Руководство страны молотов

Детство и юностьПравить

Начало революционной деятельностиПравить

После Октябрьской революцииПравить

В 1930-е годыПравить

Нарком иностранных дел СССРПравить

После СталинаПравить

Последние годыПравить

Личная жизнь и семьяПравить

Личные качестваПравить

НаградыПравить

ФактыПравить

ПамятьПравить

КиновоплощенияПравить

См. такжеПравить

ПримечанияПравить

ЛитератураПравить

СсылкиПравить

В декабре 1930 года главой советского правительства назначили Вячеслава Молотова. Каким был на самом деле один из самых загадочных государственных деятелей советской эпохи? Бывший управляющий Совмина СССР Михаил Смиртюков, проработавший под началом Молотова двадцать лет, поделился своими воспоминаниями с обозревателем «Власти» Евгением Жирновым.

Михаил Сергеевич, почему Молотову давали самые уничижительные характеристики: «железная задница», «главный партийный канцелярист», «безропотный исполнитель указаний Сталина»?

Все это придумывали люди, которые никогда не работали с Молотовым, а чаще всего и в глаза его не видели. Я работал с ним долгие годы и знаю, что послушным исполнителем указаний Молотов был далеко не всегда. Он менялся в зависимости от обстоятельств. Не был он и примитивным канцеляристом, каким его теперь часто рисуют. Недалекий человек не смог бы больше десяти лет возглавлять правительство страны и работать в высших эшелонах власти четыре десятка лет.

А что, по-вашему, было самой сильной стороной Молотова-политика?

Умение точно оценивать свои возможности. Молотов всегда знал, что в любом деле есть граница, переходить которую нельзя даже ему. Кроме того, Вячеслав Михайлович был очень сильным организатором. Настоящим. Он поставил работу Совнаркома так, что все делалось быстро и слаженно. Любой вопрос, поступавший в правительство, сначала обсуждался на СЗ — совещании замов. За круглый стол садились Молотов, три-четыре зампреда Совнаркома, а позади замов сидели сотрудники аппарата, отвечавшие за отрасли, запросы которых на этом СЗ рассматривались. Решения принимались быстро: какой вопрос рассмотреть на заседании Совнаркома, какой отправить в соответствующий наркомат, какой послать на доработку. Поскольку все предварительно было проработано, на самих заседаниях правительства никто не занимался пустой болтовней. Молотов вообще не терпел многословия. В 1950-е годы, когда он возглавлял МИД, мне рассказывали, что он наложил резолюцию на длиннущую телеграмму одного нашего посла: «Прошу присылать шифровки только по вопросам, требующим решения Москвы».

А сам Молотов был разговорчивым человеком?

Молотов вообще старался говорить поменьше и пореже. Он заикался и, как мне казалось, стеснялся этого. Принимавшиеся при нем решения правительства тоже были краткими и ясными. Тут сказывалась другая особенность Вячеслава Михайловича. Он во время революции был редактором «Правды», и привычка править и сокращать любой текст, попадавший к нему на стол, осталась у Молотова навсегда. Вы можете посмотреть в архиве документы Совнаркома его периода. Вы не найдете там ни одного проекта решения, в который Молотов не внес бы поправок.

Правка была дельной? Или это была правка ради правки?

Безусловно, дельной. Если говорить об особенностях Молотова, нужно сказать, что у него постоянно было желание все улучшать. Может быть, потому, что это свойственно большинству педантичных людей. Но возможно, и потому, что инженерный талант Молотова остался нереализованным: из-за участия в подпольной партийной работе он не окончил Петербургский политехнический институт. Например, Вячеслав Михайлович ввел систему ускоренного оформления решений правительства. В один из столов в зале, где проходили заседания Совнаркома, был встроен скрытый микрофон, и секретарь заседания тихо диктовал только что принятые решения машинисткам, находившимся в соседнем помещении. Там же сидели юристы, которые выверяли текст. Потом отпечатанные карточки с решениями приносили Молотову, он вносил свою правку, и к концу заседания его протокол был готов. И все без задержек тут же отправлялось исполнителям — в наркоматы и на места.

Без обычных бюрократических проволочек?

Все знали, что Молотов не терпит никакой неряшливости. Ни в работе, ни в одежде. Сам он всегда был одет скромно, но опрятно. И требовал того же от других.

А как он выражал свое недовольство?

Ругался. Сурово, но интеллигентно. Мне раз тоже крепко досталось. Почему-то никого не оказалось на месте: управляющий делами был в командировке, а его заместитель болел. И докладывать Молотову «почту» — документы, требовавшие его подписи, отправили меня. А что я мог доложить? Опыта у меня тогда было немного, лет пять всего в Совнаркоме проработал. Подаю документ, он задает вопрос, а я ничего не могу пояснить. Я же был референтом по труду и социальными вопросами, а там что-то о тяжелой промышленности. Второй раз, третий. Он разозлился так, что начал заикаться больше обычного. «Вы,— говорит,— не работник Совнаркома, а грузчик. Зачем вы приносите бумаги, в которых ничего не понимаете?!» Упрек был, конечно, не совсем справедливым, но я понял, что надо больше заниматься всеми отраслями хозяйства. Доставалось, кстати, не только сотрудникам аппарата. Я знаю немало случаев, когда Молотов жестко распекал наркомов.

А если внушение не помогало?

Если человек не справлялся с работой, Молотов заменял его без лишних разговоров. Причем никакие прежние заслуги в расчет не принимались. Одно время управляющим делами был бывший заместитель заведующего секретариатом Молотова Арбузов. Солидный, рассудительный дядька. С Молотовым проработал много лет. Но новую должность не потянул. Будь он, к примеру, в более поздние времена приближенным Брежнева, к нему приставили бы пару толковых замов и оставили бы его в покое. А Молотов через четыре месяца снял Арбузова с работы. А всего в Совнаркоме за то время, когда его возглавлял Молотов, сменилось семь управляющих делами. Для сравнения: у Сталина за двенадцать лет было два управляющих, а я был управляющим делами двадцать пять лет при трех председателях Совета министров. Шестнадцать лет с одним Косыгиным. Молотов был очень требовательным к людям. Но без малейшего чванства. Он мог зайти в кабинет любого сотрудника аппарата. Присядет на край стола, спросит о делах, заинтересованно выслушает и обязательно посоветует что-нибудь дельное. После таких бесед работать плохо было как-то стыдно.

А простой сотрудник Совнаркома мог попасть на прием к Молотову?

Легко. Я проработал в Совнаркоме полгода, когда мне пришла повестка из военкомата. Иду к управляющему делами Совнаркома Керженцеву, говорю, что считаю себя обязанным отслужить, как положено, в армии. Платон Михайлович на меня руками замахал: «Ты что,— кричит,— мы только начали омолаживать аппарат, ты только в курс дела начал входить. Дадим бронь, и все. Иди, работай». Ну я молодой был, в тонкостях этикета не искушенный. Кабинет Молотова — в другом конце коридора. Захожу в приемную. Говорю секретарю, что я такой-то, прошу товарища Молотова принять меня по личному вопросу. Секретарь, ни слова не говоря, вошел в кабинет, буквально через минуту выходит и распахивает дверь: «Входи». Молотов вышел из-за стола, пожал руку и спрашивает: «Ну, что случилось?» Объясняю. «А почему вы хотите пойти в армию?» — спрашивает. «Во-первых,— говорю,— считаю, что эту мне нужно пройти эту школу. А во-вторых, неудобно мне секретарю комсомольской организации Совнаркома за бронь прятаться. Какой я подам пример другим?» Молотов, ни слова не говоря, снял трубку «кремлевки», набрал номер Керженцева, и говорит ему: «Тут у меня ваш сотрудник — Смиртюков,— Керженцев, видимо, начал излагать ему свои доводы, но Молотов перебил его.— А я согласен не с вами, а с ним». И положил трубку. Спросил меня: обеспечена ли моя семья жильем? Нам с женой и дочкой только что дали одиннадцатиметровую комнату в коммунальной квартире. После студенческих общежитий это было раем. «Ну, отслужите и возвращайтесь,— говорит.— Керженцев прав. Молодые кадры нам очень нужны».

Судя по тому, что вы рассказываете, Молотов чувствовал себя в Совнаркоме полновластным хозяином. А как же руководящая роль Сталина?

Вы знаете, тогда весь народ считал Молотова человеком номер два в руководстве страны. И мы в аппарате правительства видели, что до определенного момента так оно и было. Все решения по текущим делам он принимал совершенно самостоятельно. Возможно, какие-то принципиальные вопросы решались на Политбюро, но я не помню, чтобы на заседаниях Совнаркома об этом что-либо говорилось. Заместителями Молотова были крупные хозяйственники, работавшие еще с Лениным,— Орджоникидзе, Куйбышев, Рудзутак, Чубарь. Сильные и неординарные личности. Прямо об этом, конечно, не говорилось, но чувствовалось, что Сталин для них только первый среди равных. По отношению к Молотову они вели себя так, будто говорили ему: мы тебя выбрали, и мы тебе подчиняемся. И было видно, что они его надежная опора. Все они были или членами, или кандидатами в члены Политбюро, и Сталину волей-неволей приходилось считаться с их мнением.

И до какого момента продолжалась эта политическая автономия Совнаркома?

Все замы Молотова один за другим стали выходить из игры. В 1935 году умер Куйбышев. В 1937-м арестовали Рудзутака. Застрелился Орджоникидзе. Последним в 1938 году репрессировали Власа Яковлевича Чубаря.

Было страшно?

Конечно. Чубарь исчез вместе со своим аппаратом. Были арестованы помощники Молотова: Могильный по госбезопасности и Визнер по Коминтерну. Для меня все это могло кончиться очень печально. Визнер был прикрепленным от парторганизации Совнаркома к нашей комсомольской организации. Ко мне относился очень хорошо. В 1935-м, кажется, году он дал мне пригласительный билет на проходивший в Москве конгресс Коминтерна. Там была очень необычная для того времени в СССР обстановка. Делегаты, не глядя на докладчиков, ходили по залу, беседовали друг с другом, смеялись. А Сталин ходил по сцене позади президиума и нервно курил трубку. Чувствовалось, что вся эта вольница ему не нравится. Возможно, это отношение Сталина к Коминтерну сыграло свою роль в том, что арестовали многих его деятелей, и в их числе Визнера.

И Молотов его не защитил?

Нет. Я уже говорил о том, что Молотов делал только то, что мог. Он не возражал и тогда, когда арестовали его жену Полину Жемчужину. А он ее искренне всю жизнь любил. Когда решение наказывать человека или нет, зависело только от него, он не прибегал к репрессивным мерам. У него секретарем работал Семен Павлович Козырев (потом он был послом во многих странах и членом коллегии МИДа). Как мне рассказывал сам Козырев, ему позвонил французский посол и попросил о срочной встрече с Молотовым. Вячеслава Михайловича не было в кабинете, и Козырев сам назначил послу время приема. А Молотову доложить об этом забыл. Вспомнил он об этом только когда Молотов уехал со Сталиным в Большой театр. Звонит туда. Просит позвать к телефону Молотова. А охрана отвечает: «Ты что спятил? Действие началось. Товарищ Сталин с нас всех головы поснимает». Он за свое: зовите, дело государственной важности. Молотов подошел. Козырев говорит: «Вячеслав Михайлович, хоть казните, но через двадцать минут сюда приедет французский посол». Молотов чертыхнулся, но приехал на встречу с послом. А Козырев получил хорошую взбучку. Но работник он был толковый, поэтому остался на своем месте.

Страх изменил и самого Молотова?

