Руководство нашего радио

Что это было

Созданная уволенным с радио Maximum медиавизионером Михаилом Козыревым на деньги Руперта Мердока и Бориса Березовского радиостанция первой в России сосредоточилась на российской гитарной музыке — как классической («Кино», «Аквариум», «Пикник» и так далее), так и новорожденной. В первые годы существования, впрочем, роком жанровый диапазон «Нашего» отнюдь не ограничивался — тут появлялись и «Амега», и Леонид Агутин, и Кристина Орбакайте, — но главным достижением станции все равно стал перезапуск уже умершего, как многим казалось, жанра: во многом именно благодаря Козыреву и его команде в России появилась огромная новая генерация популярных гитарных групп — как тех, что остаются на плаву до сих пор («Би-2», «Ночные снайперы» и проч.), так и тех, что теперь воспринимаются исключительно как ностальгические приметы времени («Танцы минус», «Мультфильмы», «Жуки» и так далее). Вовремя почуяв новый тренд, заданный возникшими на радарах незадолго до «Нашего» Лагутенко и Земфирой, радио в первые годы радикально взбодрило здешнюю рок-музыку, снова сделав ее модной и молодежной.

Успех станции быстро экстраполировался и в мир за пределами радиочастот: запущенный в 1999-м фестиваль «Нашествие» и сейчас является самым массовым музыкальным сборищем в стране; параллельно издавались одноименные сборники, расставлявшие ориентиры в области новой музыки для тех, у кого по каким-то причинам не было доступа к эфирам. Постепенно, впрочем, новые коммерчески эффективные хедлайнеры задавили следующее поколение новичков, да и формат станции становился все более монолитным — и породил не одно поколение совершенно одинаковых групп, пытавшихся попасть в ротацию, играя как «Сплин» или «Король и Шут». В 2005-м основатель «Нашего» Козырев покинул станцию из-за разногласий с инвестором, после чего миссионерская составляющая из эфира исчезла совершенно (зато в эфире появилась запрещенная Козыревым «Гражданская оборона»): радио меняло руководство и менеджмент, шло на поводу у самой консервативной части аудитории, игнорировало новые имена кроме тех, которые игнорировать уже было невозможно, и в итогеокончательно превратилось в жупел. Последняя попытка вывести радиостанцию из анабиоза была предпринята год назад программным директором Семеном Чайкой (до этого ведущим передачи «Живые» на радио «Маяк»), который попытался разбавить эфир парой десятков ранее не фигурировавших в ротации старых групп (вроде Distemper) и новыми именами. Хотя вкусовые предпочтения Чайки не назовешь новаторскими, в эфир он приглашал, например, «Наадю» и «Краснознаменную дивизию имени моей бабушки». Так или иначе, ничего не получилось и у него: в мае 2014-го Чайка покинул свой пост, а руководство «Нашего» отчетливо заявило о возвращении к проверенной реакционной политике под лозунгом «Играем то, что нужно».

Михаил Козырев, генеральный продюсер «Нашего радио» (1998-2005)

«Запуская «Наше радио», мы пытались понять, удовлетворяет ли человека, который хочет послушать русскую музыку, «Русское радио». Было очевидно, что не удовлетворяет. Вкусы у людей очень разные, поэтому мы максимально широко развернули сеть, в которую стали ловить музыку, — от групп «Гости из будущего» и Hi-Fi до Леонида Агутина и Михея и «Джуманджи» (об этом можно судить по сборнику «Нашествие, шаг первый»). Все, что мы пробовали, слушателями неизбежно посылалось с высокой горы. Нам приходилось выбирать, что важнее оставить в эфире — электронный ремикс «Гостей из будущего» или полубардовские песни Константина Никольского. Константин Никольский всегда выигрывал. Может быть, это объяснялось тем, что поп-музыку можно было услышать на «Европе Плюс» или на «Русском радио», а другой край больше никто не крутил, поэтому люди выбирали наиболее характерные для рок-формата вещи. «Калинов мост», «Пикник», «Крематорий» — этого же всего нигде не было. До «Нашего» рок-музыка не могла собрать существенных площадок нигде в медийном пространстве, кроме «Максимума». Вот почему с появлением «Нашего» такая волна поднялась: стало ясно, куда нести музыку.

