горбачев. Вспоминая об одной из бесед с Якешем, он пишет: «Якеш без обиняков дал понять, что, если советское руководство признает ошибочность августовской акции, это нанесет страшный удар КПЧ, даст сильнейший козырь оппозиции. Он попросил по крайней мере не торопиться с признанием, отложить его до той поры, пока партия добьется стабилизации обстановки»¹⁷. Лидеры чехословацкой оппозиции, в том числе видные фигуры Пражской весны, неоднократно обращались к Москве с просьбой признать вторжение ошибкой, что автоматически повлекло бы за собой делегитимацию режима «нормализации» и тогдашних лидеров КПЧ. Но эти просьбы остались без ответа.

Итог для СССР был неутешительным. Йиржи Динстбир, министр иностранных дел в новом правительстве Чехословакии, с полным основанием написал: «Советский Союз признал ошибочным свое решение от 21 августа 1968 года уже после того, как мы сами освободились от тоталитарной власти. Если бы такое признание было сделано раньше, мы бы смогли также раньше устранить дискредитировавший себя неосталинский режим, и в результате наши народы относились бы с большей симпатией к Советскому Союзу. <…> Нашу новую свободу и демократию нам никто не даровал. Это имеет очень важное значение для самосознания наших народов»¹⁸.

Йиржи Динстбир прав. Никто — ни Горбачев, ни западные политики — не дарил свободу чехам, словакам, другим народам Центрально-Восточной Европы. Они добились этого сами, как и добились членства в Европейском Союзе и НАТО, и стали, кто быстрее, кто медленнее, интегральными частями евроатлантической цивилизации.

1 Ковалев С. Суверенитет и интернациональные обязанности социалистических стран. Правда. 26 сентября 1968 года. С. 4.

2 Брежнев Л. И. О внешней политике КПСС и Советского государства: речи и статьи. М., 1972. С. 79—80.

3 Брандт В., Киссинджер Г., Даллес А. От Сталина до Брежнева. Трудный диалог с кремлевскими вождями. Алгоритм. 2018. — loveread.ec/read_book.php?id=76282&amp;p=52,53.

4 Там же.

5 Яковлев А. Н. Сумерки. М., 2005. С. 558—559.

7 Горбачев М. С. Годы трудных решений. Избранное. 1985—1992 гг. М., 1993. С. 337.

8 Арбатов А. Г. Безопасность: российский выбор. М., 1999. С. 67.

9 Ципко А. Правда никогда не опаздывает. В кн.: Яковлев А. Н. Предисловие. Обвал. Послесловие. М., 1992. С. 342—343.

10 Яковлев А. Н. Сумерки. М., 2005. С. 462.

11 Чехия и Словакия в ХХ веке. Кн. 2. М., 2005. С. 234.

12 Стыкалин А. С. Сборник документов о смене систем в странах Восточной Европы на рубеже 1980-х —1990-х годов. Славянский альманах. 2016 год. — cyberleninka.ru/article/n/sbornik-dokumentov-o-smene-sistem-v-stranah-vostochnoy-evropy-na-rubezhe-1980-h-1990-h-godov.

13 Задоржнюк Э. Конфронтация «режима нормализации» и оппозиции в Чехословакии в конце 80-х годов ХХ века. Central European Journal of Social Sciences and Humanities. 2004. Issue 1. S. 35, 38.

14 Черняев А. 1991 год: дневник помощника Президента СССР. М., 1997. С. 166.

15 Встреча Горбачева с совпослами в соцстранах, 3 марта 1989 года. — nsarchive2.gwu.edu/rus/text_files/EastEurope89/1989.03.03%20Gorbachev%20and%20sov%20ambassadorss%20.pdf

16 Яковлев А. Н. Сумерки. М., 2005. С. 593.

17 Горбачев М. С. Жизнь и реформы. Кн. 2. М., 1994. С. 358.

18 Революционные преобразования в странах Восточной Европы: причины и следствия. М., 1990. Ч. 2. С. 63.

---

В декабре 1980 года я стал заместителем начальника Первого главного управления КГБ СССР. Начальнику ПГУ подчинялись два первых и несколько «обычных» заместителей, которые руководили разведывательной работой в различных регионах мира. Поскольку я пришел из англо-скандинавского отдела, мне поручили заниматься Европой.

Если, будучи начальником Третьего отдела, я знал практически всех офицеров разведки, все источники информации и вербовочные разработки в резидентурах отдела за рубежом, то, став заместителем руководителя разведки по Европе, я в первое время оказался в информационном вакууме. Надо было быстро осваивать малоизвестное поле деятельности. Естественно, я ознакомился с отчетными материалами новых для меня резидентур. Провел десятки и сотни часов в беседах с резидентами и работниками резидентур, которых ранее не знал, изучил множество оперативных дел. Очень полезными были командировки в новые для меня страны. Они обогащали мои представления о конкретных условиях работы в каждой из этих стран. Прошло не менее двух лет, прежде чем я стал, как говорится, чувствовать на кончиках пальцев деятельность каждой из курируемой мною резидентур и на этой основе принимать необходимые решения, не полагаясь только на мнения и предложения руководителей соответствующих оперативных подразделений разведки.

Первая половина 80-х годов характеризовалась вновь нарастающим обострением отношений между Востоком и Западом, размыванием климата сотрудничества, созданного после подписания соглашений СБСЕ. Одним из существенных факторов такого развития событий, несомненно, явился конфликт вокруг Афганистана, куда в декабре 1979 года вошли советские войска.

Когда я вступил в новую должность, Советский Союз уже вел войну в Афганистане. Эта проблема не относилась непосредственно к кругу моих обязанностей, но передо мной стояла задача отслеживать реакцию европейских государств на развитие обстановки в этой части земного шара. Ситуация была настолько серьезной, что не могла не занимать всех нас. Одним из заметных непосредственных проявлений международного кризиса стал бойкот Московской олимпиады Соединенными Штатами, хотя из европейцев их поддержали только Западная Германия, Норвегия и Турция.

Из разведывательных источников, в том числе в Европе, поступала достоверная информация о вмешательстве США, главным образом через Пакистан, во внутренние афганские дела. Цели США, согласно этой информации, были очевидными: вовлечь как можно глубже и масштабнее нашу страну в конфликт в Афганистане, превратить его в незаживающую кровоточащую рану, усилить влияние исламского фактора на обстановку в советских среднеазиатских республиках, истощить военные ресурсы нашей страны и подорвать ее экономику.

То, что американцам в целом удалось добиться своего, во многом объяснялось положением в советском руководстве. В высших эшелонах власти были талантливые государственные деятели, но далеко не все. Министр иностранных дел А.А.Громыко обладал огромным опытом, знаниями, необыкновенной работоспособностью и был известен своим умением вести международные дела. Большим авторитетом пользовались министр обороны Д.Ф.Устинов и председатель КГБ Ю.В.Андропов, отличавшийся титанической работоспособностью.

Генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев был к этому времени настолько болен, что его публичные появления походили на пародию. Заседания политбюро становились все короче и короче. Когда Брежнев в 1982 году представлял В.В.Федорчука в качестве нового председателя КГБ, он забыл его фамилию и назвал Федоровым.

Окружение Брежнева, по сути, интересовалось только сохранением своего положения. Во внешней политике большинство из них разбиралось слабо. Все ложилось на плечи Громыко, Андропова и Устинова. Когда Андропов после недолгого пребывания на посту Генерального секретаря в феврале 1984 года ушел из жизни, никто из политбюро не выступил против избрания смертельно больного Черненко. Напротив, многие поддержали его кандидатуру из желания подольше ничего не менять.

