Русское руководство 1877

Болгарское возрождение, русско-турецкая война 1877–1878 гг. и освобождение болгарского народа

Год 1453-й, когда Константинополь пал перед войском османских турок, стал переломным для всего Балканского полуострова^[3]. Болгары к этому времени пережили последний Крестовый поход (1443–1444) и испытывали уже тяготы османского ига^[4]. До окончательной ликвидации остатков славянских государственных объединений в западной части полуострова и независимых владений в Пелопоннесе и Мореи оставались недолгие годы. К северу от Дуная^[5] Трансильвания, Валахия и Молдова вступили на трудный путь вассалитета, охраняя своей покорностью северные границы Османской империи. К этому времени территориальное расширение османских турок как на суше, так и на море еще не закончилось. Предстояли новые османские походы и окончательное подчинение Крымского ханства; новые битвы с рыцарством Европы за остров Родос (1480, 1522), первая осада Вены (1529), битва у Лепанто (1571), длительная осада Кандии (ныне Ираклион) на острове Крит (1648–1669); соперничество с Дубровником^[6] и Венецией за Адриатику. Взятие Царьграда на Босфоре, града императора Константина Великого, столицы Восточной Римской империи, однако, считается не случайно днем «Х». Этот день — начало новой эпохи в истории не только Балкан и Причерноморья, но всего Восточного Средиземноморья и Европы^[7]. Султану Мехмеду II дали прозвище «Фатих» — Завоеватель. Крест над куполами символа православия кафедрального собора Св. Софии отступил перед полумесяцем.

Османское нашествие на Запад в сторону столицы австрийских Габсбургов — Вены и в Средиземное море, продолжавшееся до середины XVII в., совпало по времени с периодом государственного укрепления Московии, как называли возрождающуюся вокруг Москвы Русь в Европе. Весь XVII в. московиты и османы то конфликтовали на просторах «Дикого поля», то праведно сохраняли мир. В конце XVII в. создание Каменецкого эялета^[8] стало последней, но безрезультатной попыткой Османской империи сохранить свои позиции в Причерноморье. Салют, данный под окнами султанского дворца на Босфоре с корабля «Крепость», привезшего для переговоров с Высокой Портой думного дьяка Емельяна Украинцева, ознаменовал новое соотношение сил на Черном море. С начала XVIII в. западные дипломаты в Константинополе были вынуждены делить интриги, информацию и влияние с русскими дипломатическими представителями — Алексеем Дашковым, Иваном Неплюевым, Алексеем Вешняковым, Адрианом Неплюевым^[9].

Весь XVIII — первая половина XIX в. стали временем укрепления русского дипломатического присутствия в Константинополе, а также участившихся побед русских воинов над турками. Один за другим падали оплоты османского господства и влияния в регионе — от Каспия и Кавказа до Бахчисарая и дунайских османских крепостей. Эгейское и Мраморное моря перестали быть турецкими озерами. Чесменский бой летом 1770 г. изменил баланс сил в регионе. Открытие Босфора и Дарданелл для свободного мореплавания и обоснование права России на вмешательства в пользу местных православных оставались вопросом нескольких дипломатических документов, которые вскоре появились, — Кучюк-Кайнарджийский^[10] и Ясский мирные договоры^[11]. Началась история «Восточного вопроса», неотъемлемой частью которого был вопрос независимости балканских славян, включая болгарский народ^[12].

Девятнадцатое столетие стало временем расцвета балканских национально-освободительных движений и активного русского присутствия в регионе. В 1804 г. вспыхнуло Первое сербское восстание, жестоко подавленное турками. На защиту родственного народа выступила Россия, в 1806 г. объявив войну Турции. Боевые действия шли ни шатко ни валко, пока командование Дунайской армии не было поручено М. И. Кутузову. Он разгромил турок и за месяц до вторжения Наполеона в Россию заключил мир, по которому Сербия делала первый шаг к независимости — получила внутреннее самоуправление. Через полтора десятилетия подняли восстание греки. «Филики Этерия» — организация-ядро освободительного движения греков была основана в Одессе в 1814 г. Их движение привлекло большое внимание — в рядах повстанцев сражались добровольцы со всей Европы, в том числе и знаменитый лорд Дж. Байрон, а одним из лидеров был русский генерал греческого происхождения А. Ипсиланти. На их стороне сражались и болгары, набиравшие опыт^[13]. На этот раз за восставших вступилась, правда ограниченно, и Европа. Совместный русско-англо-французский флот разгромил турок в Наваринской бухте, затем началась очередная Русско-турецкая война 1828–1829 гг., окончившаяся Адрианопольским мирным договором, за которым последовал Лондонский протокол 1830 г., признавший независимость Королевства Греции.

Надо признать, что помимо благородного желания защиты угнетенных в регион Россию привлекала и необходимость решения проблемы проливов, блокирующих вход и выход из Черного моря и хозяйственное развитие юга империи. В 1833 г. Петербург достиг максимального успеха в вопросе режима Босфора и Дарданелл, откатившись назад в 1840 г. под давлением европейских держав. Османская империя трещала по швам, ее называли «больным человеком Европы», чем решил воспользоваться император Николай I, в 1853 г. развязав войну. Без нужной серьезной дипломатической подготовки война оказалась обреченной на неудачу. Император просчитался. За турок вступились Великобритания, Франция^[14], Сардинское королевство. Из легкого раздела наследства «больного человека» Крымская война превратилась в катастрофу для России и сильно пошатнула ее будущее продвижение на Балканы и к проливам. По ее итогам Россия фактически ушла из Балканского региона^[15]. Но если в военном плане Россия потеряла достигнутое влияние, то, наоборот, росла динамика развития взаимосвязей с местными православными и славянскими народами.

