Руководство революционным военным советом

Глава 2

«Власть, которую можно назвать беспредельной»: РВСР и его председатель

Постановление ВЦИК Советов только декларировало создание Реввоенсовета Республики и его предполагаемое высокое место в системе органов государственной власти, функции Реввоенсовета Республики, что сам по себе достаточно показательный факт, определил сам Реввоенсовет в первом приказе от 6 сентября 1918 года.

В автобиографии Троцкий писал: «В годы войны в моих руках сосредоточивалась власть, которую практически можно назвать беспредельной. В моём поезде заседал революционный трибунал, фронты были мне подчинены, тылы были подчинены фронтам, а в известные периоды почти вся захваченная белыми территория республики представляла собой тылы и укрепрайоны». Фактически первая цитируемая нами фраза не является преувеличением на момент ранения Ленина, а вплоть до декабря 1918 года верно и утверждение второй части фрагмента.

Реввоенсовет Республики первоначально вместе со своим штабом (с 8 ноября 1918 года — соответственно, Полевым штабом) находился в Арзамасе, где и проводились его заседания[549], 6 сентября Реввоенсовет закончил своё формирование и объявил в приказе № 1 (Арзамас), что «приступил к исполнению своих обязанностей». Оформился персональный состав новой высшей военной коллегии: председатель Л.Д. Троцкий, главнокомандующий И.И. Вацетис (до 28 сентября оставался командующим Восточным фронтом), П.А. Кобозев (до 25 сентября — член РВС Восточного фронта), К.А. Мехоношин (до сентября — член РВС Восточного, а с 3 октября — Южного фронта), Ф.Ф. Раскольников (командующий Волжской флотилией), К.Х. Данишевский (до 7 октября — член РВС ВФ, затем — председатель Ревтрибунала Республики), И.Н. Смирнов (член РВСВФ, с 11 октября — заведующий политотделом РВСР). Таким образом, шестеро из семи членов первоначального состава входили в Реввоенсовет Восточного фронта, ставшего базой РВСР[550]. Фактический глава центрального военного аппарата — Э.М. Склянский — формально стал членом РВСР только 22 октября[551].

При этом Вацетис так охарактеризовал свои первые шаги: «В Арзамасе Полевой штаб (имеется в виду Штаб РВСР. — С.В.) сливался со штабом Восточного фронта и во время нахождения штаба там я фактически командовал Восточным фронтом и всеми остальными фронтами. В первых числах ноября на должность командующего Восточного фронта было назначено самостоятельное лицо, и я получил возможность обратиться к должности Главнокомандующего всеми вооружёнными силами Республики. Полевой штаб был перенесён в Серпухов, во главе штаба поставлен был генштаба Костяев, под руководством которого был завершён и в деталях усовершенствован заведённый порядок»[552].

Прежде всего, рассмотрим первоначальный персональный состав РВСР: помимо председателя в него вошло шесть человек — И.И. Вацетис, К.Х. Данишевский, П.А. Кобозев, К.А. Мехоношин, Ф.Ф. Раскольников, И.Н. Смирнов. Точно не установлены критерии отбора этих людей (мемуарные свидетельства не полны и зачастую тенденциозны), непонятно, как кандидатуры согласовывались с другими высшими военными коллегии — большим СНК и Президиумом ВЦИК.

Ни все эти члены РВСР (за исключением Кобозева), ни тем более Главком Вацетис не были такими авторитетными работниками, какие были собраны в СНК и Президиуме ВЦИК: Данишевский принадлежал к партийной элите, но не российской, а местной; Мехоношин до Февральской революции был рядовым партийным работником и был ценен лишь с точки зрения накопленного опыта военно-организационной работы в коллегии Наркомвоена и Высшем военном совете, к тому же Мехоношин находился «в орбите» ВЦИК[553]; Раскольников выдвинулся в период подготовки и проведения Октябрьской революции, у него были связи в Кронштадте и некоторый опыт во второстепенном Наркомате по морским делам; Смирнов имел определённые партийные связи, позволявшие ему проводить решения в московских партийных организациях — не более того. С ленинским СНК (за исключением Кобозева, два дня «руководившего» наркоматом, и формально Мехоношина как одного из нескольких членов коллегии Наркомвоена) эти люди связаны не были. В составе коллегии РВСР эти партийные организаторы 3-го и ниже ранга возносились на вершину большевистского Олимпа. Главнокомандующим всеми вооружёнными силами Республики стал И.И. Вацетис, обративший на себя внимание Ленина во время событий 6–7 июля 1918 года. Когда обсуждался вопрос о назначении Вацетиса командующим Южным фронтом, Л.Д. Троцкий назвал его кандидатуру «смехотворной»[554]. Однако Ленин не настолько дорожил Вацетисом: 30 августа он поинтересовался, не расстрелять ли его вместе с военными специалистами из руководства Восточного фронта в случае неуспеха действий красных частей под Свияжском[555]. Не исключено, что Свердлов воспользовался этим при ведении собственной политической игры. Это косвенно подтверждает следующий факт. В конце декабря 1918 года имела место бестактная выходка Л.Д. Троцкого по отношению к И.И. Вацетису. Причём Троцкий не зашифровал свою телеграмму, «и последняя была принята через всех его подчинённых». За это, по воспоминаниям супруги председателя ВЦИК К.Т. Свердловой, Яков Михайлович сделал выговор председателю РВСР[556].