Со временем мы попали в ситуацию, при которой шаг влево или вправо воспринимался как попытка к бегству. У музыки чуть тяжелее, типа «Я и друг мой грузовик», не оказывалось никаких шансов, чуть легче — вроде какого-нибудь эксперимента Тани Булановой с альтернативным проектом «Табу» — тоже. У меня есть непроходящий комплекс вины перед теми, кого мы так толком и не сумели раскрутить в эфире. Мои личные симпатии по отношению к группам Tequilajazzz или «Аукцыон» каждый раз разбивались о полное непонимание предпочтений аудитории. Приходилось принимать, что голос их фанатов тонет в чарующем угаре поклонников «Кипелова» и «Арии». В этом плане моим персональным кошмаром, конечно, была «Чартова дюжина», хотя это самый интересный для слушателя формат — он всегда дослушает ее до конца, потому что любопытно, что там наверху. Идея, что в «Чартовой дюжине» присутствует еще что-то, помимо объявления номеров, возникла именно из-за того, что неделя за неделей приходилось объявлять те же самые песни. Тут же появился и «Квартет И», с которым мы придумали несколько рубрик — например, «Черновики», когда мы брали строчку из какого-нибудь набившего оскомину хита и сочиняли для нее смешные варианты. С нашим звукорежиссером Сережей Чиком мы аранжировали песни в совершенно противоположных им стилях — например, переигрывали песню Бутусова «Я шел к себе домой» в духе группы Rammstein или «Арию» в духе «Миража».

Если бы с самого начала нами частично не владели американцы параллельно с Березовским, нам было бы гораздо легче. Для Березовского «Наше радио» было игрушкой: какие там доходы от радио, если у него есть Первый канал! Радиостанция была ему нужна только как сфера влияния: ему стратегически важно было получить Руперта Мердока в качестве своего партнера. Ну а американцы привыкли к тому, что если есть бизнес, то он должен приносить деньги. Если бы на кону были бы мои собственные деньги, я бы рисковал гораздо больше, но я должен был каждый год показывать цифры доходов и цифры рейтингов, обещать, что в этом году мы выйдем в ноль, а в том заработаем прибыль… Это не значит, что я шел против себя: все песни, которые на «Нашем радио» звучали, я мог слушать. Перед богом клянусь, что всем, кто делал что-то приемлемое, я старался давать возможность высказаться. Были феерические … [упущения] — например, с песней «Поэзия» группы «Полюса». Прекрасная история вышла с группой «7Б», которая оставила диск на проходной с песней «Молодые ветра» без названия, только с телефоном директора. Когда мы начали по нему звонить, он оказался отключен за неуплату. Я помню, что пришел на программу «Взгляд» к Саше Любимову и прямо с экрана сказал: «Ребята, кто нам оставил этот диск, пожалуйста, дозвонитесь до нас». Конечно, они позвонили в ту же ночь. Первые год-два я слушал все новые группы сам, потом придумал «Худсовет»: раздавал всем нашим диджеям по 10 пластинок, и раз в неделю мы собирались и ставили максимум по три отобранных песни каждый, и то на все новые диски не хватало времени.

Конечно, никто в таком количестве не играл Земфиру, как «Наше радио». Никто так согласованно с ее выпускающей компанией не шел по всем запускам ее новых песен (первой была «СПИД»). Эрнст принимал в этом участие, поскольку она его сразу покорила. То есть все выпускалось в таком треугольнике: компания Real Records, Первый канал, где крутились ее клипы, и «Наше радио». В тот момент, когда пластинка уже должна была выйти, я неожиданно обнаружил, что на ней будет красоваться логотип «Европы Плюс». Это был первый случай, когда я проклял продюсера Леонида Бурлакова, отдавшего диск «Европе Плюс» за нашей спиной: мы играли Земфиру вовсю, но у «Европы Плюс» была, конечно, куда большая аудитория.

