Реконструкция парижа под руководством османа

Haussmann’s renovation of Paris was a vast public works programme commissioned by Emperor Napoleon III and directed by his prefect of Seine, Georges-Eugène Haussmann, between 1853 and 1870. It included the demolition of medieval neighbourhoods that were deemed overcrowded and unhealthy by officials at the time; the building of wide avenues; new parks and squares; the annexation of the suburbs surrounding Paris; and the construction of new sewers, fountains and aqueducts. Haussmann’s work was met with fierce opposition, and he was finally dismissed by Napoleon III in 1870; but work on his projects continued until 1927. The street plan and distinctive appearance of the centre of Paris today are largely the result of Haussmann’s renovation.

Background[edit]

Overcrowding, disease, crime and unrest in the centre of the old Paris[edit]

In the middle of the 19th century, the centre of Paris was viewed as overcrowded, dark, dangerous, and unhealthy. In 1845, the French social reformer Victor Considerant wrote: «Paris is an immense workshop of putrefaction, where misery, pestilence and sickness work in concert, where sunlight and air rarely penetrate. Paris is a terrible place where plants shrivel and perish, and where, of seven small infants, four die during the course of the year.»^[1] The street plan on the Île de la Cité and in the neighbourhood called the «quartier des Arcis», between the Louvre and the «Hôtel de Ville» (City Hall), had changed little since the Middle Ages. The population density in these neighbourhoods was extremely high, compared with the rest of Paris; in the neighbourhood of Champs-Élysées, population density was estimated at 5,380 per square kilometre (22 per acre); in the neighbourhoods of Arcis and Saint-Avoye, located in the present Third Arrondissement, there was one inhabitant for every three square metres (32 sq ft).^[2] In 1840, a doctor described one building in the Île de la Cité where a single 5-square-metre room (54 sq ft) on the fourth floor was occupied by twenty-three people, both adults and children.^[3] In these conditions, disease spread very quickly. Cholera epidemics ravaged the city in 1832 and 1848. In the epidemic of 1848, five percent of the inhabitants of these two neighbourhoods died.^[1]

Traffic circulation was another major problem. The widest streets in these two neighborhoods were only five metres (16 feet) wide; the narrowest were one or two meters (3–7 feet) wide.^[3] Wagons, carriages and carts could barely move through the streets.^[4]

The centre of the city was also a cradle of discontent and revolution; between 1830 and 1848, seven armed uprisings and revolts had broken out in the centre of Paris, particularly along the Faubourg Saint-Antoine, around the Hôtel de Ville, and around Montagne Sainte-Geneviève on the left bank. The residents of these neighbourhoods had taken up pavement stones and blocked the narrow streets with barricades, which had to be dislodged by the army.^[5]

• 

  The Rue des Marmousets, one of the narrow and dark medieval streets on the Île de la Cité, in the 1850s. The site is near the Hôtel-Dieu (General Hospital on the Île de la Cité).

• 

  The Bievre river was used to dump the waste from the tanneries of Paris; it emptied into the Seine.

• 

  Barricade on Rue Soufflot during the 1848 Revolution. There were seven armed uprisings in Paris between 1830 and 1848, with barricades built in the narrow streets.

Earlier attempts to modernize the city[edit]

The urban problems of Paris had been recognized in the 18th century; Voltaire complained about the markets «established in narrow streets, showing off their filthiness, spreading infection and causing continuing disorders.» He wrote that the façade of the Louvre was admirable, «but it was hidden behind buildings worthy of the Goths and Vandals.» He protested that the government «invested in futilities rather than investing in public works.» In 1739 he wrote to the King of Prussia: «I saw the fireworks which they fired off with such management; would rather they started to have a Hôtel de Ville, beautiful squares, magnificent and convenient markets, beautiful fountains, before having fireworks.»^{[6][page needed]}

The 18th century architectural theorist and historian Quatremere de Quincy had proposed establishing or widening public squares in each of the neighbourhoods, expanding and developing the squares in front the Cathedral of Nôtre Dame and the church of Saint Gervais, and building a wide street to connect the Louvre with the Hôtel de Ville, the new city hall. Moreau, the architect in chief of Paris, suggested paving and developing the embankments of the Seine, building monumental squares, clearing the space around landmarks, and cutting new streets. In 1794, during the French Revolution, a Commission of Artists drafted an ambitious plan to build wide avenues, including a street in a straight line from the Place de la Nation to the Louvre, where the Avenue Victoria is today, and squares with avenues radiating in different directions, largely making use of land confiscated from the church during the Revolution, but all of these projects remained on paper.^[7]

Napoleon Bonaparte also had ambitious plans for rebuilding the city. He began work on a canal to bring fresh water to the city and began work on the Rue de Rivoli, beginning at the Place de la Concorde, but was able to extend it only to the Louvre before his downfall. «If only the heavens had given me twenty more years of rule and a little leisure,» he wrote while in exile on Saint Helena, «one would vainly search today for the old Paris; nothing would remain of it but vestiges.»^[8]

The medieval core and plan of Paris changed little during the restoration of the monarchy through the reign of King Louis-Philippe (1830–1848). It was the Paris of the narrow and winding streets and foul sewers described in the novels of Balzac and Victor Hugo. In 1833, the new prefect of the Seine under Louis-Philippe, Claude-Philibert Barthelot, comte de Rambuteau, made modest improvements to the sanitation and circulation of the city. He constructed new sewers, though they still emptied directly into the Seine, and a better water supply system. He constructed 180 kilometres of sidewalks, a new street, rue Lobau; a new bridge over the Seine, the pont Louis-Philippe; and cleared an open space around the Hôtel de Ville. He built a new street the length of the Île de la Cité and three additional streets across it: rue d’Arcole, rue de la Cité and rue Constantine. To access the central market at Les Halles, he built a wide new street (today’s rue Rambuteau) and began work on the Boulevard Malesherbes. On the Left Bank, he built a new street, rue Soufflot, which cleared space around the Panthéon, and began work on the rue des Écoles, between the École Polytechnique and the Collège de France.^[9]

Rambuteau wanted to do more, but his budget and powers were limited. He did not have the power to easily expropriate property to build new streets, and the first law which required minimum health standards for Paris residential buildings was not passed until April 1850, under Louis-Napoléon Bonaparte, then president of the Second French Republic.^[10]

Louis-Napoléon Bonaparte comes to power, and the rebuilding of Paris begins (1848–1852)[edit]

King Louis-Philippe was overthrown in the February Revolution of 1848. On 10 December 1848, Louis-Napoléon Bonaparte, the nephew of Napoléon Bonaparte, won the first direct presidential elections ever held in France with an overwhelming 74.2 percent of the votes cast. He was elected largely because of his famous name, but also because of his promise to try to end poverty and improve the lives of ordinary people.^[11] Though he had been born in Paris, he had lived very little in the city; from the age of seven, he had lived in exile in Switzerland, England, and the United States, and for six years in prison in France for attempting to overthrow King Louis-Philippe. He had been especially impressed by London, with its wide streets, squares and large public parks. In 1852 he gave a public speech declaring: «Paris is the heart of France. Let us apply our efforts to embellishing this great city. Let us open new streets, make the working class quarters, which lack air and light, more healthy, and let the beneficial sunlight reach everywhere within our walls».^[12] As soon as he was President, he supported the building of the first subsidized housing project for workers in Paris, the Cité-Napoléon, on the rue Rochechouart. He proposed the completion of the rue de Rivoli from the Louvre to the Hôtel de Ville, completing the project begun by his uncle Napoléon Bonaparte, and he began a project which would transform the Bois de Boulogne (Boulogne Forest) into a large new public park, modelled after Hyde Park in London but much larger, on the west side of the city. He wanted both these projects to be completed before the end of his term in 1852, but became frustrated by the slow progress made by his prefect of the Seine, Jean-Jacques Berger. The prefect was unable to move the work forward on the rue de Rivoli quickly enough, and the original design for the Bois de Boulogne turned out to be a disaster; the architect, Jacques Ignace Hittorff, who had designed the Place de la Concorde for Louis-Philippe, followed Louis-Napoléon’s instructions to imitate Hyde Park and designed two lakes connected by a stream for the new park, but forgot to take into account the difference of elevation between the two lakes. If they had been built, the one lake would have immediately emptied itself into the other.^[13]

At the end of 1851, shortly before Louis-Napoléon Bonaparte’s term expired, neither the rue de Rivoli nor the park had progressed very far. He wanted to run for re-election in 1852, but was blocked by the new Constitution, which limited him to one term. A majority of members of parliament voted to change the Constitution, but not the two-thirds majority required. Prevented from running again, Napoléon, with the help of the army, staged a coup d’état on 2 December 1851 and seized power. His opponents were arrested or exiled. The following year, on 2 December 1852, he declared himself Emperor, adopting the throne name Napoléon III.^[14]

Haussmann’s renovation[edit]

Haussmann begins work – the Croisée de Paris (1853–59)[edit]

Napoléon III dismissed Berger as the Prefect of the Seine and sought a more effective manager. His minister of the interior, Victor de Persigny, interviewed several candidates, and selected Georges-Eugène Haussmann, a native of Alsace and Prefect of the Gironde (capital: Bordeaux), who impressed Persigny with his energy, audacity, and ability to overcome or get around problems and obstacles. He became Prefect of the Seine on 22 June 1853, and on 29 June, the Emperor showed him the map of Paris and instructed Haussmann to aérer, unifier, et embellir Paris: to give it air and open space, to connect and unify the different parts of the city into one whole, and to make it more beautiful.^[15]

Haussmann went to work immediately on the first phase of the renovation desired by Napoléon III: completing the grande croisée de Paris, a great cross in the centre of Paris that would permit easier communication from east to west along the rue de Rivoli and rue Saint-Antoine, and north-south communication along two new Boulevards, Strasbourg and Sébastopol. The grand cross had been proposed by the Convention during the Revolution, and begun by Napoléon I; Napoléon III was determined to complete it. Completion of the rue de Rivoli was given an even higher priority, because the Emperor wanted it finished before the opening of the Paris Universal Exposition of 1855, only two years away, and he wanted the project to include a new hotel, the Grand Hôtel du Louvre, the first large luxury hotel in the city, to house the Imperial guests at the Exposition.^[16]

Under the Emperor, Haussmann had greater power than any of his predecessors. In February 1851, the French Senate had simplified the laws on expropriation, giving him the authority to expropriate all the land on either side of a new street; and he did not have to report to the Parliament, only to the Emperor. The French parliament, controlled by Napoléon III, provided fifty million francs, but this was not nearly enough. Napoléon III appealed to the Péreire brothers, Émile and Isaac, two bankers who had created a new investment bank, Crédit Mobilier. The Péreire brothers organised a new company which raised 24 million francs to finance the construction of the street, in exchange for the rights to develop real estate along the route. This became a model for the building of all of Haussmann’s future boulevards.^[17]

To meet the deadline, three thousand workers laboured on the new boulevard twenty-four hours a day. The rue de Rivoli was completed, and the new hotel opened in March 1855, in time to welcome guests to the Exposition. The junction was made between the rue de Rivoli and rue Saint-Antoine; in the process, Haussmann restyled the Place du Carrousel, opened up a new square, Place Saint-Germain l’Auxerrois facing the colonnade of the Louvre, and reorganized the space between the Hôtel de Ville and the place du Châtelet.^[18] Between the Hôtel and Ville and the Bastille square, he widened the rue Saint-Antoine; he was careful to save the historic Hôtel de Sully and Hôtel de Mayenne, but many other buildings, both medieval and modern, were knocked down to make room for the wider street, and several ancient, dark and narrow streets, rue de l’Arche-Marion, rue du Chevalier-le-Guet and rue des Mauvaises-Paroles, disappeared from the map.^[19]

In 1855, work began on the north-south axis, beginning with Boulevard de Strasbourg and Boulevard Sébastopol, which cut through the center of some of the most crowded neighborhoods in Paris, where the cholera epidemic had been the worst, between the rue Saint-Martin and rue Saint-Denis. «It was the gutting of old Paris,» Haussmann wrote with satisfaction in his Memoires: of the neighborhood of riots, and of barricades, from one end to the other.»^[20] The Boulevard Sébastopol ended at the new Place du Châtelet; a new bridge, the Pont-au-Change, was constructed across the Seine, and crossed the island on a newly built street. On the left bank, the north-south axis was continued by the Boulevard Saint-Michel, which was cut in a straight line from the Seine to the Observatory, and then, as the rue d’Enfer, extended all the way to the route d’Orléans. The north-south axis was completed in 1859.

The two axes crossed at the Place du Châtelet, making it the center of Haussmann’s Paris. Haussmann widened the square, moved the Fontaine du Palmier, built by Napoléon I, to the center and built two new theaters, facing each other across the square; the Cirque Impérial (now the Théâtre du Châtelet) and the Théâtre Lyrique (now Théâtre de la Ville).^[21]

The second phase – a network of new boulevards (1859–1867)[edit]

In the first phase of his renovation Haussmann constructed 9,467 metres (6 miles) of new boulevards, at a net cost of 278 million francs. The official parliamentary report of 1859 found that it had «brought air, light and healthiness and procured easier circulation in a labyrinth that was constantly blocked and impenetrable, where streets were winding, narrow, and dark.»^[22] It had employed thousands of workers, and most Parisians were pleased by the results. His second phase, approved by the Emperor and parliament in 1858 and begun in 1859, was much more ambitious. He intended to build a network of wide boulevards to connect the interior of Paris with the ring of grand boulevards built by Louis XVIII during the restoration, and to the new railroad stations which Napoleon III considered the real gates of the city. He planned to construct 26,294 metres (16 miles) of new avenues and streets, at a cost of 180 million francs.^[23] Haussmann’s plan called for the following:

On the right bank:

• The construction of a large new square, place du Chateau-d’Eau (the modern Place de la République). This involved demolishing the famous theater street known as «le boulevard du Crime«, made famous in the film Les Enfants du Paradis; and the construction of three new major streets: the boulevard du Prince Eugène (the modern boulevard Voltaire); the boulevard de Magenta and rue Turbigo. Boulevard Voltaire became one of the longest streets in the city, and became the central axis of the eastern neighborhoods of the city. It would end at the place du Trône (the modern Place de la Nation).
• The extension of boulevard Magenta to connect it with the new railway station, the Gare du Nord.
• The construction of boulevard Malesherbes, to connect the place de la Madeleine to the new Monceau neighborhood. The construction of this street obliterated one of the most sordid and dangerous neighborhoods in the city, called la Petite Pologne, where Paris policemen rarely ventured at night.
• A new square, place de l’Europe, in front of the Gare Saint-Lazare railway station. The station was served by two new boulevards, rue de Rome and rue Saint-Lazaire. In addition, the rue de Madrid was extended and two other streets, rue de Rouen (the modern rue Auber) and rue Halevy, were built in this neighborhood.
• Parc Monceau was redesigned and replanted, and part of the old park made into a residential quarter.
• The rue de Londres and rue de Constantinople, under a new name, avenue de Villiers, was extended to porte Champerret.
• The Étoile, around the Arc de Triomphe, was completely redesigned. A star of new avenues radiated from the Étoile; avenue de Bezons (now Wagram); avenue Kleber; avenue Josephine (now Marceau); avenue Prince-Jerome (now Mac-Mahon and Niel); avenue Essling (now Carnot); and a wider avenue de Saint-Cloud (now Victor-Hugo), forming with Champs-Elysées and other existing avenues a star of 12 avenues.^[24]
• Avenue Daumesnil was built as far as the new Bois de Vincennes, a huge new park being constructed on the east edge of the city.
• The hill of Chaillot was leveled, and a new square created at the Pont d’Alma. Three new boulevards were built in this neighborhood: avenue d’Alma (the present George V); avenue de l’Empereur (the present avenue du President-Wilson), which connected the places d’Alma, d’Iena and du Trocadéro. In addition, four new streets were built in that neighborhood: rue Francois-I^er, rue Pierre Charron, rue Marbeuf and rue de Marignan.^[25]

On the left bank:

• Two new boulevards, avenue Bosquet and avenue Rapp, were constructed, beginning from the pont de l’Alma.
• The avenue de la Tour Maubourg was extended as far as the pont des Invalides.
• A new street, boulevard Arago, was constructed, to open up place Denfert-Rochereau.
• A new street, boulevard d’Enfer (today’s boulevard Raspail) was built up to the intersection Sèvres–Babylone.
• The streets around the Panthéon on Montagne Sainte-Geneviève were extensively changed. A new street, avenue des Gobelins, was created, and part of rue Mouffetard was expanded. Another new street, rue Monge, was created on the east, while another new street, rue Claude Bernard, on the south. Rue Soufflot, built by Rambuteau, was entirely rebuilt.