Конечно, его поведение стало другим. На него сильно повлияло то, что он лишился опоры. Новые зампреды Совнаркома Микоян, Булганин, Каганович, Вознесенский были верными соратниками Сталина. Большая часть решений Совнаркома предварительно обсуждалась ближним кругом Сталина на его даче. И я точно знаю, что люди из аппарата Кагановича следили за каждым шагом Молотова и его помощников. Те, правда, вскоре начали отвечать им тем же.

Но почему Сталин во время репрессий не снял Молотова с поста председателя Совнаркома?

Молотов быстро изменился и стал тем ярым сталинистом, каким его теперь помнят. И кто бы остался на хозяйстве страны? Новым зампредам нужно было время, чтобы освоиться. К 1941 году они полностью вошли в курс дела, и Сталин сам стал председателем Совнаркома. В смещении Молотова, возможно, не последнюю роль сыграл пакт, который он подписал с Риббентропом. Я, конечно же, не присутствовал на переговорах. Только видел, как Риббентроп шел по кремлевскому коридору к кабинету Молотова. Но могу сказать, каким было настроение после подписания пакта. Наши руководители чувствовали себя так, будто ухватили бога за бороду. Кусок Польши отхватили, Прибалтику получили. Но эйфория начала улетучиваться во время войны с Финляндией. Не стала она четвертой прибалтийской республикой. А когда стало ясно, что немцы готовятся к войне против СССР, пакт перестал быть большим достижением советского руководства. И пусть не официально, но вину за его заключение Сталин свалил на Молотова.

После освобождения Молотова от должности его положение в советской элите изменилось?

Хотя народ и продолжал считать его вторым после Сталина руководителем, его влияние на дела в стране уменьшалось просто на глазах. Когда правительство в октябре 1941 года было эвакуировано из Москвы, его работу в Куйбышеве возглавил Вознесенский, а не Молотов. После ареста жены, в 1949 году его освободили и от руководства МИДом. Его положение в руководстве страны частично восстановилось только после смерти Сталина и то ненадолго. В 1957 году, как и остальных членов антипартийной группы, Хрущев отправил его подальше от Москвы — послом в Монголию.

Но как человек, по вашим словам, всегда трезво оценивавший свои возможности, пошел против Хрущева?

Молотов видел, что хрущевские эксперименты не доведут страну до добра. И всегда очень низко оценивал деловые качества Никиты. Молотов ведь и до июльского пленума 1957 года не раз в лицо говорил Хрущеву, что никакого поста, кроме министра сельского хозяйства, он не заслуживает. Он пошел даже на союз с Кагановичем, которого всю жизнь не переносил. На любом заседании Молотову достаточно было сказать да, чтобы Каганович тут же сказал нет. И шансы антипартийной группы на успех были не так уж малы. Если бы маршал Жуков неожиданно не поддержал Хрущева, неизвестно, как бы все закончилось.

Молотов тяжело переживал уход из большой политики?

Больше всего он переживал, что его исключили из партии. И все время писал в ЦК, Комитет партийного контроля письма с просьбами о восстановлении. Для себя в материальном плане он не просил ничего. Жил он на маленькой деревянной даче в Жуковке, которую мы ему выделили. До девяноста лет ездил в поликлинику на электричке. Всегда там сидел в общей очереди, хотя все, конечно, предлагали пропустить его. Как-то мой товарищ, живший на даче рядом с Молотовым, рассказал мне, что Вячеслав Михайлович с женой бедствуют. Пенсия у него была 300 рублей в месяц, но из нее они полностью платили за дачу, уголь, оплачивали истопника и женщину, которая помогала им по хозяйству, и в результате у них не оставалось практически ничего. Мы приняли решение об увеличении им с Кагановичем пенсии на 50 рублей, освободили от платы за дачу и уголь. Истопнику и сестре-хозяйке дали зарплату.

А почему повысили пенсию Кагановичу?

Мне позвонил Молотов и сказал, что у Кагановича больны ноги, и попросил помочь Лазарю Моисеевичу с лечением. Помогли, а заодно повысили пенсию и ему. Как Молотов узнал о проблемах Кагановича, я не знаю. Они ведь так и не начали общаться между собой. Рассказал кто-то, наверное. Молотов был старше их всех — Маленкова, Булганина, Кагановича. И считал своим долгом старшего товарища заботиться о них.

Вы виделись с ним в последние годы его жизни?

В последний раз я видел его на похоронах Булганина. Он стоял в сторонке, один. Я подошел, говорю: «Вячеслав Михайлович, давайте подойдем ближе, простимся». Он был очень тронут этим проявлением внимания. Потом я организовывал и похороны Молотова.

А в партии его восстановили?

Тот же мой товарищ, сосед Молотова, как-то сказал мне, что старик очень расстраивается, что может не дожить до восстановления в партии. Это было в 1984 году. Генеральным секретарем был Черненко. У нас с ним были хорошие товарищеские отношения с тех пор, как мы занимали аналогичные должности: я управляющий делами Совета министров, а он заведующий канцелярией президиума Верховного совета. Несколько дней спустя после разговора о Молотове я был по делам Совмина у Черненко. И рассказал ему о сетованиях старика. Черненко удивился: «Мы же,— говорит,— этот вопрос на Политбюро предрешили. Какие-то мелочи оставалось утрясти». И через считанные дни вышло решение о восстановлении Молотова в рядах КПСС. Это то немногое, что я смог для человека, совершенно незаслуженно обиженного нашими историками.

Государству важно отделять «зёрна от плевел», чтобы механизм опознания «свой-чужой» не сбоил. Иначе дефицит последователей идеологии отравит систему попутчиками и хамелеонами. А там — недалеко и до перерождения…

Не понимаю… Чуев (книга «…Полудержавный властелин…») беседует с Молотовым 13.04.1972, 30.12.1973 о чистках и аресте ближайшего друга. К тому моменту предвоенное время обострения репрессий осталось далеко позади. Автор сформулировал разумные вопросы. Как по мне, их себе должен был задавать сам Молотов и через 30 лет, и в момент ареста товарища. Тем более, он сам после смерти Сталина поддержал критику «культа личности» и «перегибов». Значит, многажды обдумывал громовые события эпохи и своё участие в них. Он был просто обязан глубоко, всесторонне и документально проверить важные, определяющие претензии, чтобы собственная точка зрения выкристаллизовалась до верности и обоснованной чёткости. Иначе как государственный деятель такого уровня мог примкнуть к критикам того, кого он и на излёте жизни считал безальтернативным великим лидером страны? А мы читаем что-то маловразумительное, если не сказать хуже…

И это – касательно ситуации с его близким другом, который в письмах к нему обращался «Веча». Дело не в том, что надо было «отмазать» Аросева, если он был виноват. Что мешало Молотову всеми доступными средствами проверить досконально аргументы следствия? Ведь, большой поток репрессивных дел захлёстывал спецов. Безнаказанность не помогала разбираться в наветах и фальсификациях. Чем можно оправдать такую отстранённость, чёрствость и доверчивость? Вот цитата…

…Потом был зампредседателя ВОКСА. Пропал в 1937-м. Преданнейший человек. Видимо, неразборчивый в знакомствах. Запутать его в антисоветских делах было невозможно. А вот связи… Трудность революции.

— Вы не знали об этом или как?

— Как не знал, знал!

— А нельзя было вытащить его?

— А вытащить невозможно.

— Почему?

— Показания. Как же я скажу, мне давайте, я буду допрос, что ли, вести? Невозможно.

— А кто добыл показания?

— Черт его знает!

— Может, сфабриковано все это было? Враги-то тоже работали.

— Безусловно. Работали, безусловно, работали. И хотели нас подорвать.

— Вы Аросева хорошо знали, преданный человек. Такие вещи не совсем понятны.

— Вот непонятны, а это очень сложное дело, очень. Мою жену арестовали, а я был член Политбюро.

— Выходит, тогда Сталин виноват в таких вещах?

— Нет, нельзя сказать, что Сталин…

— Ну а кто же?

— Без него, конечно, не могли. У него было сложное положение, и столько вокруг него было людей, которые менялись…

— Вы знали, Сталин знал с положительной стороны, а человек пропадал…

— В этом смысле была очень жесткая линия.

— А в чем Аросев провинился?

— Он мог провиниться только в одном: где-нибудь какую-нибудь либеральную фразу бросил.

— Мало ли что мы говорим!

— Мог за бабой какой-нибудь, а та… Шла борьба[59]. У правых крепкое ядро было. Бухарин, Рыков, Томский — «тройка» крепкая. Напористо вели себя. Подписанные документы посылали в Политбюро: члены Политбюро Бухарин, Рыков, Томский.

Сталин не либеральничал. Калинин в таких делах не либеральничал, поддерживал, но не брал на себя инициативу…

Это — рассуждения уровня второго лица государства? Какие-то штампы и бессмысленные замечания. Обрывки скрываемых мыслей и фактов? Он даже не формулирует: «Я проверил. Службы собрали и представили доказательства. Против них не попрёшь»… Нет. Молотов говорит, что он уверен (!) в честности друга, который мог что-то сказать… Если уверен, то почему не поднял вопрос? Я могу понять довод, что момент – крайне сложный и требовал жесткой линии от руководства. Но по отношению к кому должно быть показательным и неотвратимым жёсткое наказание? По отношению к врагам, вина которых доказана. Жёсткие времена – жёсткие наказания. Но какой смысл уничтожать преданнейших людей? Их, по словам Молотова, категорически не хватало для квалифицированной работы на всех уровнях и во всех отраслях. Получается, что следствие его не убедило в невиновности друга. Рассуждения Вячеслава Михайловича с моей колокольни смотрятся противоречиво.

Если отказаться от жестких мер, есть большая опасность, что в трудную минуту страна может расколоться, и тогда черт знает что выйдет, будут гораздо большие жертвы, миллионы жертв и — крах. 

Молотов во многих беседах с Чуевым соглашается с тем, что перегибы были возможны. Но как могло быть иначе, если он сам не отстаивал ни своих замов, которых через 30 лет считает хорошими работниками с правым уклоном, ни ближайших друзей, в честности которых он не сомневался и через 30 лет? На своё восстановление в партии Молотов подавал заявления регулярно десятилетиями. Это ему было важно…

Не могу эту позицию понять, а объяснение принять. Эпизод характеризует только Молотова, или большевика, или любого руководителя? Мне поневоле представляется какой-то узколобый, запутавшийся в догмах фанатик, страшащийся любого шажка в сторону от провозглашенной публично линии партии. Как можно мириться с расстрелом за то, что кто-то мог провиниться? Ну, или проглядывает циничный политикан, отгоняющий от себя любые сомнения… И, кстати, о поведении Сталина.

По инициативе Сталина была назначена комиссия — проверить. Мы пришли в ОГПУ, выслушиваем показания… Мы сопоставили показания и убедились, что все обвинения — чепуха, явная клевета. Его оправдали, он остался членом ЦК, продолжал работать.

Тут что интересно: Сталин мог поднимать вопросы о проверке. Что мешало так же поступать самостоятельному и принципиальному Молотову? Как видим, работу органов он проверял, но только по принуждению со стороны генсека… Есть и такое прямое утверждение: мой помощник, который по моему поручению собирал документы для оправдания Тевосяна. Молотов себе противоречит… Вот, и объединился после смерти с Хрущёвым, перекладывая ответственность на ушедшего?