«Нашествие» — это была глобальная авантюра. Тогда мы еще не могли посчитать, сколько билетов продали, сколько человек к нам приедет, а приехало гораздо, гораздо больше, чем мы планировали: мы переступали через палатки и тела, пробираясь к сцене. В общем, с точки зрения маркетинга это была очень правильная фишка, за которую нас, конечно, сразу возненавидели. Количество музыкантов, желавших попасть на «Нашествие», превышало количество тех, кто хотел попасть к нам в эфир. У музыкантов существовала иллюзия, что вот они выйдут, споют три песни — и все о них узнают. На самом деле это так не работало — в ту пору радиоэфиры были главным ключом к успеху. Поэтому, чтобы попасть на фестиваль, нужно было сначала попасть в эфир. Единственным исключением, пожалуй, была группа «Мертвые дельфины» — парень из Грозного, диск которого мне принес Вова Месхи, а я ему всегда очень доверял. Он был на «Нашествии» дважды, и оба раза мы ему придумывали интересные фишки: в первый раз он выступал с забинтованными руками, а во второй он пел песню «На моей луне» и в какой-то момент начинал подниматься над сценой на цепях в позе распятия.

Мой уход был связан с тем, что цифры рейтингов перестали расти. Моя вполне обоснованная позиция была такой: любой человек, который теоретически может слушать «Наше радио», его уже слушает. Инвесторов это не убеждало, потому что с каждым годом станций становилось больше, а рынок рекламный не рос с такой скоростью. Я предлагал: давайте мы эти деньги будем добирать не рекламой — вот у нас есть диски, вот фестиваль, вот еще один фестиваль, вот фестивали в разных городах, давайте телепрограммы еще продюсировать. Придумали «Неголубой огонек», «Новогоднюю ночь с Олегом Меньшиковым» — это все деньги, которые приносила наша творческая команда. Но их этот вариант не устроил. Что было после моего ухода — не хочется никого обижать, но цифры говорят сами за себя».

Юрий «Близорукий» Сапрыкин, ведущий «Нашего радио» (1998–2003)

«Сначала речи о том, что «Наше радио» — это радиостанция каких-то валяющихся в грязи рокеров, вообще не было. Там перемешаны были Кристина Орбакайте с группой «Телевизор», Леонид Агутин со «Звуками Му», а группа «Ария» была представлена разве что песней «Улица роз» раз в пятилетку. Как сказал в свое время Илья Осколков-Ценципер, для успеха радио достаточно через каждые две песни крутить группу «Кино» — тогда это воспринималось не то что как откровение, а просто ничего подобного не было.

Несколько болванок с какой-то отборной дичью нарезал нам Артемий Троицкий. Я хорошо помню, как в одном из плейлистов обнаружил песню группы «ДК» «Рыба и овощи» с альбома «Непреступная забывчивость». Эта песня представляет собой 45-секундный кусок лингафонного курса русского языка. Мужчина говорит: «Верочка, что у нас сегодня на обед?» — «Рыба». — «А что еще?» — «Овощи». — «Вот хорошо!» И так повторяется два или три раза. Я, в отличие от программного директора, эту песню знал, поэтому с огромным восторгом однажды выдал ее в таком виде в эфир.

У меня на «Нашем радио» в какой-то момент завелось вечернее разговорное шоу «Клиника-22», которое мы вели с Валерой Панюшкиным. Вообще, поставить Панюшкина вести прямой эфир было идеей не менее дикой, чем поставить песню «Рыба и овощи». Дело в том, что Панюшкин при всей своей небесной красоте и грандиозном таланте довольно сильно заикается. Известно, что Панюшкин произносил в клипе «Алисы» «Трасса Е-95» какие-то фразы, и однажды, когда он пришел в студию «Нашего радио», заиграла как раз эта песня, и Миша Козырев предложил: «Давай ты сейчас скажешь свою фразу из клипа «Выдры перегрызли все провода» — вот слушатели удивятся-то!» И вот во время проигрыша Панюшкин садится к микрофону и говорит: «Вы-в-в-в-в-вы-в-в, вы-в-в-в-в-вы». На этом проигрыш заканчивается и Кинчев начинает дальше петь. Думаю, слушатели действительно удивились.