On the Île de la Cité:

The island became an enormous construction site, which completely destroyed most of the old streets and neighborhoods. Two new government buildings, the Tribunal de Commerce and the Prefecture de Police, were built, occupying a large part of the island. Two new streets were also built, the boulevard du Palais and the rue de Lutèce. Two bridges, the pont Saint-Michel and the pont-au-Change were completely rebuilt, along with the embankments near them. The Palais de Justice and place Dauphine were extensively modified. At the same time, Haussmann preserved and restored the jewels of the island; the square in front of the Cathedral of Notre Dame was widened, the spire of the Cathedral, pulled down during the Revolution, was restored, and Sainte-Chapelle and the ancient Conciergerie were saved and restored.^[26]

The grand projects of the second phase were mostly welcomed, but also caused criticism. Haussmann was especially criticized for his taking large parts of the Jardin du Luxembourg to make room for the present-day boulevard Raspail, and for its connection with the boulevard Saint-Michel. The Medici Fountain had to be moved further into the park, and was reconstructed with the addition of statuary and a long basin of water.^[27] Haussmann was also criticized for the growing cost of his projects; the estimated cost for the 26,290 metres (86,250 ft) of new avenues had been 180 million francs, but grew to 410 million francs; property owners whose buildings had been expropriated won a legal case entitling them to larger payments, and many property owners found ingenious ways to increase the value of their expropriated properties by inventing non-existent shops and businesses, and charging the city for lost revenue.^[28]

Haussmann found creative ways to raise more money for the grand projects while circumventing the Legislative Assembly, whose approval was otherwise needed for direct borrowing increases. The City of Paris began paying its contractors on the new works projects with vouchers instead of money; the vouchers were then purchased from the contractors by the city’s lenders, mainly the mortgage bank Crédit Foncier. In this way Haussmann indirectly raised 463 million francs by 1867; 86% of this debt was owned by Crédit Foncier. This debt conveniently did not have to be included on the city’s balance sheets.^[29] Another method was the creation of a fund, the Caisse des Travaux de Paris, decreed by Napoléon III on 14 November 1858. Ostensibly it was intended to give the city greater freedom in executing the grand projects. Revenue from the sale of materials salvaged from the demolitions and the sale of lots left over from the expropriations went into this fund, amounting to some 365 million francs between 1859 and 1869. The fund expended much more than it took in, some 1.2 billion francs towards the grand projects during the ten years it existed. To offset some of the deficit, which the City of Paris was responsible for, Haussmann issued 100 million francs in securities from the fund guaranteed by the city. He only needed the approval of the city council to raise this new sum, and, like the voucher scheme, the securities were not included in the city’s official debt obligations.^[30]

Paris doubles in size – the annexation of 1860[edit]

On 1 January 1860 Napoleon III officially annexed the suburbs of Paris out to the ring of fortifications around the city. The annexation included eleven communes; Auteuil, Batignolles-Monceau, Montmartre, La Chapelle, Passy, La Villette, Belleville, Charonne, Bercy, Grenelle and Vaugirard,^[31] along with pieces of other outlying towns. The residents of these suburbs were not entirely happy to be annexed; they did not want to pay the higher taxes, and wanted to keep their independence, but they had no choice; Napoleon III was Emperor, and he could arrange boundaries as he wished. Haussmann was keen to expand the boundaries as well, since the enlarged tax base would provide vital funding for the public works then underway.^[32] Numerous factories and workshops had been established in the suburbs, some to specifically avoid paying the Octroi, a tax on goods and materials paid at entry points into Paris. With the annexation, these facilities now had to pay tax on the raw materials and fuel they used. This was a deliberate way of discouraging the development of heavy industry in the environs of Paris, which neither Haussmann nor the city council wished to take root.^[33]

With the annexation Paris was enlarged from twelve to twenty arrondissements, the number today. The annexation more than doubled the area of the city from 3,300 hectares to 7,100 hectares, and the population of Paris instantly grew by 400,000 to 1,600,000 people.^[34] The annexation made it necessary for Haussmann to enlarge his plans, and to construct new boulevards to connect the new arrondissements with the center. In order to connect Auteuil and Passy to the center of Paris, he built rues Michel-Ange, Molitor and Mirabeau. To connect the plain of Monceau, he built avenues Villers, Wagram, and boulevard Malesherbes. To reach the northern arrondissements he extended boulevard Magenta with boulevard d’Ornano as far as the Porte de la Chapelle, and in the east extended the rue des Pyrénées.^[35]

The third phase and mounting criticism (1869–70)[edit]

The third phase of renovations was proposed in 1867 and approved in 1869, but it faced much more opposition than the earlier phases. Napoleon III had decided to liberalize his empire in 1860, and to give a greater voice to the parliament and to the opposition. The Emperor had always been less popular in Paris than in the rest of the country, and the republican opposition in parliament focused its attacks on Haussmann. Haussmann ignored the attacks and went ahead with the third phase, which planned the construction of twenty-eight kilometers (17 miles) of new boulevards at an estimated cost of 280 million francs.^[23]

The third phase included these projects on the right bank:

• The renovation of the gardens of the Champs-Élysées.
• Finishing the place du Château d’Eau (now Place de la Republique), creating a new avenue des Amandiers and extending avenue Parmentier.
• Finishing the place du Trône (now Place de la Nation) and opening three new boulevards: avenue Philippe-Auguste, avenue Taillebourg, and avenue de Bouvines.
• Extending the rue Caulaincourt and preparing a future Pont Caulaincourt.
• Building a new rue de Châteaudon and clearing the space around the church of Notre-Dame de Lorette, making room for connection between the gare Saint-Lazare and the gare du Nord and gare de l’Est.
• Finishing the place in front of the Gare du Nord. Rue Maubeuge was extended from Montmartre to the boulevard de la Chapelle, and rue Lafayette was extended to the porte de Pantin.
• The place de l’Opéra had been created during the first and second phases; the opera itself was to be built in the third phase.
• Extending Boulevard Haussmann from the place Saint-Augustin to rue Taitbout, connecting the new quarter of the Opera with that of Etoile.
• Creating the place du Trocadéro, the starting point of two new avenues, the modern President-Wilson and Henri-Martin.
• Creating the place Victor Hugo, the starting point of avenues Malakoff and Bugeaud and rues Boissière and Copernic.
• Finishing the Rond-Point of the Champs-Élysées, with the construction of avenue d’Antin (now Franklin Roosevelt) and rue La Boétie.

On the left bank:

• Building the boulevard Saint-Germain from the pont de la Concorde to rue du Bac; building rue des Saints-Pères and rue de Rennes.
• Extending the rue de la Glacière and enlarging place Monge.^[36]

Haussmann did not have time to finish the third phase, as he soon came under intense attack from the opponents of Napoleon III.

The downfall of Haussmann (1870) and the completion of his work (1927)[edit]

In 1867, one of the leaders of the parliamentary opposition to Napoleon, Jules Ferry, ridiculed the accounting practices of Haussmann as Les Comptes fantastiques d’Haussmann («The fantastic (bank) accounts of Haussmann»), a play-on-words based on the «Les Contes d’Hoffman» Offenbach operetta popular at the time.^[37] In the autumn of 1867, the voucher program was ruled as official debt by the Court of Accounts, rather than as the «deferred payments» which Haussmann argued they were. This made the voucher scheme illegal, since the City of Paris had not obtained the permission of the Legislative Assembly before borrowing. The City was forced to enter into renegotiations with the Crédit Foncier to convert the vouchers into regular debt. Two separate agreements were made with the Crédit Foncier; the city agreed to repay 465 million francs in total over 40 years and 39 years respectively.^[38] The debates in the Legislative Assembly surrounding the authorization of these new agreements lasted 11 sessions, with critics attacking Haussmann’s borrowing, his questionable funding mechanisms, and the City of Paris’s governing structure.^[39] The result was a new law, passed on April 18, 1868, which gave the Legislative Assembly oversight of the city’s finances.^[40]

In the parliamentary elections of May 1869, the government candidates won 4.43 million votes, while the opposition republicans won 3.35 million votes. In Paris, the republican candidates won 234,000 votes to 77,000 for the Bonapartist candidates, and took eight of the nine seats of Paris deputies.^[41] At the same time Napoleon III was increasingly ill, suffering from gallstones which were to cause his death in 1873, and preoccupied by the political crisis that would lead to the Franco-Prussian War. In December 1869 Napoleon III named an opposition leader and fierce critic of Haussmann, Emile Ollivier, as his new prime minister. Napoleon gave in to the opposition demands in January 1870 and asked Haussmann to resign. Haussmann refused to resign, and the Emperor reluctantly dismissed him on 5 January 1870. Eight months later, during the Franco-Prussian War, Napoleon III was captured by the Germans, and the Empire was overthrown.

In his memoirs, written many years later, Haussmann had this comment on his dismissal: «In the eyes of the Parisians, who like routine in things but are changeable when it comes to people, I committed two great wrongs: Over the course of seventeen years, I disturbed their daily habits by turning Paris upside down, and they had to look at the same face of the Prefect in the Hotel de Ville. These were two unforgivable complaints.»^[42]

Haussmann’s successor as prefect of the Seine appointed Jean-Charles Adolphe Alphand, the head of Haussmann’s department of parks and plantations, as the director of works of Paris. Alphand respected the basic concepts of his plan. Despite their intense criticism of Napoleon III and Haussmann during the Second Empire, the leaders of the new Third Republic continued and finished his renovation projects.

• 1875: completion of the Paris Opéra
• 1877: completion of the boulevard Saint-Germain
• 1877: completion of the avenue de l’Opéra
• 1879: completion of the boulevard Henri IV
• 1889: completion of the avenue de la République
• 1907: completion of the boulevard Raspail
• 1927: completion of the boulevard Haussmann^[43]

Green space – parks and gardens[edit]

Prior to Haussmann, Paris had only four public parks: the Jardin des Tuileries, the Jardin du Luxembourg, and the Palais Royal, all in the center of the city, and the Parc Monceau, the former property of the family of King Louis Philippe, in addition to the Jardin des Plantes, the city’s botanical garden and oldest park. Napoleon III had already begun construction of the Bois de Boulogne, and wanted to build more new parks and gardens for the recreation and relaxation of the Parisians, particularly those in the new neighborhoods of the expanding city.^[44] Napoleon III’s new parks were inspired by his memories of the parks in London, especially Hyde Park, where he had strolled and promenaded in a carriage while in exile; but he wanted to build on a much larger scale. Working with Haussmann, Jean-Charles Adolphe Alphand, the engineer who headed the new Service of Promenades and Plantations, whom Haussmann brought with him from Bordeaux, and his new chief gardener, Jean-Pierre Barillet-Deschamps, also from Bordeaux, laid out a plan for four major parks at the cardinal points of the compass around the city. Thousands of workers and gardeners began to dig lakes, build cascades, plant lawns, flowerbeds and trees. construct chalets and grottoes. Haussmann and Alphand created the Bois de Boulogne (1852–1858) to the west of Paris: the Bois de Vincennes (1860–1865) to the east; the Parc des Buttes-Chaumont (1865–1867) to the north, and Parc Montsouris (1865–1878) to the south.^[44] In addition to building the four large parks, Haussmann and Alphand redesigned and replanted the city’s older parks, including Parc Monceau, and the Jardin du Luxembourg. Altogether, in seventeen years, they planted six hundred thousand trees and added two thousand hectares of parks and green space to Paris. Never before had a city built so many parks and gardens in such a short time.^[45]

Under Louis Philippe, a single public square had been created, at the tip of the Ile-de-la-Cité. Haussmann wrote in his memoirs that Napoleon III instructed him: «do not miss an opportunity to build, in all the arrondissements of Paris, the greatest possible number of squares, in order to offer the Parisians, as they have done in London, places for relaxation and recreation for all the families and all the children, rich and poor.»^[46] In response Haussmann created twenty-four new squares; seventeen in the older part of the city, eleven in the new arrondissements, adding 15 hectares (37 acres) of green space.^[47] Alphand termed these small parks «green and flowering salons.» Haussmann’s goal was to have one park in each of the eighty neighborhoods of Paris, so that no one was more than ten minutes’ walk from such a park. The parks and squares were an immediate success with all classes of Parisians.^[48]

• 

  The Bois de Vincennes (1860–1865) was (and is today) the largest park in Paris, designed to give green space to the working-class population of east Paris.

• 

  Parc Monceau, formerly the property of the family of King Louis-Philippe, was redesigned and replanted by Haussmann. A corner of the park was taken for a new residential quarter (Painting by Gustave Caillebotte).

• 

  The Square des Batignolles, one of the new squares that Haussmann built in the neighborhoods annexed to Paris in 1860.

The architecture of Haussmann’s Paris[edit]

Napoleon III and Haussmann commissioned a wide variety of architecture, some of it traditional, some of it very innovative, like the glass and iron pavilions of Les Halles; and some of it, such as the Opéra Garnier, commissioned by Napoleon III, designed by Charles Garnier but not finished until 1875, is difficult to classify. Many of the buildings were designed by the city architect, Gabriel Davioud, who designed everything from city halls and theaters to park benches and kiosks.