Положение наверху не составляло секрета для разведчиков, но об этом говорилось лишь в доверительных беседах. Начальнику разведки В.А.Крючкову, от которого я ничего не таил, я прямо высказывал свое мнение о руководстве страны. Всегда выдержанный и дипломатичный, он отмалчивался, но это молчание можно было истолковать как согласие.

Трудно сказать определенно, но есть основания полагать, что Громыко и Андропов вначале сомневались в целесообразности направления советского воинского контингента в Афганистан, в то время как Устинов и военные настаивали на этом. Руководство страны оказалось не в состоянии дать адекватную реальностям оценку положения в Афганистане и вокруг него и на этой основе сделало ошибочный прогноз развития событий, который имел весьма негативные последствия для нашей страны. Стало очевидным, что надо искать пути достойного выхода из создавшейся ситуации. Крючков со своей стороны сделал все, что было в его силах, для урегулирования этого конфликта. Он лично выезжал в Афганистан более 20 раз, но снежный ком, катящийся с горы, остановить удалось лишь спустя много лет. В любом случае ввод войск в Афганистан, я считаю, был роковой ошибкой.

Еще более тревожной и сложной проблемой международной политики в начале 80-х годов была гонка вооружений, резко увеличившаяся в связи с размещением в Западной Европе американских ракет среднего радиуса действия. Она существенно повысила риск развязывания ядерной войны в результате случайностей или просчетов. А перспектива постоянного наращивания военных расходов для сохранения паритета больно ударила по экономическим интересам Советского Союза, заставила работать экономику на пределе возможностей, снизить жизненный уровень советских людей.

Некоторые страны Западной Европы, в том числе и Скандинавские, сдержанно отнеслись к принятому НАТО в декабре 1979 года так называемому «двойному решению» по ракетам средней дальности. Советский Союз всемерно пытался повлиять на ход событий. Однако решимость США добиться своего и поддержка со стороны ФРГ предопределили появление в Европе нового опасного для нас оружия.

Суть этого решения — размещение в Европе нового класса ракет средней дальности при готовности вступления в переговоры с СССР относительно ограничения и сокращения этих средств.

С военной точки зрения решение НАТО кардинально изменило сложившуюся структуру ядерного равновесия в пользу США и НАТО и было чревато резким ослаблением советского потенциала сдерживания. Высокоточные ракеты «Томагавк» и «Першинг-2» с подлетным временем до цели на территории Союза в 6–8 минут в случае конфликта были в состоянии полностью дезорганизовать оборону, управление, вывести из строя военные объекты, включая стратегические, на всей европейской части СССР. Таким образом американцы получали возможность ведения «ограниченной» ядерной войны в Европе, то есть фактически без использования стратегических средств, размещенных в США. Советские же ракеты средней дальности, то есть СС-20, которые мы разворачивали в середине 70-х годов, территории США не достигали.

Когда президентом США стал Р. Рейган, выяснилось, что он не удовлетворится завершением холодной войны без победителей и побежденных, а во что бы то ни стало постарается одержать в ней бесспорную победу.

В этой сложной обстановке требовалось постоянно иметь исчерпывающую информацию о положении дел в Европе. Работая в руководстве разведки, а впоследствии и КГБ в целом, я убедился в том, насколько хорошо мы были информированы о планах и намерениях США и НАТО. Возьму на себя смелость утверждать, что мимо нас не прошел ни один имевший значимость натовский секретный документ.

Однако и в этом плане сложности нарастали. Работа по добыванию такой жизненно важной для страны информации была чрезвычайно трудной. Делались попытки дезинформировать разведку, продвинуть нам через подставных источников ложные сведения, например о разработке новых военных технологий. Документы выглядели правдоподобно, но они перепроверялись, анализировались нашими экспертами и истина в итоге устанавливалась. Имелись и случаи получения (не без «помощи», конечно, самих американцев) подлинных материалов о проектах, которые, как впоследствии выяснялось, были оценены как тупиковые. Целью таких дезинформационных акций было втянуть Советский Союз в заведомо бесплодную трату огромных средств и еще более усугубить его и без того сложное экономическое положение.

Нам, однако, удавалось отделять зерна от плевел. Например, путем глубокого изучения огромного количества полученных материалов было установлено, что «стратегическая оборонная инициатива» (СОИ), или «программа звездных войн», широко рекламировавшаяся в 80-е годы как реальный прорыв в области стратегического противостояния, являлась блефом и не могла быть осуществлена в этом столетии.

Напряженная разведывательная работа велась прежде всего в странах Западной Европы. Там у нас существовала сеть источников. Но Эта работа не была бы столь эффективной без тесного и плодотворного сотрудничества с коллегами в восточноевропейских государствах. Одной из моих важнейших задач как раз было поддержание деловых контактов с руководством разведок наших союзников. К сожалению, 80-е годы характеризовались рядом тенденций, которые привели к так называемым «бархатным революциям» и развалу социалистической системы.

Мне часто приходилось встречаться с коллегами из ГДР, Польши, Чехословакии, Венгрии и Болгарии. Сразу хочу опровергнуть миф, распространяемый на Западе и подхваченный некоторыми нашими средствами массовой информации, о том, что разведки этих стран чуть ли не являлись подразделениями нашей разведки. На стадии становления восточноевропейских социалистических стран органы госбезопасности Советского Союза, конечно, играли ведущую роль в организационных мероприятиях, подборе и обучении кадров их специальных служб. Однако в последующем, и в частности в 80-е годы, принцип взаимной независимости и равноправия был закреплен в договорах и четко осуществлялся на практике. Восточноевропейские разведывательные службы подчинялись своим министерствам внутренних дел или министерству госбезопасности (в ГДР). Отношения между разведками разных стран строились на строго юридической основе.

Другое дело, что разведывательные органы братских стран добровольно сотрудничали ради достижения общих целей. Вместе с тем мы никогда не раскрывали друг другу свои источники. Если, например, разведка ГДР добывала сведения, представляющие, на ее взгляд, интерес для союзников по Варшавскому договору, такая информация передавалась в обезличенном виде. В оперативной работе разведки действовали автономно. В случаях выхода на один и тот же интересный контакт, что, впрочем, редко имело место, принимались скоординированные решения, какой службе удобнее и целесообразнее работать с ним дальше, а какой играть вспомогательную роль.

В 70-80-е годы Советский Союз не имел агентуры в странах Восточной Европы. Это было закрепленным принципом работы. Там имелись представительства КГБ, сотрудники которых поддерживали широкие дружеские контакты с местными спецслужбами и другими правительственными учреждениями.

Контакты между руководством разведок Советского Союза и восточноевропейских государств были очень хорошими и дружескими. Мы часто встречались на многосторонних совещаниях и деловых двусторонних переговорах. Коллеги часто приезжали на отдых в Советский Союз. Наши руководящие работники, занимавшиеся вопросами сотрудничества, нередко проводили часть отпуска в Восточной Европе. Такие моменты обязательно использовались для обмена мнениями по широкому кругу вопросов. Дружба была не показной, а искренней, поскольку нас всех объединяло общее дело.

В каждой восточноевропейской стране существовали свои исторические и политические предпосылки отношений с Советским Союзом. Разумеется, это накладывало определенный отпечаток на направления их разведывательной деятельности и формы сотрудничества с нами.