В Москве тогда были взрывы домов, шла вторая чеченская, при этом все еще можно было спокойно обсуждать в довольно легкомысленном, а то и резком тоне. Нам нужно было все время придумывать какой-то конфликт, а поскольку Панюшкина с его либерального пути было уже не свернуть, я часто играл роль такого государственника. Путин тогда был не тем, что Путин сейчас, и эту позицию мне было занимать несколько проще, тем не менее в большей степени это была игра. Потом был «Курск», который совпал по времени с первым «Нашествием», и после того, что мы кричали об этом в эфире (тут уж мне никакой государственнической позиции не удалось занимать), к нам пришел программный директор и сказал — знаете, у нас у всех сегментов рейтинги растут, а у вас нет, мы вас закрываем. У Березовского в этот момент настали большие неприятности на Первом канале; как впоследствии стало понятно, это был период его разрыва с Путиным — нас просто задело осколком шрапнели от этого взрыва. Я абсолютно уверен, что Мише никто не звонил, но в историю про то, что у нас рейтинги не росли, я не верю ни секунды. На месте «Клиники» возникло развлекательное шоу «Красавица и чудовище», которое мы делали с Людой Стрельцовой, но степень свободы там была совершенно иной, и стало понятно, что от политической тематики станция отчетливо ушла, и это было для меня более болезненно, чем появление в эфире «Короля и Шута».

А произошло это примерно после выхода «Брата-2», уж не знаю почему. Началась какая-то волна патриотизма, появилось явное ощущение, что слово «наше» начинает обрастать какими-то новыми красками, начинается какое-то деление, бесконечная война с попсой, ощущение какого-то братства — и на этой волне туда поехали и «Король и Шут», и «Ария», и «Кукрыниксы», и «Пилот». В первый год работы «Нашего радио» был очень большой приток новых условно западнических групп от «Би-2» до «Мультфильмов», а потом поперли все эти почвенники и какое-то парадоксальное очарование эфира начало уходить. Года полтора я вел программу «Воздух», и из всех эфиров, как ни странно, мне больше всего запомнился эфир с «Королем и Шутом», когда у меня было ощущение какого-то упоительного ужаса, Горшок ходил с бутылкой Ballantine’s, поливая ей всех, эфир летел ко всем чертям. При этом был шквал вопросов: слушатели были абсолютной на той же королешутовской волне и общались междометиями в основном.

Потом в какой-то момент меня позвали в «Афишу», я имел по этому поводу тяжелейший разговор с Мишей, который очень не хотел меня отпускать, хотя было понятно, что я не мог вечно сидеть и шутить между песнями. Думаю, Мише было просто приятно, что есть в эфире музыкальный критик, который пишет в самом модном журнале — хотя то, что я там писал, иногда было ему очень неприятно».

Антон Чернин, сценарист и продюсер передач (1999–2009)

«На «Наше радио» я пришел уже пожившим двадцатичетырехлетним дядькой — до того я много лет проработал в тинейджерских журналах «Бумеранг» и «Маруся», шустрил на ТВ, придумывая сценарии для детских программ Первого канала. Но наступил август 1998-го, и той зимой я зарабатывал на жизнь продажей пластиковых контейнеров для микроволновых печей. А раз в неделю смотрел на ТВ-6 программу «Радиохит», которую вела моя безумно прекрасная бывшая однокурсница Карина (сейчас она выглядит даже лучше, чем тогда). Вот из этой программы в феврале я и узнал об открывшемся «Нашем радио». Позвонил, предложил свои услуги, сделал тестовое задание, услышал от Бори Барабанова вежливое «да, все хорошо, спасибо, мест нет, но вы позванивайте…» Ну я и начал позванивать. Когда бегаешь по Москве каждый день, видишь много такого, что в сводки информагентств не попадает. Так что после утреннего рейда по точкам я звонил на радио: «Боря, здравствуйте, в Москве произошло то-то и то-то (например, акция московских поэтесс в поддержку Билла Клинтона — каждая читала стихотворение, снимала с себя один предмет и кидала его в стиральную машину; место — библиотека около Новодевичьего монастыря, время — где-то между Моникой и Сербией), как насчет взять меня на работу?» Началось это в феврале, и к июню я достал всю информационную службу настолько, что Боря позвал меня на встречу к Мише Козыреву. Там мы познакомились с Андреем Клюкиным (ныне — организатор «Дикой мяты» и не менее десятка других городских фестивалей) и вместе начали продюсировать безымянное ночное шоу на «Нашем радио».

Первую пару эфиров Миша вел сам, потом образовались другие постоянные ведущие: Паштет (тогда еще из I.F.K.), Сид из «Тараканов», Чача Иванов из «Наива», золотое перо «Коммерсанта» Валера Панюшкин… По паре эфиров провели Дима Нестеров из «Свинцового тумана», волшебная Этери Чаландзия — журналист, психолог, будущая жена Максима Суханова — и Иван Иванович Охлобыстин. Тогда еще нормальный (хотя, подозреваю, он и сейчас просто валяет дурака). Феерической была подготовка охлобыстинских эфиров — в ту пору я, так получилось, вообще не ругался матом, а тут по ходу обсуждения цензурными были только предлоги и любимые Ваней «братско-сестринские отношения». Ничего, пару минут потерпел, а потом втянулся так, что до сих пор, уже на новых работах, коллеги морщатся. Но терпят.