В XVIII в. в России имели довольно смутное представление о Балканах. Так, например, первое упоминание этнонима «болгары» в дипломатической переписке посольства в Стамбуле датируется 40-ми гг. XVIII в.^[16]. Весь XIX в. русский человек познавал полуостров. Не только сапог солдата ступил на полуостров, сюда пришли и ученые. Они активно собирали рукописи, изучали быт и нравы народов. Так, Болгарию для русского общества фактически открыл Ю. И. Венелин^[17]. Уже во второй половине XIX в. оно неплохо представляло южных славян, правда, весьма романтично. Активнее стала работать среди болгар и русская военная разведка^[18].

В то же время в России получало образование множество славян, на юге России жили переселенцы из Болгарии. В общем, к концу столетия русские и болгары были знакомы. И даже появился первый литературный герой-болгарин — Инсаров. Центральный персонаж вышедшего в 1860 г. романа И. С. Тургенева «Накануне», героическая натура, лишенная эгоизма, он всю свою жизнь подчиняет благу своей родины, стремится к борьбе с турками. В этом образе отразился происходивший в это время в Болгарии процесс национального возрождения.

* * *

Понятием «Болгарское возрождение» в болгарской историографии называют последние два столетия пятивекового османского владычества в болгарских землях^[19]. Именно тогда начались и стали набирать скорость перемены во всех областях хозяйственного, социального, культурного и политического развития подвластного Порте христианского населения болгарских земель^[20]. Начало эпохи возрождения связано с влиянием как минимум трех групп факторов: общего состояния османского общества в конце XVII — начале XVIII в.^[21], усиливающегося влияния больших европейских государств на Балканах, процессов внутреннего болгарского развития.

Продолжительный военно-политический и финансовый кризис, в который вошла Османская империя в XVIII в., привел к постепенному распаду аграрных отношений, господствовавших на болгарских землях, подчиненных Великой Порте: тимарская система владения землей за службу султану отмирала, расширялась практика откупов, увеличивалось количество частновладельческих хозяйств — чифтликов. Эти новые тенденции дали толчок к установлению рыночных отношений в болгарских землях. Развивалась торговля с Францией, Австрией, Россией, итальянскими городами, Голландией, Англией. В ремесленном производстве и предпринимательстве (особенно при выполнении значительных по объему государственных заказов на различные виды сельскохозяйственной продукции) отмечается видимое процветание. Усиленный же поиск сырья для текстильного производства создал предпосылки для развития мануфактурного, а в 30-е гг. XIX в. — и фабричного производства.

Во второй и третьей четвертях столетия, когда турецкое правительство предприняло последовательные реформаторские усилия (так называемые реформы Танзимата^[22]), хозяйственный подъем стал еще более осязаем. Было положено начало банковскому делу и акционерным обществам, модернизировалась система дорог (первые железные дороги, современные шоссе, телеграфное сообщение, морское и речное судоходство), изменился социальный облик болгарского общества. Представители возрожденческой буржуазии на практике заняли ключевые позиции в имперской экономике не только в болгарских провинциях. Болгарские торговые конторы можно было встретить в больших городах и даже в арабских провинциях империи, например в Египте.

Усиленная хозяйственная активность и увеличившиеся материальные возможности подвластного христианского населения оказались важной предпосылкой духовного пробуждения болгар эпохи возрождения^[23]. В условиях чужого ига и отсутствия любых институтов этноконфессионального представительства и государственности православие и Церковь играли ключевую роль в процессе становления болгарской нации. Первые проявления этого продолжительного процесса связаны с именами Паисия Хилендарского (1722–1773)^[24] и Софрония Врачанского (1739–1813) — болгарских священнослужителей, осознававших пользу от знакомства с родной историей, сохранения и развития старых литературных традиций. Большая заслуга отца Паисия состоит в том, что спустя годы исследовательской работы он смог составить в 1762 г. одну небольшую книгу — «Историю славяно-болгарскую», чем положил начало болгарской национальной идеологии. Ее переписывали, распространяли и изучали. Это активизировало не только процесс осмысления роли «истории», но и стало серьезным вызовом, подтолкнув болгар активно развивать сеть школ^[25].

Еще в XVIII — начале XIX в. среди болгар под влиянием идей европейского Просвещения и по примеру соседних балканских народов усилился интерес к светскому образованию. Желание получить более качественные знания привело к реформированию существующих школ при монастырях и к восприятию самых современных методик преподавания. В 30–40-е гг. XIX в. были созданы так называемые Белл-Ланкастерские школы взаимного обучения, а после них появились общие и женские школы. После Крымской войны возникли и первые гимназии, и специализированные школы. Движение за новоболгарское просвещение, бывшее делом самих болгарских общин, охватило все болгарские земли, включая и многочисленных болгар Валахии и Молдовы, Украины и юга России^[26]. Через образование болгары хотели отстоять свою этническую идентичность, противопоставляя ее греческой пропаганде, особенно после создания Греческого государства.