Введённый в РВСР Аркадий Петрович Розенгольц в просьбе о выдаче необходимой литературы самому «старейшему правдисту» К.С. Еремееву назван членом (не кандидатом в члены!) Президиума ВЦИК и членом РВСР[557].

Как заметил М.А. Молодцыгин, Лев Троцкий редко участвовал в заседаниях РВСР, так как часто разъезжал по фронтам или находился в Москве, когда требовалось его присутствие в ЦК большевиков. К примеру, 2 сентября 1918 года, сразу после официального образования РВСР, Троцкий отправился на Восточный фронт для участия в подготовке контрнаступления советских войск[558]. Уточним, его отправило на фронт бюро ЦК — в центре Свердлову он был более не нужен. К вопросу о позднем вхождении в состав Реввоенсовета Республики Э.М. Склянского — прекрасного хозяйственника, заместителя наркома и в некоторой степени его родственника (председатель РВСР и его постоянный заместитель были женаты на сёстрах). Постоянные командировки Л.Д. Троцкого, а также территориальная отдалённость Реввоенсовета Республики от столицы, где размещались центральные военные органы, не могли не беспокоить председателя РВСР. Троцкий отлично сознавал, что необходим человек, способный курировать работу всех центральных военных учреждений. 3 октября Троцкий провёл приказ РВСР о возложении на заместителя наркомвоенмора Э.М. Склянского обязанностей и прав в решении всех неотложных вопросов, выходящих за пределы компетенции ВГШ, ЦУСа и других центральных военных органов[559].

15 октября Троцкий телеграфировал Ленину и Свердлову о необходимости назначения заместителя председателя Реввоенсовета Республики: «Ввиду того, что работа заместителя имеет преимущественно формальный, упорядочивающий характер, считаю единственно подходящую кандидатуру Склянского как лица, хорошо знакомого со структурой ведомства и руководившего Военно-законодательным советом. Склянский будет при этом условии назначен начальником Управления делами Реввоенсовета Республики с непосредственным подчинением ему Военно-законодательного совета как кодификационного аппарата».

Позднее вхождение в Реввоенсовет Э.М. Склянского связано с его участием в подготовке отчёта Высшего военного совета. Отчёт был готов к 16 октября. В документе указывались задачи, стоявшие перед Высшим военным советом, начиная со сбора «разрозненных, без связи действующих войсковых частей», учёта их и сведения в отрядные организации на северном, западном и южном участках отрядов Завесы для удобства управления ими; переформирования отрядов в более совершенные единицы (дивизии), укомплектование Завесы, организации местных комиссий для разбора и улаживания инцидентов с немцами в пределах демаркационной зоны и т.д.[560] Учитывая пожелание Троцкого, ЦК РКП(б) назначил 22 октября Э.М. Склянского заместителем председателя Реввоенсовета Республики. Вот как Троцкий описывает знакомство со своим постоянным в будущем коллегой: «Среди других партийных работников я застал в военном ведомстве военного врача Склянского. Несмотря на свою молодость — ему в 1918 году едва ли было 26 лет, — он выделялся своей даровитостью, усидчивостью, способностью оценивать людей и обстоятельства, т.е. теми качествами, которые образуют администратора. Посоветовавшись со Свердловым, который был незаменим в делах такого рода, я остановил свой выбор на Склянском в качестве моего заместителя. Пост заместителя стал тем более ответственным, что большую часть времени я проводил на фронтах. Склянский председательствовал в моё отсутствие в Реввоенсовете, руководил всей текущей работой комиссариата, т.е. главным образом обслуживанием фронтов, наконец, представлял военное ведомство в Совете обороны, заседавшем под председательством Ленина. Если кого можно сравнить с Лазарем Карно французской революции, то именно Склянского. Так как приказы печатались в центральных органах и местных изданиях, то имя Склянского было известно повсюду». Кроме того, Троцкий писал о своём заместителе: «…За все годы работы, встречаясь с ним с небольшими перерывами ежедневно, ведя с ним по телефону деловые разговоры по нескольку раз в день, чувствовал, что моё уважение и любовь к этому несравненному работнику росли изо дня в день. Это была превосходная человеческая машина, работавшая без отказа и без перебоев. Это был на редкость даровитый человек, организатор, собиратель, строитель, каких мало. Да, талантливость организатора широкого масштаба, связанная с деловой уверенностью, с выдержкой, со способностью отдавать своё внимание мелочам повседневной кропотливой работы, — это встречается не часто. Между тем именно это сочетание большого творческого размаха со способностью сосредоточения на мелочах, сочетание таланта с трудолюбием — это и создаёт настоящих строителей, и одним из талантливых представителей этого типа в наших рядах был Склянский»[561].

Э.М. Склянский фактически руководил всеми делами в отсутствии председателя, в последующем — координировал деятельность других органов, поддерживал связь РВСР с СНК и Советом обороны.

Вместе с тем в состав Реввоенсовета Республики попали и давние недоброжелатели Л.Д. Троцкого. Для установления взаимоотношений высших военных руководителей в сентябре 1918 года нужно вернуться к событиям лета 1918 года.