Наиболее мощную разведывательную службу из стран социалистического содружества имела ГДР. Во главе ее внешней разведки в течение многих лет стоял Маркус Вольф. Спектр деятельности немецких друзей был очень широк: от политики до военной стратегии и научно-технической разведки. Во всех этих областях были достигнуты весомые результаты. Разведку ГДР отличали необыкновенная эффективность и умение проводить чрезвычайно сложные операции. Ее ситуационные анализы и методы работы были высокопрофессиональными. С 60-х до конца 80-х годов разведка ГДР была одной из самых квалифицированных в мире, хотя далеко не самой крупной. С нами она обменивалась важнейшей военно-стратегической, научно-технической и оперативной информацией, проявляя при этом образцовое отношение к защите источников и вопросам конспирации в целом.

Многие факторы привели к тому, что разведывательная служба ГДР стала уникальной. Одной из приоритетных задач ГДР была работа по Западной Германии, которая из-за отсутствия языкового барьера и чрезвычайной изобретательности была доведена до совершенства. Впрочем, спецслужбы ФРГ имели такое же преимущество в работе против ГДР. Подогревание германского вопроса, умелая пропаганда по доступному уже в те времена западному телевидению создавали благодатную почву для массированного наступления всех западных спецслужб именно в ГДР. И в этом они преуспели, хотя ликвидация первого на немецкой земле государства рабочих и крестьян, конечно, произошла по более серьезным причинам.

Сегодня наблюдается массовое разочарование жителей бывшей ГДР результатами объединения Германии. Им пришлось познакомиться с тем, чего они не знали или не хотели знать об общественном строе, в котором оказались.

Одной из причин повышенного внимания Запада к ГДР было присутствие там Группы советских войск, оснащенной самым современным оружием. Поэтому по линии разведки и военной контрразведки мы тесно взаимодействовали с немецкими коллегами, ограждая войска от шпионажа.

Одной из выдающихся личностей, с которыми мне довелось познакомиться в ГДР, был Эрих Мильке — человек, который стоял у истоков создания органов безопасности этой страны. В 1994 году он предстал перед судом государства, гражданином которого никогда не являлся, по обвинению в должностных действиях в рамках государства, которое больше не существовало, но официально признавалось ранее международным сообществом в качестве его полноправного субъекта. Только сейчас западные немцы, похоже, начинают понимать всю несуразность такого положения.

В последние годы службы Мильке уже сказывался его солидный возраст. Он был уважаемым профессионалом старой школы, прошедшим славный путь борьбы с фашизмом, стойким и убежденным коммунистом и интернационалистом. Я много раз встречался с ним. У меня сложилось впечатление о нем как о необычайно сильном, волевом и решительном человеке с непререкаемым в ГДР авторитетом.

Критиковать это поколение коммунистов за ошибки и перегибы нынче легко, но нужно помнить, как формировался характер таких людей. Э.Мильке встал на путь непримиримой борьбы с фашизмом в Германии еще в 1931 году. Он входил в число охранников Эрнста Тельмана, воспрепятствовав похищению последнего. Затем он воевал в Интернациональных бригадах в Испании во время гражданской войны. Во время второй мировой войны продолжал свою борьбу в антифашистском Сопротивлении во Франции и Бельгии, постоянно рискуя жизнью. У меня никогда не возникало ни малейшего сомнения в том, что он являлся убежденным коммунистом-борцом.

Иногда у Мильке случались конфликты с Маркусом Вольфом, который с большим успехом руководил разведкой ГДР с момента ее создания и до второй половины 80-х годов. Вольф также был ветераном антифашистского Сопротивления, хотя в годы войны был еще очень молодым. Он был блестящим представителем интеллигенции, восставшей против фашистского режима. Вместе со своим отцом и братом Вольф эмигрировал из гитлеровской Германии в 30-е годы и во время войны воевал в рядах Красной Армии. Что касается личных взглядов, у меня сложилось впечатление, что Вольф придерживался гораздо более гибкой позиции во взглядах на свободу личности, чем Мильке, и эти моменты могли вызывать между ними в ряде случаев разногласия. Вольф запомнился мне как человек высокого интеллекта с широким государственным подходом к проблемам, обладавший к тому же большими литературными способностями. Впечатляющая личность!

Мы сотрудничали также с нашими польскими товарищами, но это взаимодействие носило более ограниченный характер. Поляки, постоянно подчеркивая свою независимость, действовали больше на свое усмотрение, чем остальные партнеры. Видимо, это имело свои политические и исторические корни. Во-первых, не следует сбрасывать со счетов конфликты в прошлом между Россией и Польшей. Во-вторых, влияние католической церкви — оно на польский народ всегда было очень сильным. В-третьих, именно в Польше возникло организованное рабочее движение с антисоциалистической идейной основой — «Солидарность». Поэтому не случайно, что тенденции, которые проявлялись в Восточной Европе в течение 80-х годов все сильнее и сильнее, ярче всего проявились именно в Польше. Когда польские власти в 1980 году оказались в критической ситуации, как в Польше, так и на Западе высказывались предположения относительно возможности военного вмешательства Советского Союза, как это было в Чехословакии в 1968 году. Но, что бы ни говорилось в западных средствах массовой информации, советское руководство — от Брежнева и Суслова до Андропова — было решительно настроено в пользу таких развязок, которые не предусматривали бы вмешательство во внутренние дела Польши военным путем.

Когда В.Ярузельский ввел в стране чрезвычайное положение, это косвенным образом объяснялось им стремлением предотвратить еще более худший вариант, а именно ввод советских войск. Советский Союз, возможно, не проявлял особой активности в опровержении подобных предположений, поэтому Ярузельский действительно мог верить в них. Однако я категорически отрицаю, что такие планы серьезно рассматривались в высших эшелонах власти Советского Союза.

После 1980 года, когда я непосредственно занимался польскими делами, в позиции Советского Союза не произошло каких-либо существенных изменений, в том числе и в вопросах взаимоотношений наших разведывательных служб. В то же время польское руководство испытывало все большие трудности во внутренней политике, вызванные соперничеством с профсоюзом «Солидарность». Поляки советовались с нашими, но не по конкретным проблемам. Несколько раз в этот сложный период я бывал в Варшаве для консультаций на уровне министра, однако мы обсуждали исключительно вопросы внутренних дел и взаимодействия наших разведок. Поляки были вежливыми, корректными и компетентными. И тщательно оберегали свои секреты.

Примерно так же складывались наши отношения с Венгрией, где я неоднократно бывал. Однажды я приезжал в эту страну вместе с Крючковым, которого хорошо помнили со времен его работы в советском посольстве вместе с Ю.В. Андроповым и который по-прежнему сохранял там обширные связи. Венгерская столица произвела на меня глубокое впечатление своей красотой и необычными для социалистического государства чертами. Это было в середине 80-х годов, и город уже носил на себе отпечаток перемен, приведших к «бархатным революциям».

Венгрия раньше других восточноевропейских стран вступила на путь рыночной экономики. На улицах Будапешта выделялись магазины и рестораны европейского уровня.

Какие-либо особенности в сотрудничестве с чехословацкими специальными службами, пожалуй, выделить трудно, разве только особую теплоту во взаимоотношениях. Чехи и словаки традиционно тянулись к русским. У нас много общего в образе жизни и традициях. Чехословацкие друзья были способными и трудолюбивыми. Они делали все возможное, чтобы сотрудничество шло на пользу интересам национальной безопасности.

В Чехословакии я стал, кстати, впоследствии «кинозвездой». Сегодня этот эпизод кажется комичным, однако несколько лет назад трудно было сказать, какие он повлечет за собой последствия и как повлияет на политическую атмосферу во многих странах.