Одно из самых массовых общеболгарских движений в эпоху национального возрождения было связано с так называемым болгаро-греческим церковным спором. В первые столетия османского владычества серьезного напряжения между болгарами и Вселенской патриархией в Константинополе не существовало. Как известно, независимая Болгарская патриархия была уничтожена после взятия Тырново^[27] (1393 г.), и вопреки тому, что архиереями в болгарские земли назначались преимущественно греки, православная церковь играла важную роль в сохранении болгарского национального самосознания. В XVIII в., однако, представители так называемого фанариотского сословия^[28] постепенно заняли ключевые позиции в Константинопольской патриархии. В своем желании добиться личного благополучия и усилить свое общественное влияние фанариоты создали порочную практику покупки церковных постов и званий. Увеличились церковные сборы и налоги. В 1766–1767 гг. были последовательно уничтожены независимая Сербская (Печская) патриархия и Охридская архиепископия. Греческий язык стал обязательным в церковной службе, а греческие просвещение и книжность расширили свое влияние на молодых и образованных болгар. В первые десятилетия XIX в. была выработана и пресловутая «Мегали идея» — греческая националистическая доктрина восстановления прежней Византийской империи за счет южных славян и негреческих православных общностей Балкан. Начиная с середины второй половины XVIII в. потенциальную угрозу консолидации греков и активизирующуюся эллинизацию болгар заметили Паисий Хилендарский^[29] и Софроний Врачанский^[30], призывавшие своих соплеменников приложить усилия к сохранению болгарского языка и литературы^[31]. Первые открытые столкновения не заставили себя ждать. Они начались в 20-е и 30-е гг. XIX в., когда в отдельных регионах Османской империи, населенных преимущественно болгарами (Врачанском, Скопском, Самоковском, Новозагорском и др.), болгарское население поднялось против злоупотреблений греческих архиереев и стало настаивать на замене их болгарскими священнослужителями. Начало организованного церковного движения связано также с «Тырновскими событиями» 1838–1839 гг., во время которых Высокой Порте и Константинопольской патриархии были отправлены прошения о замене митрополита города Велико-Тырново греческого происхождения, Панарета, болгарином Неофитом Бозвели.

Болгаро-греческий церковный спор прошел через два основных этапа^[32] и завершился 27 февраля 1870 г. с выходом султанского фермана (указа), разрешающего создание Болгарской экзархии^[33]. В 1871 г. в Константинополе был созван церковно-народный собор, выработавший устав Экзархии. Достигнутая победа в церковном вопросе привела не только к признанию болгар отдельной этно-конфессиональной общностью в Османской империи, но и к определению исторически сложившихся этнических границ возрождающейся нации. Во второй половине XIX в. они включали Добруджу, Мизию, Фракию и Македонию. Эти территории от Дуная до Эгейского моря и от Черного моря до Охридского озера почти полностью вошли в текст договора, составленного графом Н. П. Игнатьевым^[34] (так называемый Сан-Стефанский предварительный мирный договор от 3 марта (нового стиля) 1878 г.).

В XVII и начале XIX в. сопротивление болгар иноземному владычеству нашло выражение в разрастании гайдуцкого^[35] движения и в участии добровольцев в русско-турецких и австро-турецких войнах. Болгары участвовали в восстаниях соседних балканских народов — сербов и греков^[36]. Первые самостоятельные попытки восстановления независимого болгарского государства были предприняты в 30–40-е гг. XIX в.: Велчова завера 1833–1835 гг.^[37] и так называемые Браильские бунты 1841–1843 гг.^[38]. Массовые восстания были организованы и в северо-западных землях (вблизи Видина, Лома, Беркова, Пирота, Ниша). Также важную роль в популяризации болгарского политического вопроса сыграли Нишское (1841 г.) и Видинское (1850 г.) восстания, привлекшие внимание европейской дипломатии к судьбе зависимого болгарского населения.

Крымская война дала толчок к борьбе болгарского народа за освобождение^[39]. В годы войны были созданы первые эмигрантские политические организации — Бухарестская эпитропия, переименованная в 1862 г. в Добродетельную дружину, и Одесское болгарское настоятельство, учрежденное 2 февраля 1854 г.^[40]. Обе организации^[41] поддержали создание добровольческих отрядов, а после поражения России сосредоточили свои усилия на благотворительной деятельности. Позднее, следуя за изменениями во внешней политике князя А. М. Горчакова^[42], деятели Добродетельной дружины и Одесского настоятельства несколько раз предлагали различные проекты разрешения болгарского вопроса. В их числе высказанная весной 1867 г. идея о создании Югославянского царства, в котором болгары получили бы автономный статус; создание Второй болгарской легии^[43] в Белграде осенью 1867 г.; проект дуалистической болгаро-турецкой монархии в январе 1869 г. и проч.

В 50–60-е гг. XIX в. все более важную роль в политической борьбе болгар стали играть революционные идеи. Первым идеологом и руководителем болгарского национального движения стал Георги Раковский^[44], подготовивший три плана освобождения своей родины. Первоначально Раковский отстаивал идею всеобщего народного восстания, руководимого из единого центра, в координации с действиями некоторых Балканских стран и при поддержке России или Франции. Весной 1862 г. в Белграде он составил и Первую болгарскую легию^[45], но постепенно переориентировался на самостоятельные действия и четническую тактику^[46].

Параллельно с Георгием Раковским активную политическую деятельность в 60-е гг. XIX в. развил и Тайный центральный болгарский комитет (ТЦБК, созданный весной 1866 г. в Бухаресте^[47] и самораспустившийся в начале 1868 г.), и Болгарский революционный центральный комитет (БРЦК, созданный также в Бухаресте осенью 1869 г. и действовавший до лета 1875 г.). Оба комитета выработали собственные уставы и программы, издавали газеты («Народность», «Свобода», «Независимость»), выстроили сеть местных комитетов, осуществляли последовательную пропаганду болгарского вопроса. В деле подготовки национальной революции особенная заслуга принадлежит Любену Каравелову (1834–1879)^[48] и Василу Левскому (1837–1873)^[49], после смерти Раковского ставшими наиболее авторитетными лидерами дела освобождения, а также способствовавшими его переходу на более высокий идейный уровень. Благодаря Левскому внутри страны была создана Внутренняя революционная организация, привлекшая множество сторонников. В конце 1872 г., однако, власти провели массовые аресты, поймали и Левского, которого осудили на смерть. Этот тяжелый удар неблагоприятно сказался на БРЦК^[50], и в 1873–1874 гг. комитетская организация переживала серьезный кризис.