С осени 1999-го шоу обрело название — «Клиника-22» — и постоянных ведущих: Заика Панюшкин и Юрий Близорукий, то есть Юрий Сапрыкин, который в те времена был звездой вечернего эфира «Нашего радио». В спорах со слушателями Валера всегда занимал жестко либеральную позицию, а Юра, как это ни трудно представить себе сегодня, — более охранительскую, что ли. Говорить они могли о чем угодно — от Путина до силиконовых имплантов, а пиком всей истории, на мой взгляд, стала программа про «Бит-битву». Был такой позорный концерт 18 марта 2000 года в поддержку Явлинского, с концепцией типа «панки vs рэпперы» —  причем музыканты не знали, что они играют за Явлинского (их приглашали от имени Комитета солдатских матерей). Вдобавок акцию провели во Дворце спорта «Динамо» на Лавочкина — тогда это был пустырь, к которому невозможно построить оцепление, так что туда пришли скинхеды и прекрасным образом отметелили и панков, и рэперов. Кому-то воткнули отвертку в шею, даже труп, кажется, был. И ни одно СМИ об этом не рассказало. А у нас можно было звонить в эфир и высказываться — причем и «Тараканы» звонили, у которых одного из музыкантов побили, и сами скины, которые были ужасно рады, что могут выговориться.

В 2000 году «Клиника» закрылась и началось более развлекательное шоу «Красавица и чудовище» с рубрикой «Оно вам надо» (она потом переросла в программу «Худсовет»), где дебютировала группа «Ночные снайперы» с «31-й весной». Вышло это практически случайно: я зашел в кабинет к Козыреву, он попросил меня выбрать диск из здоровенной стопки — и я вытянул «Снайперов». Оказалось, правда, что это была полутораминутная нарезка от Real Records без концовки, но у Сапрыкина эта песня была на кассете, правда, с зажеванным началом. Так что в первый раз «31-ю весну» мы ставили в таком склеенном виде.

В эту же встречу Миша предложил мне писать сценарии для хит-парада «Чартова дюжина», и это стало моим основным занятием на восемь с лишним лет. Дальше мы сделали программу «Летопись» про классические альбомы русского рока. Придумал ее Андрей Куренков, он же вел ее на пару с Людой Стрельцовой, а я был основным сценаристом. До сих пор вспоминаю интервью с покойным Георгием Гурьяновым: его квартира на Литейном с парадной даже не комнатой, а залой — хоть на роликах катайся — и во всю стену автопортрет хозяина в чем мать родила! (Мать, которая родила, — тут же, в маленькой комнатке.) А сам хозяин, картинно куря, глухим голосом рассказывает про запись «Попробуй спеть вместе со мной»: для этой песни нужен был семплер Prophet, такой был у Курехина, но хозяин категорически отказывался отдавать его в чужие руки. Не вопрос — Курехина вместе с семплером посадили в такси, привезли к Густаву, напоили в сосиску, и пока он отсыпался на диване, Юрий Каспарян прописал нужную партию.

Параллельно были фестивали «Нашествие» и «Чартова дюжина», «Неголубые огоньки» на Рен-ТВ, «Первая ночь с Олегом Меньшиковым» на НТВ — там я, кроме всего прочего, стал соавтором текста номера «Страдание» с «Дискотекой «Авария»… В начале 2005 года Мишу Козырева уволили, началось жесткое сокращение, но я остался. А «Чартову дюжину» стала вести Раиса Ивановна Шабанова, легендарный диктор «Маяка» с полувековым стажем. Очень не сразу мы нашли, как ее подавать. Она уже была культовым человеком для радио «Ультра»: советский ведущий, который вдруг стал говорить на сленге, — все просто выли от восторга! А на «Нашем радио» мы получали возмущенные письма: все думали, что это не настоящий человек, а какой-то актер. Я пытался писать ей на сленге, это не прокатило, но мы много разговаривали, и я в какой-то момент понял ее речь — литературную, но очень живую и энергичную. И она, в свою очередь, нашла точки соприкосновения с новой для себя музыкой — не слабо, когда человек на седьмом десятке становится фанатом «Гражданской обороны» и «Пикника»? В общем, Раису Ивановну приняли, и когда она впервые вышла на сцену «Нашествия» — поляна взревела от восторга, а я с облегчением выдохнул. 