В мемуарах Н.П. Кобозева — сына П.А. Кобозева есть эпизод, рассказанный последним, о том, как в 1918 году Ленин в разговоре сначала винил Троцкого в отдаче приказа — под угрозой расстрела разоружить Чехословацкий корпус, а затем, по воспоминаниям, добавил, «перейдя почти на шёпот:

— Нет худа без добра. Теперь у нас есть отличный предлог к организации наших вооружённых сил, но не против Германии… а против нашей внутренней контрреволюции»[562]. Кобозев (или его сын), конечно, лукавили: Троцкий наверняка гнул ту же линию, что и Ленин: им нужен был любой предлог для создания собственной вооружённой силы. Безусловно, правдивым было воспоминание о следующем заявлении Ленина: или к зиме 1918/19 года мы создадим миллионную армию для защиты Советской республики (вернее, собственной власти…), или слетим. Для введения в заблуждение германского правительства Ленин планировал применить тот же приём, что во время большевистского подполья, когда после запрета очередного печатного органа появлялся новый — не будет «Красной армии», будет «Социалистическая», «Революционная», «Рабоче-крестьянская» или любая другая[563].

Если верить воспоминаниям, Ленин в этот период рассчитывал на неспособность немцев перебросить значительные силы с Западного фронта (театр военных действий с Антантой) на Восточный. Это и было гарантией, что не придётся возобновлять войну с Германией, имея у себя в тылу восставший Чехословацкий корпус.

Далее следует рассказ, в котором есть направленная информация. Разобраться в правдивости тех или иных воспоминаний (к тому же не непосредственного участника событий, а сына участника) крайне сложно. Мемуары написаны в 1973 году — имя Троцкого оставалось под запретом, отзываться о нём положительно было небезопасно. В то же время отношения Троцкого с Лениным и «ленинской гвардией» (а Кобозев безусловно был «ленинцем») всегда были напряжёнными, поэтому сам факт спокойного рассказа о председателе Высшего военного совета внушает определённое доверие к столь специфическому источнику.

Не приходится сомневаться в тезисе: Ленин не верил Троцкому «ни на грош» и собирался сместить его после создания боеспособной армии. О недоверии Ленина Троцкому, помимо Кобозева, свидетельствует и Вацетис (причём теми же словами)[564].

Однако указанные в воспоминаниях причины требуют пояснения: Троцкий «сидит в Высшем военном совете, окружил себя спецами и ни одного заседания нет, которое не было бы известно за границей»[565]. Безусловно, Ленин боялся Троцкого как возможного военного диктатора; у Троцкого оставались связи за границей, установленные им на посту наркома по иностранным делам и ранее, до революции (особенно в США); не исключено, что представители Антанты предлагали ему помощь в организации переворота при условии отмены Брестского мира и возобновления войны с Германией. Утверждение, что ни одно заседание Высшего военного совета не обходилось без иностранных представителей, было, конечно, сильным преувеличением. Но при этом на заседаниях неоднократно обсуждались вопросы, связанные с германской агрессией и возможностью возобновления войны — на этих заседаниях присутствие представителей Антанты было вполне возможным. 8 января 1931 года задержанный по делу «Весна» кадровый военный, резервист РККА Д.Д. Зуев рассказал на допросе в ОГПУ о двух заседаниях Высшего военного совета: на обоих председательствовал Троцкий, присутствовал также К.Б. Радек; по вопросу о штатах — представители итальянской или французской военной миссии (Зуев не мог припомнить точно какой). На заседании «принимались штаты № 220, 3-бригадная дивизия и т.п., отдельно ставились условия приёма офицеров, и правовое положение инструкторов внутри РККА[566]. Основание для датировки даёт штат № 220.

23 июля Высший военный совет рассмотрел доклад своего военного руководителя — генерала М.Д. Бонч-Бруевича. Генерал писал, что для «исчерпывающей полноты сведений о дислокации» германских частей разведывательные органы обменивались сведениями с органами разведки французской, английской и итальянской армий. Вопреки приказу Наркомвоена № 66 от 1918 года, запрещавшему оказывать содействие «французским и английским сухопутным и морским офицерам», М.Д. Бонч-Бруевич и его коллеги настаивали на продолжении обмена разведывательными сводками с французской, английской и итальянскими миссиями. Высший военный совет в составе председателя Л.Д. Троцкого и членов — военных специалистов Н.М. Потапова и Е.А. Беренса — не счёл возможным верить информации органов, руководящих враждебными Советской России военными действиями, и не нашёл потому основания обмениваться сведениями с английской и французской миссиями[567]. Всё это так… в принципе. Только вот постановление Высшего военного совета могло быть «отвлекающим манёвром», призванным замаскировать ведшиеся в действительности переговоры…