Тем временем на западе Балканского полуострова, в Герцеговине, 23 июня (5 июля) 1875 г. поднялось восстание, в начале осени перебросившееся и на Боснию. К Черногории, уже оказывавшей помощь восставшим, присоединилась Сербия, в сентябре начавшая военные приготовления. В рядах повстанцев сражался будущий король Петр Карагеоргиевич. Наибольшее внимание эти события привлекли в Вене и Петербурге. Обе стороны были недовольны происходящим, но в силу разных причин: министр иностранных дел Австро-Венгрии Д. Андраши выступал против создания сильного славянского государства на Балканах. А. М. Горчаков^[51] опасался новой войны, но ратовал за предоставление определенной автономии «на манер Румынии». Чем больший размах приобретало восстание, тем глубже становились противоречия между Россией и Австро-Венгрией. Но глава российской дипломатии не хотел и не видел иного способа решения вопроса, как совместные действия с Веной. Важную роль в этом играли и уже выработанный стереотип решения внешнеполитических балканских проблем совместно с Австро-Венгрией и Германией, и обоснованное опасение, что изолированные действия российской дипломатии чреваты серьезными последствиями. А союзников найти было сложно.

Германская дипломатия в ходе Восточного кризиса 1875–1878 гг. вела свою игру: подталкивала Россию к вооруженному выступлению против Турции, настраивала Англию против России, одновременно поощряя ее к захвату Египта, чем надеялась надолго рассорить Лондон и Париж. О. фон Бисмарку требовались развязанные руки в отношении Франции, дабы завершить ее разгром, начатый в 1870 г., и низвести ее до уровня второстепенной державы^[52].

Традиционная британская политика сохранения статус-кво в отношении Османской империи трещала по швам — британская пресса стала публиковать свидетельства отчаянного положения подданных султана. Тогда был сделан акцент на значении Турции как стража британских морских коммуникаций и владений. Это приобрело особое значение в связи с продвижением России в Средней Азии, а соответственно — и к Индии. В итоге все возможные инициативы Петербурга, пройдя «обработку» в Вене, окончательно выхолащивались в Лондоне. Там были откровенно недовольны повстанцами, премьер-министр Б. Дизраэли поделился мыслями с приятельницей леди Честерфилд: «Это ужасное герцеговинское дело можно было бы уладить в неделю… обладай турки должной энергией»^[53]. В итоге между столицами великих держав шел активный обмен документами, предпринимались изначально мертворожденные попытки выработки консенсуса.

Но тут в тонкую и сложную дипломатическую игру европейских столиц вмешался новый фактор — в Болгарии вспыхнули два востания — Старозагорское в сентябре 1875 г. и Апрельское весной 1876 г.^[54]. Их инициаторами стали Христо Ботев^[55], Стефан Стамболов^[56] и Иван Драсов^[57]. Еще 12 августа 1875 г. они организовали «внеочередное» собрание в Бухаресте, на котором был сформирован новый комитет — Болгарский революционный комитет (БРК). Под председательством Панайота Хитова участники выработали план «всенародного восстания в болгарских землях». В исполнение принятых решений в страну отправили апостолов^[58], должных заняться подготовкой предстоящего бунта. Была сформирована группа во главе со Стояном Заимовым^[59], которой следовало организовать покушение на султана Абдул-Азиса и устроить поджог османской столицы. Христо Ботев же отправился в Одессу, чтобы привлечь служащих в российской армии болгар в качестве добровольцев. Предусматривалось и создание чет на сербской и румынской территориях, в решающий момент включившихся бы в действия восставших. Месячный срок на подготовку, однако, оказался недостаточен. В назначенную дату, 16 сентября 1875 г., попытки восстания были предприняты лишь в Старой-Загоре, в округе Русе^[60] и Шумена^[61]. Сотни болгар попали в руки властей, а семь наиболее видных участников восстания — жителей Старой-Загоры — были повешены.

Провал задуманной акции, вошедшей в историю под именем «Старозагорского восстания», отразился на судьбе БРК. 1 октября 1875 г. в Бухаресте было созвано общекомитетское собрание. Обсуждались причины неудачи, все присутствующие пришли к выводу, что политическая обстановка на полуострове оставалась благоприятной для вооруженных действий против Высокой Порты. Потому Стефан Стамболов и Филипп Тотю получили задание найти подходящих людей и заняться подготовкой нового восстания. Тем не менее сразу после собрания БРК окончательно самораспустился. В создавшейся ситуации радикально настроенные члены комитета решили собраться в Гюргево (ныне — Джурджу), где продолжить начатое дело.

Заседания начались 11–12 ноября 1875 г. под руководством Стефана Стамболова. Был выработан подробный план будущего восстания, определены пять революционных округов^[62] и назначены их руководители, обсуждена предварительная пропаганда и военно-техническая подготовка, выяснена тактика, уточнены обещания эмиграции. Предполагались диверсии на железной дороге, телеграфных линиях, стратегически важных мостах, что должно было создать властям трудности. Рассматривалась идея учреждения Временного гражданского правительства, которое бы взяло на себя управление отделившейся в ходе восстания зоной «свободных» болгарских земель. Гюргевские апостолы рассчитывали на поддержку России и пытались координировать свои действия с сербским правительством, в то самое время ведшим тайные переговоры с Черногорией о вероятной войне против Турции.