Значит, руководство страны не умело учитывать при выработке репрессивных мер сдерживающие ограничения от перегибов. Чем такое можно объяснить? Тем, что они были идеалистами не от мира сего, или тем, что ради идеи были готовы и сами умереть (как и их противники, если судить по довоенным процессам), или положить необоснованно многих ради движения к светлому будущему, которое слабо представляли. Такую планку для себя задают в жизни совсем немногие. Людей заботят в большинстве своём текущие проблемы, когда надо поднимать детей, немножко отдыхать и… просто, жить. У народа — другие цели, слова и мысли. Это должны были понимать руководители страны…

Победителей не судят. А побеждённым всё ставят в вину… Единственно что видно не вооружённым взглядом: те люди не рассуждали в мещанской матрице и не думали о своём благополучии (?)… Поэтому вопросы касательно отдельных жизней вводили их в ступор…

30 лет назад, 8 ноября 1986 года, ушёл из жизни Вячеслав Михайлович Молотов. Вячеслав Молотов был одной из главных фигур в советской политике с 1920-х годов, когда он возвысился при поддержке Сталина. Фактически Молотов стал вторым лицом в советском государстве и пользовался большой популярностью в народе.

С 1930 г. по 1941 г. Молотов занимал должность председателя Совета Народных Комиссаров (главы правительства), с 1939 г. по 1949 г. и с 1953 г. по 1956 г. — министра иностранных дел. В 1957 году он был одним из главных руководителей «антипартийной группы» и попытался устранить от власти Н. Хрущёва. Оппозиция Хрущёву потерпела поражение, и Молотов был изгнан из Президиума ЦК. В 1961 году он вышел на пенсию и подвергся «искусственному забвению».

На месте главного дипломата СССР Молотов проявил себя настоящим защитником интересов великой России. Молотов подписал договор о ненападении с нацистской Германией (пакта Молотова — Риббентропа, 1939 г.), который сорвал планы Англии и Франции о начале войны Германии и СССР уже в 1939 году, что позволило России отодвинуть стратегические границы на западе, вернув западнорусские земли и выиграть время для подготовки к большой войне. Огромную роль сыграл Пакт о нейтралитете между СССР и Японией (1941 г.), который позволил Москве частично снять угрозу войны на Востоке. После завершения войны Молотов участвовал в переговорах с западными союзниками, проявляя редкую неуступчивость, ставя западных политиков на место.

После ухода И. Сталина Молотов противостоял десталинизаторской политике Хрущева. Молотов защищал политику и дело Сталина до самой своей смерти, резко отзываясь о новых советских вождях, особенно о Хрущеве. Он до конца остался «железным наркомом» Сталина, одним из тех «титанов», которые превратили Россию из отсталой аграрной державы в индустриального гиганта, сверхдержаву, которая контролировала значительную часть планеты.

Начало жизненного пути

Вячеслав Михайлович Молотов (настоящая фамилия Скрябин) родился в селе Кукарка Вятской губернии. Отец — Михаил Прохорович Скрябин, из мещан города Нолинска, был приказчиком в Кукарке. Мать — Анна Яковлевна Небогатикова из купеческой семьи. Его отец был обеспеченным человеком и дал своим сыновьям хорошее образование. Вопреки широко распространённому мнению, его семья не состояла в родстве с композитором Александром Скрябиным. Вячеслав был тихим и застенчивым подростком. Он играл на скрипке и писал стихи. С 1902 года вместе со старшими братьями до 1908 года учился в Казанском первом реальном училище.

На годы учёбы Вячеслава пришлась первая русская революция. В эти годы большая часть образованной молодежи была настроена весьма радикально. Вячеслав вступил в один из кружков самообразования по изучению марксистской литературы. Там он подружился с сыном богатого купца Виктором Тихомирновым, который вошёл в большевистскую группу в Казани в 1905 году. Под влиянием Тихомирнова Вячеслав в 1906 вступил в партию большевиков.

В 1909 году Вячеслав был арестован и провел два года в вологодской ссылке. Отбыв её, он в 1911 году приехал в Петербург и поступил там в Политехнический институт (на экономическом факультете доучился до четвертого курса). Старый друг Молотова Тихомирнов был одним из организаторов газеты «Правда» и передал на нужды издания крупную сумму. К работе в «Правде» Тихомирнов привлек и Молотова, который стал публиковать здесь свои статьи. Первые встречи Молотова со Сталиным состоялись именно по делам «Правды», но это первое их знакомство было кратковременным.

С этого времени Молотов вёл жизнь «профессионального революционера», писал для партийной печати и участвовал в создании подпольной организации. Перед началом Первой мировой войны он переехал из Петербурга в Москву. В 1915 году Молотова арестовали в Москве за революционную деятельность и выслали на три года в далёкий Иркутск. В 1916 году он бежал из этой ссылки и вернулся в столицу. В этом же году стал членом Русского бюро ЦК РСДРП и вошёл в его руководящую тройку. Всю войну Молотов прожил с чужими документами.

Он взял себе псевдоним «Молотов», который символизировал его близкую связь с «промышленными» занятиями и районами. Внук Молотова историк В. А. Никонов отметил, что взятие такого псевдонима было вызвано тем, что: «…Молотов — это звучало вполне по пролетарски, индустриально, что должно было импонировать рабочим, которые недолюбливали партийцев из интеллигенции. Вторая причина — вполне прозаическая. Деду было легче его произносить. В слове Скрябин три первых согласных звука заставляли его заикаться, особенно, когда он волновался». Молотов старался говорить поменьше, так как заикался.

Революция. Соратник Сталина

Когда в 1917 произошла Февральская революция, газета «Правда», где вновь стал работать Вячеслав Михайлович, сначала заняла крайнюю левую позицию и стала выступать за свержение Временного правительства. К началу марта в столицу вернулись из сибирской ссылки влиятельные большевики, включая Каменева и Сталина. Каменев стал переводить «Правду» на более умеренные позиции. Однако ещё через несколько недель в Россию прибыл Ленин. Он провозгласил свои «Апрельские тезисы» и возвратил «Правду» к радикальной позиции. В эти месяцы Молотов вошёл в Исполком Петроградского совета и тесно сблизился со Сталиным. Эта дружба и предопределила его будущую судьбу. Молотов поддержал идею вооруженного восстания и в октябре 1917 года был членом Петроградского военно-революционного комитета.

После Октября Молотов временно отошёл в партии на вторые роли. Он не обладал ни ораторским талантом, ни революционной энергией, ни большими амбициями, но отличался исполнительностью, усидчивостью и огромной работоспособностью. Кроме того, он имел такие важные для русского коммуниста качества, как честность, ум, отсутствие видимых пороков. В 1918 году Вячеслава Михайловича назначили главой Совета народного хозяйства Северного района. В 1919 году он работал на руководящих должностях в Поволжье, а затем на Украине.

В марте 1919 умер Я. Свердлов, одна из самых зловещих фигур среди революционеров. Возможно, от побоев, нанесённых ему толпой народа во время одной провинциальной поездок. Свердлов фактически единолично руководил расстановкой партийных кадров. Теперь эти обязанности были поручены коллегиальному Секретариату ЦК. Тремя секретарями стали сторонники Троцкого — Н. Крестинский, Е. Преображенский и Л. Серебряков. Однако после столкновения с Троцким во время «дискуссии о профсоюзах» Ленин на X съезде РКП(б) (1921 год) добился обновления Секретариата. «Ответственным» (первым) секретарём был назначен не связанный с Троцким, малозаметный Молотов. Благодаря новой должности он сделался кандидатом в члены Политбюро.

В том же 1921 г. он женился на революционерке Полине Жемчужине. По словам их внука В. Никонова: «Они очень любили, даже обожали друг друга, хотя были людьми разными…». У Молотовых была единственная дочь Светлана (в будущем научный сотрудник Института всеобщей истории).

Молотов, таким образом, занял почти тот же пост, с которого год спустя началось быстрое возвышение Сталина. Работа Молотова в качестве главы Секретариата была вскоре раскритикована Лениным и Троцким. Ленин ругал его за «позорный бюрократизм». Среди большевиков Молотов выделялся тем, что всегда носил «буржуазные» костюм и галстук, а не гимнастёрку или френч. Троцкий назвал его «воплощённой посредственностью». В апреле 1922 года на этот пост, получивший название «генеральный секретарь», по предложению Г. Зиновьева и Л. Каменева, был назначен И. Сталин. Молотов занял место второго секретаря.

После смерти Ленина Вячеслав Молотов начал активно поддерживать Сталина в борьбе с «пятой колонной», деятелями, которые хотели сжечь Россию в топке «мировой революции» или даже были агентами влияния Запада — Львом Троцким, Григорием Зиновьевым, Львом Каменевым, «правыми уклонистами». Молотов стал ведущей фигурой в «сталинском» центре партии, куда входили также Климент Ворошилов и Серго Орджоникидзе. Таким образом, Троцкий и его сторонники недооценивали не только Сталина, но и Молотова, который оказался талантливым «бюрократом» и переиграл противника в «сражении» за партийные кадры.

В 1924-1927 гг. годах Молотов кандидат в члены, в 1929-1931 гг. — член Президиума ЦИК СССР. С 1927 года являлся членом Президиума ВЦИК. С 1928 по 1929 годы работал Первым секретарём московского городского комитета партии. Молотов провёл решительную чистку московской парторганизации от «правоуклонистов», заменив их сторонниками Сталина.

Как отмечал историк Р. Медведев: «За сто тридцать дней пребывания на посту первого секретаря МГК Молотов действительно «сплотил» коммунистов столицы вокруг «вождя», перетряхнув практически все руководство Московской партийной организации. Из шести заведующих отделами МГК четверо были освобождены, из шести секретарей райкомов столицы продолжали выполнять партийные обязанности только двое. По сравнению с прошлыми выборами почти на 60 процентов был обновлен состав бюро МГК. Из 157 избранных членов Московского комитета в прежний его состав входили 58. Из членов МГК выбыли Бухарин, Рютин, а избрали Кагановича и других явных сталинцев. Молотов с блеском выполнил поручение Сталина, разрубив «тугой узел» в столичной парторганизации (Р. Медведев. «Окружение Сталина»).

Глава правительства

19 декабря 1930 года Молотов назначен на пост председателя СНК СССР (советского правительства) и Совета Труда и Обороны вместо оппозиционера Алексея Рыкова. В начале 1930-х годов при СНК СССР была создана постоянная Комиссия обороны (с 1937 года — Комитет обороны), который возглавлял до 1940 года Молотов. В 1937-1939 гг. занимал должность председателя Экономического Совета (ЭкоСо) СНК СССР. Таким образом, Вячеслав Молотов стал в это время вторым лицом на советском олимпе и был одним из главных создателей советского народного хозяйствам и оборонного потенциала, что позволило России произвести качественный рывок в развитии и в итоге одержать победу в мировой войне и стать сверхдержавой.

Сталин, Молотов и Ворошилов

Министр иностранных дел

После Мюнхенского соглашения 1938 года и последующего вторжения Гитлера в Чехословакию, стало очевидно, что курс М. Литвинова на «коллективную безопасность» в Европе (объединение СССР и западных демократий для сдерживания агрессивных планов нацистской Германии) и активное сотрудничество с западными «партнерами», провалился.

В конце апреля 1939 года в Кремле состоялось правительственное совещание. Молотов открыто обвинил Литвинова в «политическом головотяпстве». 3 мая, после доклада Сталину о последних событиях, связанных с англо-франко-советскими переговорами, Литвинов был отстранён от должности. Молотов обвинял бывшего наркома: «Литвинов не обеспечил проведения партийной линии в наркомате в вопросе о подборе и воспитании кадров, НКИД не был вполне большевистским, так как товарищ Литвинов держался за ряд чуждых и враждебных партии и советскому государству людей». Литвинова сменил сохраняющий должность председателя Совнаркома СССР Вячеслав Молотов. Пост главы правительства он в мае 1941 г. уступил Сталину, а сам Молотов был назначен его заместителем.