Речь идет о том, что в 1990 году, уже в качестве заместителя председателя КГБ, я выехал в обычную деловую поездку в Прагу. Мне было поручено обсудить с нашими коллегами в Чехословакии принципиальные вопросы по линии спецслужб, такие как борьба с контрабандой, торговлей наркотиками и терроризмом. Я находился в командировке ровно столько, сколько было положено, и занимался только тем, что было поручено, встречаясь исключительно с людьми из соответствующих подразделений чехословацких спецслужб. Иными словами, не было ничего необычного.

Но по чистой случайности эта поездка совпала с крупными студенческими демонстрациями и другими потрясениями в стране. Ясно было, что на этот раз о направлении советских войск не могло быть и речи, но кому-то очень хотелось использовать сложившуюся ситуацию и разыграть карту «советской угрозы». Во всяком случае, вскоре в Англии появился телевизионный художественный фильм телекомпании Би-Би-Си, в котором персонаж «Грушко» в исполнении английского актера плел нить изощренного заговора против Чехословакии. Согласно сценарию этого фильма, называвшегося «Чешские шахматы», я находился в Праге по заданию Горбачева и Крючкова с целью организации государственного переворота и замены Густава Гусака на бывшего однокашника Горбачева по Московскому университету Млынаржа.

Авторы фильма пытались создать впечатление, что он основывается на чехословацких источниках. Насколько мне известно, фильм широко демонстрировался в Европе. Многие приняли его за чистую монету. В Чехословакии была создана, в частности, специальная комиссия для расследования всей этой истории. Только осенью 1991 года, когда я был узником «Матросской тишины», мне довелось прочесть в «Комсомольской правде», что специальная комиссия вынесла заключение, соответствующее истине: никакого заговора не было. Все, за исключением фактов моего прибытия в Прагу самолетом в указанные сроки и отбытия из нее, было вымыслом.

Вышесказанное свидетельствует о возможностях и влиянии средств массовой информации на общество. Какой ущерб нанесла эта выдуманная история нашей политике, трудно подсчитать, но то, что она обыгрывалась в течение многих месяцев и не способствовала росту престижа нашей страны за рубежом, — это факт.

В нашем сотрудничестве с разведками стран Восточной Европы наиболее сердечными были отношения с болгарами. С давних времен между русскими и болгарами велся лишь один спор: кто кого больше любит.

В прошлом веке русские освободили болгар от турецкого ига, во время второй мировой войны — от фашистской оккупации. Болгары встречали нашу армию цветами. Тысячи и тысячи советских солдат отдали свои жизни за свободу братьев-славян. Повсюду в Болгарии стоят памятники русским и болгарам, которые бок о бок сражались за независимость. Видеть эти искренние символы братства и дружбы всегда было очень волнующе. Не может не потрясти сердце русского, например, расположенный в самом центре Софии храм Александра Невского. На протяжении многих лет я часто бывал в Болгарии, и ощущение духовной близости и полного взаимопонимания никогда не покидало меня.

---

Нынешняя ситуация, когда отбрасываются социалистические идеалы, когда история наших стран подвергается дилетантской фальсификации и осмеянию, когда заигрывание с Западом и самоуничижение преобладают над здоровыми патриотическими чувствами, я думаю, подходит к концу. Рано или поздно Россия и Болгария вновь будут вместе или, если хотите, рядом, потому что весь ход исторического развития говорит в пользу этого.

Сотрудничество с болгарской разведкой имело свои особенности. Как известно, Болгария рассматривала Турцию в качестве своего потенциального противника. Это накладывало отпечаток на направленность работы по линии как разведки, так и контрразведки. У нас, естественно, были свои интересы, связанные с Турцией. Но они опять-таки, как и в Европе, в первую очередь объяснялись той угрозой, которую представляли ее союзнические отношения с США и НАТО. Поэтому наше сотрудничество с Болгарией касалось в первую очередь вопросов членства Турции в НАТО, ее возможных действий при обострении международной обстановки и американских замыслов на Балканах.

Болгарские друзья больше, чем мы, интересовались чисто турецкими проблемами. Между этими двумя государствами всегда существовали напряженные отношения. Кроме того, в Болгарии жило довольно много турок. Уровень рождаемости среди мусульманского населения Болгарии существенно превышал рост славянского, и руководство Болгарии считало, что в перспективе это может создать весьма серьезные национальные проблемы. Тодор Живков рассматривал такую тенденцию как большую угрозу для государства. Болгарское правительство пошло на выделение для турок определенных районов проживания и ограничение свободы миграции. Затем оно предприняло усилия с целью эмиграции мусульман в Турцию. Для турок была открыта граница. Они получили возможность продавать свою собственность в Болгарии и вывозить из страны деньги. Некоторые болгарские турки воспользовались этим правом, но большинство восприняли принятые решения как принудительное выселение и в результате определенных усилий сохранили свои права.

В Советском Союзе считали, что болгарские друзья должны были решать проблемы с турецким населением более гуманно и продуманно. Мы ведь сами начали в 80-е годы исправлять ошибки, допущенные по отношению к репрессированным народам в конце войны. Прежняя практика была решительно осуждена, и был принят целый ряд актов по восстановлению справедливости.

Практику болгарских властей по отношению к туркам мы считали недопустимой. Мы не вмешивались во внутренние дела Болгарии, но давали понять Софии, в том числе и по линии разведки, что продолжение преследований турок могло иметь для нее крайне неблагоприятные международные последствия. Из моих собственных поездок в Болгарию и встреч там я вынес впечатление, что болгарская политическая элита испытывала большие трудности в поисках внутреннего компромисса. Учитывая общественное мнение в стране, они были вынуждены проявлять твердость, хотя в беседах с нами допускали возможность иных, более гибких развязок.

Советские разведчики пользовались авторитетом у руководства Болгарии. Мы передавали нашим болгарским друзьям сведения, которые расценивались специальными службами этой страны как весьма важные. Болгары, со своей стороны, передавали нам интересную информацию по Западу, однако ее калибр был меньшим по сравнению со сведениями, скажем, из ГДР. Сотрудничество с болгарскими спецслужбами имело место не только и не столько в сфере обмена информацией, сколько в подготовке кадров и оснащении их необходимыми оперативно-техническими средствами.

В свое время мощная борьба против гитлеровского фашизма породила в Болгарии своих героев. Заместитель министра иностранных дел Стоян Савов, который отвечал за внешнюю разведку, был одним из них.

Вместе со своим братом и женой Маей («Мая» — ее псевдоним, но все называли ее после победы именно так) Савов во время оккупации Болгарии немцами воевал в партизанском отряде. Он остался в живых после ожесточенных боев в феврале 1944 года, в то время как около 20 его близких друзей погибли. Савов говорил мне, что до конца своей жизни он чувствовал себя обязанным бороться за дело погибших товарищей. Написать их героические биографии было для него слишком сложно — все ушли из жизни юношами.

В память о друзьях по партизанскому отряду Савов продолжал после войны борьбу за социализм и справедливость в своей стране. Он неустанно работал, восстанавливая родную Болгарию, в большое будущее которой свято верил.

Продолжительное время Стоян Савов возглавлял разведывательные органы страны, и мы близко познакомились в 80-е годы. Савов запомнился мне как чрезвычайно искренний и достойный человек, который в беседах не заигрывал, а прямо и откровенно излагал свою точку зрения. Он весьма корректно относился к законности и полагал, что Живков и его окружение, отступая от закона, совершали преступления, компрометируя социализм.

В то же время он воспринял «бархатные революции» в Восточной Европе в 1989–1990 годах как результат предательства Горбачевым социалистических идеалов. Руководитель болгарской разведки пришел к выводу, что происходившие изменения обернутся для Болгарии катастрофой.