Отношения членов Реввоенсовета Республики не сложились задолго до сентября 1918 года. По воспоминаниям Н.П. Кобозева, его отец, получив предложение Ленина стать членом РВС Восточного фронта, выразил сомнения в целесообразности работы под руководством Троцкого, с которым он поссорился ещё во времена подавления войск атамана Дутова. Ленин же заверил Кобозева, что на деле ни о каком подчинении речи не шло: у Троцкого останется «высшая власть», а в руках Кобозева «будет реальная сила»; ответственным за снабжение армии в аппарате Наркомвоена будет «поручено проследить за снабжением… фронта всем необходимым, в том числе и боевыми частями»[568]. Возможность дачи председателем СНК такого обещания в принципе подтверждается источниками[569]. Троцкому неподчинение руководства Восточного фронта предполагалось объяснить опасением осложнений отношений с Германией, если Троцкий как наркомвоен захочет лично участвовать в создании вооружённых сил на Восточном фронте. Ленин также обещал дать Кобозеву разрешение на организацию собственного штаба фронта, выделив для этого в качестве руководителя оперативным отделом С.И. Аралова из Оперативного отдела Наркомвоена; указал, что «вопросами формирования частей, направляемых на фронт, поручено будет заниматься отделу формирований Наркомвоена, который будет направлять уже сформированные и вооружённые полки в распоряжение Кобозева («ваше дело ими распоряжаться далее по своему усмотрению»). Оперод до реорганизации в октябре-ноябре 1918 года был вполне самодостаточной организацией. Далее в мемуарах Кобозева очевидная фантазия: «Организация дивизий и армий целиком передаётся вам и с вас за это будет спрос»[570] (сказал якобы В.И. Ленин) — формирование дивизий из отрядов Завесы проводилось как в военных округах, так и на фронте в соответствии с приказом Высшего военного совета № 37 от 3 мая 1918 года, в который Высшим военным советом вносились впоследствии определённые коррективы[571].

Что удивительно, так это ссылка Н.П. Кобозева на полученную им от историка В.И. Минеева копию записи речи отца на заседании Истпарта Среднеазиатского бюро ЦК от 13 ноября 1927 года (ссылка на Партархив УзФИМЛ, без указания контрольно-справочных сведений — проверить затруднительно), в котором дублировался рассказ о назначении Кобозева главой РВС Восточного фронта (вернее — его председателем)[572].

Последний пассаж о создании первого в истории Реввоенсовета: «Отец добавил — таким путём возникло два органа военного управления: Высший военный совет во главе с Троцким и Реввоенсовет Волжско-Чехословацкого фронта во главе со мной, с дальнейшей перспективой развития в высший орган военного управления, и Троцкий отлично понял смысл этого разделения власти и отделения от него вопросов непосредственного управления реальной военной силой в лице создаваемой на Востоке миллионной рабоче-крестьянской революционной армии»[573].

Основанием для написания мемуаров о взаимоотношениях будущих членов РВСР в РВС Восточного фронта стали сведения, полученные сыном в 1938 году (!) — в самый разгар политических репрессий, когда любое неосторожное заявление и правдивое воспоминание могли стоить человеку жизни. В то время, когда осторожный Подвойский продолжал аккуратно присылать в редакции журналов статьи вроде «Ленин и Сталин — создатели Красной Армии» или «История РККА не знает ни одного важного шага в её организации — без руководства Ленина, Сталина, Свердлова, Дзержинского»[574], Кобозев якобы упоминал о Троцком — наркоме по военным делам и председателе Высшего военного совета. Естественно — в отрицательном ключе. Оставление Казани Кобозев «свалил» на коллегу Троцкого по «межрайонке» — репрессированному к тому времени И.И. Юренева[575].

11 июня Совнарком обсуждал вопрос «о назначении Вацетиса Главнокомандующим и тов. Данишевского членом Революционного военного совета на Восточном (Чехословацком) фронте» (докладывал Л.Д. Троцкий). Резолюция — утвердить[576]. Таким образом, представление на руководящие должности на Восточном фронте, как и полагалось, сделал Совнаркому высший военный руководитель. На этом идиллия закончилась.

В Казани Троцкий окончательно рассорился с Кобозевым — тот, по воспоминаниям, сразу обвинил руководство Восточного фронта в оставлении города и заявил о намерении «судить изменников» и «помочь фронту вернуть Казань… своими оперативными распоряжениями», добавив о невозможности руководить «живой работой» в Высшем военном совете[577]. По порядку: Троцкий действовал действительно жестоко, расстреливая за измену не только военспецов, но и коммунистов[578].

Далее приводится рассказ, в правдивости которого сомневаться не приходится; только вот, на наш взгляд, в основе были не воспоминания 1938 года, а архивные документы, с которыми работал Н.П. Кобозев. В мемуарах фигурируют отнюдь не в качестве «врагов народа» репрессированный по делу «Весна» военспец Парфений Маргур, легендарный чекист — первый комиссар Петропавловской крепости Г.И. Благонаправов, автор «открытого письма» Сталину бывший моряк Ф.Ф. Раскольников и др. Итак, 16 августа 1918 года в Свияжск прибыли Главком И.И. Вацетис и член коллегии Наркомвоена К.А. Мехоношин, несколько позднее к ним присоединился К.Х. Данишевский. Собравшись, все четверо (включая самого П.А. Кобозева) решили перенести ставку РВС Восточного фронта в Арзамас и там продолжать работу, опротестовав в СНК распоряжения и приказы Троцкого, касающиеся компетенции РВС фронта[579].