His architectural projects included:

• The construction of two new railroad stations, the Gare du Nord and the Gare de l’Est; and the rebuilding of the Gare de Lyon.
• Six new mairies, or town halls, for the 1st, 2nd, 3rd, 4th, 7th and 12th arrondissements, and the enlargement of the other mairies.
• The reconstruction of Les Halles, the central market, replacing the old market buildings with large glass and iron pavilions, designed by Victor Baltard. In addition, Haussmann built a new market in the neighborhood of the Temple, the Marché Saint-Honoré; the Marché de l’Europe in the 8th arrondissement; the Marché Saint-Quentin in the 10th arrondissement; the Marché de Belleville in the 20th; the Marché des Batignolles in the 17th; the Marché Saint-Didier and Marché d’Auteuil in the 16th; the Marché de Necker in the 15th; the Marché de Montrouge in the 14th; the Marché de Place d’Italie in the 13th; the Marché Saint-Maur-Popincourt in the 11th.
• The Paris Opera (now Palais Garnier), begun under Napoleon III and finished in 1875; and five new theaters; the Châtelet and Théâtre Lyrique on the Place du Châtelet; the Gaîté, Vaudeville and Panorama.
• Five lycées were renovated, and in each of the eighty neighborhoods Haussmann established one municipal school for boys and one for girls, in addition to the large network of schools run by the Catholic church.
• The reconstruction and enlargement of the city’s oldest hospital, the Hôtel-Dieu de Paris on the Île-de-la-Cité.
• The completion of the last wing of the Louvre, and the opening up of the Place du Carousel and the Place du Palais-Royal by the demolition of several old streets.
• The building of the first railroad bridge across the Seine; originally called the Pont Napoleon III, now called simply the Pont National.

Since 1801, under Napoleon I, the French government was responsible for the building and maintenance of churches. Haussmann built, renovated or purchased nineteen churches. New churches included the Saint-Augustin, the Eglise Saint-Vincent de Paul, the Eglise de la Trinité. He bought six churches which had been purchased by private individuals during the French Revolution. Haussmann built or renovated five temples and built two new synagogues, on rue des Tournelles and rue de la Victoire.^[49]

Besides building churches, theaters and other public buildings, Haussmann paid attention to the details of the architecture along the street; his city architect, Gabriel Davioud, designed garden fences, kiosks, shelters for visitors to the parks, public toilets, and dozens of other small but important structures.

• 

  A kiosk for a street merchant on Square des Arts et Metiers (1865).

• 

  The pavilions of Les Halles, the great iron and glass central market designed by Victor Baltard (1870). The market was demolished in the 1970s, but one original hall was moved to Nogent-sur-Marne, where it can be seen today.

• 

  The Church of Saint Augustin (1860–1871), built by the same architect as the markets of Les Halles, Victor Baltard, looked traditional on the outside but had a revolutionary iron frame on the inside.

• 

  The Théâtre de la Ville, one of two matching theaters, designed by Gabriel Davioud, which Haussmann had constructed at the Place du Chatelet, the meeting point of his north-south and east-west boulevards.

• 

  The Hotel-Dieu de Paris, the oldest hospital in Paris, next to the Cathedral of Notre Dame on the Île de la Cité, was enlarged and rebuilt by Haussmann beginning in 1864, and finished in 1876. It replaced several of the narrow, winding streets of the old medieval city.

• 

  The Prefecture de Police (shown here), the new Palais de Justice and the Tribunal de Commerce took the place of a dense web of medieval streets on the western part of the Île de la Cité.

• 

  The Gare du Nord railway station (1861–64). Napoleon III and Haussmann saw the railway stations as the new gates of Paris, and built monumental new stations.

• 

  The new mairie, or town hall, of the 12th arrondissement. Haussmann built new city halls for six of the original twelve arrondissements, and enlarged the other six.

• 

  Haussmann reconstructed The Pont Saint-Michel connecting the Île-de-la-Cité to the left bank. It still bears the initial N of Napoléon III.

• 

  The first railroad bridge across the Seine (1852–53), originally called the Pont Napoleon III, now called simply the Pont National.

• 

  A chalet de nécessité, or public toilet, with a façade sculpted by Emile Guadrier, built near the Champs Elysees. (1865).

The Haussmann building[edit]

The most famous and recognizable feature of Haussmann’s renovation of Paris are the Haussmann apartment buildings which line the boulevards of Paris. Street blocks were designed as homogeneous architectural wholes. He treated buildings not as independent structures, but as pieces of a unified urban landscape.

In 18th-century Paris, buildings were usually narrow (often only six meters wide [20 feet]); deep (sometimes forty meters; 130 feet) and tall—as many as five or six stories. The ground floor usually contained a shop, and the shopkeeper lived in the rooms above the shop. The upper floors were occupied by families; the top floor, under the roof, was originally a storage place, but under the pressure of the growing population, was usually turned into a low-cost residence.^[50] In the early 19th century, before Haussmann, the height of buildings was strictly limited to 22.41 meters (73 ft 6 in), or four floors above the ground floor. The city also began to see a demographic shift; wealthier families began moving to the western neighborhoods, partly because there was more space, and partly because the prevailing winds carried the smoke from the new factories in Paris toward the east.

In Haussmann’s Paris, the streets became much wider, growing from an average of twelve meters (39 ft) wide to twenty-four meters (79 ft), and in the new arrondissements, often to eighteen meters (59 ft) wide.

The interiors of the buildings were left to the owners of the buildings, but the façades were strictly regulated, to ensure that they were the same height, color, material, and general design, and were harmonious when all seen together.

The reconstruction of the rue de Rivoli was the model for the rest of the Paris boulevards. The new apartment buildings followed the same general plan:

• ground floor and basement with thick, load-bearing walls, fronts usually parallel to the street. This was often occupied by shops or offices.
• mezzanine or entresol intermediate level, with low ceilings; often also used by shops or offices.
• second, piano nobile floor with a balcony. This floor, in the days before elevators were common, was the most desirable floor, and had the largest and best apartments.
• third and fourth floors in the same style but with less elaborate stonework around the windows, sometimes lacking balconies.
• fifth floor with a single, continuous, undecorated balcony.
• mansard roof, angled at 45°, with garret rooms and dormer windows. Originally this floor was to be occupied by lower-income tenants, but with time and with higher rents it came to be occupied almost exclusively by the concierges and servants of the people in the apartments below.

The Haussmann façade was organized around horizontal lines that often continued from one building to the next: balconies and cornices were perfectly aligned without any noticeable alcoves or projections, at the risk of the uniformity of certain quarters. The rue de Rivoli served as a model for the entire network of new Parisian boulevards. For the building façades, the technological progress of stone sawing and (steam) transportation allowed the use of massive stone blocks instead of simple stone facing. The street-side result was a «monumental» effect that exempted buildings from a dependence on decoration; sculpture and other elaborate stonework would not become widespread until the end of the century.

Before Haussmann, most buildings in Paris were made of brick or wood and covered with plaster. Haussmann required that the buildings along the new boulevards be either built or faced with cut stone, usually the local cream-colored Lutetian limestone, which gave more harmony to the appearance of the boulevards. He also required, using a decree from 1852, that the façades of all buildings be regularly maintained, repainted, or cleaned, at least every ten years. under the threat of a fine of one hundred francs.^[51]

Underneath the streets of Haussmann’s Paris – the renovation of the city’s infrastructure[edit]

While he was rebuilding the boulevards of Paris, Haussmann simultaneously rebuilt the dense labyrinth of pipes, sewers and tunnels under the streets which provided Parisians with basic services. Haussmann wrote in his mémoires: «The underground galleries are an organ of the great city, functioning like an organ of the human body, without seeing the light of day; clean and fresh water, light and heat circulate like the various fluids whose movement and maintenance serves the life of the body; the secretions are taken away mysteriously and don’t disturb the good functioning of the city and without spoiling its beautiful exterior.»^[52]

Haussmann began with the water supply. Before Haussmann, drinking water in Paris was either lifted by steam engines from the Seine, or brought by a canal, started by Napoleon I, from the river Ourcq, a tributary of the river Marne. The quantity of water was insufficient for the fast-growing city, and, since the sewers also emptied into the Seine near the intakes for drinking water, it was also notoriously unhealthy. In March 1855 Haussmann appointed Eugène Belgrand, a graduate of the École Polytechnique, to the post of Director of Water and Sewers of Paris.^[53]

Belgrand first addressed the city’s fresh water needs, constructing a system of aqueducts that nearly doubled the amount of water available per person per day and quadrupled the number of homes with running water.^{[54][page needed]} These aqueducts discharged their water in reservoirs situated within the city. Inside the city limits and opposite Parc Montsouris, Belgrand built the largest water reservoir in the world to hold the water from the River Vanne.

At the same time Belgrand began rebuilding the water distribution and sewer system under the streets. In 1852 Paris had 142 kilometres (88 mi) of sewers, which could carry only liquid waste. Containers of solid waste were picked up each night by people called vidangeurs, who carried it to waste dumps on the outskirts of the city. The tunnels he designed were intended to be clean, easily accessible, and substantially larger than the previous Parisian underground.^[55] Under his guidance, Paris’s sewer system expanded fourfold between 1852 and 1869.^[56]

Haussmann and Belgrand built new sewer tunnels under each sidewalk of the new boulevards. The sewers were designed to be large enough to evacuate rain water immediately; the large amount of water used to wash the city streets; waste water from both industries and individual households; and water that collected in basements when the level of the Seine was high. Before Haussmann, the sewer tunnels (featured in Victor Hugo’s Les Miserables) were cramped and narrow, just 1.8 m (5 ft 11 in) high and 75 to 80 centimeters (2 ft 6 in) wide. The new tunnels were 2.3 meters (7 ft 6 in) high and 1.3 meters (4 ft 3 in) wide, large enough for men to work standing up. These flowed into larger tunnels that carried the waste water to even larger collector tunnels, which were 4.4 m (14 ft) high and 5.6 m (18 ft) wide. A channel down the center of the tunnel carried away the waste water, with sidewalks on either side for the égoutiers, or sewer workers. Specially designed wagons and boats moved on rails up and down the channels, cleaning them. Belgrand proudly invited tourists to visit his sewers and ride in the boats under the streets of the city.^[57]

The underground labyrinth built by Haussmann also provided gas for heat and for lights to illuminate Paris. At the beginning of the Second Empire, gas was provided by six different private companies. Haussmann forced them to consolidate into a single company, the Compagnie parisienne d’éclairage et de chauffage par le gaz, with rights to provide gas to Parisians for fifty years. Consumption of gas tripled between 1855 and 1859. In 1850 there were only 9000 gaslights in Paris; by 1867, the Paris Opera and four other major theaters alone had fifteen thousand gas lights. Almost all the new residential buildings of Paris had gaslights in the courtyards and stairways; the monuments and public buildings of Paris, the arcades of the Rue de Rivoli, and the squares, boulevards and streets were illuminated at night by gaslights. For the first time, Paris was the City of Light.^[58]

Critics of Haussmann’s Paris[edit]

Contemporaneous[edit]

Haussmann’s renovation of Paris had many critics during his own time. Some were simply tired of the continuous construction. The French historian Léon Halévy wrote in 1867, «the work of Monsieur Haussmann is incomparable. Everyone agrees. Paris is a marvel, and M. Haussmann has done in fifteen years what a century could not have done. But that’s enough for the moment. There will be a 20th century. Let’s leave something for them to do.»^[59] Others regretted that he had destroyed a historic part of the city. The brothers Goncourt condemned the avenues that cut at right angles through the center of the old city, where «one could no longer feel in the world of Balzac.»^[60] Jules Ferry, the most vocal critic of Haussmann in the French parliament, wrote: «We weep with our eyes full of tears for the old Paris, the Paris of Voltaire, of Desmoulins, the Paris of 1830 and 1848, when we see the grand and intolerable new buildings, the costly confusion, the triumphant vulgarity, the awful materialism, that we are going to pass on to our descendants.»^[61]

Later era[edit]

The 20th century historian of Paris René Héron de Villefosse shared: «in less than twenty years, Paris lost its ancestral appearance, its character which passed from generation to generation… the picturesque and charming ambiance which our fathers had passed onto us was demolished, often without good reason.» Héron de Villefosse denounced Haussmann’s central market, Les Halles, as «a hideous eruption» of cast iron. Describing Haussmann’s renovation of the Île de la Cité, he wrote: «the old ship of Paris was torpedoed by Baron Haussmann and sunk during his reign. It was perhaps the greatest crime of the megalomaniac prefect and also his biggest mistake…His work caused more damage than a hundred bombings. It was in part necessary, and one should give him credit for his self-confidence, but he was certainly lacking culture and good taste…In the United States, it would be wonderful, but in our capital, which he covered with barriers, scaffolds, gravel, and dust for twenty years, he committed crimes, errors, and showed bad taste.»^[62]

The Paris historian, Patrice de Moncan, in general an admirer of Haussmann’s work, faulted Haussmann for not preserving more of the historic streets on the Île de la Cité, and for clearing a large open space in front of the Cathedral of Notre Dame, while hiding another major historical monument, Sainte-Chapelle, out of sight within the walls of the Palais de Justice, He also criticized Haussmann for reducing the Jardin de Luxembourg from thirty to twenty-six hectares in order to build the rues Medici, Guynemer and Auguste-Comte; for giving away a half of Parc Monceau to the Pereire brothers for building lots, in order to reduce costs; and for destroying several historic residences along the route of the Boulevard Saint-Germain, because of his unwavering determination to have straight streets.^[63]

The debate about the military purposes of Haussmann’s boulevards[edit]

Some of Haussmann’s critics said that the real purpose of Haussmann’s boulevards was to make it easier for the army to manoeuver and suppress armed uprisings; Paris had experienced six such uprisings between 1830 and 1848, all in the narrow, crowded streets in the center and east of Paris and on the left bank around the Pantheon. These critics argued that a small number of large, open intersections allowed easy control by a small force. In addition, buildings set back from the center of the street could not be used so easily as fortifications.^[64] Emile Zola repeated that argument in his early novel, La Curée; «Paris sliced by strokes of a saber: the veins opened, nourishing one hundred thousand earth movers and stone masons; criss-crossed by admirable strategic routes, placing forts in the heart of the old neighborhoods.^[65]

Some real-estate owners demanded large, straight avenues to help troops manoeuvre.^[66] The argument that the boulevards were designed for troop movements was repeated by 20th century critics, including the French historian, René Hérron de Villefosse, who wrote, «the larger part of the piercing of avenues had for its reason the desire to avoid popular insurrections and barricades. They were strategic from their conception.»^[67] This argument was also popularized by the American architectural critic, Lewis Mumford.