Заседания в Гюргево продолжались до 25 декабря 1875 г., после чего апостолы отправились в определенные им округа (руководитель каждого округа назывался «апостолом»). Усилия всех были сосредоточены на восстановлении комитетской сети, пропаганде идеи всеобщего восстания весной 1876 г. и обеспечении его участников необходимым вооружением. Наиболее успешно с этими задачами справились в Четвертом (Панагюрском) округе, где под руководством Панайота Волова^[63] и Георгия Бенковского^[64] население массово и с энтузиазмом включилось в подготовку. 14 апреля 1876 г. в местечке Обориште, рядом с Панагюриште, было проведено собрание представителей всех комитетов Четвертого округа. Апостолы других трех округов (Тырновского, Сливенского и Врачанского) приложили усилия к исполнению принятых в Гюргево решений, но не везде сумели осуществить необходимую военно-техническую подготовку. Тем временем в результате предательства одного из заговорщиков власти получили информацию о готовящемся восстании. При попытке арестовать лидеров Панагюрского округа 20 апреля 1876 г. восстание было объявлено в Копривштице и Панагюриште. Всего за несколько дней бунт охватил весь район Средна-Горы и Родопских гор. Позднее новость о начале восстания достигла и других округов.

После первоначальной оторопи от массового характера и широкого охвата Апрельского восстания^[65] Высокая Порта мобилизовала все силы для подавления бунта в болгарских землях. Регулярная армия и башибузуки^[66] утопили в крови восставшие города и села. С особой жестокостью бунт был подавлен в Клисуре и Стрельче, Панагюриште и Батаке^[67], Брацигове и Перуштице, в районах Сливена, Габрово^[68], Трявна, Севлиево^[69]. Чета попа Харитона девять дней героически оборонялась в Дряновском монастыре против десятитысячного отряда регулярной армии. Подобная судьба ждала и четы Цанко Дюстабанова, Йонко Карагёзова, Стоила-воеводы, Христо Ботева, Таню Стоянова.

Драматичные события в Болгарии апреля — мая 1876 г. придали Восточному кризису новый вид. Жертвенность населения восставших районов и последовавшая вспышка насилия в стране, чинимого турецкими властями, вызвали волну возмущения во всех европейских странах. Особенное впечатление на демократическую общественность произвел подвиг Ботева и его четы, 17 апреля переправившейся из Валахии на болгарский берег Дуная на захваченном австрийском пароходе «Радецкий» и после тяжелых боев достигшей Врачанских отрогов Балканского хребта, где ее окончательно разбили. Летом 1876 г. в Бухаресте было создано Болгарское центральное благотворительное общество, занявшееся помощью пострадавшим в восстании и популяризацией болгарского вопроса в мире. Организовалась группа болгар, посетившая столицы великих держав и просившая их вмешательства в разрешение болгарского вопроса…

Несколько позднее в «Политическом обзоре за 1855–1879 гг.» канцлер А. М. Горчаков писал об Апрельском восстании: «Невмешательство в эти осложнения может оказаться удобным для западных держав. Их мало касалось то обстоятельство, что христиане Турции будут раздавлены, особенно если это славяне, о которых шла речь. Но Россия не могла остаться равнодушной. Помимо своих чувств и традиции, которые не позволили ей присутствовать при истреблении своих собратьев по вере на Востоке, тут были непосредственно затронуты ее политические интересы»^[70]. Петербург выступил с более решительными предупреждениями Порте. Молодой российский дипломат А. Н. Церетелев был включен в Международную комиссию по расследованию событий в Болгарии. Его сопровождали представители дипломатического корпуса и публичной печати западных стран — американцы Юджин Скайлер и Макгахан, немец Шнайдер. Церетелев тщательно собрал списки уничтоженных сел и жертв подавления восстания. Они были опубликованы в «Правительственном вестнике» в августе 1876 г. Российский посол в Константинополе Н. П. Игнатьев с супругой оказывали помощь болгарским детям-сиротам, некоторым болгарам способствовали в отправке в Россию.

Иначе себя вел британский дипломатический представитель. Он отправлял депеши, в которых передавал ложные сообщения о зверствах повстанцев, а материалы о расправах турок над мирным населением называл «чудовищно преувеличенными». Но британская общественность занимала иную позицию. В начале июня в стране стали собираться первые митинги. Английский исследователь Р. Т. Шенон насчитал не менее 500 собраний, заседаний, митингов, посвященных балканским проблемам того времени. Сочувствие выразили Ч. Дарвин, Г. Спенсер, У. Моррис, Р. Браунинг. Премьер-министр Дизраэли сначала пытался говорить о «неизбежности насилия на Балканах по причине отсталости населения», но в конце июля признал в парламенте факт жестоких расправ со стороны турок^[71]. Известный британский политик и публицист У. Гладстон в этот момент сочинил свой памфлет «Ужасы в Болгарии и Восточный вопрос»^[72], разошедшийся в огромном количестве. Гладстон не только турок обвинял в сложившейся ситуации, но и Великобританию, своим попустительством ставшей «морально ответственной за самые низкие и черные преступления, совершенные в этом столетии». Активную позицию заняли британские парламентарии, писавшие запросы в правительство и требовавшие от Форин оффис^[73] отказаться даже от моральной поддержки османских властей. Дипломаты были вынуждены сообщить Порте, что под влиянием общественности правительство Ее Величества вынуждено отказаться от вмешательства в защиту Османской империи в случае войны.