Вступив в новую должность, Молотов провел кадровые перестановки в наркомате. 23 июля 1939 года собрание НКИД приняло резолюцию, в которой в частности говорилось: «За этот короткий промежуток времени проделана огромная работа по очищению НКИД от негодных, сомнительных и враждебных элементов». Молотов выдвинул на ответственную дипломатическую работу Андрея Громыко и ряд других молодых специалистов, получивших впоследствии широкую известность в сфере внешнеполитической деятельности, защищая интересы СССР на мировой арене.

Москва переходит от безрезультатных попыток, направленных на обеспечение коллективной безопасности в Европе, к попыткам самостоятельного решения вопроса безопасности страны. Окончательно убедившись, что Англия и Франция не пойдут на реальный антигитлеровский союз, подкрепленный военным пактом, а наоборот, будут всеми силами толкать Гитлера идти походом на Восток, Сталин и Молотов пошли на договор с Берлином. Чтобы выиграть время и улучшить стартовые стратегические условия на западных границах, в условиях начинающейся большой войны в Европе. 18 августа 1939 было подписано торговое соглашение между СССР и Германией. 22 августа Риббентроп прилетел в Москву, чтобы заключить договор о ненападении. Он известен под названием Пакт Молотова — Риббентропа.

Таким образом, Москва решила ряд важнейших задач: вернула западнорусские земли, которые после развала Российской империи захватила Польша; отодвинула западные границы на запад, улучшив положение Красной Армии в условиях преддверия большой войны; выиграла время для подготовки к войне. Также имелась надежда, что благоразумие в Берлине возьмёт вверх и в этот раз немцев и русских не стравят.

В этот период Великая Россия (СССР) решила проблему безопасности на стратегическом северо-западном рубеже, в районе Ленинграда. После попыток мирно договориться с Финляндией (Москва предлагала серьёзные уступки), началась Советско-финская война, которая завершилась победой СССР. Россия вернула Карельский перешеек и Западную Карелию, острова в восточной части Финского Залива. Москва получила в аренду Гангут (Ханко). Это укрепило оборону Ленинграда. Также СССР вернул в состав империи Прибалтику и Бессарабию (Молдавию). В результате Москва значительно улучила позиции на западном стратегическом направлении в преддверии Великой войны.

14 апреля 1941 Сталин и Молотов подписали договор о ненападении с Японией. В Москву для этого прибыл японский министр иностранных дел Мацуока. Договор был крайне важен для СССР в условиях роста недоверия с Германией. Таким образом, советское правительство частично решило проблему угрозы с Востока. Токио отказался от идеи немедленного удара по СССР (вместе с Германией) и повернул на юг, решившись на войну с США и Англией. В результате глобальное положение СССР в условиях мировой войны значительно окрепло.

Молотов подписывает Договор о дружбе и границе между СССР и Германией, за ним Риббентроп

Подписание советско-японского пакта о нейтралитете

Великая Отечественная война

В первый день Великой Отечественной войны Молотов выступил по радио с сообщением о начале войны, закончив эту речь знаменитыми словами: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

12 июля Молотов и посол Криппс подписали Соглашение между правительствами СССР и Великобритании о совместных действиях в войне против Германии. Результатом данного соглашения являлось то, что налаживалось сотрудничество со странами антигитлеровской коалиции, восстанавливались дипломатические отношения с правительствами европейских государств, оккупированных нацистской Германией, находившимися в эмиграции в Лондоне. 30 июня 1941 г. с образованием Государственного комитета обороны (ГКО) Молотов был утвержден заместителем его председателя Сталина.

С 29 сентября по 1 октября 1941 года в Москве состоялась конференция, в которой принимали участие СССР, США и Великобритания; на конференции были согласованы вопросы о военных поставках Советскому Союзу. Когда в октябре 1941 года наркомат иностранных дел СССР вместе с дипломатическим корпусом был эвакуирован в Куйбышев, Молотов, как и Сталин, оставался в Москве.

В конце мая — начале июня 1942 года Молотов посетил с дипломатической миссией союзников: Англию и США. 26 мая Молотов вместе с Энтони Иденом подписал в Лондоне Англо-советский союзный договор — соглашение о военном и политическом союзе СССР и Великобритании. По нему СССР и Великобритания договаривались оказывать друг другу военную и другую помощь, не заключать сепаратного мира с Германией, а также не заключать никаких союзов и не участвовать ни в каких коалициях, направленных против другой стороны. Далее Молотов посетил США. Он встретился с президентом Франклином Рузвельтом, и ратифицировал договор о ленд-лизе между СССР и США. И британцы, и правительство США обещали (хотя и не уточняя деталей) открыть второй фронт против Германии. «Так я подружился с буржуазией», — шутил Молотов после этих визитов.

Вячеслав Молотов принимал участие в Тегеранской, Ялтинской, Потсдамской конференциях, которые создали основы послевоенного мирового порядка. Он представлял Советский Союз на конференции в Сан-Франциско (апрель — июнь 1945), где была создана Организация Объединенных Наций. Даже в период военного союза Москвы с западными демократиями Молотов был известен как жесткий переговорщик и непреклонный защитник советских интересов.

Кроме того, в ходе войны Молотов решал и военно-производственные вопросы. Он подписал постановление СНК о производстве бутылок с зажигательной смесью (она получила неофициальное название «коктейль Молотова»); работал с области танкостроения; изначально именно Молотову, в 1942 году, было поручено руководство советским «атомным проектом» — работами по созданию в СССР атомного оружия. Также Молотов курировал вопросы науки, в том числе работу МГУ. По его инициативе в целях подготовки кадров для дипломатических учреждений СССР 14 октября 1944 года на базе факультета международных отношений МГУ был создан Московский государственный институт международных отношений.

Работа Вячеслава Михайловича имела огромное значение для страны, поэтому ещё 8 марта 1940 года в связи с 50-летним юбилеем В. М. Молотова указом Президиума ВС СССР г. Пермь был переименован в г. Молотов и Пермская область — в Молотовскую. Появились на карте СССР и три Молотовска, два Молотовабада, мыс Молотова и пик Молотова. К этому надо прибавить колхозы, предприятия и институты имени Молотова. Указом № 79 Президиума Верховного Совета СССР от 30 сентября 1943 года за особые заслуги перед советским государством в развитии танковой промышленности в годы Великой Отечественной войны В. М. Молотову присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и медали «Серп и Молот».

Потсдамская конференция

Послевоенный период

В 1945-1947 гг. Молотов принимал участие во всех четырех конференциях министров иностранных дел государств-победителей Второй Мировой войны. Он отличался крайне жестким отношением к западным державам. Вячеслав Молотов часто выезжал в США для участия в работе ООН, и из-за своей непримиримой позиции, а также частого использования права «вето» получил в дипломатических кругах прозвище «Господин Нет».

От имени советского правительства Молотов осудил план Маршалла как «империалистический» и заявил, что он делит Европу на два лагеря — капиталистический и коммунистический. СССР и другие страны Восточного блока выступили с так называемым «Планом Молотова». Этот план создавал ряд двусторонних отношений между государствами Восточной Европы и Москвой. Впоследствии из них развился Совет Экономической Взаимопомощи (СЭВ). Интересно, что Молотов и Сталин активно поддерживали идею создания государства Израиль, тогда как все остальные страны были против этого, в том числе США и Великобритания. Таким образом, они хотели создать еврейское государство, на защите которого будут сосредоточены интересы евреев.

19 марта 1946 г. при переформировании СНК в Совет министров Молотов был снят с поста первого заместителя, став простым заместителем председателя Совета министров СССР, но при этом оставался первым заместителем Сталина. На этом посту курировал образование, науку и правоохранительные органы. В 1947 году Молотову были делегированы полномочия Сталина по атомному проекту. Кроме того, Молотов возглавлял советскую внешнюю разведку в качестве председателя Комитета информации при Совете министров СССР. В 1949 году входил в Постоянную комиссию по проведению открытых судебных процессов по наиболее важным делам бывших военнослужащих вермахта и немецких карательных органов, изобличенных в зверствах против советских граждан на временно оккупированной территории Советского Союза. Участвовал в организации процессов над немецкими и японскими военными преступниками.

Судя по всему, из-за политических интриг Молотова потеснили c советского олимпа. 4 марта 1949 года был снят с поста министра иностранных дел (министром иностранных дел стал Андрей Вышинский). Его жену арестовали. Однако Молотов сохранил должности заместителя главы правительства и члена Политбюро. На XIX съезде партии (1952 г.) Молотов был избран в Президиум ЦК (заменил Политбюро).

Перестройка московского руководства после смерти Сталина укрепила позиции Молотова. Георгий Маленков, преемник Сталина на посту главы правительства, 5 марта 1953 года вновь назначил Молотова министром иностранных дел. Некоторые советские деятели считали, что именно Молотов должен был сделаться преемником Сталина, но сам он никогда не стремился стать вождем Союза.

Затем Молотов совершил ошибку, поддержав Хрущева в борьбе в решении об аресте Берии и снятии с поста Председателя Совета Министров СССР Маленкова. После этого позиции Молотова и Хрущева разошлись. В частности, Молотов возражал политики десталинизации; против полного вывода советских войск из Австрии; скептически отнесся к нормализации отношений с Югославией, считая необходимой критику антисоветских выступлений югославского руководства; разногласия касались также целесообразности чрезмерного и форсированного освоения целины; включения Крыма в состав УССР.

В результате 1 мая 1956 года Молотов под предлогом неправильной югославской политики был освобождён от должности министра иностранных дел. Он назначен министром государственного контроля СССР. В 1957 году Молотов возглавил так называемую «антипартийную группу» против Хрущёва. Объединившись с Кагановичем и Маленковым, Молотов предпринял попытку смещения Хрущёва. На заседании Президиума ЦК группа Молотова выступила с критикой работы Хрущева в должности Первого секретаря ЦК. Основные претензии заключались в фактах нарушения Хрущёвым правил «коллективного руководства», а также в спорах вокруг выявившихся хозяйственно-экономических и внешнеполитических проблем. Их позиция получила поддержку подавляющего большинства членов высшего партийного органа. Хрущёва предполагалось назначить министром сельского хозяйства, а пост Первого секретаря передать Молотову или вообще упразднить. Но сторонникам Хрущёва удалось быстро собрать Пленум ЦК, на котором «антипартийная группа» потерпела поражение. Кроме того, Хрущёва поддержали военные во главе с Г. К. Жуковым.

На этом карьера Молотова подошла к концу. 29 июня 1957 года Молотов был снят со всех постов «за принадлежность к антипартийной группе», выведен из состава Президиума ЦК КПСС и из ЦК КПСС. Города, названные в его честь, в 1957 году были переименованы. Молотов был «сослан» послом в Монголию. С 1960 по 1961 год руководил советским представительством при штаб-квартире агентства ООН по атомной энергии (МАГАТЭ) в Вене.

На пенсии

На состоявшемся в октябре 1961 года XXII съезде КПСС Хрущёв и его союзники впервые заявили о прямой персональной ответственности Молотова, Кагановича и Маленкова за беззакония, совершавшиеся при Сталине, и потребовали исключить их из партии. В ноябре 1961 года Молотов был отозван из Вены, снят с занимаемой должности и исключён из партии. 12 сентября 1963 года Молотов был отправлен на пенсию. Жил он на маленькой деревянной даче в Жуковке.