Haussmann himself did not deny the military value of the wider streets. In his memoires, he wrote that his new boulevard Sebastopol resulted in the «gutting of old Paris, of the quarter of riots and barricades.»^[68] He admitted he sometimes used this argument with the Parliament to justify the high cost of his projects, arguing that they were for national defense and should be paid for, at least partially, by the state. He wrote: «But, as for me, I who was the promoter of these additions made to the original project, I declare that I never thought in the least, in adding them, of their greater or lesser strategic value.»^[68] The Paris urban historian Patrice de Moncan wrote: «To see the works created by Haussmann and Napoleon III only from the perspective of their strategic value is very reductive. The Emperor was a convinced follower of Saint-Simon. His desire to make Paris, the economic capital of France, a more open, more healthy city, not only for the upper classes but also for the workers, cannot be denied, and should be recognised as the primary motivation.»^[69]

There was only one armed uprising in Paris after Haussmann, the Paris Commune from March through May 1871, and the boulevards played no important role. The Communards seized power easily, because the French Army was absent, defeated and captured by the Prussians. The Communards took advantage of the boulevards to build a few large forts of paving stones with wide fields of fire at strategic points, such as the meeting point of the Rue de Rivoli and Place de la Concorde. But when the newly organized army arrived at the end of May, it avoided the main boulevards, advanced slowly and methodically to avoid casualties, worked its way around the barricades, and took them from behind. The Communards were defeated in one week not because of Haussmann’s boulevards, but because they were outnumbered by five to one, they had fewer weapons and fewer people trained to use them, they had no hope of getting support from outside Paris, they had no plan for the defense of the city; they had very few experienced officers; there was no single commander; and each neighborhood was left to defend itself.^[70]

As Paris historian Patrice de Moncan observed, most of Haussmann’s projects had little or no strategic or military value; the purpose of building new sewers, aqueducts, parks, hospitals, schools, city halls, theaters, churches, markets and other public buildings was, as Haussmann stated, to employ thousands of workers, and to make the city more healthy, less congested, and more beautiful.^[71]

[edit]

Haussmann was also blamed for the social disruption caused by his gigantic building projects. Thousands of families and businesses had to relocate when their buildings were demolished for the construction of the new boulevards. Haussmann was also blamed for the dramatic increase in rents, which increased by three hundred percent during the Second Empire, while wages, except for those of construction workers, remained flat, and blamed for the enormous amount of speculation in the real estate market. He was also blamed for reducing the amount of housing available for low income families, forcing low-income Parisians to move from the center to the outer neighborhoods of the city, where rents were lower. Statistics showed that the population of the first and sixth arrondissements, where some of the most densely populated neighborhoods were located, dropped, while the population of the new 17th and 20th arrondissements, on the edges of the city, grew rapidly.

Arrondissement	1861	1866	1872
1st	89,519	81,665	74,286
6th	95,931	99,115	90,288
17th	75,288	93,193	101,804
20th	70,060	87,844	92,712

Haussmann’s defenders noted that he built far more buildings than he tore down: he demolished 19,730 buildings, containing 120,000 lodgings or apartments, while building 34,000 new buildings, with 215,300 new apartments and lodgings. French historian Michel Cremona wrote that, even with the increase in population, from 949,000 Parisians in 1850 to 1,130,500 in 1856, to two million in 1870, including those in the newly annexed eight arrondissements around the city, the number of housing units grew faster than the population.^[72]

Recent studies have also shown that the proportion of Paris housing occupied by low-income Parisians did not decrease under Haussmann, and that the poor were not driven out of Paris by Haussmann’s renovation. In 1865 a survey by the prefecture of Paris showed that 780,000 Parisians, or 42 percent of the population, did not pay taxes due to their low income. Another 330,000 Parisians or 17 percent, paid less than 250 francs a month rent. Thirty-two percent of the Paris housing was occupied by middle-class families, paying rent between 250 and 1500 francs. Fifty thousand Parisians were classified as rich, with rents over 1500 francs a month, and occupied just three percent of the residences.^[73]

Other critics blamed Haussmann for the division of Paris into rich and poor neighborhoods, with the poor concentrated in the east and the middle class and wealthy in the west. Haussmann’s defenders noted that this shift in population had been underway since the 1830s, long before Haussmann, as more prosperous Parisians moved to the western neighborhoods, where there was more open space, and where residents benefited from the prevailing winds, which carried the smoke from Paris’s new industries toward the east. His defenders also noted that Napoleon III and Haussmann made a special point to build an equal number of new boulevards, new sewers, water supplies, hospitals, schools, squares, parks and gardens in the working class eastern arrondissements as they did in the western neighborhoods.

A form of vertical stratification did take place in the Paris population due to Haussmann’s renovations. Prior to Haussmann, Paris buildings usually had wealthier people on the second floor (the «etage noble»), while middle class and lower-income tenants occupied the top floors. Under Haussmann, with the increase in rents and greater demand for housing, low-income people were unable to afford the rents for the upper floors; the top floors were increasingly occupied by concierges and the servants of those in the floors below. Lower-income tenants were forced to the outer neighborhoods, where rents were lower.^[74]

Legacy[edit]

The Baron Haussmann’s transformations to Paris improved the quality of life in the capital. Disease epidemics (save tuberculosis) ceased, traffic circulation improved and new buildings were better-built and more functional than their predecessors.

The Second Empire renovations left such a mark on Paris’ urban history that all subsequent trends and influences were forced to refer to, adapt to, or reject, or to reuse some of its elements. By intervening only once in Paris’s ancient districts, pockets of insalubrity remained which explain the resurgence of both hygienic ideals and radicalness of some planners of the 20th century.

The end of «pure Haussmannism» can be traced to urban legislation of 1882 and 1884 that ended the uniformity of the classical street, by permitting staggered façades and the first creativity for roof-level architecture; the latter would develop greatly after restrictions were further liberalized by a 1902 law. All the same, this period was merely «post-Haussmann», rejecting only the austerity of the Napoleon-era architecture, without questioning the urban planning itself.

A century after Napoleon III’s reign, new housing needs and the rise of a new voluntarist Fifth Republic began a new era of Parisian urbanism. The new era rejected Haussmannian ideas as a whole to embrace those represented by architects such as Le Corbusier in abandoning unbroken street-side façades, limitations of building size and dimension, and even closing the street itself to automobiles with the creation of separated, car-free spaces between the buildings for pedestrians. This new model was quickly brought into question by the 1970s, a period featuring a reemphasis of the Haussmann heritage: a new promotion of the multifunctional street was accompanied by limitations of the building model and, in certain quarters, by an attempt to rediscover the architectural homogeneity of the Second Empire street-block.

Certain Parisian suburban towns, for example Issy-les-Moulineaux and Puteaux, have built new quarters that even by their name «Quartier Haussmannien», claim the Haussmannian heritage. The Belgian capital Brussels also followed suit at the end of the same century and conducted an extensive (but smaller scale compared to Paris) demolition and renovation, carving out new central boulevards that were straight lined and flanked by Haussmann style row of apartments.

See also[edit]

• Demographics of Paris
• Hobrecht-Plan, a similar urban planning approach in Berlin conducted by James Hobrecht, created in 1853

References[edit]

Attribution

Portions of this article have been translated from its equivalent in the French language Wikipedia.

Notes and citations[edit]

Bibliography[edit]

• Carmona, Michel, and Patrick Camiller. Haussmann: His Life and Times and the Making of Modern Paris (2002)
• Centre des monuments nationaux. Le guide du patrimoine en France (Éditions du patrimoine, 2002), ISBN 978-2-85822-760-0
• de Moncan, Patrice. Le Paris d’Haussmann (Les Éditions du Mécène, 2012), ISBN 978-2-907970-983
• de Moncan, Patrice. Les jardins du Baron Haussmann (Les Éditions du Mécène, 2007), ISBN 978-2-907970-914
• Jarrassé, Dominique. Grammaire des jardins Parisiens (Parigramme, 2007), ISBN 978-2-84096-476-6
• Jones, Colin. Paris: Biography of a City (2004)
• Kirkland, Stephane. Paris Reborn: Napoléon III, Baron Haussmann, and the Quest to Build a Modern City (St. Martin’s Press, 2013), (ISBN 978-0-312-62689-1)
• Maneglier, Hervé. Paris Impérial. La vie quotidienne sous le Second Empire (2009), Armand Colin, Paris (ISBN 2-200-37226-4)
• Milza, Pierre. Napoleon III (Perrin, 2006), ISBN 978-2-262-02607-3
• Pinkney, David H. Napoleon III and the Rebuilding of Paris (Princeton University Press, 1958)
• Weeks, Willet. The Man Who Made Paris: The Illustrated Biography of Georges-Eugène Haussmann (2000)

Further reading[edit]

• Hopkins, Richard S. Planning the Greenspaces of Nineteenth-Century Paris (LSU Press, 2015).
• Paccoud, Antoine. «Planning law, power, and practice: Haussmann in Paris (1853–1870)». Planning Perspectives 31.3 (2016): 341–61.
• Pinkney, David H. «Napoleon III’s Transformation of Paris: The Origins and Development of the Idea», Journal of Modern History (1955) 27#2 pp. 125–34. JSTOR 1874987.
• Pinkney, David H. «Money and Politics in the Rebuilding of Paris, 1860–1870», Journal of Economic History (1957) 17#1 pp. 45–61. JSTOR 2114706.
• Richardson, Joanna. «Emperor of Paris Baron Haussmann 1809–1891», History Today (1975), 25#12 pp. 843–49.
• Saalman, Howard. Haussmann: Paris Transformed (G. Braziller, 1971).
• Soppelsa, Peter S. The Fragility of Modernity: Infrastructure and Everyday Life in Paris, 1870–1914 (ProQuest, 2009).
• Walker, Nathaniel Robert. «Lost in the City of Light: Dystopia and Utopia in the Wake of Haussmann’s Paris». Utopian Studies 25.1 (2014): 23–51. doi:10.5325/utopianstudies.25.1.0023. JSTOR 10.5325/utopianstudies.25.1.0023.

External links[edit]

Расшифровка Париж и реформы барона Османа

Как в середине XIX века бывший городской префект и друг Наполеона III придумал не только новый облик Парижа, но и парижанина

Основной драмой градостроительства, как современного, так и прошлых эпох, является взаимодействие между морфологией города и тем обществом, которое использует эту морфологию, сообществом, которое живет в городах. Сама по себе эта драма образовалась не сейчас, а в конце эпохи Ренессанса, когда впервые возникло представление о человеке и об обществе, отделенном от природы и от религии. 

Есть такой замечательный английский исследователь европейских городов Денис Косгроув, и у него есть прекрасная книга, которая называется «Social Formation and Symbolic Landscape» — «Социальная формация и символический ландшафт». Там он рассказывает, что где-то в конце XV века у людей возникло стремление покупать ландшафтную пейзажную живопись. Желание изображать природу существовало всегда, но как индустрия пейзажная живопись возникла именно в конце XV века, причем в самых урбанизированных районах Европы, в Северной Италии (долина реки По), во Франции и Южной Англии. На вопрос, почему так произошло, Косгроув отвечает, что тогда общество впервые как бы раскрыло глаза на природу: появились земельные участки, институт собственности на землю. И в этот момент появляются общественные пространства в городах: города перестают быть только морфологическим единством зданий и улиц, в них появляются рыночные площади, торговые улицы и т. д. Все это было и раньше, но как единое целое города начали восприниматься с конца XV века.

Что касается Франции, есть замечательная легенда о том, как в Париже впервые возникло представление о парижском обществе как таковом, не об отдельных социальных классах, а именно о городском обществе. В 1783 году братья Монгольфье, которые изобрели воздушный шар, организовали демонстрацию в Версале. Это было невероятно торжественно, и, естественно, был постамент, к которому был привязан этот воздушный шар. Вокруг собралось все парижское сообщество. Там была и Мария-Антуанетта, и Людовик, послы, генералы и т. д. Все они располагались концентрическими кругами вокруг постамента: самые почетные и близкие к центру места принадлежали королевской семье, дальше шли армейские чины, замыкал все это парижский люд, который с большим интересом наблюдал за этим испытанием издалека. И вот, когда шар поднялся в воздух, подул ветер, люди были настолько ошеломлены самим зрелищем этого полета, что сорвались с мест и побежали. И когда они побежали, они все смешались в одно общество. Это очень симпатичная легенда, согласно которой примерно в это время, в конце XVIII века, в Париже возникает представление о парижанах как о людях, которым если и важны социальные сословия, то не на улице, не на площадях и не на бульварах, где они становятся единым целым.

С этого момента в Париже берут начало реформы градостроительства, и возглавляют их врачи, потому что город постоянно лихорадит: все время чума, холера, а улицы очень узкие, канализация работает плохо и т. д. Возникает стремление победить массовые эпидемии, и городские руководители и планировщики отвечают прежде всего именно этой цели  Вместе с тем, гигиеническая причина — не единственная, почему в Париже XIX века было решено прокладывать широкие и прямые дороги и бульвары. Делалось это еще и для того, чтобы помешать парижанам бунтовать: на узких улочках возводить баррикады было проще, а подавлять бунты силами армии — труднее.. Они начинают смотреть по сторонам, и здесь колоссальную роль играет Лондон, потому что Лондон того времени был некой городской моделью, где уже были парки, общественные пространства, а его социальная модель была гораздо более приспособлена к городскому сообществу без социальных страт, чем модель Парижа. И конечно, парижане и городские начальники засматривались на Лондон, но главным человеком в этом смысле был племянник Наполеона, Наполеон III. Человек храбрый и решительный, иногда даже жестокий, он несколько раз бежал из тюрьмы и в итоге оказался в ссылке. В ссылке он жил в Лондоне и был влюблен в этот город. Позднее, переправляясь через Ла-Манш в надежде выиграть президентские выборы, он нес с собой идею преобразования Парижа в город, похожий на Лондон: с парками, большими бульварами и т. д. Эту идею он реализовал, назначив префектом Парижа  Изначально Осман занимал должность префект адепартамента Сены. Должность префекта Парижа появилась в 1968 году, после реорганизации парижского региона. своего приятеля барона Османа и дав ему полномочия на преобразование города.

Про барона Османа известно, что это человек чрезвычайно жесткий, решительный, который перекроил Париж по совершенно новой кальке, создал бульвары, прямые линии дорог и т. д. Вообще, в истории архитектуры и градостроительства ему принадлежит место даже не реформатора, а преобразователя, социального инженера, который жесткой рукой, с помощью Наполеона III, все переделал. На самом деле все было по-другому. Сам барон Осман никогда не был архитектором, он был префектом Парижа, а до этого — префектом департамента Бордо, и его карьера развивалась именно в этом направлении. Он был мастером компромисса, мастером договора и никогда не был человеком, который каленым железом пробивал путь своим решениям. Так вот, его основное достижение состоит в том, что он понимал: город — это не улицы и не дома, а люди, городское сообщество.

Что сделал Осман? Во-первых, в 1856 году он начал договариваться с муниципалитетами вокруг Парижа об объединении, провел колоссальную политическую работу, чтобы объединить в единую городскую черту несколько муниципалитетов. Он медленно и терпеливо уговаривал муниципалитеты на объединение. Это ему не удалось ни с первой попытки, ни со второй, и через пять лет после объединения Париж напоминал такой сыр с дырками. 

Второе, что сделал Осман, — воспользовался законом об экспроприации земель ради городского блага. Такой уже был принят до него, при предыдущем префекте Рамбуто: он создал институты, которыми потом воспользовался Осман. Одним из этих институтов был закон об экспроприации земель и компенсации собственникам земли и недвижимости. Это примерно то, что в Москве обсуждали в период реновации. Такой закон был принят еще в первой половине XIX века.

И вот все пять лет Осман уговаривал собственников и договаривался с ними о компенсации, потому что их земли уходили под проекты новой недвижимости и инфраструктуры: бульваров, дорог и т. д. Но Осман делал это, разумеется, не сам. Впервые в истории градостроительства был назначен общественный адвокат, который занимался тем, что согласовывал компенсации и экспроприацию у собственников земель, попадавших под новый план.