Последний раз я виделся с Савовым в 1989 году. Он был серьезно болен. А в 1992 году его не стало: 6 января он застрелился у памятника партизанам в своем селе Летищево. В прощальном письме Савов писал: «Я решил уйти из этой жизни, которую так любил. Это решение было принять нелегко, но, думаю, оно верное. Полвека, всю мою сознательную жизнь, я посвятил служению идеям социализма, Болгарии и моей семье. Жизнь была непростой. Я пережил фашистское иго, выдержал пытки и поклялся никогда не допустить подобного в будущем… Мои дорогие, я прожил свою жизнь достойно, любил свой народ и моих коллег, и вы отвечали мне взаимностью. Вы прекрасно знаете, что я ненавидел Живкова и его людей задолго до 10 ноября 1989 года, и я не хотел бы, чтобы мое имя было запачкано в связи с преступлениями Живкова. Дорогая моя Мая, мои любимые дети и внуки, вы знаете, как сильно я вас люблю, но я ужасно устал, и я болен, и душа моя не находит покоя… Дорогие друзья и товарищи… дорогие соотечественники… верьте в Советский Союз и советские народы. Советский Союз переживает глубокий кризис, но он возродится как птица Феникс. И верьте в болгарский народ…»

Сторонники сохранения социалистического общества в Восточной Европе не смогли устоять перед натиском противостоящих сил. Главную вину за это несет Советский Союз. Застывшие представления о положении в восточноевропейских странах при Брежневе, с одной стороны, и пущенные на самотек экономические и политические центробежные тенденции при Горбачеве — с другой, привели к хаосу и распаду. Во всех вариантах происшедшее в Восточной Европе отражало ситуацию в СССР.

Полагаю, однако, что советскую разведку за случившееся винить нельзя. Надежной информации своему государственному руководству мы поставляли достаточно. И всегда проявляли к нашим партнерам в социалистических странах уважение, рассматривая их как самостоятельных и равноправных коллег. В отношениях с ними неизменно выдерживались такт и понимание. Наряду с эффективным профессиональным диалогом завязывалась и сохранялась личная дружба. Мы оказывали друзьям оперативную и техническую помощь, а цели разведывательной работы в интересах своей национальной безопасности они, как уже говорилось выше, определяли сами.

Разумеется, советская внешняя разведка извлекала огромную выгоду из сотрудничества с нашими восточноевропейскими коллегами. В результате таких скоординированных действий мы имели четкое представление о тенденциях международного развития и были в состоянии предоставлять руководству нашей страны и других социалистических стран объективную и точную информацию, в том числе и об активности Запада в оказании влияния на внутренние процессы в Восточной Европе. Я глубоко убежден, что размеры скрытого вмешательства Запада в те события, которые привели к перерождению соцсодружества, не следует недооценивать.

Продолжаю цитировать книгу-расследование А.Островского, как руководство СССР и РСФСР уничтожало Страну, и предавали союзников по ОВД. Данную тему, что КГБ отрабатывало приказ Пятнистого,помогая «партнерам» из Вашингтона «сносить» социалистические правительства МВД,не нова.
Так, очень информированный болгарский писатель Богумил Райнов в своей последней книге про «господина Никто» (имеющего реальный прототип), достаточно подробно упомянул и звонок Горби к Живкову, и пожелание-приказ «побыстрее капитулировать».
И «назначенный» Живковым и Горбачевым «главным оппозиционером» Петр Младенов в сердцах даже бросил известную фразу в сторону «демократов»: «..да лучше бы пришли (русские) танки«. А ранее Болгария открыто просилась в состав СССР, но ей было отказано.
Как поразительно недальновидно Путин отказался от присоединения минимум половины,а то и 2/3 всей Украины,оставив террористам и сепаратистам только нищую Галичину. Появляется ощущение, что г-на Путин является преемником не только Ельцина,но и Горбачева.
И что еще интересно. То,что делал Горбачев с ОВД,мы все увидели в 2014г, когда г-н Путин, созвонившись с Обамой, помог тому снести «кровавый режим В.Януковича, при котором жестоко избили онижедетей на Майдане».
Преемник Путина, я думаю,выполнит мечту-задание Ельцина о развале РФ на 6-7 «независимых государств». Большого слона едят по кускам.