Несмотря на опалу, Молотов продолжил вести активный образ жизни, постоянно работал дома или в библиотеке. Мемуары он не писал, но свои взгляды на различные события общественной жизни он излагал в записках, направляемых в ЦК КПСС. В течение ряда лет добивался восстановления членства в партии. При Брежневе началась постепенная реабилитация Молотова. На основании общения с Молотовым 1970-1980-х годов журналист Феликс Чуев издал книги «Сто сорок бесед с Молотовым» и «Полудержавный властелин». В 1984 году был восстановлен в партии. Генеральный секретарь К. У. Черненко лично вручил ему партийный билет. В результате он стал старейшим членом партии (с 1906 года).

В июне 1986 года Молотов был госпитализирован в Кунцевскую больницу в Москве, где и умер 8 ноября. За свою долгую жизнь В. М. Молотов перенёс 7 инфарктов миокарда, однако прожил до 96 лет. Вячеслав Молотов был похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

Молотов до конца своих дней оставался верен своей дружбе со Сталиным. Хрущева Молотов осуждал как «правого уклониста». После китайско-советского раскола Молотов одобрял критику Мао Цзэдуна по поводу «ревизионистской» политики Хрущева. По словам историка Р. Медведева, дочь Сталина Светлана вспоминала, как жена Молотова говорила ей: «Твой отец был гений. Сейчас нигде нет революционного духа, везде один оппортунизм… Наша единственная надежда — Китай. Только он сохранили революционный дух».

Как и Сталин, Молотов был уверен, что противостояние между СССР и Западом (холодную войну) в любом случае нельзя было предотвратить, так как это неизбежное следствие общего конфликта между коммунизмом и капитализмом.

Приложение. Уинстон Черчилль в своих мемуарах даёт такую характеристику личности Вячеслава Михайловича Молотова:

«…Вячеслав Молотов был человеком выдающихся способностей и хладнокровной беспощадности… Он жил и преуспевал в обществе, где постоянно меняющиеся интриги сопровождались угрозой личной ликвидации. Его подобная пушечному ядру голова, черные усы и смышленые глаза, его каменное лицо, ловкость речи и невозмутимая манера себя держать были подходящим выражением его качеств и ловкости. Больше всех других он годился для того, чтобы быть представителем и орудием политики, не поддающейся учету машины. Я встречал его на равной ноге только в переговорах, где иногда проявлялись проблески юмора, или на банкетах, где он благодушно предлагал длинную серию традиционных и бессмысленных тостов. Я никогда не встречал человека, более совершенно представляющего современное понятие робота. И при всем том это все же был, видимо, толковый и остро отточенный дипломат… один за другим щекотливые, испытующие, затруднительные разговоры проводились с совершенной выдержкой, непроницаемостью и вежливой официальной корректностью. Ни разу не обнаружилась какая-либо щель. Ни разу не была допущена ненужная полуоткровенность. Его улыбка сибирской зимы, его тщательно взвешенные и часто разумные слова… делали его совершенным орудием советской политики в дышащем смертью мире.

… В Молотове советская машина, без сомнения, нашла способного и во многих отношениях типичного для нее представителя — всегда верного члена партии и последователя коммунистической доктрины… Мазарини, Талейран, Меттерних приняли бы его в свою компанию, если бы существовал другой мир, в который большевики позволяли себе входить…».

Из воспоминаний Михаила Смиртюкова, помощника заместителя председателя Совнаркома СССР:

«Уничижительные характеристики: «железная задница», «главный партийный канцелярист», «безропотный исполнитель указаний Сталина» придумывали люди, которые никогда не работали с Молотовым, а чаще всего и в глаза его не видели. Я работал с ним долгие годы и знаю, что послушным исполнителем указаний Молотов был далеко не всегда. Он менялся в зависимости от обстоятельств. Не был он и примитивным канцеляристом, каким его теперь часто рисуют…

Самой сильной стороной Молотова-политика было умение точно оценивать свои возможности. Молотов всегда знал, что в любом деле есть граница, переходить которую нельзя даже ему. Кроме того, Вячеслав Михайлович был очень сильным организатором. Настоящим… Решения принимались быстро… Молотов вообще не терпел многословия… Молотов вообще старался говорить поменьше и пореже. Он заикался и, как мне казалось, стеснялся этого…

Если говорить об особенностях Молотова, нужно сказать, что у него постоянно было желание все улучшать. Может быть, потому, что это свойственно большинству педантичных людей. Но, возможно, и потому, что инженерный талант Молотова остался нереализованным: из-за участия в подпольной партийной работе он не окончил Петербургский политехнический институт… Все знали, что Молотов не терпит никакой неряшливости. Ни в работе, ни в одежде. Сам он всегда был одет скромно, но опрятно. И требовал того же от других».

Vyacheslav Molotov
Вячеслав Молотов
Molotov in 1945
3rd Premier of the Soviet Union
In office 19 December 1930 – 6 May 1941
Preceded by	Alexei Rykov
Succeeded by	Joseph Stalin
First Deputy Chairman of the Council of Ministers of the Soviet Union
In office 16 August 1942 – 29 June 1957
Premier	Joseph Stalin Georgy Malenkov Nikolai Bulganin
Preceded by	Nikolai Voznesensky
Succeeded by	Nikolai Bulganin
Minister of Foreign Affairs
In office 3 May 1939 – 4 March 1949
Premier	Joseph Stalin
Preceded by	Maxim Litvinov
Succeeded by	Andrey Vyshinsky
In office 5 March 1953 – 1 June 1956
Premier	Georgy Malenkov Nikolai Bulganin
Preceded by	Andrey Vyshinsky
Succeeded by	Dmitri Shepilov
Additional positions Second Secretary of the Communist Party of the Soviet Union Acting April 1922 – December 1930 Preceded by Position established Succeeded by Lazar Kaganovich Responsible Secretary of the Russian Communist Party (Bolshevik) In office March 1921 – April 1922 Preceded by Nikolay Krestinsky Succeeded by Joseph Stalin (as General Secretary) Full member of the 14th, 15th, 16th, 17th, 18th, 19th, 20th Presidium In office 1 January 1926 – 29 June 1957 Candidate member of the 10th, 11th, 12th, 13th Politburo In office 16 March 1921 – 1 January 1926 Full member of the 10th, 11th, 12th, 13th, 14th, 15th, 16th Secretariat In office 16 March 1921 – 21 December 1930 Full member of the 10th, 11th, 12th, 13th, 14th, 15th, 16th Orgburo In office 16 March 1921 – 21 December 1930
Personal details
Born	Vyacheslav Mikhaylovich Skryabin 9 March 1890 Kukarka, Russian Empire (present day Sovetsk, Kirov Oblast, Russia)
Died	8 November 1986 (aged 96) Moscow, Russian SFSR, Soviet Union
Resting place	Novodevichy Cemetery, Moscow
Citizenship	Soviet
Nationality	Russian
Political party	RSDLP(b) (1906–1918) CPSU (1918–1961)
Spouse	Polina Zhemchuzhina ​ ​ (m. 1920; died 1970)​
Relatives	Vyacheslav Nikonov (grandson)
Awards	Order of the Badge of Honour
Signature

Vyacheslav Mikhaylovich Molotov^[a] (Bulgarian and Russian: Вячесла́в Миха́йлович Мо́лотов) (né Skryabin;^[b] 9 March [O. S. 25 February] 1890 – 8 November 1986) was a Russian and later Soviet politician and diplomat, an Old Bolshevik, and a leading figure in the Soviet government from the 1920s onward. He served as Chairman of the Council of People’s Commissars from 1930 to 1941 and as Minister of Foreign Affairs from 1939 to 1949 and from 1953 to 1956.

During the 1930s, he ranked second in the Soviet leadership, after Joseph Stalin, whom he supported loyally for over 30 years, and whose reputation he continued to defend after Stalin’s death. As People’s Commissar for Foreign Affairs in August 1939, Molotov became the principal Soviet signatory of the German–Soviet non-aggression pact, also known as the Molotov–Ribbentrop Pact. He retained his place as a leading Soviet diplomat and politician until March 1949, when he fell out of Stalin’s favour and lost the foreign affairs ministry leadership to Andrei Vyshinsky. Molotov’s relationship with Stalin deteriorated further, and Stalin criticised Molotov in a speech to the 19th Party Congress.

Molotov was reappointed Minister of Foreign Affairs after Stalin’s death in 1953 but staunchly opposed Nikita Khrushchev’s de-Stalinization policy, which resulted in his eventual dismissal from all positions and expulsion from the party in 1961 (after numerous unsuccessful petitions, Molotov was readmitted in 1984).^[2] Molotov defended Stalin’s policies and legacy until his death in 1986 and harshly criticised Stalin’s successors, especially Khrushchev.

Early life and career[edit]

Molotov was born Vyacheslav Mikhailovich Skryabin in the village of Kukarka, Yaransk Uyezd, Vyatka Governorate (now Sovetsk, Kirov Oblast), the son of a merchant. Contrary to a commonly-repeated error, he was not related to the composer Alexander Scriabin.^[3]

Throughout his teenager years, he was described as «shy» and «quiet» and always assisted his father with his business. He was educated at a secondary school in Kazan, where he became friends with fellow revolutionary Aleksandr Arosev.^[4] Molotov joined the Russian Social Democratic Labour Party (RSDLP) in 1906, and soon gravitated toward the organisation’s radical Bolshevik faction, which was led by Vladimir Lenin.^[5]

Skryabin took the pseudonym «Molotov», derived from the Russian word molot (sledge hammer) since he believed that the name had an «industrial» and «proletarian» ring to it.^[5] He was arrested in 1909 and spent two years in exile in Vologda.

In 1911, he enrolled at St. Petersburg Polytechnic Institute. Molotov joined the editorial staff of a new underground Bolshevik newspaper, Pravda, and met Joseph Stalin for the first time in association with the project.^[6] That first association between the two future Soviet leaders proved to be brief, however, and failed to lead to an immediate close political association.^[6]

Molotov worked as a so-called «professional revolutionary» for the next several years, wrote for the party press, and attempted to improve the organisation of the underground party.^[6] He moved from St. Petersburg to Moscow in 1914 at the outbreak of the First World War.^[6] It was in Moscow the following year that Molotov was again arrested for his party activity and was this time deported to Irkutsk, in eastern Siberia.^[6] In 1916, he escaped from his Siberian exile and returned to the capital city, which had been renamed Petrograd by the Tsarist regime since it thought that the old name sounded too German.^[6]

Molotov became a member of the Bolshevik Party’s committee in Petrograd in 1916. When the February Revolution occurred in 1917, he was one of the few Bolsheviks of any standing in the capital. Under his direction Pravda took to the «left» to oppose the Provisional Government formed after the revolution. When Joseph Stalin returned to the capital, he reversed Molotov’s line,^[7] but when Lenin arrived, he overruled Stalin. However, Molotov became a protégé of and a close adherent to Stalin, an alliance to which he owed his later prominence.^[8] Molotov became a member of the Military Revolutionary Committee, which planned the October Revolution and effectively brought the Bolsheviks to power.^[9]

In 1918, Molotov was sent to Ukraine to take part in the Russian Civil War, which had broken out. Since he was not a military man, he took no part in the fighting. In summer 1919, he was sent on a tour by steamboat of the Volga and Kama rivers, with Lenin’s wife, Nadezhda Krupskaya to spread Bolshevik propaganda. On his return, he was appointed chairman of the Nizhny Novgorod provincial executive, where the local party passed a vote of censure against him, for his alleged fondness for intrigue. He was transferred to Donetsk, and in November 1920, he became secretary to the Central Committee of the Ukrainian Bolshevik Party and married the Soviet politician Polina Zhemchuzhina.^[10]