Фактически барон Осман создал прецедент наличия общественного адвоката, который сейчас присутствует как избранная персона в некоторых крупнейших городах мира. Например, в Нью-Йорке выбирают главного аудитора, общественного адвоката и мэра — эти три человека управляют городом. Осман создал институт, который позволял согласовывать интересы горожан с интересами муниципалитета, и таким образом превратил процесс реконструкции города в то, что сейчас принято называть гибким планированием, или lean planning. То есть город стал развиваться по мере согласования каких-то проблем, без резких движений, в темпе разговора. 

В 1867 году Париж был одним из основных экспонатов выставки, которая также проходила в Париже, и это было очень интересное событие, потому что наряду с таблицей Менделеева и огромным количеством технологических нововведений сам город был экспонатом: его план, практика развития. И этот экспонат потряс Александра, русского царя. Когда Александр II приехал в Париж на Всемирную выставку, на него было совершено покушение. Есть легенда, которая не проверена, но тем не менее она бесспорно выдает отношение Александра к барону Осману, очевидное и по другим источникам. Александр сказал: пуля, которая не попала в меня, могла попасть в вас, а это была бы огромная утрата для всего Парижа. И действительно, Александр II был восхищен тем преобразованием Парижа, которое организовал Осман, и той экспозицией, которая была на выставке, и всячески высказывал это самому барону.

Еще раз хочу вернуться к тому, что реформам Османа предшествовали усилия Рамбуто, который создал не только институты, но и многие важные элементы городской морфологии, в частности бульвар. Бульвар существовал еще в XVIII веке, но как примета Парижа, парижский аттракцион он возник во времена Рамбуто. Что здесь интересно? По сути, бульвар был первой коммуникационной средой для парижского общества, чем-то вроде современного фейсбука. Эта коммуникационная среда создала тип человека, который проводил большую часть своего времени на бульваре, так называемого фланёра, или бульвардье. Фланер и бульвардье — это одно и то же. 

При этом удивительным образом прогулка от одного заведения до другого никогда не была бессмысленным прыжком из точки А в точку Б, что характерно для нынешнего пространственного поведения большинства современных горожан. Тогда люди не просто ходили, они оглядывались по сторонам, показывали свои одежды, останавливались, разговаривали, шли дальше и так далее, и вся среда, и социальная, и, естественно, архитектура вокруг, — все это было ими освоено. Город посредством бульвара становился для них пространством, которое они потребляли. Это редкий случай в современных городах, ведь они созданы для работы и жизни после работы, и их конструкция, хотя она и выражена в пространстве, не пространственная и не средовая. А вот бульвар был как раз прекрасным элементом средового подхода, который работал. Бульвар в Париже того времени — это не просто элемент украшения и озеленения, а рабочее коммуникационное пространство в городе, где люди могли общаться. 

Возникла бульварная литература. Это легкие произведения, которые расширяют кругозор, поднимают настроение, вовсе не глупые, но массовые. В этом смысле массовая литература — это и есть бульварная литература того времени. Большинство бульварных романов были написаны самими бульвардье, людьми, которые любили гулять на бульварах, читать свои произведения, слушать других и т. д. Возвращаясь к феномену фланера, многие относились к нему негативно, говорили, что это бездельники, но в основном среди этих так называемых бездельников были писатели, артисты, художники. И Бальзак, и Зигфрид Кракауэр говорят о том, что главным достижением бульвара, этого коммуникационного пространства, были креативные люди, те, кто в конечном итоге воздал этому городу славу, создал его образ — все то, чем Париж гордился и продолжает гордиться до сих пор.

Параллельно с этим Париж становится таким эксгибиционистским городом, потому что важно было не только рассматривать, но и показывать. Возникает идея городской моды, одежды. Из разных исторических сюжетов вытаскиваются отдельные элементы. Одним из самых интересных сюжетов в городе был шейный платок.

Возникает уличная кулинария, рестораны начинают наперебой конкурировать друг с другом не только своей едой, но и атмосферой, они приглашают знаменитых парижан, те устраивают там лекции, концерты. Улица и бульвар становятся местом для развлечения, для отдыха, возникает культура удовольствия, культура удивления, культура рассматривания. Надо сказать, что это не только городской феномен, но в принципе такой сигнал того времени. Люди стали очень внимательны к различного рода деталям, в том числе к внешним. Впервые всерьез вошел в оборот бинокль, очень было модно залезать на крыши домов и рассматривать город с них в бинокль, смотреть, где какие дома построены. Ландшафт перестал быть просто средой, он стал объектом для рассматривания. В известной мере это противоречие: когда вы смотрите на ландшафт, вы любуетесь его цельностью, но, рассматривая его в бинокль, вы фактически начинаете его дефрагментировать, выявлять какие-то отдельные интересные места. 

Появляются новые городские парки: Булонский лес, ипподром Лоншам, очень популярен ставший общедоступным еще в XVII веке Тюильри. Все они предлагают разного рода объекты для развлечений. Появляются зоопарки с экзотическими животными, в моду входит Африка и т. д. 

Что касается планировки Парижа того времени и того, каким образом она повлияла на последующие эпохи, здесь в первую очередь стоит обратить внимание на планирование города в темпе разговора. Был один очень тяжелый момент в истории Парижа, и он был связан с тенденциями того времени, хотя создателем этого тяжелого момента был очень известный и совершенно гениальный архитектор Ле Корбюзье. Будучи архитектором зданий, но не архитектором территории и не архитектором пространства, он фактически убрал из поля рассмотрения человека в его спонтанном настроении и быту и перешел к концепции, которая потом получила название социальной инженерии, то есть создал город под конкретную функцию. Например, в проекте Вуазен (Voisin — это фамилия его друга-летчика) Ле Корбюзье разделил общество на три класса: менеджеров, рабочих и обслуживающий персонал. Каждому из них он выделил кусок территории в городе. Наверное, вы видели этот план Парижа: город, а в нем — небоскребы, проспекты, которые пробивают историческую застройку, включая османовскую. В новых домах живут рабочие, есть деловой центр, где работают менеджеры, и рядом находится огромное количество индустриальных предприятий. Вот такая у него была концепция, такое видение, притом что сам по себе Корбюзье был человеком невероятно умным. В то время он издавал журнал L’Esprit Nouveau, где архитекторы обсуждали разные градостроительные концепции. Эти концепции были одна безумнее другой и одна интереснее другой, и пока они остаются в журнале, все замечательно, но если ими руководствуются планировочные власти города, наступает беда. И хотя беда в тот момент не наступила, концепция микрорайона все-таки получила развитие, в основном в советских социалистических странах. Наш обычный микрорайон 1970–80-х годов — это те дома, которые Корбюзье предлагал для рабочих и для тех, кто существует ради индустрии, а не ради города и не ради себя. И в Париже есть такие дома, но там вовремя остановились. Так вот, этот тяжелый момент был пройден, и Париж вернулся на тропу Османа — сейчас он управляется в темпе разговора. 

Есть такой общественный институт под названием L’Atelier international du Grand Paris, то есть «Ателье Большого Парижа», где задействованы очень разные так называемые стейкхолдеры: это и жители, и ассоциации, и предприниматели, и сами городские власти. Это тестовая площадка, где обсуждают разные нововведения, а градостроители берут оттуда компромиссный проект и затем его реализуют.

Особенно интересен в данном случае тот факт, что со стороны регуляторов застройки выступают различные министерства Франции, часто с противоречащими друг другу целями. Например, в задачу одного из них входит создание социального жилья, строительство отдельного города для людей с низкими доходами, в том числе, естественно, для иммигрантов, в основном из бывших французских колоний. Другое министерство считает, что надо заниматься политикой mixité. Mixité — это «смешивание» по-французски. Они смешивают бедных с богатыми, рабочих с учеными и так далее и предлагают жилые кварталы именно такого свойства. В данном случае их целью является разрушение кварталов социального жилья и перестройка их в кварталы смешанного типа. Оба министерства действуют по всей стране, договариваются друг с другом, спорят и вот в этом споре находят золотую середину, потому что в каждом конкретном случае спор решается либо в пользу одного, либо в пользу другого. Это ровно то, что градорегулирующие институты, по идее, должны создавать, а именно пространство конфликта, не пространство порядка, не ансамблевые типы морфологий, не точно утвержденные генеральные планы без отклонений, а пространство конфликта и согласования. Это то пространство, которое, собственно, в свое время и создал барон Осман. 

Курс подготовлен вместе с Высшей школой урбанистики имени А. А. Высоковского ФГРР НИУ ВШЭ при поддержке компании VEKA Rus в рамках празднования 10-летия школы.

Реклама. Архив. Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» («НИУ ВШЭ») / ООО «ВЕКА Рус»

---

Османизация

В середине 19-го века, когда к власти пришёл Луи-Наполеон Бонапарт (будущий Наполеон III), столица Франции представляла собой самый большой в мире средневековый город. Город перенаселенный с совершенно неподходящими для жизни домами, которые кишели блохами и крысами. Мало того, что такой город был некрасив, неуютен и вонюч, он ещё был опасен. Рассадник самых разных эпидемий в центре Европы! Увидеть Париж и умереть – эта поговорка подразумевала не виртуальную смерть от восторга, а вполне реальную, например, от выпитой воды и последующей дизентерии. В Сену сливали всякую дрянь, и из неё же пили. В 1832 году в Париже разразилась эпидемия холеры, из-за которой умерло около 20 тысяч человек.

Наполеон III назначил в Париж нового префекта, барона Жоржа-Эжена Османа (Georges Eugène Haussmann; 1809 — 1891) и поручил ему преобразить Париж, чтобы буквально подарить городу глоток свежего воздуха.

Фамилия Османа не имеет никакого отношения к Османской империи. Для того, чтобы понять это, достаточно взглянуть, как эта фамилия пишется по-французски и прочесть её на немецкий манер: Хауссман. Да, человек, перестроивший Париж происходил из семьи немецких протестантов, уже давно поселившихся во Франции и в ходе предыдущих наполеоновских войн, ставших вполне себе французами.

Барон Осман справился с порученной ему императором задачей преобразования Парижа. Это грандиозное мероприятие, названное в его честь «османизацией», происходило с 1853 по 1870 год. 18 лет! Целое поколение парижан жило на разрытых улицах, среди грязи и пыли.

Но столица Франции получилась на славу! Любой гость Парижа, гуляя по широким бульварам, одобрит действия барона Османа. Роскошный город!

А можно никуда не ходить. Просто стать рядом с собором Парижской богоматери в самом центре города на острове Ситэ и оглянуться вокруг. Правда, красиво? А теперь представьте себе, что всего-то в 1840-х годах здесь, в самом центре города был квартал трущоб и лабиринт узких грязных улочек. Трудно поверить? Ведь под руководством Османа Париж был капитально обновлён: около 60 % недвижимости было построено заново.

Последствиями османизации можно наслаждаться и иным образом, дыша свежим воздухом и не сталкиваясь с тем количеством грязи и отходов, которые были убраны под землю, в Парижскую канализацию, созданную как раз по планам превращения французской столицы в настоящую столицу 19-го века.

Другой Париж

На пике промышленной революции Париж был приблизительно равен Лондону по численности населения. В 1846 году его население составило 1 миллион человек. В Париж тянулись не только крестьяне из близлежащих деревень, в притяжение большого города попали также и более дальние провинции. Селились новые обитатели города в тесных домах, сохранившимися еще со средних веков.

Таким образом, по качеству жизни Париж очень сильно отставал от Лондона. Наполеон III, в отличие от своего дяди, Наполеона I, располагал возможностью реализовать имперские амбиции и воплотить их в обновлённом Париже. Денег на преобразование столицы в современный город не жалели. Заслуга Османа в том, что эти огромные деньги были потрачены с толком. В основу работ по изменению Парижа были положены три требования: современность, гигиена и спокойствие.

Современный город

Сущность преобразования Парижа в новый современный город состояла в том, чтобы получить возможность управления всеми потоками города-миллионника: ресурсами, людьми, свежим воздухом, энергией, водой, отходами и прочим. Современная техника давала для этого средства. Улицы и городские дороги стали своеобразными артериями, позволяющими беспрепятственно перемещаться людям и товарам.

Строительная техника и рациональное планирование позволили проредить грязные центральные кварталы, по узким улочкам которых пробирались ещё мушкетёры. Сквозь существующие кварталы были проложены широкие проспекты. Вместо запутанных узеньких улиц и переулков возникла сеть широких, прямых и светлых проспектов, а также бульваров. Вдоль бульваров построили высокие и красивые дома. Ширина бульваров доходила до 30 метров, и тогдашним парижанам они казались безбрежными. Широкие бульвары также были проложены от центра к новым городским железнодорожным вокзалам. В ходе османизации Париж приобрёл 12 вокзалов. Более того, железнодорожный транспорт стал городским: поезда забрались на эстакады и рванули от вокзала к вокзалу прямо через центр города.

Здоровый город

Одновременно с Лондоном в Париже началась дезинфекция питьевой воды, и эти города перестали опасаться эпидемий холеры. Мелкие речки или ручьи, превратившиеся в свалки промышленных отходов (например, ручей Бьевр в квартале красильщиков и производителей гобеленов) были загнаны под землю и включены в Парижскую канализацию. Усилиями мэрии улицы планомерно засаживали деревьями, разбивали клумбы и газоны. Париж становился зелёным городом.

Безопасный город

В продолжение всей французской истории Париж был городом бунтовщиков. Недаром короли, как только им представилась возможность, перебрались в пригородную деревушку Версаль. Новый Париж после десятилетий политической нестабильности должен был стать символом мира и процветания. Чтобы поддерживать порядок полицейские и солдаты должны были быть мобильными, быстро разворачиваться и иметь возможность сносить любые баррикады. Которыми, по чести сказать, широкие улицы нового города перегородить было невозможно. Ну, и воришка или хулиган на широких улицах не имел возможности скрыться от полицейской погони

Рекогносцировка

В это трудно поверить, но в середине 19-го века в парижской мэрии напрочь отсутствовала информация о городе. Когда Осман вступил в должность, у него не было точной карты. Данные о рельефе города, его морфологии и прочее попросту отсутствовали. Результаты давали о себе знать. Например, сам Наполеон III однажды заказал производство работ на улице Риволи, однако эти работы в реальности были не нужны, их уже сделали.

Барон Осман первым делом создал команды сотрудников, которые занимались картографией Парижа. В результате он получил несколько очень подробных карт города, а также топографические карты, законченные чуть позже, в 1853 году. Одновременно было обследовано состояние всех парижских зданий, и составлены поквартальные планы. Теперь всё было готово к началу боевых действий.

Стратегия и тактика

Самый старый средневековый город Осман решил превратить в современную столицу могучей империи в три этапа.

1. Снос кварталов трущоб вокруг собора Нотр-Дам общей площадью около 9 гектаров. Одновременно началось строительство двух главных осей будущего Парижа: с севера на юг и с запада на восток. Средняя ширина этих дорог была 18 метров, а общая длина — более 100 километров.
2. Устройство бульваров и на их пересечении площадей с круговым движением. В южной части города, на Елисейских полях завершение площади Звезды с Триумфальной аркой, к которой сходились 12 проспектов.
3. Строительство новых кварталов. При этом вместе с домами строили городскую инфраструктуру: новую водопроводную систему, а также канализационные коллекторы.