Троцкий безуспешно пытался поставить РВС Восточного фронта на место. Телеграмма от 17 августа 1918 года:

«Арзамас, Реввоенсовету, <Казань>

Во избежание путаницы предлагаю за разрешением общегосударственных вопросов обращаться ко мне. Если представится надобность, я обращусь в Совнарком и ЦИК. Иной порядок недопустим.

По существу внесённых предложений отвечаю:

1) <создание> формирование унтер-офицерских и инструкторских батальонов в принципе утверждается;

2) выработку примерных штатов возлагаю на штаб Реввоенсовета в Арзамасе в суточный срок;

<ближайшим центром формирования>

3) центрами формирований предлагаю избрать Нижний, Москву, Петроград.

4) общее наблюдение за этой работой возлагаю на т. Мехоношина, которому с определёнными директивами Реввоенсовета отбыть на места формирований;

5) проект приказа <загот[овить]> изготовить штабу Реввоенсовета в суточный срок и сообщить мне текст по прямому проводу для утверждения и опубликования.

Наркомвоен Троцкий»[580].

В военном руководстве на Восточном фронте, по воспоминаниям, сложились две группировки: с одной стороны, И.И. Вацетис, С.И. Гусев, П.А. Кобозев, К.А. Мехоношин и К.Х. Данишевский, с другой — Л.Д. Троцкий, А.П. Розенгольц, выпускник ускоренных курсов Императорской Николаевской военной академии 1918 года П.М. Майгур (начальник штаба)[581]. К первой группе 23 августа примкнул С.И. Аралов, в телеграмме раскритиковавший Высший военный совет (прежде всего, М.Д. Бонч-Бруевича) и указавший в заключение: «Оперативный отдел считает необходимым передать штаб Высшего военного совета в полном составе на Восточный фронт в распоряжение Главкома Вацетиса, в руках которого предлагалось объединить командование всеми фронтами»[582]. В последнем случае не стоит заблуждаться: Аралов наверняка не столько хотел поддержать Реввоенсовет Восточного фронта, сколько избавить свой Оперод от мощного конкурента — аппарата Высшего военного совета: по свидетельству Главнокомандующего Восточным фронтом полковника И.И. Вацетиса[583], Высший военный совет, «стоявший во главе тогдашнего военного аппарата, оказался совершенно не приспособленным к кипучей и практической работе», и все обязанности этого совета «исполнял Оперод»[584].

25 августа Кобозев и сотоварищи направили телеграмму Ленину (копии — Троцкому и Раскольникову) с протестом против самоуправства Наркомвоена; последний в свою очередь предложил Ленину «освежить» состав РВС, введя в его состав своих людей — И.Н. Смирнова и А.П. Розенгольца. 26 августа ходатайство Троцкого было удовлетворено[585] — в таком повороте событий усматривается правота Троцкого — партийные свары в критический момент не уместны. Однако в мемуарах Кобозева это объясняется иначе: Троцкий, манипулируя двумя телеграммами Вацетиса, доказал правоту Юренева, не перебросившего вовремя в соответствии с решением отдела формирований Высшего военного совета подкрепления в Казань. Троцкий на заседании ЦК РКП(б) доказал нетерпимость автономности РВС Восточного фронта от Высшего военного совета и его председателя и добился согласия на выезд в Казань для «спасения республики от гибели», заявив: «Вацетис и Данишевский удрали неизвестно куда, что Лацис и Раскольников едва успели унести ноги из Казани и вместе с Майгуром явились искать спасения у Юренева», а Кобозев вместо руководства фронтом «разъезжает» по армиям и лишь мешает ведению боевых операций[586]. В действительности, РВС был разбит событиями в Казани на две части: Благонравов, Раскольников, Лацис и начштаба Майгур находились в Свияжске; Вацетис и Данишевский прорвались в Вятские Поляны (Мехоношин «находился в этот момент в командировке на Северном Урале в расположении 3-й армии»); П.А. Кобозев принял временное командование фронтом на себя и своим приказом образовал из группы войск, сосредоточенных под Свияжском, 5-ю армию Восточного фронта, после чего передал командование этой армией начштабу фронта Майгуру[587].

По воспоминаниям Кобозева, идея создания Реввоенсовета Республики обсуждалась в августе 1918 года высшим партийно-государственным руководством, более того — 19 августа в ЦК (сказал якобы Ленин Кобозеву) «мы лишь в принципе признали возможность назначения его председателем Реввоенсовета Республики, но были обсуждены и другие кандидатуры, в том числе и Ваша»[588]; отправив Кобозева в командировку в Туркестан и на Кавказ, Ленин якобы заверил Кобозева: «мы Вас пригласим в ЦК для окончательного решения вопроса о Реввоенсовете Республики»[589].

Далее — ранение Ленина 30 августа 1918 года, создание РВСР 2 сентября. По итогам, рассказывал Кобозев сыну, прибыв в Москву, Кобозев доложил Центральному комитету о невозможности совместной работы с Троцким и получил разрешение вернуться в Туркестан, где формально числился председателем ТурЦИКа[590], «хотя до февраля месяца [19]19 года оставался членом Реввоенсовета Республики, осуществляя общее руководство операциями на Восточном фронте»[591]. Любопытно, имел ли действительно место доклад Центральному комитету после ранения Ленина. Маловероятно, если и имел, то не ранее 16/17 сентября: нужно было обладать никаким чутьём, чтобы выступить в Центральном комитете с таким заявлением.