Апрельское восстание всколыхнуло Европу. Во французском парламенте В. Гюго обрушивал гнев на пассивность европейской дипломатии. Но наибольший масштаб реакция приняла в России. Горячо в защиту болгар выступил Ф. М. Достоевский, описывая происходящее: «Десятки, сотни тысяч христиан избиваются как вредная паршь, сводятся с лица земли с корнем, дотла. В глазах умирающих братьев бесчестятся их сестры, в глазах матерей бросают вверх их детей-младенцев и подхватывают на ружейный штык»^[74]. Руководимый схожими эмоциями И. С. Тургенев «ночью, во время бессонницы, сидя в вагоне Николаевской дороги — под влиянием вычитанных из газет болгарских ужасов»^[75] написал стихотворение-памфлет «Крокет в Виндзоре»:

Впервые это стихотворение было опубликовано в болгарской газете «Стара планина», в России пресса опасалась это издавать. Однако путевку в массы произведению предоставил наследник престола цесаревич Александр Александрович, процитировав на одном из литературных вечеров. После этого стихотворение перевели на множество языков, но в Великобритании, по понятным причинам, его так и не опубликовали.

Выступили в поддержку болгар И. Е. Репин, В. С. Поленов, Д. И. Менделеев, В. М. Гаршин, художник К. Е. Маковский выставил свою картину «Болгарские мученицы», с трагизмом рисовавшую расправу башибузуков. Московский славянский комитет активизировал свою деятельность, а его председатель И. С. Аксаков обратился к заместителю главы МИДа, указывая, что русское общество ждет от правительства изъявления его мыслей и намерений.

И на этом фоне Восточный кризис вышел на свой новый виток — Сербия объявила войну Турции. Изначально великие державы предупреждали, что в случае прямого участия страны в кризисе она будет лишена защиты. Король Милан и Скупщина (парламент) учитывали это в своей политике. Хотя при этом способствовали восставшим — за оружием в Белград приезжали и болгарин П. Хитов, и босниец В. Пелагич. Общественное мнение же выступало за войну. Апрельское восстание произвело громадное впечатление. Несмотря на поражение, оно в Сербии было воспринято как признак кризиса Османской империи. В мае — июне спешно завершались военные приготовления: размещались займы, реорганизовывалась армия, привлекались добровольцы. 30 (18) июня 1876 г. были объявлены война и объединение Сербии и Боснии.

В России эти события вызвали отклик в самых широких массах: собирались пожертвования, отправлялись военные госпитали, возникло массовое добровольческое движение. «Кто из нас не помнит этого замечательного времени. Нет деревушки, которая не слышала бы о «добровольцах»; нет города, в котором толпы народа не провожали бы их с благословениями и пожеланиями. Помещик, мужик от сохи, отставной солдат, офицер — все потянулись на войну, где рядом с кровью братьев-сербов лилась уже русская кровь», — вспоминал современник^[76]. Во главе сербской армии встал генерал-майор в отставке, «лев Ташкента» М. Г. Черняев. Всего порядка пяти тысячи русских добровольцев сражались против турок. Среди них присутствовали и офицеры, которым сохранялись чины и очередность продвижения по службе. Они укрепили милиционную армию Сербии, но этого было недостаточно. Войска султана одерживали победы, и лишь угроза Петербурга вмешаться в войну предотвратила разгром королевства.

* * *

Параллельно дипломаты искали пути выхода из кризиса. Канцлер Горчаков стремился к договоренности с Австро-Венгрией и считал, что личная встреча императоров сможет тому поспособствовать. Августейшие особы увиделись 8 июля (26 июня) в замке Рейхштадт. Переговоры не завершились подписанием соглашения, на нем была достигнута устная договоренность, и позднее каждая сторона зафиксировала собственный вариант результатов встречи и настаивала на нем. Но дальнейшие маневры как Петербурга, так и Вены и остальных столиц великих держав на дипломатическом поприще не давали результатов. В российских правящих кругах набирала все большую силу «партия действия». Осенью 1876 г. войскам трех военных округов было предписано готовиться к мобилизации.

В ноябре — декабре 1876 г. мелькнул последний луч надежды на благополучный исход затянувшейся переговорной одиссеи. Собравшиеся в Константинополе представители держав под председательством Н. П. Игнатьева договорились (без турецкого участия) о программе реформ, являвшихся, по мнению Горчакова, приемлемым минимумом, — предусматривалось объединение Боснии и Герцеговины, разделение Болгарии на Восточную и Западную со столицами в Тырново и Софии. Им гарантировалась местная администрация, свобода вероисповедания, равенство прав христиан и мусульман.

3 января 1877 г. (23 декабря 1876 г.), едва конференция официально открылась, прозвучал пушечный салют, и представитель султана радостно возвестил, что его величество даровал верноподданным конституцию, в которой предоставил им всем, независимо от религии, широкие права, и, стало быть, ни в каком особом попечении болгары, боснийцы и герцеговинцы не нуждаются^[77]. Нигде эти обещания не были приняты всерьез, но они лишали дипломатическое вмешательство формального обоснования.

В России общественное мнение оказывало сильнейшее давление на царя и его окружение. Газеты пестрели призывами к войне, поддался общему порыву Ф. М. Достоевский: «На войну! Мы всех сильнее!» Да и бесконечно содержать ударную армию, сосредоточенную в Бессарабии еще в ноябре 1876 г. и приготовленную для броска на Балканы, Россия не могла. 24 (12) апреля 1877 г. Александр II^[78] подписал в Кишиневе^[79] манифест о войне. По своим побудительным мотивам это была, как писал Достоевский, народная война, итог давления общественности на власть^[80]. В официальных документах Генерального штаба ее цели формулировались так: «Вырвать из власти турок ту страну, Болгарию, в которой они совершили столько злодейств».