В начале 2007 года пришел новый программный директор Олег Хлебников. Мы сперва дружили, потом уживались, потом перестали друг друга выносить, и в марте 2009-го я ушел. Контент радиостанции меняться перестал, и это раздражало больше всего: за два этих года в эфире не появилось ни одной новой группы, кроме «После 11» — и то нам ее уже когда-то приносили в программу «Оно вам надо». Притом что как раз тогда начала подниматься новая сцена — и, став в 2008-м арт-директором клуба Ikra, я прекрасно об этом знал! И ведь ладно бы Олег не разбирался в музыке (мало ли мы знаем таких программников) — но на самом деле у него колоссальная музыкальная эрудиция (своеобразно сочетающаяся с его брутальной внешностью), и сейчас у него на «Максимуме» очень четко представлен весь британский инди. А тогда все время хотелось спросить его: если ты столько всего знаешь, почему ты ничего не пропускаешь? Но генпродюсера Мишу Зотова новая линия Олега полностью устраивала: рейтинги растут (еще бы, на одних-то «голдах»!), деньги идут и от рекламы, и от СМС-игрушек… Только реклама обвалилась в 2008-м, как и у всех, а СМС-игры посыпались после моего ухода. Их, как оказалось, тоже надо уметь делать. И новую музыку нужно ставить, чтобы привлекать новую аудиторию. И находить эту новую музыку тоже надо уметь».

Филипп Галкин, программный директор «Нашего радио» (1998–2007, 2010–2011)

«Период увольнения Михаила Козырева (февраль 2005-го) был для меня одним из самых тяжелых и в работе, и в жизни. Козырев был человеком, который привел меня на радио, многому меня научил, я ему за это всегда буду благодарен. На место Козырева пришел Михаил Зотов, который ранее работал директором по маркетингу — американцы из News Corp. посчитали, что именно он должен возглавить холдинг. Я к Зотову относился с уважением, но с ним работать мне нравилось гораздо меньше. Я постоянно чувствовал дискомфорт. Интерес к работе пропал. Да и не только у меня.

Зотов полностью поменял вектор развития радиостанции. Он сделал акцент на бэк-каталог — те редкие новинки, которые и появлялись в эфире, были песнями коллективов, давно знакомых слушателям по хитам прошлых лет. Однако, надо отдать должное, именно Зотов насытил эфир фолк-музыкой. У нас появились «Мельница», Пелагея, и после эфиров на «Нашем» они стали звучать и на других радиостанциях.

Но в какой-то момент мне стало совсем неинтересно отвечать за эфир. Я поработал замом гендиректора по региональному развитию радиостанции, после чего ушел. В 2010-м году холдинг, которым владела радиостанция Rock FM, где я трудился программным директором, объединился с холдингом, куда входило «Наше». Образовался «Мультимедиахолдинг», и меня попросили вернуться в руководство «Нашего радио». Честно говоря, радиостанция досталась мне в плачевном состоянии: полный ужас творился в новом офисе со студиями — оборудование старое, гипсокартоновые стены, провода на полу… К тому же офис находился за МКАД на Новорижском шоссе. Принцип работы с эфиром был таким: если увольнялся какой-нибудь продюсер, то его рубрики прекращали существование в эфире, а эфирные программы становились короче за счет этих самых рубрик. Гениально просто придумано! Нетрудно догадаться, что творческий коллектив был очень слабым. К тому же холдинг покинул Михаил Зотов, а вместе с ним ушла команда, включая утреннее «Шизгара-шоу»: Оля Максимова, Коля Маклауд, Александр Бон, Игорь Паньков.

Предстояло выполнить большой объем работы: найти новых ведущих, запустить утреннее шоу, обучить музыкального редактора, организовать работу маркетинговой службы, отладить работу креативного отдела, открыть новый сайт радиостанции и так далее. Я все это сделал, но потом столкнулся с неуважением к себе со стороны владельца и принял решение уйти. Судя по тому, что после меня на «Нашем радио» сменилось за достаточно короткий срок аж пять менеджеров, мое решение было правильным».