Как мы знаем, судьба Восточной Европы была предрешена Г. Киссинджером и М.С. Горбачёвым в ходе январской встречи 1989 г. Курс на подобное соглашение был взят советским генсеком ещё весной 1985 г., а первые практические шаги в этом направлении сделаны осенью 1988 г., когда М.С. Горбачёв огласил решение о выводе советских войск из стран Восточной Европы и поддержал предложение В. Ярузельского о проведении «круглого стола» с оппозицией.
В ходе «круглого стола», заседания которого проходили с 6 февраля по 5 апреля 1989 г., была достигнута договорённость о проведении в Польше свободных альтернативных выборов.
На этих выборах, которые состоялись в июне 1989 г., Польская объединённая рабочая партия (ПОРП) потерпела сокрушительное поражение. 24 августа премьер — министром стал представитель оппозиции Тадеуш Мазовецкий. В декабре лидер «Солидарности» Лех Валенса был избран президентом страны. В январе 1990 г. ПОРП приняла решения о самороспуске.
После летних выборов состоялась встреча М.С. Горбачёва с лидером ПОРП. Что же услышал М. Раковский от генсека КПСС? «Он считает, что то положение, в котором Польша очутилась сейчас, исторически обоснованно» и «назвал Польшу «опытным полем» для других социалистических стран».
Поразительно и то, что М.С. Горбачёв счёл возможным сказать это своему «товарищу по оружию», и то, что его слова (перекликавшиеся с тем, что на эту же тему говорили и писали за рубежом) осенью 1989 г. были опубликованы на страницах советской печати.
Прошло немного времени, и в 1993 г. на конференции «КГБ: вчера, сегодня, завтра» 3. Ромашевский обвинил Леха Валенсу в связях с КГБ. В 2008 г. в Польше вышла 800 — страничная книга «Служба безопасности и Лех Валенса. Дополнительные сведения к биографии». Её авторы Пётр Гонтарчик и Славомир Ценкевич сделали попытку документально обосновать подобное обвинение.
В соответствии с этой версией, получается, что курировавший польскую госбезопасность КГБ СССР имел отношение не только к организации польских событий 1980–1989 гг., но и к отстранению ПОРП от власти.
Имеются сведения, что польские события направляла не только «рука Москвы». «В Гданьске, — писал бывший советский премьер B.C. Павлов, имея в виду главный центр «Солидарности», — был создан исследовательский центр, где двести из четырёхсот сотрудников являлись американцами. В этом центре, используя опыт Польши, разрабатывали «мирную» модель разрушения социалистической системы… В Польше были опробованы все методы, которыми впоследствии расшатывали Советский Союз».
Одним из консультантов гданьского центра был гарвардский профессор Джеффри Сакс, а одним из кредиторов этого центра — уже известный нам «филантроп» Джордж Сорос.
Деятельность Д. Сороса распространялась и на Венгрию, которая к середине 80 — х годов тоже оказалась перед лицом кризиса: её внешний долг превысил 20 млрд долл.
Первый шаг на пути перемен в Венгрии был сделан в начале 1987 г., когда пост Председателя Совета министров занял Карой Гросс. Уже тогда возник вопрос о возможной отставке Генерального секретаря Венгерской социалистической рабочей партии (ВСРП) Яноша Кадара. Состоявшаяся в мае 1988 г. конференция ВСРП приняла решение вывести Я. Кадара из состава Политбюро и назначить на символический пост председателя партии, генсеком стал К. Гросс.
М.С. Горбачёв уверяет, что эти изменения произошли без всякого вмешательства Москвы, но сообщает, что накануне конференции в Будапешт был направлен В.А. Крючков, а 19 мая 1988 г. он сам имел с Я. Кадаром телефонный разговор и одобрил намечавшееся решение.
Имеется признание А.Н. Яковлева, что перед этим решающим заседанием он тоже побывал в Будапеште. «Когда внутрипартийные противоречия в некоторых странах достигли особой остроты, мне приходилось беседовать с теми лидерами, которые приходили на смену уходящим» .
С 22 марта по 18 сентября 1989 г. в Венгрии было проведено несколько «круглых столов» для переговоров с оппозицией. Они завершились принятием решения об отмене цензуры, переходе к многопартийности и проведении свободных выборов.
В октябре ВСРП тоже приняла решение о самороспуске. На её основе была создана Венгерская социалистическая партия — ВСП. 26 ноября 1989 г. прошёл референдум, 25 марта и 8 апреля 1990 г. свободные альтернативные выборы, на которых ВСП тоже потерпела поражение. Власть в стране перешла к оппозиции.
Иначе развивались события в Болгарии, где до 1989 г. организованной оппозиции фактически не было.
Позднее лидер Болгарской социалистической партии (БКП) Т. Живков заявил, что деятельность его противников направлялась прямо из советского посольства. Это мнение разделяют и современные исследователи.
Как явствует из воспоминаний бывшего советского дипломата В.Ф. Терехова, «в заговоре против Живкова участвовали, помимо автора воспоминаний, посол СССР в Болгарии генерал — майор КГБ В.В. Шарапов (назначенный на этот пост за год до отставки Живкова), полковник КГБ Одинцов, а с болгарской стороны — А. Луканов и П. Младенов».
В июле 1989 года во время совещания руководителей стран «народной демократии» в Бухаресте состоялась тайная встреча М.С. Горбачёва с министрами иностранных дел и обороны Болгарии Петром Младеновым и Добри Джуровым. «Им было предложено подумать о замене главы болгарского государства» .
24 октября Пётр Младенов обратился к членам Политбюро ЦК БКП с письмом, в котором выступил с критикой Т. Живкова. «Через В.В. Шарапова с текстом письма П. Младенова был ознакомлен М.С. Горбачёв, который «благословил» посла действовать в соответствии с обстановкой (по другим данным, письмо Младенова отвёз в Москву… Луканов)».
Первоначально Политбюро БКП предложило П. Младенову отозвать его письмо. Однако он отказался сделать это. 5 ноября состоялась встреча Д. Джурова с Й. Йотовым и Д. Станишевым, на которой было «решено добиваться отставки Т. Живкова».
По свидетельству Д. Станишева, «8 ноября трое членов болгарского руководства, бывших соратников Живкова по партизанской дивизии «Човдар», Д. Джуров, Й. Йотов и он, выражая мнение большинства Политбюро, пошли к Живкову и предложили ему подать в отставку» .
Видимо, после этого лидер БКП обратился к В. Шарапову и заявил о готовности оставить свой пост. Советский посол связался с Москвой и вскоре сообщил, что Москва «с пониманием» относится к такому решению [2371].
9 ноября Т. Живков подал в отставку. 10 — го Пленум БКП утвердил его заявление. Через месяц он был выведен из ЦК, затем исключён из партии. Новым генсеком, а с 17 декабря и председателем Госсовета стал П. Младенов [2374]. Болгарская коммунистическая партия была преобразована в социалистическую.
После этого по стране прокатилась волна митингов и демонстраций, в ходе которых зародился Союз демократических сил во главе с Желю Желевым, начавший борьбу за власть.
М.С. Горбачёв пишет, что «в ноябре 1987 г.» в Москву приехал лидер Коммунистической партии Чехословакии (КПЧ) Густав Гусак, «по своей инициативе» рассказал о «положении дел в чехословацком руководстве», заявил, что «готов всё оставить» и обратился за советом: кому передать власть? Если верить Михаилу Сергеевичу, на это он ответил: «Густав Никодимович, вам виднее, чем нам из Москвы».
Как иначе мог ответить сторонник демократии?
Однако из дневника В.И. Воротникова явствует, что 20 ноября ему стало известно, что в Москве уже существовал план замены Г. Гусака Мирославом Якешем. Более того, М.С. Горбачёв имел на этот счёт разговор с самим лидером КПЧ, о чём 23 ноября поставил в известность В.И. Воротникова и, сообщив ему, что завтра состоится решающее заседание Президиума ЦК КПЧ, добавил: «Г Гусак не информировал полностью членов Президиума о беседе со мной. Я высказал, — продолжал Горбачёв, — предложение Ломакину (советский посол в Праге — А.О.) побеседовать с Г. Гусаком ещё раз, рекомендовать ему снять с себя полномочия генерального секретаря — иначе ситуация может выйти из — под контроля» .
Вот вам и по собственной инициативе.
Мирослав Якеш оказался переходной фигурой.
29 октября 1989 г. в Праге прошла первая массовая демонстрация. 17 ноября она повторилась. «Телевидение всего мира показало «тело студента» Мартина Шмидта, скончавшегося от полицейских побоев во время разгона демонстрации». Страна взорвалась митингами и забастовками протеста.