Новые улицы имели как бы два этажа. Сначала строители прокладывали водопровод и канализацию, подключая к ним каждый будущий дом. Затем сверху коммуникации накрывали каменной мостовой. Улицы могли быть широченными и длинными, как бульвар, названный затем именем Османа. Такие прямые улицы предназначались для больших транспортных потоков. В те времена, когда производились работы по прокладке магистралей весь транспорт был гужевой, и об автомобилях никто, конечно, не думал. Но автомобили, появившись, без труда захватили новый Париж с широкими проспектами и большими перекрёстками. Были среди новых магистралей и улицы, не предназначенные для интенсивного движения, как уютный бульвар Сен-Жермен. Просторные магистрали соединили все городские вокзалы.

Высокие здания структурировали городское пространство по вертикали. По плану Османа высота зданий, возводимых вдоль улиц коррелировали с шириной улиц. На нешироких улицах и дома строили пониже. Это делало улицы светлыми и просторными, гармонично приспособленными для человека. 

Дома на новых улицах тоже были новые. Их вид был стандартно однообразен, фактически все они делались по одному проекту и предназначались для комфортабельной жизни. Вода, газ и туалеты были во всех квартирах на всех этажах. В основном дома строили пятиэтажные, но без лифтов, которые тогда казались ещё роскошью. Облицованные камнем фасады казались однотипными и единообразными. На первых этажах – магазины и входные подъезды, охраняемые консьержами. Консьержи и торговцы селились на вторых этажахю. Выше следовали этажи с хорошими и дорогими квартирами, в каждой из которых были балконы широкие и балконы узкие. В чердачных этажах под крышей были помещения для прислуги или для не слишком богатых людей.  

Стоимость

Любой масштабный проект всегда превышает заявленную первоначально стоимость. Император не скупился и одобрял дополнительное финансирование. Но окончательно Париж расплатился за османизацию только в 1909 году.

Барон Осман проницательно предполагал, что инвестиции в грандиозное строительство столицы компенсируются выгодами, которые выявятся после преобразования города и благодаря этому преобразованию. Среди частных предпринимателей оказалось довольно много желающих вложить деньги в строительство новых зданий, чтобы получить выгоду, сдавая в них площади под жильё и магазины, когда они будут построены.

Однако, многие парижане были недовольны либо длительным строительством, либо его всё время повышающейся стоимостью. Поэтому увольнение Османа с должности было встречено злорадством.

Результаты  

Однако, сейчас оценка деятельности Жоржа-Эжена Османа в целом положительная. Османизация Парижа, в самом деле, превратила грязный и опасный для жизни средневековый город Париж в роскошный и весёлый город, манящий и влекущий к себе всех и всегда.

В ходе османизации были опробованы промышленные методы реновации старых городов. О канализационной системе французской столицы уже говорилось. А кроме того, город был капитально озеленён, включая возведение четырёх парков на периферии. На улицах появились газовые фонари, питьевые фонтанчики, которые называются фонтанчиками Уоллеса (по имени известного английского коллекционера), тумбы для расклейки афиш, которые называются тумбами Мориса (по имени владельца типографии, впервые освоившего такие места для рекламы). В рамках османизации в 1854 году было возведено эффектное новое здание продуктового рынка из металла и стекла (les halles). С лёгкой руки Эмиля Золя этот рынок был прозван «чревом Парижа»

---

В годы Второй империи с 1852 по 1870 год была произведена масштабная реконструкция Парижа под руководством его префекта – барона Жоржа Эжена Османа (1809-1891). В результате осуществленных им преобразований возникло понятие «османизация», которое обозначает радикальную градостроительную политику, основанную на ликвидации старых кварталов.

Жорж Эжен Осман, префект департамента Сена с 1853 по 1870 год, автор архитектурного плана перестройки Парижа

В годы интенсивного индустриального развития Франции и в первую очередь Парижа население города росло исключительно быстрыми темпами — за семьдесят лет оно выросло почти в четыре раза — с 0,55 млн в 1800 году до около 2 млн в 1870 году. В некоторых кварталах плотность населения достигла 100 000 чел на км. Город оказался не предназначен для такого большого количества жителей: сеть узких кривых улиц, плотно застроенных зданиями, затрудняла дорожное движение, а плохие санитарные условия приводили к частым вспышкам эпидемий. Постепенно представители зажиточных слоев покидали центральные бедные кварталы и переезжали жить в северные и западные предместья. Стремительное обнищание жителей центральных районов и, как следствие, угроза политической нестабильности послужили первопричиной задуманных Наполеоном III и осуществленных Османом преобразований. Известно высказывание Османа: «Для того чтобы вспороть брюхо старому Парижу, этому центру беспорядков и баррикад, надо провести большие улицы, прямые линии которых будут непригодны для обычной тактики местных восстаний». Наполеон III хотел воспрепятствовать повторению народных волнений, подобных июльской революции 1830 года или июньскому восстанию 1848 года: новая планировка города должна была значительно затруднить баррикадные бои.

Идея о необходимости реконструировать старые районы была не нова. Еще в конце XVIII века до Великой французской революции были обустроены набережные Сены. В 1794 году в период Французской революции «Комиссия художников» подготовила проект по прокладке новых просторных и прямых улиц. При Наполеоне I началось строительство проспекта вдоль сада Тюильри, впоследствии ставшей улицей rue de Rivoli: участок, примыкающий к Ратуше, был закончен уже в годы Второй Империи.
В конце 1830-х годов префект Рамбюто осознал проблему недостающей гигиены и перегруженности дорог перенаселённого центра Парижа. Благодаря миазматической теории возникновения болезней было решено «заставить воздух циркулировать» и «обеспечить парижанам воду, воздух и тень». Толчком к этому решению стала эпидемия холеры 1832 года, которая унесла жизни 20 000 парижан. Рамбюто был готов к претворению планов в жизнь, однако имел лишь ограниченные полномочия из-за отсутствующего закона об экспроприации имущества.

Наполеон III решил продолжить работу Рамбюто. Находясь в Лондоне в 1846-1848 годах, он имел возможность убедиться в том, какие изменения претерпела столица Великобритании, благодаря промышленной революции: внешний облик города преобразился, появилась канализация, были созданы огромные парки. Кроме того, в первые годы своего правления Наполеон пытался решить социальный вопрос и улучшить жилищные условия рабочего класса. Благодаря Наполеону, в 1851 году в квартале Рошшуар (la cité Rochechouart), который сейчас находится в 9 округе Парижа, появилось 86 первых построек социального жилищного сектора. Для воплощения своих замыслов по переустройству столицы Наполеону посчастливилось найти единомышленника – Жоржа Османа, которого он назначил в июне 1953 года префектом Сены.

При Османе восторжествовал «культ оси»: исторические границы тех или иных памятников и сами памятники нередко приносились в жертву новой планировке. Для обеспечения движения транспорта Осман проложил широкие проспекты сквозь существующие кварталы. На месте запутанных узких улочек, переулков и тупиков возникла геометрическая сеть широких, прямых и светлых авеню и бульваров. Ширина бульваров доходила до 30 м, что было удивительно для парижан.

Проспекты, созданные Османом в центре города в 1850-1870 годах

С севера на юг протянулась сквозь город практически прямая ось от Севастопольского бульвара до бульвара Сан-Мишель. Рядом с Шатле северо-южную линию пересекает одна из длиннейших улиц Парижа — улица Риволи, продлённая Османом до улицы Сен-Антуан. Также были построены бульвары в западном и восточном направлениях. Вдоль проспектов были высажены каштаны, подчёркивающие симметричность обновлённого города.

Ночные работы над реконструкцией улицы Риволи, освещаемые электрическим светом. 1854 год. Исторический рисунок

Реконструированная Улица Риволи. Фото 1855 года

Барон Осман продолжил работу над Большими бульварами, созданными во время правления Людовика XIV. Он не только расширил их, но и построил несколько новых осей, как например, бульвар Ришар-Ленуар и бульвар Осман.
Старейшая часть Парижа, остров Сите, была практически полностью перекроена Османом. Были снесены все постройки между королевским дворцом (ныне комплекс Консьержери и Дворца правосудия) и собором Парижской Богоматери, а на их месте сооружены здания префектуры полиции и коммерческого трибунала. Старое здание госпиталя Отель-Дьё, ранее располагавшееся частично на острове и частично на левом берегу, было снесено и заменено на более вместительное (площадью 3 га ) несколькими метрами дальше. Между новыми зданиями были проложены три прямые улицы, переходящие в мосты, соединяющие остров с обоими берегами Парижа.
Площадь Звезды приняла при бароне Османе свой окончательный вид — от нее лучами расходятся 12 проспектов, названных в честь маршалов Франции или в честь побед, одержанных французскими войсками.

Площадь Звезды – современное фото сверху

Все вновь возводимые здания – и в плане высоты (не более 17,55 метра) и в плане стилистики – подчинялись жестким архитектурным правилам, а оттого становились однотипными.
В целях борьбы против антисанитарии Осман инициировал работы по созданию разветвленной системы канализации, а также парков и садов. В результате появились парк Монсури на юге Парижа, парк Бют-Шомон – на севере. В Венсенском и Булонском лесу были проведены работы, чтобы сделать их более удобными для прогулок.
По современным подсчетам, архитектурный облик Парижа изменился при Османе на 60%. Кроме того, столица Франции также претерпела административные изменения: в 1860 году к нему был официально присоединен ряд рабочих предместий – например, Монмартр и Пасси. Вместо 12 прежних округов в столице стало 20 округов. В каждом из них было построено современное здание мэрии.

Схема старых и новых округов Парижа, присоединенных в 1860 году

Реформы Османа потребовали привлечения очень крупных финансовых вложений. Дважды Наполеон III прибегал к выпуску государственного займа на общую сумму в 510 миллионов золотых франков, а также использовал средства частных инвесторов. Государство сначала насильно выкупало у владельцев дома или территории, на которые распространялся план реконструкции города, затем строило там новые здания и улицы со всей инфраструктурой (водой, газом, канализацией) и, наконец, перепродавало участки заново, тем самым получая средства для погашения государственного долга. Но к 1870 году дыра в государственном бюджете все равно достигла устрашающих размеров в 1,5 миллиарда франков, что во многом дискредитировало градостроительную политику Османа.

При жизни барона Османа яростно критиковали современники и даже сравнивали его с легендарным предводителем гуннов Аттилой, войска которого крушили все на своем пути. Особенное недовольство выражала французская интеллигенция, возмущенная разрушением исторического облика средневекового города. К тому же Османа и его сотрудников обвиняли в коррупции и многочисленных хищениях. После перепланировки города социальное расслоение не было уничтожено – а, напротив, усилилось: теперь большинство низших слоев было вытеснено в новые округа, на окраины рабочих предместий, а в перестроенных центральных округах селились в основном обеспеченные буржуа.

В начале 19 века планировочной
реконструкцией Парижа занялась большая
группа специалистов-планировщиков,
кот возглавлял арх Альфан и барон Осман.

Деятельность
Оссмана продолжалась 18 лет (с 1852 по 1870
г.) – период правления Луи Бонапарта.

Париж. Схема
магистральных улиц, проложенных в
результате планировочных работ 17-19 вв.
1-2 — городской диаметр Запад — Восток;
3-4 — диаметр Север — Юг; 5 — площадь генерала
де Голля; 6 — площадь Согласия; 7 — площадь
Бастилии; 8 — площадь Наций

В результате прокладки новых улиц,
планировка Парижа приобрела четкую
регулярную структуру, состоявшую из 2
диаметров, нескольких концентрических
бульварных колец и звездообразных
планировочных композиций. Общая
протяженность уличной сети возросла
в 2 раза, ширина улиц в среднем увеличилась
вдвое. Были построены набережные с
широкой проезжей частью и нижним ярусом
у воды, были обустроены 2 крупных парка
– Булонский и Венсенский. 3 главных
цели – прямизна, симметрия, ориентир.

Ведущий принцип реконструкции –
прочерчивание прямых улиц (сравнение
с разрезанием пирога ножом)

Дома имели унифицированный внешний
вид – фасады в едином стиле, крыша под
45*. Улица-стена.

Должны были быть достигнуты цели:

-вытеснить
пролетариат из центральных кварталов
Парижа и уничтожить в процессе
реконструкции наиболее узкие улицы,
удобные для баррикадных боев;

-облегчить
при помощи прямолинейных проспектов
действие конницы и артиллерии на случай
восстания;

-занять
свободные рабочие руки и тем самым
снизить безработицу в столице

-добиться
некоторых гигиенических и транспортных
улучшений, необходимых в условиях
быстро растущего города

(update)

К середине XIX в. особенно остро ощущалась
необходимость реконструкции планировки
города, не отвечавшей санитарным,
транспортным и социальным условиям
того времени.

В 1952г.главным действующим лицом
предпринятой реконструкции стал
Ж-Э.Осман..

Реконструкция включала в себя: прокладку
Севастопольского и Страсбурского
бульваров, продолжение улицы Риволи
на восток, расчистку острова Ситэ и
начало прокладк бульвара Сен-Жермен.
Во вторую очередь осуществлялась
пробивка внешнего кольца бульваров –
от площади Звезды до площади Наций, а
так же благоустройство площади Оперы.

В результате :

-Планировка приобрела четкую регулярную
структуру

— Общая протяженность улиц увеличилась
в 2 раза. Ширина улицы регулировалась
относительно высоты застройки.

— Прямолинейность улиц. Застройка
сплошной стеной по красной линии,
единообразно решенными фасадами.

— Особое внимание уделялось озеленению
и благоустройству городских территорий.

— В процессе реконструкции были утрачены
некоторые исторические памятники.
Интерес к истории проявлялся прежде
всего в псевдоготических постройках
(здание мэрии) .

Благодаря этим работам Париж превратился
в элегантный, благоустроенный город .

56. Градостроительное значение Триумфальной арки на площади звезды в Париже

План площади генерала
де Голля (пл. Звезды). Внизу — конец
проспекта Елисейских полей; вверху —
начало проспекта Великой армии

Автор проекта — арх
Жан Шальгрен. Сооружена 1806-1836 в
ознаменовании побед Великой армии
Наполеона. Арка вдохновлена примерами
триумфальных арок Древнего Рима. Высота
триумфальной арки 50 м.

Париж
(19 в) 1-2 — городской диаметр Запад — Восток;
3-4 — диаметр Север — Юг; 5 — площадь генерала
де Голля; 6 — площадь Согласия; 7 — площадь
Бастилии; 8 — площадь Наций

Со времён правления
Людовика 14
прямая дорога
соединяла две королевских резиденции
— парижский дворец
Лувр
и Версальский
дворец. Название этой дороги —
«Триумфальный путь» — на одной оси стоят
здесь три арки —
Каррузель возле
Лувра, Триумфальная арка на
площади Звездыи
Большая арка,
построенная в к. 20 в. в квартале
Дефанс.

(update)

Появление этой площади не входило в
градостроительные планы. Постройка
дворца и сада Тюильри потребовала,
чтобы королевская резиденция имела
достойное обрамление. По приказу
Людовика VIII, среди достаточно заболоченных
мест таможенной заставы Этуаль, протянули
три аллеи с вязами. Затем известным в
Париже ландшафтным архитектором Андре
Ленотром до самого холма Шайо был
проложен проспект (сейчас Елисейские
поля), который завершала круглая
«площадь» от которой расходились пять
дорог, благодаря чему она и получила
название Звезды. И все же с точки зрения
архитектуры это было скорее место
разветвления дорог, чем площадь.