Проведённый анализ взаимоотношений будущих членов Реввоенсовета Республики ставит под сомнение рассказ Троцкого о том, что в военном ведомстве не было «личных группировок и склок, так тяжко отзывавшихся на жизни других ведомств. Напряжённый характер работы, авторитетность руководства, правильный подбор людей, без кумовства и снисходительности, дух требовательной лояльности — вот что обеспечивало бесперебойную работу громоздкого, не очень стройного и очень разнородного по составу механизма. Во всём этом огромная доля принадлежала Склянскому» («без кумовства». — С.В.)[592].

Изначально в составе Реввоенсовета Республики сложились две группировки: Л.Д. Троцкий, Ф.Ф. Раскольников, И.Н. Смирнов, с одной стороны; П.А. Кобозев, К.А. Мехоношин, К.Х. Данишевский — с другой.

Тот факт, что Главнокомандующим всеми вооружёнными силами Республики секретный приказ РВСР № 1 назначил главкома Восточного фронта (Вацетиса)[593], а членами РВСР стало ещё 5 человек с того же фронта, объясняется документами из фонда 1-го заместителя председателя РВСР (Э.М. Склянского) следующим образом: на Восточный фронт «заботами Наркомвоена Троцкого сосредоточено почти всё внимание и забота правительства, общества и партийных работников»[594].

30 сентября 1918 года постановлением ВЦИК в состав Реввоенсовета Республики ввели А.П. Розенгольца (члена РВС ВФ), И.И. Юренева (председателя Всебюрвоенкома), Н.И. Подвойского (председателя ВВИ), а также И.И. Вацетиса как Главкома Республики[595]. Такое пополнение РВСР было для его председателя тревожным знаком, хотя два новых члена совета (Розенгольц, поддержавший Троцкого в конфликте с Кобозевым, и коллега Наркомвоена по «межрайонке» И.И. Юренев[596]) были к нему вполне лояльны. Введение в состав РВС Республики Н.И. Подвойского можно расценивать двояко: с одной стороны, Подвойский и Троцкий постоянно конфликтовали с марта 1918 года, с другой — Подвойский как глава основного инспектирующего армию органа мог быть введён в РВСР для его информирования о ходе работ по организации РККА.

И.И. Вацетиса предложил назначить Главнокомандующим всеми вооружёнными силами сам В.И. Ленин. О том, какую роль Троцкий как глава военного ведомства планировал отвести Главнокомандующему, можно судить по высказыванию Льва Давидовича от 21 марта 1918 года (нарком говорил о комиссарах и военспецах, но важен принцип): «Политический коллегиальный совет и контроль нужно вводить всюду и везде, но для исполнительных функций необходимо назначить специальных техников, ставя их на ответственные посты и возлагая на них ответственность»[597]. В 1929 году Троцкий так охарактеризовал Вацетиса: «Главнокомандующим Восточного фронта был назначен полковник Вацетис, который командовал до этого дивизией латышских стрелков (взаимная любовь прибалтов и русских общеизвестна). Это была единственная часть, сохранившаяся от старой армии. Латышские батраки, рабочие, бедняки-крестьяне ненавидели балтийских баронов. Эту социальную ненависть использовал царизм в борьбе с немцами. Латышские полки были лучшими в армии. После Февральского переворота они сплошь обольшевичились и в Октябрьской революции сыграли большую роль. Вацетис был предприимчив, активен, находчив. Вацетис выдвинулся во время восстания левых эсеров… После измены авантюриста Муравьёва на востоке Вацетис заменил его. В противоположность другим военным академикам он не терялся в революционном хаосе, а жизнерадостно барахтался в нём, пуская пузыри, призывал, поощрял и отдавал приказы, даже когда не было надежды на их выполнение. В то время как прочие «спецы» больше всего боялись переступить черту своих прав, Вацетис, наоборот, в минуты вдохновения издавал декреты, забывая о существования Совнаркома и ВЦИКа»[598]. К характеристике Троцкого следует относиться с большой настороженностью — с Вацетисом у него отношения не сложились: ещё летом 1918 года будущий председатель Реввоенсовета Троцкий не воспринимал полковника всерьёз, называя его кандидатуру «смехотворной»[599]. Отношения председателя РВСР и Главкома не улучшились и после создания РВСР[600]. К чести Л.Д. Троцкого стоит заметить, что в целом он всё-таки считался с мнением И.И. Вацетиса и, в большинстве случаев, вёл себя с ним достаточно корректно. Так, в телеграмме тогда ещё Главкому Восточного фронта от 8 августа 1918 года Троцкий обещал выполнить все полученные пожелания Вацетиса и заверял: «Всем командующим армиям[и], всем комиссарам неустанно внушаю необходимость строжайшего подчинения всем Вашим приказаниям»[601]. Ввиду разногласия с Реввоенсоветом Восточного фронта глава военного ведомства дипломатично объяснил: «Если с нашей стороны была какая-либо несогласованность по отношению к распоряжениям, исходящим от Революционного военного совета, и в частности, и в особенности от Вас, как Главнокомандующего, то это объясняется исключительно плохим состоянием связи. Телеграфная проволока работает между Казанью и Москвой, между Казанью и Петроградом в высшей степени нерегулярно, на целый ряд запросов мы не получаем своевременного ответа. Возможно, что и у Вас в штабе не всё ещё налажено. Я потребую сейчас же от наркома почт и телеграфов, чтобы он отправил на все важные в телеграфном отношении пункты безусловно надёжных людей для установления правильных сношений»[602].