24–25 ноября М. Якеш и некоторые другие лидеры КПЧ подали в отставку, новым генсеком стал К. Урбанек. 30 ноября из конституции была исключена статья о руководящей роли КПЧ. 28–29 декабря состоялись президентские выборы, победу на которых одержал лидер поддерживавшейся Д. Соросом оппозиционной организации Хартия — 77 Вацлав Гавел. К власти пришли чешские диссиденты.
После этого, пишет В.К. Буковский, «они установили, что все начальные этапы волнений, приведших к падению руководства Янеша, осуществлялись чешской госбезопасностью. А организовывались под руководством генерала Алоиза Лоренца — главы управления разведки ЧССР — по распоряжению начальника разведуправления КГБ генерала Виктора Глушко» [2383], который с 14 по 18 ноября находился в Праге.
В.Ф. Грушко отвергает эти обвинения и в доказательство своей невиновности ссылается на статью, которая была опубликована осенью 1991 г. в «Комсомольской правде». Статья в «Комсомолке» — очень весомый аргумент. Это не «Мурзилка».
Когда в ходе ноябрьских событий дотошные журналисты стали интересоваться судьбой убитого студента, выяснилось, что ни в один морг его тело не поступало. В то же время было установлено, что якобы погибший студент Мартин Шмидт жив и здоров и ни в какой демонстрации не участвовал. Оказалось, что «роль погибшего студента небезуспешно сыграл поручик госбезопасности Л. Зивчак, заранее внедрённый в студенческую среду» [2387] (его «бездыханное» тело, политое красным раствором, таскали по ужаснувшейся Праге). А сообщил о его «смерти» средствам массовой информации другой офицер спецслужбы» .
«В пятую годовщину этих событий генерал Лоренц, — пишет В.К. Буковский, — появился на наших экранах и подтвердил всё это…» .
Член парламентской комиссии, занимавшейся этим расследованием, Вацлав Бартушка, опубликовал по его материалам специальную книгу под названием «Полуясно» [2390]. В ней он заявил, что «в процессе работы ему и его коллегам постоянно приходилось натыкаться на «след КГБ». Высшие офицеры госбезопасности ЧССР признавали, что поддерживали тесный контакт с московскими коллегами в период роковых событий».
Особое место среди стран «народной демократии» занимала ГДР.
В.М. Фалин утверждает, что ещё «в марте 1988 г.» он представил М.С. Горбачёву записку, в которой писал, что в «ближайшие три месяца обстановка в ГДР может быть полностью дестабилизирована».
6 октября 1989 г. М.С. Горбачёв прибыл в Берлин на празднование 40 — летия республики. Он вспоминает, что был поражён, когда во время демонстрации колонны проходили мимо трибун, скандируя: «Перестройка. Горбачёв. Горбачёв, спаси нас ещё раз».
А поскольку для первого секретаря Социалистической единой партии Германии (СЕПГ) Э. Хонеккера подобная демонстрация оказалась неожиданной, можно утверждать, что министр государственной безопасности Э. Мильке не поставил своего лидера в известность о подготовке к ней.
Как пишет служивший в представительстве КГБ СССР при МГБ ГДР И.Н. Кузьмин, до этого Э. Мильке обращался в германское представительство КГБ и прямо к М.С. Горбачёву с предложением о необходимости отстранения Э. Хонеккера. Подобные переговоры с КГБ и советским посольством вели премьер ГДР Вилли Штоф, заместитель премьера Вернер Кроликовский. В оппозицию входили также заместитель премьера Альфред Нойман, Эгон Кренц и Курт Хагер. Все они были членами Политбюро ЦК СЕПГ.
Из ГДР М.С. Горбачёв вернулся 7 октября 1989 г. и на первом же заседании Политбюро заявил, что «Хонеккер не чувствует осложнения обстановки вокруг него». 16 октября Михаил Сергеевич снова собрал некоторых высших должностных лиц партии и уже прямо поставил вопрос о необходимости изменений в руководстве СЕПГ. Причём некоторые из участников этого совещания поднимали вопрос об объединении Германии.
Через день, 18 октября Пленум ЦК СЕПГ освободил Э. Хонеккера от обязанностей генсека и председателя Госсовета ГДР.
«Я покривил бы душой, — пишет Михаил Сергеевич, — если бы сказал, что мы вообще сидели сложа руки. Но самым решительным образом отвожу намёки, будто бы мои и других членов советского руководства контакты с руководителями ГДР на этом критическом этапе были попыткой давления, навязывания, шантажа».
В одном из своих выступлений, М.С. Горбачёв заявил, что он «давно знает Путина». Естественно возникает вопрос: откуда? Ведь когда Михаил Сергеевич был Генеральным секретарём, Владимир Владимирович носил скромные погоны офицера КГБ СССР и служил в ГДР.
Ключ к разгадке этой тайны, по всей видимости, следует искать в книге немецких журналистов Ральфа Георга Ройта и Андреаса Бенте «Заговор», которая вышла в ФРГ в 1993 г.. В ней «со ссылкой на источники из Федерального ведомства по охране конституции» была сделана попытка раскрыть деятельность «суперсекретной группы КГБ «Луч», на которую якобы «была возложена задача свалить режим Хонеккера» .
Идея создания спецгруппы для контроля над руководством ГДР возникла ещё в 70 — е годы, но была реализована только «в начале 80 — х». По некоторым сведениям, «аналогичные группы» действовали в Польше — «Висла» и в Чехословакии — «Влтава».
Стремясь к отстранению Э. Хонеккера, Москва сделала ставку на руководителя дрезденской организации СЕПГ Ханса Модрова. «Тогдашний советник — посланник нашего посольства в ГДР Всеволод Иванович Совва рассказывал», «как он тайно провозил Модрова в своём автомобиле с дипломатическими номерами», Так как «Ханс Модров не мог открыто приехать в советское посольство в Берлине, за которым следили немецкие чекисты» .
Ханс Модров не только подтверждает этот факт, но и уточняет, что поддерживал отношения с советским посольством с конца 70 — х годов: «Я, — вспоминал он, — ни в коем случае не подъезжал к советскому посольству на своей служебной машине. На некотором расстоянии от него я пересаживался в «Жигули» и въезжал на территорию посольства через задние ворота».
Не ранее 18 октября — не позднее 9 ноября ГДР посетил А.Н. Яковлев. «Я, — пишет он, — помню ночные разговоры с Эгоном Кренцем, наследником Хонеккера». Одной из тех тем, которые они обсуждали, была судьба ГДР. «Лично у меня, — вспоминает А.Н. Яковлев, — сложилось впечатление, что мой собеседник понимает неизбежность объединения Германии. Именно на этой волне и шли наши разговоры» .
8 ноября открылся новый Пленум ЦК СЕПГ, на котором прежнее Политбюро СЕПГ в полном составе ушло в отставку [2407]. В новое руководство партии вошёл Ханс Модров.
В ночь с 9 на 10 ноября пала Берлинская стена.
Широко распространено мнение, будто бы это произошло стихийно. Однако О. Гриневский утверждает, что о предстоящем падении Берлинской стены он узнал ещё 3 ноября от маршала В.Г. Куликова, который назвал и дату — 9 ноября. Это значит, что «стихийные события» были хорошо спланированы и подготовлены.
13 ноября X. Модров стал премьером.
21 ноября сотрудник ПГУ КГБ СССР Николай Сергеевич Португалов, через которого осуществлялась неофициальная связь с Бонном, передал, что Москва готова дать добро на объединение Германии. Через неделю Г. Коль выдвинул свои знаменитые «10 пунктов», одним из которых была идея объединения Германии на конфедеративной основе.
1 декабря Народная палата ГДР исключила из Конституции статью о руководящей роли СЕПГ. 3 — го весь ЦК подал в отставку, Э. Хонеккер и некоторые другие были исключены из партии [2414]. 8–9 декабря состоялся чрезвычайный съезд СЕПГ . Он принял решение о создании новой партии — Партии демократического социализма, председателем которой стал Г. Гизи .
Накануне съезда в Берлин прибыли А.Н. Яковлев и В.М. Фалин .
Европа с большим опасением следила за происходящими событиями, так как видела в них подготовку к объединению Германии. 14 августа 1989 г. советский дипломат И.Ф. Максимычев имел разговор с французским посланником в Западном Берлине Жаном — Марком Вельнелем, который заявил: «Опасность в том, что концепция «срединной Европы» уже осуществляется. В Варшаве, Будапеште, Праге, Софии, даже Бухаресте слышна прежде всего немецкая речь». «Германизированная Европа» — «кошмар для Франции (и не только для Франции)».
«По Вашему поручению, Михаил Сергеевич, — сообщал в 1989 г. М.С. Горбачёву советский посол в Лондоне Л.М. Замятин, — я разговаривал с Тэтчер. Её ответ был определённым: Европа не готова к тому, чтобы в её центре была объединённая Германия на тех началах, которые западные немцы предлагают. То же самое с Францией, то же с Италией» .