Семен Чайка, программный директор «Нашего радио» (2013–2014)

«Меня уговаривали прийти на «Наше радио» месяца три: просили поменять систему, избавиться от большого количества повторов и старого материала. Я понимал, что за годы радиостанция закостенела и проще создать что-то новое, чем менять старое, но в результате согласился. Первое, что я сделал, — отменил так называемые редакционные худсоветы, потому что из шести человек на них один я был за обновление формата и все молодые исполнители, не похожие на старых, отметались большинством голосов. Я убрал и онлайн-тестирование, когда слушатели должны были голосовать за песни, которые некоторое время побыли в эфире: многие их просто еще не слышали и поэтому голосовали против.

Когда я пришел на радиостанцию, там было 32 форматообразующих коллектива: можно было выключить радио в 2006 году, включить в 2010-м — и услышать все то же самое. Станция практически не росла в рейтингах, задолго до моего прихода закрылось множество филиалов в регионах, потому что людям надоедало слушать одно и то же и они уходили, а такого притока новой аудитории, как в Москве, там не было.  

Менять формат я начал с того, что добавил в эфир новые и малоизвестные группы, по звучанию похожие на то, что уже звучало на «Нашем». Например, если «Ленинград» звучал на радиостанции десять раз в день, то три из них я начал ставить вместо него Distemper. То есть общее звучание эфира при этом не слишком изменилось — кто-то подумал, что это новые песни «Ленинграда», кто-то заинтересовался. Таким образом я ввел групп двенадцать, в том числе «Стимфонию», «Клинику» вместо «Арии», Patrick Cash с их «Румбой» вместо «Мумий Тролля».

Дальше я ввел программу «Будем знакомиться», в которой каждая новая песня появлялась с каким-то комментарием. В «Чартовой дюжине» я стал ставить не две, а четыре новинки каждую неделю. Отменив онлайн-тестирования, я не выкидывал новые песни из эфира, а продолжал крутить. Таким образом я раскрутил группу Сasual, которая стала победителем премии «Чартова дюжина», поднялись группы «Гильза», «ДМЦ», народ стал их воспринимать. Еще у меня была собственная программа «Живые», куда приходили такие группы, как Theodor Bastard, Cardio Beat, «Серебряная свадьба». С их помощью них я хотел привести в эфир молодую публику, которая сидит в «ВКонтакте».

В итоге рейтинги росли с июля по октябрь, а с ноября стали падать. Дело в том, что в это время на радиостанцию пришел новый консультант Алекс Абишев, русский австралиец, и предложил проект «Роктябрь»: каждый день месяца должен был быть посвящен одной форматообразующей группе. Таким образом, когда на радиостанцию начала возвращаться покинувшая ее аудитория, она вдруг получила месяц старья. Я не знаю, какие были резоны у консультанта, он австралиец, работал в Европе и не понимает менталитета русской аудитории и непопсовой музыки: почему люди это слушают, почему важен текст. Но мне было приказано следовать его советам. Следующим его проектом стали 500 лучших песен за всю историю «Нашего радио», мы сделали его в январе, тем самым подкормив падение рейтингов. В итоге новый генеральный директор Сергей Афанасьев устроил панику и потребовал все вернуть обратно. Теперь у станции формат семилетней давности, на ней крутится в общей сложности 600 песен. Появился новый слоган: «Играем то, что надо». Я, конечно, по этому поводу повеселился, потому что совершенно непонятно — что надо, кому надо? Как до моего прихода на «Наше радио» мне говорили, что это унылое говно, так станция теперь снова им и стала. Я, конечно, в этот момент ушел.

Я абсолютно убежден, что задача радиостанции — не только зарабатывать деньги, хотя это важно, но и прививать вкус, расширять кругозор. Сейчас язапускаю новую интернет-радиостанцию с перспективой выхода в FM, где буду продолжать делать то, что делал на «Нашем радио». Думаю, не позже осени она запустится».

Марина Зенкина

Volna.afisha.ru

Содержание

• 1 История
• 2 Список радиопередач
• 3 Ведущие
• 4 Региональная сеть
  • 4.1 Планируемые частоты
  • 4.2 Бывшие города вещания
• 5 См. также
• 6 Ссылки
• 7 Примечания

1. ↑ http://nashe.ru/nashe-net/