Lenin recalled Molotov to Moscow in 1921, elevated him to full membership of the Central Committee and Orgburo, and put him in charge of the party secretariat. Molotov was voted in as a non-voting member of the Politburo in 1921 and held the office of Responsible Secretary. Alexander Barmine, a minor communist official, visited Molotov in his office near the Kremlin while he was running the secretariat, and remembered him as having «a large and placid face, the face of an ordinary, uninspired, but rather soft and kindly bureaucrat, attentive and unassuming.»^[11]

Molotov was criticised by Lenin and Leon Trotsky, with Lenin noting his «shameful bureaucratism» and «stupid behaviour».^[3] On the advice of Molotov and Nikolai Bukharin, the Central Committee decided to reduce Lenin’s work hours.^[12] In 1922, Stalin became General Secretary of the Bolshevik Party with Molotov as the de facto Second Secretary. As a young follower, Molotov admired Stalin but did not refrain from criticising him.^[13] Under Stalin’s patronage, Molotov became a full member of the Politburo in January 1926.^[8]

During the power struggles after Lenin’s death in 1924, Molotov remained a loyal supporter of Stalin against his various rivals: first Leon Trotsky, later Lev Kamenev and Grigory Zinoviev, and finally Nikolai Bukharin. In January 1926, he led a special commission sent to Leningrad (St Petersburg) to end Zinoviev’s control over the party machine in the province. In 1928, Molotov replaced Nikolai Uglanov as First Secretary of the Moscow Communist Party and held that position until 15 August 1929.^[14]

Personality[edit]

Trotsky and his supporters underestimated Molotov, and the same went for many others. Trotsky called him «mediocrity personified,» and Molotov himself pedantically corrected comrades referring to him as «Stone Arse» by saying that Lenin had actually dubbed him «Iron Arse.»^[3] However, that outward dullness concealed a sharp mind and great administrative talent. He operated mainly behind the scenes and cultivated an image of a colourless bureaucrat.^[15]

Molotov was reported to be a vegetarian and teetotaler by the American journalist John Gunther in 1938.^{[16][non-primary source needed]} However, Milovan Djilas claimed that Molotov «drank more than Stalin»^[17] and did not note his vegetarianism although they had attended several banquets.

Molotov and his wife had two daughters: Sonia, adopted in 1929, and Svetlana, born in 1930.^[10]

Soviet Premier[edit]

Addressing a Moscow communist party conference on 23 February 1929, Molotov emphasised the need to undertake «the most rapid possible growth of industry» both for economic reasons and because, he claimed, the Soviet Union was in permanent, imminent danger of attack.^[18] The argument over how fast to expand industry was behind the rift between Stalin and the right, led by Bukharin and Rykov, who feared that too rapid a pace would cause economic dislocation. With their defeat, Molotov emerged as the second most powerful figure in the Soviet Union. During the Central Committee plenum of 19 December 1930, Molotov succeeded Alexey Rykov as the Chairman of the Council of People’s Commissars, the equivalent of a Western head of government.^[19]

In that post, Molotov oversaw the implementation of the First Five-Year Plan for rapid industrialisation.^[20] Despite the great human cost, the Soviet Union under Molotov’s nominal premiership made large strides in the adoption and the widespread implementation of agrarian and industrial technology. Germany secretly purchased munitions that spurred a modern armaments industry in the USSR.^[21] Ultimately, that arms industry, along with American and British aid, helped the Soviet Union prevail in the Second World War.^[22]

Role in collectivisation[edit]

Molotov also oversaw agricultural collectivisation under Stalin’s regime. He was the main speaker at the Central Committee plenum in 10–17 November 1929, at which the decision was made to introduce collective farming in place of the thousands of small farms owned by peasants, a process that was bound to meet resistance. Molotov insisted that it must begin the following year, and warned officials to «treat the kulak as the most cunning and still undefeated enemy.»^[23] In the four years that followed, millions of ‘kulaks’ (land-owning peasants) were forcibly moved onto special settlements to be used as slave labour. In 1931 alone almost two million were deported. In that year, Molotov told the Congress of Soviets «We have never refuted the fact that healthy prisoners capable of normal labour are used for road building and other public works. This is good for society; it is also good for the peasants themselves.»^[24] The famine caused by the disruption of agricultural output and the emphasis on exporting grain to pay for industrialisation, and the harsh conditions of forced labour killed an estimated 11 million people.^[25]

Despite the famine, in September 1931, Molotov sent a secret telegram to communist leaders in the North Caucasus telling them the collection of grain for export was going «disgustingly slowly.»^[26] In December, he travelled to Kharkiv, then the capital of Ukraine, and, ignoring warnings from local communist leaders about a grain shortage, told them that their failure to meet their target for grain collection was down to their incompetence. He returned to Kharkiv in July 1932, with Lazar Kaganovich, to tell the local communists that there would be no «concessions or vacillations» in the drive to meet targets for exporting grain. This was the first of several actions that led a Kyiv Court of Appeal in 2010 to find Molotov, and Kaganovich, guilty of genocide against the Ukrainian people. On 25 July, the same two men followed up the meeting with a secret telegram ordering the Ukrainian leadership to intensify grain collection.^[27]

Temporary rift with Stalin[edit]

Between the assassination of Sergei Kirov, the head of the Party organization in Leningrad, in December 1934, and the start of the Great Purge, there was a significant but unpublicised event rift between Stalin and Molotov. In 1936, Trotsky, in exile, noted that when lists of party leaders appeared in Soviet press reports, Molotov’s name sometimes appeared as low as fourth in the list «and he was often deprived of his initials», and that when he was photographed receiving a delegation, he was never alone, but always flanked by his deputies, Janis Rudzutaks and Vlas Chubar. «In Soviet ritual all these are signs of paramount importance,» Trotsky noted.^[28] Another startling piece of evidence was that the published transcript of the first Moscow Show Trial in August 1936, the defendants — who had been forced to confess to crimes of which they were innocent — said that they had conspired to kill Stalin and seven other leading Bolsheviks, but not Molotov.^[29] According to Alexander Orlov, an NKVD officer who defected to the west, Stalin personally crossed Molotov’s name out of the original script.^[30]

In May 1936, Molotov went to the Black Sea on an extended holiday under careful NKVD supervision until the end of August, when Stalin apparently changed his mind and ordered Molotov’s return.^[31]

Two explanations have been put forward for Molotov’s temporary eclipse. On 19 March 1936 Molotov gave an interview with the editor of Le Temps concerning improved relations with Nazi Germany.^[32] Although Litvinov had made similar statements in 1934 and even visited Berlin that year, Germany had not then reoccupied the Rhineland.^[33] Derek Watson believed that it was Molotov’s statement on foreign policy that offended Stalin. Molotov had made it clear that improved relations with Germany could develop only if its policy changed and stated that one of the best ways for Germany to improve relations was to rejoin the League of Nations. However, even that was not sufficient since Germany still had to give proof «of its respect for international obligations in keeping with the real interests of peace in Europe and peace generally.»^[34] Robert Conquest and others believe that Molotov «dragged his feet» over Stalin’s plans to purge the party and put Old Bolsheviks like Zinoviev and Kamenev on trial.^[35]

Role in the Great Purge[edit]

After his return to favor, in August, Molotov supported Stalin throughout the purge, during which, in 1938 alone, 20 out of 28 People’s Commissars in Molotov’s Government were executed. ^[36] After his deputy, Rudzutak, had been arrested, Molotov visited him in prison, and recalled years later that… «Rudzutak said he had been badly beaten and tortured. Nevertheless he held firm. Indeed, he seemed to have been cruelly tortured» …but he did not intervene.^[37]
During the Great Purge, he approved 372 documented execution lists, more than any other Soviet official, including Stalin. Molotov was one of the few with whom Stalin openly discussed the purges. When Stalin received a note denouncing the deputy chairman of Gosplan, G.I.Lomov, he passed it to Molotov, who wrote on it: «For immediate arrest of that bastard Lomov.»^[38]

Before the Bolshevik revolution, Molotov had been a «very close friend» of a Socialist Revolutionary, Alexander Arosev, who shared his exile in Vologda. In 1937, fearing arrest, Arosev tried three times to ring Molotov, who refused to speak to him. He was arrested and shot. In the 1950s, Molotov gave Arosev’s daughter his signed copies of her father’s books, but later wished he had kept them. «It appears that it was not so much the loss of his ‘very close friend’ but the loss of part of his own book collection … that Molotov continued to regret.»^[39]

Late in life, Molotov described his role in purges of the 1930s, arguing that despite the overbreadth of the purges, they were necessary to avoid Soviet defeat in World War II:

«Socialism demands immense effort. And that includes sacrifices. Mistakes were made in the process. But we could have suffered greater losses in the war — perhaps even defeat — if the leadership had flinched and had allowed internal disagreements, like cracks in a rock. Had leadership broken down in the 1930s we would have been in a most critical situation, many times more critical than actually turned out. I bear responsibility for this policy of repression and consider it correct. Admittedly, I have always said grave mistakes and excesses were committed, but the policy on the whole was correct.»^[40]

Minister of Foreign Affairs[edit]

In 1939, Adolf Hitler’s invasion of the rest of Czechoslovakia, in violation of the 1938 Munich Agreement, made Stalin believe that Britain and France, which had signed the agreement, would not be reliable allies against German expansion. That made him decide instead to seek to conciliate Nazi Germany.^[41] In May 1939, Maxim Litvinov, the People’s Commissar for Foreign Affairs, was dismissed;^[42] Molotov was appointed to succeed him.^[43]
Relations between Molotov and Litvinov had been bad. Maurice Hindus in 1954 stated in his book Crisis in the Kremlin:

It is well known in Moscow that Molotov always detested Litvinov. Molotov’s detestation for Litvinov was purely of a personal nature. No Moscovite I have ever known, whether a friend of Molotov or of Litvinov, has ever taken exception to this view. Molotov was always resentful of Litvinov’s fluency in French, German and English, as he was distrustful of Litvinov’s easy manner with foreigners. Never having lived abroad, Molotov always suspected that there was something impure and sinful in Litvinov’s broad-mindedness and appreciation of Western civilisation.^[44]

Litvinov had no respect for Molotov, regarding him as a small-minded intriguer and accomplice in terror.^[45]

Molotov was succeeded in his post as premier by Stalin.^[46]

At first, Hitler rebuffed Soviet diplomatic hints that Stalin desired a treaty; but in early August 1939, Hitler allowed Foreign Minister Joachim von Ribbentrop to begin serious negotiations. A trade agreement was concluded on 18 August, and on 22 August Ribbentrop flew to Moscow to conclude a formal non-aggression treaty. Although the treaty is known as the Molotov–Ribbentrop Pact, it was Stalin and Hitler, not Molotov and Ribbentrop, who decided the content of the treaty.