* * *

Военная кампания 1877–1878 гг. План военной кампании против Турции разрабатывался генерал-лейтенантом Н. Н. Обручевым^[81], который к середине 1870-х гг. постепенно становится правой рукой военного министра Д. А. Милютина^[82]. Обручев делал ставку на решительность и хотел, чтобы русская армия избежала затяжной позиционной войны. «Мы должны перейти Дунай, так сказать, мгновенно, — говорилось в плане, — затем разом очутиться за Балканами, а из укрепленных пунктов брать только то, что безусловно необходимо для ограждения нашего тыла»^[83]. Затем, «решаясь занимать часть Болгарии с долиной Марицы и Адрианополем^[84] включительно, надо быть готовым (выделено в оригинале. — Прим. ред.) и к следующей, еще более энергичной мере побуждения турок, т. е. к удару на самый Константинополь»^[85]. Кавказскому театру отводилась вспомогательная роль.

Впрочем, план Обручева не являлся обязательным к выполнению и подвергся существенной корректировке. Если изначально планировалось привлечь к действиям за Дунаем шесть корпусов (около 300 тысяч человек), то в действительности в начале войны в распоряжении главнокомандующего великого князя Николая Николаевича Старшего^[86] оказалось лишь четыре корпуса (около 200 тысяч человек). Этих сил было недостаточно для решения поставленной задачи^[87].

Выбор Николая Николаевича в качестве главнокомандующего в начале войны вызвал полное одобрение в военной среде, однако в ходе боевых действий сказалась его недостаточная опытность в самостоятельном командовании, а штаб великого князя, возглавляемый генералом от инфантерии А. А. Непокойчицким^[88] и его помощником полковником К. В. Левицким^[89], заслужил массу нареканий из-за плохой организации штабной работы и ошибок в планировании операций^[90].

Таким образом, еще до начала кампании были приняты решения, ставившие русскую армию в непростые условия: ни количество сил, ни Верховное командование не соответствовали поставленным задачам.

24 (12) апреля 1877 г. Османской империи была объявлена война, и русские войска, по соглашению с румынским правительством, вошли на территорию Румынии. Вместе с русскими на войну отправлялись и болгарские добровольцы, из которых было сформировано шесть дружин^[91]. Командование над Болгарским ополчением^[92] было доверено русскому генералу Н. Г. Столетову^[93]. Делегация города Самары вручило болгарам знамя — красно-бело-синее полотнище с крестом. Сейчас Самарское знамя почитается в Болгарии как национальная святыня.

В мае 1877 г. действующая армия заняла территорию Румынии, и началась подготовка к переправе через Дунай. Моряки провели минирование русла Дуная, в ходе которого отличились лейтенанты А. П. Шестаков^[94] и Ф. В. Дубасов^[95] со своими подчиненными, потопившие турецкий монитор. Трофеем русских моряков стало турецкое знамя, а их подвиг, первый в этой войне, стал широко известен в России и за рубежом.

Традиционно боевые действия Русско-турецких войн в конце XVIII — начале XIX в. развивались главным образом в нижнем течении Дуная. Простота морского снабжения армии сравнительно с сухопутным заставляла русскую армию тяготеть к побережью Черного моря. Однако из-за того, что после Крымской войны 1853–1856 гг. Россия не успела восстановить Черноморский флот, вариант снабжения войск по морю отпадал. С другой стороны, переправа в среднем течении Дуная сулила определенные выгоды. Русская армия с запада обходила мощный четырехугольник турецких крепостей Рущук (Русе)^[96] — Шумла (Шумен) — Силистрия (Силистра) — Варна^[97], в котором располагалась бо́льшая часть турецких войск, и избегала операций в малонаселенном районе Добруджи, где было проблематично снабжать армию водой и продовольствием. Стратегические и политические мотивы требовали переправы через Дунай в промежутке между Видином и Силистрией. Все это было учтено в плане Обручева.

Местом переправы был избран участок Зимница (Зимнича)^[98] — Систово (Свиштов)^[99], где лежит самая южная точка течения Дуная. Отсюда было ближе всего до Шипкинского (Шипченского) перевала через Балканский хребет^[100]. Этот перевал изначально намечался в качестве ворот, через которые русская армия должна пройти к Константинополю.

В ночь на 27 (15) июня 1877 г. 14-я пехотная дивизия генерал-майора М. И. Драгомирова^[101] при поддержке других частей с боем переправилась через Дунай в районе болгарского города Систово. Первое крупное столкновение русских и турецких войск на Балканском театре окончилось блестящим успехом русского оружия. Переправа прошла с умеренными потерями, и саперы принялись наводить мосты для основных сил действующей армии. Довольно быстро на другом берегу было сосредоточено до 120 тысяч человек^[102].

Чтобы обеспечить движение к Константинополю, великий князь Николай Николаевич выставил заслоны к западу и востоку. Командование Западным отрядом принял генерал-лейтенант Н. П. Криденер^[103], который обложил крепость Никополь (Никопол)^[104]. Восточный фланг армии прикрыл Рущукский отряд, который возглавил цесаревич Александр Александрович (будущий Александр III^[105]), в задачу которого входило обложить и, по возможности, взять крепость Рущук.