К обязанностям Главкома Вацетис приступил 7 сентября 1918 года, совмещая их до конца сентября (когда на посту главкома Восточного фронта его официально сменил С.С. Каменев) с непосредственным руководством Восточным фронтом, боевые действия которого позднее Ленин в письме красноармейцам, участвовавшим во взятии Казани, характеризовал как «твёрдые, решительные и победоносные»[603].

При этом (заметил исследователь Ю.И. Кораблёв) обязанности между членами РВСР были распределены уже на первых заседаниях органов военного руководства. Н.И. Подвойский и К.А. Мехоношин стали во главе Высшей военной инспекции, К.Х. Данишевский — Революционного военного трибунала, И.Н. Смирнов стал руководить партийно-политической работой в армии и координировать[604].

В середине сентября 1918 года поправлявшийся Ленин предпринял первые шаги для противостояния создававшейся военной диктатуре. С октября Реввоенсовет Республики пополняется сторонниками председателя Совнаркома. В состав РВСР кооптировал: 8 октября — С.И. Аралова (военкома и начальника Регистрационного управления Полевого штаба РВСР) и И.В. Сталина (наркома по делам национальностей). 15 октября Ленин подсластил пилюлю, утвердив на заседании Совнаркома по предложению Троцкого членом Реввоенсовета Республики контр-адмирала В.М. Альтфатера, командующий всеми морскими силами республики «с подчинением его в оперативном отношении Главнокомандующему»[605]. Следует заметить, что Альтфатер представлял Наркомат по морским делам в Совнаркоме с апреля 1918 года[606]. Таким образом, к семи членам РВСР к середине октября прибавилось восемь — итого, 15.

Троцкий утверждал в мемуарах, что Сталин и его группировка «Склянского атаковали изподтишка», в отсутствие Троцкого. «Ленин, который хорошо его знал по Совету обороны, становился каждый раз за него горой. «Прекрасный работник, — повторял он неизменно, — замечательный работник». Склянский стоял в стороне от этих происков, он работал: слушал доклады интендантов; собирал справки у промышленности; подсчитывал число патронов, которых всегда не хватало; непрерывно куря, говорил по прямым проводам; вызывал по телефону начальников и составлял справки для Совета обороны. Можно было позвонить в два часа ночи и в три, Склянский оказывался в комиссариате за письменным столом. «Когда вы спите?» — спрашивал я его, он отшучивался»[607]. В данном фрагменте безусловной правдой является введение в состав Реввоенсовета Республики Сталина для создания противовеса Л.Д. Троцкому. Несмотря на то, что Склянский был важен и для Ленина — как связующее звено между Совнаркомом и военным ведомством[608] — председатель Совнаркома сознательно провоцировал Сталина на преследование людей своего политического оппонента (Троцкого).

М.А. Молодцыгин попытался представить, насколько удавалось соблюдать принцип коллегиальности в решении вопросов в первый год существования Реввоенсовета Республики. Он подсчитал, что из первого состава (7 человек) во всех 29 заседаниях участвовал только Главком И.И. Вацетис, в 28 — К.Х. Данишевский, в 15 — Л.Д. Троцкий, в 13 — И.Н. Смирнов, в 6 — П.А. Кобозев, в 5 — К.А. Мехоношин, в 2 — Ф.Ф. Раскольников. С приходом пополнения конца сентября — половины октября посещаемость резко ухудшилась. Из тех, кто мог участвовать в 16 заседаниях, С.И. Аралов был 11 раз, В.А. Антонов-Овсеенко — 4, И.И. Юренев — 3, А.П. Розенгольц и Н.И. Подвойский — по 2 раза, В.М. Альтфатер — 1. Максимальное число участников заседаний в 1918 году — 9 человек (из 15) — 13 ноября, минимальное — 2 человека[609]. Количество выносимых на заседание вопросов самое различное — от одного из 32. Наибольшее их число выпадает на заседания, проходившие под председательством Л.Д. Троцкого (15 и 29 сентября 1918 года — 32 и 14; 9 и 10 октября — 24 и 16). М.А. Молодцыгин предположил, что к приходу Л.Д. Троцкого готовилось много вопросов, требовавших решения или мнения председателя и в обсуждении не было необходимости[610].