Окончательный вид площадь приобрела
в 1854 году, когда по распоряжению Наполеона
III к Парижу было присоединено несколько
ближайших пригородов. К пяти сходившимся
тут улицам, по замыслу барона Османа,
префекта Парижа, было добавлено ещё
семь. По его архитектурному плану от
площади Звезды разбегаются 12
лучей-проспектов. Самый помпезный —
проспект Фош — имеет 120 метров в ширину.

По радиусу площади высажены три ряда
деревьев, а за ними стоят совершенно
одинаковые особняки выстроенные
архитекторами Хитторфом и Роо де Флёри
в 1868 г. в стиле ампир с примесью барокко.
Они называются особняками Маршалов,
хотя ни в одном из них ни один маршал
никогда не жил и даже не останавливался.
Все входы особняков спрятаны «на
задворки площади», чтобы подчеркнуть
всю торжественность фасадов, выходящих
на площадь.

Центром площади является знаменитая
Триумфальная арка. (1806 – 1836 гг., арх.
Шальгрен)

Это сооружение является не только
центром пространственно-планировочного
решения площади, но и решает важную
градостроительную задачу. Арка завершает
парадную композицию города — одну из
главных пространственно-планировочных
осей, — проспект Елисейские поля. Он
начинается от триумфальной арки,
установленной на площади Согласия и
завершается на площади Звезды. В
настоящее время перспектива проспектов
замыкается третьей, современной
грандиозной аркой, обозначающей границу
проспекта Фош и квартала Дефанс.

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]

• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #

«Париж — огромная мастерская гниения». Перезревшая необходимость

В середине XIX века центр Парижа был перенаселённым, тёмным, опасным и нездоровым (во всех смыслах) местом. В 1845 году последователь социал-утописта Фурье Виктор Консидеран писал: «Париж — огромная мастерская гниения, где нищета, эпидемия и болезнь работают сообща, где солнечный свет и воздух крайне редки. Париж — ужасное место, где растения вянут и гибнут, и где из семи младенцев четыре умирают в течение года».

«Париж — огромная мастерская гниения»

Старейшая часть города, остров Сите и Арчинский район, мало изменилась со средних веков. Плотность населения тут была крайне высока по сравнению со всем остальным городом. В 1840 году один врач описал дом на острове Сите, где в одной комнате в пять квадратных метров на четвёртом этаже здания жили 23 человека, одновременно взрослых и детей. В таких условиях болезни распространялись крайне быстро. Вспышки холеры, например, случались в городе дважды в первой половине XIX века: в 1832 и в 1848 (погубила 5% населения Сите).

Река Бьевр (приток Сены) использовалась для сброса отходов из кожевенных заводов Парижа

Ещё одной серьёзной проблемой было движение транспорта. В среднем, широкой улицей считалась уже та, что была шириной всего пять метров. Норма — один или два метра в ширину. Гужевой транспорт едва ли мог передвигаться в городе.

Улица Святого Николая дю Шардоне, одна из узких средневековых улиц возле Пантеона на Левом берегу, в 1850-х годах

Центр Парижа был, ко всему прочему, центром недовольства и революций. Между 1830 и 1848 годами вспыхнуло семь вооружённых восстаний. Жители центра города, а в частности Фобур-Сен-Антуан и кварталов вокруг Отель-де-Виль (ратуша) и Монтань-Сен-Женевьев на левом берегу Сены, разобрали брусчатку и забаррикадировали узкие улочки, препятствовавшие армии восстановить порядок.

Разговоры о модернизации Парижа

Все вышеописанные проблемы французские власти и мыслители осознали ещё в XVIII веке. Вольтер, например, жаловался на рынки, загородившие узкие улочки, распространявшие грязь, инфекции и беспорядки. Фасад Лувра, как говорил Вольтер, прекрасен, но он загорожен зданиями, достойными лишь готов с вандалами. По мнению философа, глупостью властей было вкладываться в бесполезную роскошь, нежели в социальную сферу. С ним был согласен Фридрих I, прусский король. Тот был впечатлён красотой парижских фейерверков, однако, по его мнению, лучше бы французы прежде вложились в благоустройство города.

Власти понимали необходимость обновления города с XVIII века

К концу столетия начались обсуждения реновации, но лишь на самом поверхностном уровне. В 1794 году во время Великой французской революции комиссия художников спроектировала амбициозный проект по постройке широких проспектов и улиц, но эти планы остались лишь на бумаге.

Улица Риволи в 1855 году

У Наполеона I тоже были амбициозные планы по перестройке города. Даже начались работы по прокладке канала, чтобы доставлять в город чистую воду. Началась прокладка улицы Риволи. Улицу успели проложить от площади Согласия до Лувра, прежде чем Наполеон пал. «Если бы только небеса дали мне ещё 20 лет правления и немного досуга», — писал Наполеон на острове Святой Елены, «тщетно было бы искать старый Париж, ничего бы от не осталось, кроме обломков».

Улица Тиршам (Tirechamp) в Арчинском районе («quartier des Arcis»), разрушенная во время расширения улицы Риволи

Средневековый Париж мало пострадал в годы реставрации, а затем во время правления Луи-Филиппа. Его вы можете увидеть не только на фотографиях середины века, но и в романах Бальзака и Виктора Гюго. Тем не менее, попытки обновить город предпринимались: новая канализация (которая всё так же кончалась в Сене), несколько новых улиц, новый мост через реку. Префекту департамента Сена при Луи-Филиппе Клод-Филибер Бартело просто не хватило средств и полномочий, чтобы продолжить работы. Он не мог просто экспроприировать собственность для постройки новых улиц. Кроме того, необходимый закон о минимальных стандартах жилья был принят лишь в 1850, при Луи-Наполеоне Бонапарте. Он тогда ещё лишь президент Второй республики.

Вторая империя: борьба с преступностью, теснотой и баррикадами

Луи-Наполеон Бонапарт стал президентом Франции по двум причинам: во-первых, фамилия — он был племянником Наполеона I, во-вторых, он обещал покончить с бедностью и улучшить жизнь обычных людей. Улучшение городской инфраструктуры вписывалось в эту идею, как улучшение среды, в которой живут люди. То есть, сделать город пригодным к нормальной жизни и зарабатыванию денег. Иными словами, вот он — урбанизм.

Османизация подтолкнула город к финансовому росту

Помимо социальных причин, имевших без преувеличения огромное значение, перед властями стояла задача также избавиться от возможности постройки баррикад — на широких проспектах и бульварах строить заграждения гораздо сложнее. По ним же достаточно легко проходят войска. Что, конечно, не противоречит предыдущему абзацу. Бесконечные революции и восстания мало способствуют обогащению народов.

Гранд-Шатле с улицы Сен-Дени, 1800 год

Площадь Шатле в начале XX века

Наполеон III назначил префектом департамента Сена барона Жоржа Эжена Османа, известного своей последовательностью и строгостью. Эстетические воззрения обоих деятелей были адекватны и почерпнуты из лондонской среды. Городу на Темзе в некотором смысле повезло: пожар, уничтоживший город в 1666 году, позволил властям перестроить город на более современный лад без препятствий со стороны собственников.

Появление проспектов и бульваров способствовало популярности фланёрства

Для обеспечения движения транспорта Осман проложил широкие проспекты сквозь существующие кварталы. На месте запутанных узких улочек возникла геометрическая сеть широких, прямых и светлых авеню и бульваров. Ширина бульваров доходила до 30 м, что было удивительно для парижан.

Севастопольский бульвар. Назван в честь победы Франции при осаде Севастополя в рамках Крымской войны

Конечно же изменился облик и самой старой части города — Сите. Его территория была практически полностью перекроена Османом. Были снесены все постройки между королевским дворцом (ныне комплекс Консьержери и Дворца правосудия) и собором Парижской Богоматери, а на их месте сооружены здания префектуры полиции и коммерческого трибунала. Старое здание госпиталя Отель-Дьё, ранее располагавшееся частично на острове и частично на левом берегу, было снесено и заменено на более вместительное (площадью 3 га) несколькими метрами дальше. Между новыми зданиями были проложены три прямые улицы, переходящие в мосты, соединяющие остров с обоими берегами Парижа.

Проспекты, созданные Османом в Париже, выделены красным

Вдохновлённый красотой и многообразием лондонских парков, Наполеон III нанял Альфана для сооружения зелёных насаждений в Париже. На западной и восточной границах Парижа были созданы «лёгкие» города — соответственно Булонский и Венсенский лес. В черте города расположились парки Бют-Шомон, Монсо и Монсури. Также в каждом квартале были разбиты скверы, а вдоль авеню высажены деревья.

Интересную характеристику новому облику Парижа дал немецкий философ культуры Вальтер Беньямин («Париж — столица XIX столетия»):

Во время работ проспекты закрывались парусиной

«Урбанистический идеал Османа заключался в возможности видеть перспективу длинных уличных трактов. Он отвечает постоянно отмечаемому в девятнадцатом веке стремлению облагораживать техническую необходимость художественными установками. Институты светской и духовной власти буржуазии должны были достичь апофеоза в обрамлении проспектов. Во время работ проспекты закрывались парусиной, а когда они были готовы, их открывали, словно памятники. Деятельность Османа гармонирует с наполеоновским идеализмом. Он создает благоприятные условия для финансового капитала. Париж переживает расцвет спекуляции. Игра на бирже оттесняет пришедшие из феодального общества формы азартной игры. Фантасмагориям пространства, в которые погружается фланер, отвечают фантасмагории времени, охватывающие игрока. Игра превращается в наркотик. Лафарг объявляет малым прообразом мистерий конъюнктуры. Проведенная Османом экспроприация вызывает жульнические спекуляции.

Наполеон III поручил Осману принести воздух и свет в центр города, объединить различные окрестности с бульварами и сделать город более красивым. Проспект Оперы, созданный Османом и написанный Камилем Писсарро (1898)

Приговоры кассационного суда, инспирированные буржуазной и орлеанистской оппозицией, повышают финансовый риск османизации. Осман пытается укрепить свою диктатуру и ввести в Париже чрезвычайное положение. В одной из парламентских речей 1864 года он выражает свою ненависть к лишенному корней населению города-гиганта. И это население постоянно растет в результате его деятельности. Рост квартплаты вынуждает пролетариат перебираться в пригороды. В результате парижские кварталы теряют своеобразие. Возникает красное кольцо Парижа. Осман сам дал себе прозвище «artiste démolisseur» (художник сноса). Он ощущал, что призван совершить то, что делал, и подчеркивает это в своих мемуарах. При этом он однако отчуждает парижан от своего города. Они уже не чувствуют себя в нем как дома. Они начинают осознавать бесчеловечный характер мегаполиса. Монументальное произведение Максима Д. Кампа «Париж» возникло благодаря этому сознанию. «Jérémiades d’un Hausmannisé» («Плач Иеремии, жертвы османизации»; Беньямин приводит неточное заглавие книги: Paris desert. Lamentations d’un Hausmannise. Paris, 1868) придают ему форму библейского плача.

Истинная цель работ, которые проводил Осман, состояла в том, чтобы обезопасить город от гражданской войны. Он хотел, чтобы баррикады навсегда стали невозможны в Париже. С той же целью уже Луи-Филипп ввел деревянные покрытия для мостовых».

Дарья Жуковская

В период Второй Империи Париж охватила гигантская стройка. Целью работ, получивших название «османизации Парижа», по имени тогдашнего префекта сенского департамента Эжена Османа, назначенного их руководителем, являлась капитальная реорганизация парижской городской структуры. В результате родился «регулярный» город и новый урбанизм, позволивший перераспределить пространство города с учетом эстетической составляющей и требований гигиены, что обеспечило свободу и безопасность передвижения.

На этой картине Адольфа Потемона изображены театры (слева направо: Исторический театр, Олимпийский цирк, Драматические увлечения, Гаэте, Канатоходцы, Комичные развлечения), находившиеся на бульваре дю Тампль до того, как был проложен бульвар принца Эжена (современный бульвар Вольтера) в 1862 г. в ходе османизации Парижа. 1862 г., музей Карнавале, Париж, Франция

Чтобы лучше понять феномен османизации перенесемся в Париж 1840-х годов. В это время в городе происходят коренные экономические и социальные изменения, а также взрывное увеличение населения. За последние 50 лет количество парижан удвоилось, и в 1846 году составило 1 млн. человек. Мигранты тянулись сюда из близлежащих деревень, но также и из Креза, Савойи и Оверни. Селились они в тесных жилищах, сохранившимися еще со средних веков, которыми битком набит был центр города.

Эжен Осман. Осман родился в 1809 г. в Париже, был префектом Жиронды, Вара и Йонны. Министр Персиньи, приближенный Наполеона III, назначил Османа префектом Сены в 1853 г.

Этот Париж Жюль Жанен описывает в 1843 г. как «допотопный город, черный, темный, забрызганный грязью и дышащий на ладан, город мрака и тьмы, беспорядка, насилия, беспросветной нужды, измазанный в крови». Такое восприятие города характерно не только для известного фельетониста, практически все его современники сходятся во мнении, что необходимо положить конец этим «нанизанным друг на друга домам, грязным тупикам, беспорядочным перекресткам и лабиринту улиц, неожиданно выходящих на огромное поле, покрытое месивом грязи, смешанной с кровью и нечистотами, в котором вперемешку возились нищие обоих полов». Тот же Париж описан в «Парижских тайнах» Эжена Сю, опубликованных в то же самое время в «Газете политических и литературных дебатов». Трудовые мигранты стекались в город по железной дороге (первый вокзал Сен-Лазар открылся в 1837 г.), но их столько, что Париж не может всех вместить, поэтому они селятся в ужасных условиях, в жуткой тесноте и антисанитарии. В этой среде процветает смертность, особенно детская. Улицы на острове Сите узкие, особенно у берегов, не больше 3 м в ширину, все в рытвинах, покрыты липкой грязью, перемежаются заболоченными лужами с нечистотами, дома на этих улицах хлипкие, в антисанитарном состоянии. Доктора, гигиенисты и управляющие в один голос заявляют о «рассаднике болезнетворных микробов», коим стал центр Парижа. Сточные воды сливаются прямо на улицу, выгребные ямы опорожняются не часто, а сами нечистоты свозятся на север города и выливаются в одним своим видом наводящий ужас пруд в Монфаконе. Грязь, смрад и болезни постоянные спутники бедных кварталов. В 1832 г. в результате эпидемии холеры, поразившей Париж, умерло около 20 000 человек. Журналисты обличают разгул разбоя и бандитизма, которому предаются маргинальные обитатели трущоб. Становится очевидно, что кризис урбанизма поразил французскую столицу.