«Было очевидно, — пишет Л.М. Замятин, — что Англию, как и Францию, особенно тревожит германо — германский вопрос. Ни Англия, ни Франция не хотели видеть в объединённой Германии мощного экономического и политического конкурента, который был бы способен потеснить их с авансцены европейской политики. Британское руководство однозначно выступало в пользу сохранения двух блоков — НАТО и Варшавского договора» .
Публично М.С. Горбачёв заявлял, что существование двух немецких государств — это реальный факт, с которым все должны считаться. Однако многочисленные материалы свидетельствуют: на самом деле он и его ближайшие соратники давно были готовы пожертвовать ГДР и пойти на объединение ГДР и ФРГ , что и произошло в следующем 1990 г. Незадолго перед смертью Э. Хонеккер обвинил М.С. Горбачёва и Э.А. Шеварднадзе в сговоре с США и ФРГ за спиной руководства ГДР .
Наиболее драматично развивались событий в Румынии.
Как и другие страны народной демократии, Румыния тоже оказалась в долгах. Однако 12 апреля 1989 г. на Пленуме Румынской коммунистической партии (РКП) её лидер Н. Чаушеску сообщил о полном погашении внешнего долга .
Осенью 1989 г. М.С. Горбачёв и А.Н. Яковлев попытались склонить лидера румынских коммунистов, чтобы он последовал примеру Я. Кадара и сложил с себя полномочия руководителя РКП, но этот шаг не увенчался успехом.
Вспоминая беседу между М.С. Горбачёвым и Н. Чаушеску, А.С. Грачёв пишет: «Выяснение отношений между ними, принявшее форму многочасовой беседы, затянувшееся далеко за полночь», фактически переросло в «скандал между двумя супружескими парами (в разговоре мужей во время приватного ужина участвовали Елена Чаушеску и Раиса Максимовна)» .
«Вдвоём с Горбачёвым, — вспоминал А.Н. Яковлев, — мы долго беседовали с Николае Чаушеску и его супругой, но так ни о чём и не договорились. Кстати, Горбачёв, объясняя обстановку в СССР перед Перестройкой, сказал, что ход событий мог закончиться социальным взрывом. «У нас этого не случится», — заявил Чаушеску» .
24 ноября 1989 г. состоялся XIV съезд РКП, на котором Н. Чаушеску в шестой раз был избран генсеком .
16 декабря, в субботу, начались волнения в румынском городе Тимишоаре . Они были связаны с высылкой из страны священника Ласло Текеша , который, по утверждению бывшего шефа румынской госбезопасности Ю. Влада, являлся агентом венгерских спецслужб .
17 декабря произошёл разгон демонстрации в Тимишоаре . 18 — го демонстрация повторилась, для её разгона были применены оружие и слезоточивый газ . Все телеэкраны мира обошли кадры расстрела демонстрантов, говорили о трёх и даже двенадцати тысячах погибших .
Между тем утром 18 — го, не предчувствуя никакой опасности, Н. Чаушеску отправился с визитом в Иран , однако уже 20 — го он вынужден был вернуться обратно . В средствах массовой информации сообщалось, что на следующий день, 21 — го, недовольные собрались в центре Бухареста на массовый митинг, во время которого по собравшимся была открыта стрельба, в результате чего волнения охватили всю столицу. 22 — го был убит министр обороны В. Миль. В тот же день стало известно, что Н. Чаушеску бежал. На дворцовой площади собрались сотни тысяч людей .
«24 декабря 1989 г., — пишет А.С. Черняев, — господин Бейкер довёл до сведения Москвы, что США не будут против, если СССР и его союзники по Варшавскому пакту вмешаются в Румынию, чтобы предотвратить кровавое развитие событий… Из Москвы, разумеется, ответили отказом» .
Понять Москву нетрудно, так как на следующий день Н. Чаушеску и его жена были схвачены и убиты, якобы по решению суда . Причём на него возлагалась ответственность за гибель 60–70 тыс. людей .
Такова была та версия, которая тиражировалась тогда в средствах массовой информации. Прошло совсем немного времени, и стало известно, что нарисованная картина кровавого кошмара не имела под собой оснований. В конце концов победители вынуждены были официально назвать цифру 689 убитых, причём и в Тимишоаре, и в Бухаресте. Это тоже много. Но это не 60–70 тыс.
Позднее появились разоблачения, которые не укладываются в сознание. Если верить им, «в ходе устранения Чаушеску» «спецслужбы Румынии вместе с телевидением» «поставили в г. Тимишоаре беспрецедентную имитацию массовых расстрелов» . По утверждению итальянского историка Дж. Агамбена, «впервые в истории человечества недавно похороненные или находившиеся в моргах трупы были наспех собраны и выкопаны, а затем изуродованы, чтобы имитировать перед телекамерами геноцид» .
Показательно и то, что когда днём 20 — го на митинг в центре города были собраны сторонники Н. Чаушеску, которые демонстрировали не своё недовольство, а верность власти, зазвучали не выстрелы, а взрывы петард , что вызвало панику в толпе и положило начало волнениям.
«…румынские события, — пишет В.К. Буковский, — крайне подозрительны. Например, ключевые фигуры этой «революции» были опознаны как агенты Москвы ещё задолго до этих событий сбежавшим на Запад в 1978 году главой румынской разведки генералом Пачепой. Назвать их «группой диссидентов» можно лишь с известной долей иронии» . Позднее один из вождей этого переворота И. Илиеску признался: «Я контактировал с советским посольством… Горбачёв был в курсе событий» . Существует версия, что за неделю до этих событий Румынию тайно посетил В.А. Крючков .
Имеются сведения, что подготовка заговора против Н. Чаушеску началась ещё в 1971 г. . В 1980 г. бывший министр обороны Румынии Николае Милитару создал Комитет национального спасения, после чего началось создание подпольных ячеек не только в армии, но и в органах госбезопасности и в партии. К декабрю 1989 г. в заговоре участвовало 20 генералов. Причём через советское посольство в Бухаресте и консульство в Констанце заговорщики вели консультации с Москвой .
В 1988 г. один из участников этого заговора, профессор С. Брукан, посетил Москву и провёл там переговоры об отстранении Н. Чаушеску от власти . По его свидетельству, он «имел в ноябре 1988 года беседу с Горбачёвым, который выразил согласие с акцией по свержению Чаушеску при условии, что она будет осуществлена таким образом, чтобы компартия осталась руководящей политической силой в Румынии .
О причастности «агентов КГБ» к свержению Н. Чаушеску говорил на следствии шеф секуритате Ю. Влад .
После падения Чаушеску о причастности СССР к этому в румынской печати писали как о чём — то само собой разумеющемся. Рассказывали, что в штаб восстания — на бухарестское телевидение — Ион Илиеску прибыл прямо из советского посольства.
Итак, в июне 1989 г. потерпела поражение на выборах ПОРП. В декабре того же года был расстрелян Н. Чаушеску. Между двумя этими событиями, за полгода, произошла смена власти в Болгарии, Венгрии, ГДР, Чехословакии.
Незадолго до своей гибели на заседании Политсовета ЦК РКП Н. Чаушеску заявил: «Все должны знать, что мы на военном положении. Всё то, что происходило и происходит сейчас в Германии, в Чехословакии и Болгарии, а ранее в Польше и Венгрии, было организовано Советским Союзом при поддержке Америки и Запада» .
А вот мнение диссидента В.К. Буковского: «…никто вроде бы не сомневался, что эти перемены произошли по решению Москвы и даже под определённым давлением Кремля: Горбачёв, как мы помним, даже стал лауреатом Нобелевской премии мира за проведение этой операции» . «Итак, — пишет В.К. Буковский, — не остаётся сомнения, что «бархатная революция» 1989 года была советской операцией» .
Однако это не совсем так.
«Бархатные революции» были результатом сговора советского и американского руководства. «Возьмём Восточную Европу, — говорил Горбачёв Бейкеру 18 мая 1990 г. — Всё происходящее там соответствует тому, о чём мы с Вами раньше говорили, и я надеюсь, что Вы видите, что мы строго следуем в своих действиях тому, что заявляли Вам» .
Таким образом, дружными усилиями внутренней оппозиции, существовавшей в странах Восточной Европы, советского руководства и зарубежных спецслужб были проведены так называемые «бархатные революции», в результате которых Советский Союз отказался от одной из сфер своего влияния, одной из важнейших геополитических позиций.