The most important part of the agreement was the secret protocol, which provided for the partition of Poland, Finland and the Baltic States between Nazi Germany and the Soviet Union and for the Soviet annexation of Bessarabia (then part of Romania, now Moldova).^[43] The protocol gave Hitler the green light for his invasion of Poland, which began on 1 September.^[47]

The pact’s terms gave Hitler authorisation to occupy two thirds of Western Poland and the whole of Lithuania. Molotov was given a free hand in relation to Finland. In the Winter War, a combination of fierce Finnish resistance and Soviet mismanagement resulted in Finland losing much of its territory but not its independence.^[48] The pact was later amended to allocate Lithuania to the Soviets in exchange for a more favourable border in Poland for Germany. The annexations led to horrific suffering and loss of life in the countries occupied and partitioned by both dictatorships.^[49] On 5 March 1940, Lavrentiy Beria gave Molotov, along with Anastas Mikoyan, Kliment Voroshilov and Stalin, a note proposing the execution of 25,700 Polish anti-Soviet officers in what has become known as the Katyn massacre.^[46]

In November 1940, Stalin sent Molotov to Berlin to meet Ribbentrop and Hitler. In January 1941, British Foreign Secretary Anthony Eden visited Turkey in an attempt to get the Turks to enter the war on the Allies’ side. The purpose of Eden’s visit was anti-German, rather than anti-Soviet, but Molotov assumed otherwise. In a series of conversations with Italian Ambassador Augusto Rosso, Molotov claimed that the Soviets would soon be faced with an Anglo–Turkish invasion of the Crimea. The British historian D.C. Watt argued that on the basis of Molotov’s statements to Rosso, it would appear that, in early 1941, Stalin and Molotov viewed Britain, rather than Germany, as the principal threat.^[50]

The Molotov–Ribbentrop Pact governed Soviet–German relations until June 1941, when Hitler turned east and invaded the Soviet Union.^[51] Molotov was responsible for telling the Soviet people of the attack when he, instead of Stalin, announced the war. His speech, broadcast by radio on 22 June, characterised the Soviet Union in a role similar to that articulated by Winston Churchill in his early wartime speeches. The State Defence Committee was established soon after Molotov’s speech. Stalin was elected chairman and Molotov was elected deputy chairman.^[52]

After the German invasion, Molotov conducted urgent negotiations with the British and then the Americans for wartime alliances. He took a secret flight to Scotland, where he was greeted by Eden. The risky flight in a high-altitude Tupolev TB-7 bomber flew over German-occupied Denmark and the North Sea. From there, he took a train to London to discuss the possibility of opening a second front against Germany.

After signing the Anglo–Soviet Treaty of 1942 on 26 May, Molotov left for Washington. Molotov met US President Franklin D. Roosevelt and agreed on a lend-lease plan. Both the British and the Americans only vaguely promised to open a second front against Germany. On his flight back to the Soviet Union, his plane was attacked by German fighters and later mistakenly by Soviet fighters.^[53]

There is no evidence that Molotov ever persuaded Stalin to pursue a different policy from that on which he had already decided.^[54] Volkogonov could not find one case where any of the elite in government openly disagreed with Stalin.^[55]

There is some evidence that, although Stalin realised he needed Molotov, Stalin did not like him.^[56] Stalin’s one-time bodyguard, Amba,stated: «More general dislike for this statesman robot and for his position in the Kremlin could scarcely be wished and it was apparent that Stalin himself joined in this feeling».^[57] Amba asked the question:

«What then has made Stalin collaborate so closely with him? There are many more talented people in the Soviet Union and Stalin no doubt had the means to find them. Is he afraid of close collaboration with a more human and sympathetic assistant?»

At a jolly party, Amba recalled an incident whereby Poskryobyshev approached Stalin and whispered in his ear. Stalin replied, «Does it have to be right away?» Everybody realised at once that the conversation was regarding Molotov. In half an hour, Stalin was informed of Molotov’s arrival. Although the whispered conversation between Molotov and Stalin only lasted five minutes, the merriment of the gathering evaporated as everybody talked in hushed tones. Amba stated, «Then the blanket left. Instantly the gaiety returned». Vareykis said that «a gentle angel has flown past»: a Russian expression for when a sudden silence descends. Breaking the tension, Laurentyev quipped in a harsh Georgian accent, «Go, friendly soul». Out of those in attendance, Stalin laughed the loudest at Laurentyev’s joke.^[58]
Stalin could be rude to Molotov.^[59] In 1942, Stalin took Molotov to task for his handling of the negotiations with the Allies. He cabled Molotov on 3 June:

«[I am] dissatisfied with the terseness and reticence of all your communications. You convey to us from your talks with Roosevelt and Churchill only what you yourself consider is important, and omit all the rest. Meanwhile, the instance [Stalin] would like to know everything. What you consider important and what you think unimportant. This refers to the draft of the communiqué as well. You have not informed us whose draft it is, whether it has been agreed with the British in full and why, after all, there could not be two communiqués, one concerning the talks in Britain and one concerning the talks in the USA. We are having to guess because of your reticence. We further consider it expedient that both communiqués should mention among other things the creation of a second front in Europe and that full understanding has been reached in this matter. We also consider that it is absolutely necessary both communiqués should mention the supply of war materials to the Soviet Union from Britain and the USA. In all the rest we agree with the contents of the draft communiqué you sent us».^[60]

When Beria told Stalin about the Manhattan Project and its importance, Stalin handpicked Molotov to be the man in charge of the Soviet atomic bomb project. However, under Molotov’s leadership, the bomb and the project itself developed very slowly, and he was replaced by Beria in 1944 on the advice of Igor Kurchatov.^[61] When Roosevelt’s successor as U.S. President Harry S. Truman told Stalin that the Americans had created a bomb never seen before, Stalin relayed the conversation to Molotov and told him to speed up development. On Stalin’s orders, the Soviet government substantially increased investment in the project.^[62][63] In a collaboration with Kliment Voroshilov, Molotov contributed both musically and lyrically to the 1944 version of the Soviet national anthem. Molotov asked the writers to include a line or two about peace. The role of Molotov and Voroshilov in the making of the new Soviet anthem was, in the words of the historian Simon Sebag-Montefiore, acting as music judges for Stalin.^[64]

Molotov accompanied Stalin to the Teheran Conference in 1943,^[65] the Yalta Conference in 1945,^[66] and, after the defeat of Germany, the Potsdam Conference.^[67] He represented the Soviet Union at the San Francisco Conference, which created the United Nations.^[68] In April 1945, shortly after the death of Franklin D. Roosevelt, Molotov engaged in talks with the new American President Harry S. Truman; these talks, despite not being hostile, came to be mythologised decades later as an early crack in US-Soviet relations harbingering the beginning of the Cold War.^[69] Even during the wartime alliance, Molotov was known as a tough negotiator and a determined defender of Soviet interests. Molotov lost his position of First Deputy chairman on 19 March 1946, after the Council of People’s Commissars had been reformed as the Council of Ministers.

From 1945 to 1947, Molotov took part in all four conferences of foreign ministers of the victorious states in the Second World War. In general, he was distinguished by an unco-operative attitude towards the Western powers. Molotov, at the direction of the Soviet government, condemned the Marshall Plan as imperialistic and claimed it was dividing Europe into two camps: one capitalist and the other communist. In response, the Soviet Union, along with the other Eastern Bloc nations, initiated what is known as the Molotov Plan. The plan created several bilateral relations between the states of Eastern Europe and the Soviet Union and later evolved into the Council for Mutual Economic Assistance (CMEA).^[70]

In the postwar period, Molotov’s power began to decline. A clear sign of his precarious position was his inability to prevent the arrest for «treason» in December 1948 of his Jewish wife, Polina Zhemchuzhina, whom Stalin had long distrusted.^[71] Molotov initially protested the persecution against her by abstaining from the vote to condemn her, but later recanted, stating: «I acknowledge my heavy sense of remorse for not having prevented Zhemchuzhina, a person very dear to me, from making her mistakes and from forming ties with anti-Soviet Jewish nationalists […]» and divorced Zhemchuzhina.^[72]

Polina Zhemchuzhina befriended Golda Meir, who arrived in Moscow in November 1948 as the first Israeli envoy to the Soviet Union.^[73] There are unsubstantiated claims that, being fluent in Yiddish, Zhemchuzhina acted as a translator for a diplomatic meeting between Meir and her husband, the Soviet foreign minister. However, this claim (of being an interpreter) is not supported by Meir’s memoir My Life. Presentation of her ambassadorial credentials was done in Hebrew, not in Yiddish. According to Meir’s own account of the reception given by Molotov on 7 November, «Mrs. Zhemchuzhina has spent significant time during this reception not only talking to Golda Meir herself but also in conversation with Mrs. Meir’s daughter Sarah and her friend Yael Namir about their life as kibbutzniks. They have discussed the complete collectivization of property and related issues. At the end Mrs. Zhemchuzhina gave Golda Meir’s daughter Sarah a hug and said: ‘Be well. If everything goes well with you, it will go well for all Jews everywhere.’ «^[74]

Zhemchuzhina was imprisoned for a year in the Lubyanka and was then exiled for three years in an obscure Russian city.^[75] She was sentenced to hard labour, spending five years in exile in Kazakhstan.^[72] Molotov had no communication with her except for the scant news that he received from Beria, whom he loathed. Zhemchuzhina was freed immediately after the death of Stalin.^[75]

In 1949, Molotov was replaced as Foreign Minister by Andrey Vyshinsky but retained his position as First Deputy Premier and membership in the Politburo.^[76] Being appointed Foreign Minister by Stalin to replace the Jewish predecessor Maxim Litvinov to facilitate negotiations with Nazi Germany, Molotov was thus also dismissed from the same position at least in part because his wife was also of Jewish origin.^[72]

Molotov never stopped loving his wife, and it is said he ordered his maids to make dinner for two every evening to remind him that, in his own words, «she suffered because of me.»^[76] According to Erofeev, Molotov said of her: «She’s not only beautiful and intelligent, the only woman minister in the Soviet Union; she’s also a real Bolshevik, a real Soviet person.»^{[citation needed]} According to Stalin’s daughter, Molotov became very subservient to his wife.^[77] Molotov was a yes-man to his wife just as he was to Stalin.^[78]

Postwar career[edit]

At the 19th Party Congress in 1952, Molotov was elected to the replacement for the Politburo, the Presidium, but was not listed among the members of the newly established secret body known as the Bureau of the Presidium, which indicated that he had fallen out of Stalin’s favour.^[79] At the 19th Congress, Stalin said,
«There has been criticism of comrade Molotov and Mikoyan by the Central Committee,»^[80] mistakes including the publication of a wartime speech by Winston Churchill favourable to the Soviet Union’s wartime efforts.^[81] Both Molotov and Mikoyan were falling out of favour rapidly, with Stalin telling Beria, Khrushchev, Malenkov and Nikolai Bulganin that he no longer wanted to see Molotov and Mikoyan around.^{[citation needed]} At his 73rd birthday, Stalin treated both with disgust.^[82] In his speech to the 20th Party Congress in 1956, Khrushchev told delegates that Stalin had plans for «finishing off» Molotov and Mikoyan in the aftermath of the 19th Congress.^[83]

Following Stalin’s death, a realignment of the leadership strengthened Molotov’s position. Georgy Malenkov, Stalin’s successor in the post of General Secretary of the Communist Party of the Soviet Union, reappointed Molotov as Minister of Foreign Affairs on 5 March 1953.^[84] Although Molotov was seen as a likely successor to Stalin in the immediate aftermath of his death, he never sought to become leader of the Soviet Union.^[85] A Troika was established immediately after Stalin’s death, consisting of Malenkov, Beria, and Molotov,^[86] but ended when Malenkov and Molotov deceived Beria.^[87] Molotov supported the removal and later the execution of Beria on the orders of Khrushchev.^[88] The new Party Secretary, Khrushchev, soon emerged as the new leader of the Soviet Union. He presided over a gradual domestic liberalisation and a thaw in foreign policy, as was manifest in a reconciliation with Josip Broz Tito’s government in Yugoslavia, which Stalin had expelled from the communist movement. Molotov, an old-guard Stalinist, seemed increasingly out of place in the new environment,^[89] but represented the Soviet Union at the Geneva Conference of 1955.^[90]

Molotov’s position became increasingly tenuous after February 1956, when Khrushchev launched an unexpected denunciation of Stalin at the 20th Congress of the Communist Party. Khrushchev attacked Stalin over the purges of the 1930s and the defeats of the early years of the Second World War, which he blamed on Stalin’s overly-trusting attitude towards Hitler and the purges of the Red Army command structure. Molotov was the most senior of Stalin’s collaborators still in government and had played a leading role in the purges, so it became evident that Khrushchev’s examination of the past would probably result in the fall from power of Molotov, who became the leader of an old-guard faction that sought to overthrow Khrushchev.^[91]

In June 1956, Molotov was removed as Foreign Minister;^[92] on 29 June 1957, he was expelled from the Presidium (Politburo) after a failed attempt to remove Khrushchev as First Secretary. Although Molotov’s faction initially won a vote in the Presidium 7–4 to remove Khrushchev, the latter refused to resign unless a Central Committee plenum decided so.^[93] In the plenum, which met from 22 to 29 June, Molotov and his faction were defeated.^[91] Eventually he was banished, being made ambassador to the Mongolian People’s Republic.^[93] Molotov and his associates were denounced as «the Anti-Party Group» but notably were not subject to such unpleasant repercussions that had been customary for denounced officials in the Stalin years. In 1960, he was appointed Soviet representative to the International Atomic Energy Agency, which was seen as a partial rehabilitation.^[94] However, after the 22nd Party Congress in 1961, during which Khrushchev carried out his de-Stalinisation campaign, including the removal of Stalin’s body from Lenin’s Mausoleum, Molotov, along with Lazar Kaganovich, was removed from all positions and expelled from the Communist Party.^[79] In 1962, all of Molotov’s party documents and files were destroyed by the authorities.^[95]

In retirement, Molotov remained unrepentant about his role under Stalin’s rule.^[96] He suffered a heart attack in January 1962. After the Sino-Soviet split, it was reported that he agreed with the criticisms made by Mao Zedong of the supposed revisionism of Khrushchev’s policies.