Для того, чтобы построить новые здания, необходимо было снести старые. На фото снос задний между рю Эшель и рю Сент-Огюстен. 1877 г. Источник: J. Paul Getty Museum

Конечно, общественное мнение преувеличивало опасность. В некоторых парижских кварталах уже в начале XIX в. были проведены работы по реставрации и реорганизации пространства, проложены новые широкие бульвары, которые словно артерии пронизали город, как например рю де Риволи и Елисейские поля. Префект Рамбуто, руководивший департаментом Сены с 1833 по 1848 годы, множил инициативы по переустройству города, он создал систему омнибусов, установил газовое освещение, водоразборные колонки, общественные туалеты и самое главное – проложил тротуары.

Рю дю Риволи в 1855 г. Фотограф А. Браун

Однако, все предпринятое Рамбуто, не смогло успокоить взволнованную общественность. Больше всего городского хаоса боялась аристократия и представители верхней прослойки среднего класса. Еще свежи были в памяти события Великой Французской революции, кроме этого большие скопления пролетариата всегда грозили вылиться в массовые беспорядки. Если беднота захватит центр, отбить назад его будет невозможно, а с ним заполыхает и весь город. Стихийные бунты с возведением баррикад не такая уж и редкость в Париже. В 1830, а затем в 1832, 1834, 1839, 1848 в рабочих кварталах и предместьях вспыхивают беспорядки, вызывая к жизни призрак революции и гражданской войны.

Остров Ситэ до преобразований Османа, 1860 г.

Ставший в 1851 г. президентом, а затем год спустя императором, Наполеон III спешит успокоить общественность и положить конец революционному бульону, кипевшему в Ситэ. В 1840-е годы император проводит время в Лондоне и Бате, где восхищается мудрым градоустройством англичан, проложивших новые широкие проспекты, по бокам которых вытянулись красивые здания. Именно в Англии у Наполеона зародилась идея о «прекрасной трансформации» парижского центра, вылившаяся, как мы знаем, в османизацию столицы. Император хотел взять реванш у Лондона, ставшего местом проведения первой Всемирной выставки в 1851 г. Итак, в июне 1853 г. он поручает барону Эжену Осману, новому префекту Сены, облагородить, расширить и очистить парижские улицы. Барон начинает грандиозную стройку, навсегда изменившую облик французской столицы.

Наполеон III. Худ. А. Кабанель, 1865. Музей искусств, Аяччо, Франция

Преображение Парижа проводилось в три этапа, растянувшихся на 18 лет. Осман наметил несколько целей, главной из которых было создание свободы передвижения людей и транспорта. Воздух, вода, люди и товары должны были иметь возможность беспрепятственно циркулировать в городе. Неудивительно поэтому, что строительство началось с вокзалов, своеобразных городских ворот, связанных между собой и железнодорожными путями и проспектами. К концу строительства в Париже насчитывалось 12 вокзалов. Для того, чтобы связать между собой вокзалы потребовалось «вскрыть нарыв», коим стал остров Ситэ, с его бесконечным лабиринтом улиц, переулков и тупиков.

Авеню Хош (бывш. авеню королевы Гортензии, в честь матери Наполеона III) и авеню Фридланд, обрамленные тротуарами с высаженными по краям каштанами, 130 лет являются свидетелями грандиозных османовских преобразований. Обе улицы сходятся вместе на площади Звезды

Новый префект решил действовать решительно: около 9 гектаров трущоб было срыто вокруг собора Нотр-Дам, включая рабочий квартал де Арси, располагавшийся между бышв. Шатле и зданием городского муниципалитета. Очищенный от ветхих лачуг Ситэ стал центром оси север-юг, с севера в него вливались Севастопольский и Страсбургский бульвары, а с юга – бульвар Сан-Мишель. Площадь Нации, соединенная осью восток-запад с площадью Звезды завершала замысел. Вокруг осей диагонали улиц и бульваров, оканчивающихся широкими площадями выполняли роль развязок. Двенацать авеню сходились вместе на площади Звезды. В общей сложности было проложено более 100 км дорог, средняя ширина которых составляла 18 м, ставших своего рода кровеносной системой города.

Площадь Звезды со сходящимися 12 улицами

Изменения коснулись и системы водоснабжения и канализации. Инженер Эжен Белгран создал новую водоподводящую систему и систему канализационных коллекторов. Для оздоровления городской атмосферы предполагалось устройство зеленых зон на английский манер, который так понравился Наполеону III. На оконечностях городских осей было разбито четыре просторных парка (Булонь, Венсен, Монсури, Бют-Шомон). В каждом из 80 парижских кварталов появились скверы, в которых поставили киоски и скамейки. Город разросся, в 1860 г. городская черта была продолжена до фортификационных сооружений, установленных Тьером в 1841-1844 годах. В состав города вошли прилегающие деревни: Отей и Пасси на западе, Берси на востоке, а также Монмартр, Бельвиль и Вожирар, добавив Парижу 20 новых округов.

Булонский лес в Париже

Осман не забыл и об эстетической составляющей процесса реновации. Гармония нового урбанизма – выравнивание составляющих его элементов по прямой, Османа даже прозвали за это «маэстро прямых линий». Все, что выступает за линии, необходимо было «срезать», эта участь постигла, например, выступающий холм Шайо, на котором впоследствии был построен дворец Трокадеро. На новых прямых улицах как по линейке были выстроены новые здания, которые все стали называть османовскими. Дома были оснащены по последнему слову тогдашней техники – вода и газ на каждом этаже, лифтов, однако, не было. Согласно новым стандартам, фасады, облицованные камнем, должны быть выровнены по прямой, первые этажи всегда с просечкой ложных швов, второй этаж – антресоль – предназначался для консьержей и торговцев, выше него – этажи нобль с балконами и узкими балконами, и, наконец, чердачные помещения с кровлей под углом в 45 на последних этажах предназначались для прислуги. Облик новых зданий был так унифицирован, что их едва можно было различать.

Париж в дождливый день. Худ. Г. Кайботт, 1877 г., Институт искусств, Чикаго, США. На картине Кайботта изображен типичный османовский парижский квартал (в данном случае площадь Дублина в 8 округе) с выровненными как по линейке зданиями

Прокладка новых улиц повлекла за собой увеличение участков под застройку. Расположение и размеры внутренних дворов жилых домов были четко регламентированы. Некоторые участки примыкали к оставшимся старым зданиям и формировали таким образом новый дворовый ансамбль. Стремление к единству коснулось и крыш, которые покрывали шиферным сланцем, а их пологие скаты цинком. Мансардные крыши, образованные соединением двух панелей со слуховыми окнами, покрывали чердаки новых зданий, где располагались служебные помещения. Цинковое покрытие, приобретавшее почти сразу же серо-голубой цвет, очень хорошо вписалось в новый урбанистический стиль города и стало его символом.

Крыши османовских домов

Городское оборудование не избегло влияния Османа. Решетки вокруг стволов деревьев, уличные фонари, скамейки, газетные киоски, тумбы Морриса, общественные уборные – все было приведено к единому знаменателю прямых линий. Осман поручил архитектору Габриелю Давью разработку программы унификации городского оборудования. Флористический декор как бы продолжал природу в городе. Характерные парижские колонны Морриса были сделаны специально для театральных афиш и в 1868 г. заменили часто критикуемые «колонны-писсуары». Колонны задумал и воплотил в жизнь Габриель Моррис, известный владелец типографии. Всего было отлито 150 подобных колонн, символизировавших зрелищность нового Парижа. «Каждое утро я бежал к колонне Морриса, чтобы посмотреть афиши новых спектаклей»,– писал Марсель Пруст в 1913 г.

Колонна Морриса. Худ. Ж. Беро, 1885 г., музей Карнавале, Париж, Франция

Османизация Парижа отличалась монументальностью, здания Торгового трибунала и Новых казарм (впоследствии Префектура полиции), Оперы, Северного и Лионского вокзалов возвышались гранитными громадами в центре города. Инженер Виктор Бальтар спроектировал целый квартал Ле Аль из стекла и стали. В Париже не просто провели косметические процедуры, но буквально восстановили город из руин за два османовских десятилетия. Тот Париж, который мы знаем сегодня, был выстроен в третьей четверти XIX в. и дошел до нас почти нетронутым. Безусловно, такая огромная стройка потребовала вливания огромных денежных средств, она была бы невозможна без активной поддержки Наполеона III и городской администрации. Именно благодаря им Осман победил там, где его предшественники потерпели поражение, ограничившись лишь локальными улучшениями. Все ключевые проекты плана Османа финансировались властями. Муниципалитет города сам решал, сколько и каких земель будет экспроприировано под застройку, выкупал земельные участки, переуступал права подрядчикам и вырабатывал нормы и стандарты (стройматериалы, габариты и высота зданий, обязательность штукатурки).

Здания крытого рынка Де Аль В. Бальтара. Источник: Monographie des Halles centrales de Paris, construites sous le règne de Napoléon III et sous l’administration de M. le B[ar]on Haussmann, sénateur, préfet du département de la Seine by Victor Baltard and Félix Callet, Paris: A. Morel, 1863, plate 1

Естественно, что подобная грандиозная трансформация не могла не вызвать критики со стороны некоторых общественных кругов. Жители кварталов, в которых в течение почти 20 лет велись строительные работы, рылись котлованы и профилировались дороги, страдали от пыли, шума и общей неустроенности. Некоторые обвиняли Османа в уничтожение исторического центра Парижа, ведь многие снесенные здания стояли здесь со средних веков. Строителей называли новыми варварами и вандалами, которые с молотком в руке рушат старый мир до основания. Критиковали Османа и его коллеги, так, например, Шарль Гарнье, архитектор нового здания Оперы, считал, что новые дома грешат излишней монументальностью, искажая городскую перспективу.

Очередь в бакалейную лавку Феликса Потена на углу улицы Реомюра и Севастопольского бульвара во время осады Парижа в 1870 г. Худ. А. Декан и Жак Гийо, 1870 г., музей Карнавале, Париж, Франция

Но больше всего недовольную общественность волновали, конечно, финансовые и политические последствия османовской трансформации. Гигантская стройка потребовала колоссальных финансовых вливаний – более 2,5 млрд. франков, которые совместно вложили в проект правительство, банки и строительные компании. Было сделано и несколько государственных займов у населения, приносивших проекту более 50 млн. в год. Займами у населения заведовала Касса общественных работ г. Парижа, созданная по инициативе Османа. Крупные концессионеры, такие как, например, банк братьев Перейр, и сами подрядчики, выкупавшие земельные участки под застройку, существенно обогатились на османовской стройке.

Прокладка бульвара Сен-Жермен в Париже. Гравюра неизв. худ. © Roger-Viollet

Множество мелких фирм, заключивших с городом договоры на поставку городского оборудования (канализационных и газовых труб, водяных помп), злоупотребило щедростью османовских чиновников, что привело к возрастанию долга в Кассе общественных работ. В 1867 г. Жюль Ферри, молодой адвокат-республикацец, в своем знаменитом памфлете «Невероятные счета Османа» обличал делячество, спекуляции и коррупцию, сопровождающие османовскую стройку. Эмиль Золя описал все эти процессы несколько лет спустя, в 1871 г. в своем романе «Добыча». Некоторые усмотрели в османовской трансформации стремление к навязыванию полицейского урбанизма. Баррикады, так любимые беднотой и революционерами, что Париж часто покрывался ими в первой половине XIX в., смогут ли они теперь стоять на таких широких улицах? И не для того ли проложили проспекты и авеню, чтобы проще было ввезти артиллерию и пустить конницу для усмирения несогласных? События весны 1871 г. (Парижская коммуна) показали, что новые улицы хорошо приспособлены для маневров правительственных войск. Однако, не стоит, на наш взгляд, сводит османизацию Парижа только к подобным задачам, они, конечно, были намного шире.

Разрушение Вандомской колонны в ходе Парижской коммуны. Фото 1871 г., фотограф Франк

Социальные последствия османовской стройки были достаточно ощутимы. Хотя стройка и не вызвала глобального исхода жителей (многие были переселены в близлежащие кварталы), она сильно повлияла на эволюцию парижского общества. Выросшие цены на жилье в городе (сюда относится и аренда, и приобретение в собственность) способствовали «джентрификации» центра французской столицы и так называемых «богатых кварталов», расположенных в основном на западной оконечности, тогда как кварталы городской бедноты были сосредоточены на юге и востоке, в парижских предместьях. Осман был освобожден от должности градостроителя в январе 1870 г., но его дело было продолжено представителями нового республиканского режима. Прокладка нескольких артерий, которые спроектировал Осман, таких как бульвар Сен-Жермен, авеню Республики и бульвар Распай, была завершена к концу 1870-х гг.

Зажигание газовых фонарей на площади Согласия в Париже. Фото 1860-е гг. © Estate Brassaï — Photo CNAC/MNAM, Dist. RMN / Gérard Blot. Газовое освещение появилось на улицах Парижа в 1829 г. , однако именно Осман установил его повсеместно. Появившаяся в 1856 г. Парижская осветительная компания увеличила количество фонарей и повысила интенсивность света в них. Так Париж победил ночь и стал называться «городом света».

Трансформация Парижа продолжилась и после Османа, в других французских городах (Лионе, Монпелье, Тулузе, Лиможе и Нанте) наблюдаются сходные процессы. В 1889 году в Париже прошла Всемирная выставка, к ее открытию было приурочено открытие Эйфелевой башни, ставшей символом французской столицы. В 1900 году учредители вновь постановили провести Всемирную выставку в Париже. К этому моменту в городе отстроили метрополитен, а также Большой и Малый дворцы. Обновленный Париж уверенно вступил в век двадцатый.

Балкон, бульвар Османа. Худ. Г. Кайботт, 1880, частная коллекция. За кронами деревьев видны дома на бульваре Османа там, где он пересекается с рю де ла Файетт. На балконе с решеткой из кованого железа двое мужчин наблюдает за прохожими на тротуаре. В перспективе виден новый Париж.

Этапы гигантской стройки

2 декабря 1851 г. Луи-Наполеон Бонапарт, президент Республики, совершает государственный переворот. Год спустя он провозглашает Вторую Империю.
1853 г. Наполеон III поручает новому префекту Сены Жоржу Эжену Осману очистить и облагородить Париж.
1854 г. Намечается структура османизации столицы, снесены трущобы на острове Ситэ, начато строительство глобальных дорожных осей.

Яркий представитель администрации времен Второй Империи, Осман часто становился мишенью сатириков. Этот шарж известного карикатуриста Поля Адоля – один из серии карикатур под названием «Имперский зверинец, включающий жвачных, амфибий, хищников и других пожирателей бюджета, которые грызли Францию в течение 20 лет», вышешей в 1871 г. в издательстве Кулбеф.

1859 г. Второй этап плана: устройство бульваров, площадей с круговым движением, завершение концепции площади Звезды со сходящимися к ней проспектами.
1860 г. Париж расширяется, вбирая в себя предместья, в черту города добавляется двадцать новых округов.
1867 г. Третий этап переустройства: создание новых кварталов.

Ж.-Ш. Альфанд. Худ. А. Ролл, 1888 г., музей Малого Дворца, Париж, Франция. Осман назначил Альфанда ответственным за ландшафтный дизайн города

1870 г. Кризис системы финансирования проекта, повлекший за собой отстранение Османа, всего за несколько месяцев до падения Второй Империи.

Понравилась статья? Поддержите нас донатом. Проект существует на пожертвования и доходы от рекламы