Телеграммы председателя Реввоенсовета свидетельствуют о том, что на деле Л.Д. Троцкий выступал противником коллегиального принципа принятия решений. 10 октября 1918 года он передал в Арзамас Реввоенсовету Республики из Козлова о неправильностях в отдельных приказах Реввоенсовета. Троцкий привёл в качестве примера назначение начальника военных сообщений В.А. Жигмунта на пост наркомвоенмора, требовавшее, по мнению Троцкого, не утверждения, а лишь занумерования Реввоенсоветом состоявшегося назначения. Также Троцкий обращал внимание членов РВСР на публикацию его приказа в изменённом виде, считая это неправильным (точнее, недопустимым…). Последний пункт этого своеобразного выговора посвящён полномочиям Главкома. Троцкий «напоминал» Реввоенсовету о том, что «за подписью Главкома и одного из членов Реввоенсовета могут издаваться только оперативные указы или приказы, касающиеся отдельных неотложных случаев… Организационного характера приказы должны иметь подпись предреввоенсовета». Троцкий настоятельно потребовал соблюдения «установленного порядка»[611]. Имели место и случаи, когда — напротив — РВСР не утверждал единоличные решения Л.Д. Троцкого[612].

Член ЦК социал-демократии Латышского края К.Х. Данишевский нелегально прибыл в Россию из Риги, очевидно, в конце июля 1918 года; не позднее 3 июля он был принят В.И. Лениным. Председатель Совнаркома расспросил его о положении на фронте, настроении солдат, деятельности большевиков и предложил выступить на V Всероссийском съезде Советов, снабдив, разумеется, «рядом указаний»[613].

Не позднее октября 1920 года Л.Д. Троцкий довёл до сведения ЦК через Э.М. Склянского (сообщение получили Ленин и Сталин), что С.И. Аралов настаивал на смещении К.Х. Данишевского с поста председателя Революционного военного трибунала Республики (РВТР) и назначении запасным членом трибунала А.К. Илюшина. Троцкий поддержал Аралова, указав, что Данишевский «стал в недопустимую сепаратную оппозицию к центру». Троцкий предлагал назначить на пост председателя РВТР свободного от исполнения других обязанностей большевика («может быть, НКЮст выделит такового»)[614].

Коллегии из опытных партийных работников, способных поставить под своё руководство государственный аппарат, в результате создания РВС Республики не получилось: ни один из членов совета не имел опыта, навыка и искуса жизни в эмиграции (за исключением отсидевшего в германской тюрьме перед экстрадицией Раскольникова) и не относился поэтому к элите «ленинской», в то же время никто не имел такого организаторского опыта в России, какой был, скажем, у Свердлова или Сталина. Такую свиту новому «диктатору» Троцкому подобрал Свердлов, допустивший единственный просчёт в отношении Кобозева, целых два дня «руководившего» наркоматом. Сказался и тот факт, что в условиях войны коллегиальная форма руководства военным ведомством не может быть рациональной — требуется чёткое принятие решение и строгая субординация. М.А. Молодцыгин на основе контент-анализа протоколов РВСР показал, как действовал новый «коллегиальный» орган в первый год: на все заседания приходили только дисциплинированный Вацетис и его не менее дисциплинированный комиссар Данишевский[615]. А с октября 1918 года члены РВСР стали работать зачастую в разных местах (кто в Полевом штабе, кто в Москве), да ещё и постоянно разъезжать по командировкам[616]. В итоге Реввоенсовет Республики как коллегия не мог заниматься важнейшими военно-политическими вопросами, для решения которых он создавался. Тот организм, который успешно действовал в масштабе Восточного фронта, был бессилен в масштабе государства.

Простой как правда Главком Вацетис писал позднее (в 1919 г.): «Роль Революционного военного совета Республики. Возглавляющим органом всего военного аппарата является Революционный военный совет Республики. Конечно, этот совет вышел не таким, каким полагали с самого начала. В составе этого совета числится более 10 членов, но, как совет, он почти, что не существует, и если бы спросили кого-нибудь, где находится Революционный военный совет Республики, указать это было невозможно. Реввоенсовет Республики представляет собой расплывчатое учреждение, члены которого разбросаны по всей республике. Реввоенсовет не несёт и ответственности за общую постановку дела, как то установлено на фронтах и в армиях, Революционный военный совет «ин корпоре» не несёт»[617].

28 ноября И.В. Сталин сообщил по прямому проводу В.А. Антонову-Овсеенко о предстоящем образовании под председательством Ленина нового руководящего органа — Совета обороны, который «подчинит себе все действующие комиссариаты и», разумеется, «Реввоенсовет Республики», поставит страну «на военную ногу». Сталин предположил сокращение функций РВСР как следствие образования Совета обороны.

29 ноября на заседании Президиума ВЦИК было принято решение включить в повестку дня пленума ВЦИК постановление об образовании совета[618]. В этот же день Троцкий телеграфировал Аралову (в Серпухов, Реввоенсовету): «Переданная мною вам копия постановления ЦК партии не предназначена для печати или оглашения, а только для ознакомления соответственных партийных работников»[619]. Поздняк метаться! 30 ноября 1918 года Президиум ВЦИК по итогам доклада Льва Каменева, недовольного возвышением Троцкого и потому весьма своевременно поддержавшего Ильича, принял постановление о создании нового военно-политического центра — Совета рабочей и крестьянской обороны, подмявшего под себя Реввоенсовет Республики[620]. Осенью 1918 года Ленин предпринял и ряд аппаратных ходов, нацеленных на «укрепление» руководства РВСР, и, как увидим, не случайно видные партийцы узнавали о создании совета от товарища Сталина.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.