Later life[edit]

In 1968, United Press International reported that Molotov had completed his memoirs but that they would likely never be published.^[97] The first signs of Molotov’s rehabilitation were seen during Leonid Brezhnev’s rule, when information about him was again allowed to be included in Soviet encyclopaedias. His connection, support and work in the Anti-Party Group were mentioned in encyclopaedias published in 1973 and 1974, but eventually disappeared altogether by the mid-to-late-1970s. Later, Soviet leader Konstantin Chernenko further rehabilitated Molotov.^[98] In 1984, Molotov was even allowed to seek membership in the Communist Party.^[99] A collection of interviews with Molotov from the period 1969 to 1986 was published in 1993 by Felix Chuev as Molotov Remembers: Inside Kremlin Politics.

In June 1986 Molotov was hospitalised in Kuntsevo Hospital in Moscow, where he eventually died, during the rule of Mikhail Gorbachev, on 8 November 1986.^[100][101] During his life, Molotov had suffered seven heart attacks, but survived to the age of 96. At the time of his death, he was the last surviving major participant in the events of 1917. He was buried in the Novodevichy Cemetery in Moscow.^[96]

Legacy[edit]

Molotov, like Stalin, was pathologically mistrustful of others and so much crucial information disappeared. As Molotov once said, «One should listen to them, but it is necessary to check up on them. The intelligence officer can lead you to a very dangerous position…. There are many provocateurs here, there, and everywhere.»^[102] Molotov continued to claim in a series of published interviews that there never was a secret territorial deal between Stalin and Hitler during the Molotov–Ribbentrop Pact.^[103] Like Stalin, he never recognized the Cold War as an international event. He saw the Cold War as more or less the everyday conflict between communism and capitalism. He divided the capitalist countries into two groups: the «smart and dangerous imperialists» and the «fools.»^[104] Before his retirement, Molotov had proposed establishing a socialist confederation with the People’s Republic of China. Molotov believed that socialist states were part of a larger, supranational entity. In retirement, Molotov criticized Nikita Khrushchev for being a «right-wing deviationist.»^[105]

The Molotov cocktail is a term coined by the Finns during the Winter War, as a generic name used for a variety of improvised incendiary weapons.^[106] During the Winter War, the Soviet air force made extensive use of incendiaries and cluster bombs against Finnish civilians, troops and fortifications. When Molotov claimed in radio broadcasts that they were not bombing but rather delivering food to the starving Finns, the Finns started to call the air bombs Molotov bread baskets.^[107] Soon they responded by attacking advancing tanks with «Molotov cocktails,» which were «a drink to go with the food.» According to Montefiore, the Molotov cocktail was one part of Molotov’s cult of personality that the vain Premier surely did not appreciate.^[108]

Winston Churchill in his wartime memoirs lists many meetings with Molotov. Acknowledging him as a «man of outstanding ability and cold-blooded ruthlessness,» Churchill concluded: «In the conduct of foreign affairs, Mazarin, Talleyrand, Metternich, would welcome him to their company, if there be another world to which Bolsheviks allow themselves to go.»^[109] The former US Secretary of State John Foster Dulles said: «I have seen in action all the great international statesmen of this century. I have never seen such personal diplomatic skill at so high a degree of perfection as Molotov’s.»^[110]

Molotov was the only person to have shaken hands with Vladimir Lenin, Joseph Stalin, Winston Churchill, Franklin D. Roosevelt, Adolf Hitler, Rudolf Hess, Hermann Göring, and Heinrich Himmler.^[111]
At the end of 1989 the Congress of People’s Deputies of the Soviet Union and Mikhail Gorbachev’s government formally denounced the Molotov–Ribbentrop Pact.^[112]

In January 2010, a Ukrainian court accused Molotov and other Soviet officials of organizing a man-made famine in Ukraine in 1932–33. The same Court then ended criminal proceedings against them, as the trial would be posthumous.^[113]

Portrayals in media[edit]

• Luther Adler portrayed Molotov in the 1958 Playhouse 90 episode The Plot to Kill Stalin.
• Clive Merrison was cast as Molotov in the 1992 drama film Stalin.
• Michael Palin was cast as Molotov in the 2017 satire film The Death of Stalin.
• Russian actor Sergey Shanin portrayed a member of the Soviet Politburo named after, and closely resembling, Molotov in the 2023 video game Atomic Heart

Decorations and awards[edit]

• Hero of Socialist Labour (1943)^[114]
• Four Orders of Lenin (1940, 1943, 1945, 1950)^[114]
• Order of the Badge of Honour^[114]
• Medal «For the Defence of Moscow» (1944)^[114]
• Medal «For the Victory over Germany in the Great Patriotic War 1941–1945» (1945)^[114]
• Medal «For Valiant Labour in the Great Patriotic War 1941–1945» (1945)^[114]
• Medal «In Commemoration of the 800th Anniversary of Moscow» (1947)^[114]
• Medal «Veteran of Labour» (1974)^[114]
• Jubilee Medal «In Commemoration of the 100th Anniversary of the Birth of Vladimir Ilyich Lenin» (1969)^[114]
• Jubilee Medal «Forty Years of Victory in the Great Patriotic War 1941–1945» (1985)^[114]
• Order of the Red Banner (Mongolia)^[114]

See also[edit]

• Foreign relations of the Soviet Union
• Molotov Line
• Germany–Soviet Union relations, 1918–1941
• Molotov cocktail

Notes[edit]

References[edit]

Further reading[edit]

• Brown, Archie (2009). The Rise & Fall of Communism. Bodley Head.
• Chubaryan, A. O. and Pechatnov, V. O. «‘Molotov the Liberal’: Stalin’s 1945 Criticism of his Deputy» Cold War History 1#1 (2000) pp. 129–140.
• Dallin, David. Soviet foreign policy after Stalin (1961) online
• van Goudoever, A.P. (1986). The limits of destalinization in the Soviet Union: political rehabilitations in the Soviet Union since Stalin. Taylor & Francis. ISBN 0-7099-2629-4.
• Kotkin, Stephen. 2017. Stalin: Waiting for Hitler, 1929-1941. New York: Random House.
• Martinovich Zubok, Vladislav; Pleshakov, Konstantin (1996). Inside the Kremlin’s Cold War: from Stalin to Khrushchev. Harvard University Press. ISBN 0-674-45531-2.
• McCauley, Martin (1997). Who’s Who in Russia since 1900. pp. 146–147
• Miner, Steven M. «His Master’s Voice: Viacheslav Mikhailovich Molotov as Stalin’s Foreign Commissar.» in The Diplomats, 1939–1979 (Princeton University Press, 2019) pp. 65–100. online
• Roberts, Geoffrey. Molotov: Stalin’s Cold Warrior (2011), 254 pp. scholarly biography.
• Sebag-Montefiore, Simon (2005). Stalin: The Court of the Red Tsar. Vintage Books. ISBN 1-4000-7678-1.
• Service, Robert (2003). History of Modern Russia: From Tsarism to the Twenty-first Century. Penguin Books Ltd. ISBN 0-14-103797-0.
• Watson, Derek (2005). Molotov: A Biography. Palgrave Macmillan. ISBN 0333585887.
• Stalin, Joseph; Lih, Lars T.; Naumov, Oleg V.; Kosheleva, L; Хлевнюк, O B; Молотов, Вячеслав Михайлович (1995). Stalin’s Letters to Molotov, 1925-1936. New Haven: Yale University Press. ISBN 9780585349473.
• Watson, Derek. Molotov and Soviet Government: Sovnarkom, 1930–41 (Palgrave Macmillan UK, 1996).^{[ISBN missing]}
• Watson, Derek. «Molotov’s apprenticeship in foreign policy: The triple alliance negotiations in 1939.» Europe-Asia Studies 52.4 (2000): 695–722.
• Watson, Derek. «The Politburo and Foreign Policy in the 1930s.» in The Nature of Stalin’s Dictatorship (Palgrave Macmillan, London, 2004). 134–167. online

Primary sources[edit]

• Molotov, Vyacheslav. Molotov Remembers: Inside Kremlin Politics (1991). ISBN 978-1-56663-715-2.
• Lih, Lars T. ed. Stalin’s Letters to Molotov: 1925–1936 (Yale UP, 1995).^{[ISBN missing]}
• Pechatnov, Vladimir O. «The Allies are Pressing on you to Break your Will….» in Foreign Policy Correspondence Between Stalin and Molotov and Other Politburo Members (1945): 1–30. online
• External links to books and articles at Google Scholar

External links[edit]

• Works by or about Vyacheslav Molotov at Internet Archive
• Annotated bibliography for Vyacheslav Molotov from the Alsos Digital Library for Nuclear Issues Archived 17 September 2018 at the Wayback Machine
• The Meaning of the Soviet-German Non-Aggression Pact Molotov speech to the Supreme Soviet on 31 August 1939
• Reaction to German Invasion of 22 June 1941

Political offices
Preceded by Alexey Rykov	Chairman of the Council of People’s Commissars 1930–1941	Succeeded by Joseph Stalin
Preceded by Maxim Litvinov	Minister of Foreign Affairs 1939–1949 1953–1956	Succeeded by Andrey Vyshinsky
Preceded by Andrey Vyshinsky	Succeeded by Dmitri Shepilov
Preceded by Vasiliy Pisarev	Soviet Ambassador to Mongolia 1957–1960	Succeeded by Alexei Khvorostukhin
Preceded by Leonid Zamiatin	Soviet Representative to International Atomic Energy Agency 1960–1962	Succeeded by Panteleimon Ponomarenko
Party political offices
Preceded by position created (chairman of revkom)	Secretary of the Communist Party of Donetsk Governorate 1920–1920	Succeeded by Taras Kharchenko Andrei Radchenko
Preceded by Stanislav Kosior (temporary)	First Secretary of the Communist Party of Ukraine 1920–1921	Succeeded by Feliks Kon (acting)
Preceded by Nikolai Uglanov	Secretary of the Communist Party of Moscow Governorate 1928–1929	Succeeded by Karl Bauman