Наступление начал Передовой отряд под командованием генерал-лейтенанта И. В. Гурко^[106], в который вошли русские части и болгарское ополчение. Небольшой отряд генерала Гурко 2 июля (25 июня) 1877 г. овладел Великим Тырновом (Велико-Тырново), средневековой столицей Болгарии. Затем Гурко перешел Балканский хребет и оказался по ту сторону Балкан к полной неожиданности для противника. Вскоре турки были выбиты с ключевого Шипкинского перевала, где солдаты обнаружили пирамиды из голов русских пленных — первое свидетельство турецких зверств^[107]. После того как русские и болгарские части оказались за Балканским хребтом, а 15 (3) июля Криденер взял Никополь, в Константинополе началась паника.

Война начиналась вполне успешно для армии Александра II, а легкие победы вселяли в русское командование уверенность в быстром и благополучном исходе войны. Однако в этот момент начал сказываться недостаток сил. Отряд генерала Гурко был слишком слаб, чтобы всерьез угрожать забалканским владениям султана. Обеспокоенные турки начали морем перебрасывать из Албании мощную армию генерала Сулеймана-паши^[108], насчитывающую 25 тысяч человек. В боях при Нова-Загоре и Стара-Загоре состоялось боевое крещение Болгарского ополчения. Командир 3-й болгарской дружины подполковник П. П. Калитин^[109] погиб, спасая Самарское знамя из рук турок, но мужество русских и болгарских солдат не могло компенсировать численное превосходство противника, и Гурко вынужден был отойти к Балканам. После ухода Передового отряда болгарское население подверглось зверскому насилию, а Стара-Загора, цветущий прежде город, был сожжен и разорен^[110].

В этот ключевой момент войны русские войска занимали территорию за Дунаем, представляющую собой почти правильный квадрат 90 на 90 км, с трех сторон которого нависали турецкие силы. 19 (7) июля Западный отряд Криденера неожиданно натолкнулся на войска Османа-паши, которые опередили его в Плевне (Плевен)^[111] буквально на несколько часов. Несмотря на доблесть, проявленную войсками, особенно Костромским полком, взять Плевну с ходу не удалось. Вторая попытка, состоявшаяся 30 (18) июля вопреки мнению Криденера и его штаба, окончилась уже более крупной неудачей. Штурмующие потеряли около 3,5 тысячи человек, и в их тылах на некоторое время воцарилась паника.

Эта первая серьезная неудача оказала деморализующее воздействие на все русское командование. Стало ясно, что легкого похода не получается, а начальствующие лица теперь действовали с опаской^[112]. Провал штурмов 19 (7) и 30 (18) июля отчасти объясняется недостатком сил в Западном отряде. Рущукский отряд (12-й и 13-й корпуса), прикрывавший противоположный фланг, был слишком велик для своей пассивной задачи, но слишком мал для того, чтобы вести активные действия. Положение на южном фланге также было угрожающим, поскольку соединение Сулеймана-паши, накопившего под своим началом до 40 тысяч человек, с армией, находившейся в четырехугольнике крепостей (70 тысяч человек, не считая гарнизонов), грозило полностью перевернуть стратегическое положение на Балканском театре военных действий. Ситуация была опасной еще и потому, что Плевна, где спешно окапывался Осман-паша^[113], находилась в двух переходах от Систова. Значение этого последнего города, где находились все переправы через Дунай, можно сравнить с гвоздем, на котором «висела» вся действующая армия. Неудача Западного или любого другого отряда ставила под угрозу фланги и тыл других войск. К этому следует добавить, что при армии находились император Александр II, его брат великий князь Николай Николаевич, наследник престола Александр Александрович, великий князь Владимир Александрович, следующий в очереди на престолонаследие, и, наконец, военный министр. Ошибка могла поставить под угрозу не только кампанию, но и правящую династию.

Пока на Балканском театре турки перехватывали инициативу и для войск великого князя Николая Николаевича создавалось угрожающее положение, неблагоприятный оборот приняли и боевые действия на Кавказе. Кавказский театр представлял собой изолированный район, пересеченный горными хребтами. Действующий корпус русской Кавказской армии насчитывал чуть более 50 тысяч человек под командованием генерала от кавалерии М. Т. Лорис-Меликова^[114]. Взятие Ардагана и Баязета, двух приграничных турецких крепостей, не составило большого труда, однако встретив упорное сопротивление турок на Зивинских позициях, Лорис-Меликов вынужден был отступить.

Август 1877 г. стал кульминационным моментом Русско-турецкой войны на Балканском театре. Попав в сложную ситуацию, русское командование приняло решение задействовать подкрепления. На помощь великому князю Николаю Николаевичу мобилизовывалась гвардия, гренадерский корпус и еще две армейские дивизии. К боевым действиям привлекались румынские войска.

19 (7) августа накопивший силы Сулейман-паша показался перед немногочисленными защитниками Шипкинского перевала. 21 (9) августа на Орловский полк и дружины Болгарского ополчения обрушился шквал турецких атак. Отряд, которым командовал генерал-майор Н. Г. Столетов, насчитывал около 6 тысяч человек. Против них разворачивалось не менее 40 тысяч турок, из которых 12 тысяч участвовало в первом штурме. Несмотря на численное превосходство неприятеля, отряд Столетова отразил все атаки^[115].

Решение Сулеймана-паши пробиваться «в лоб» через Шипкинский перевал удивило русское командование^[116]. Генерал-лейтенант Ф. Ф. Радецкий^[117], командовавший южным флангом русских войск, считал более вероятным, что неприятель попытается обойти Шипку^[118] по одному из соседних перевалов и выйти на соединение либо с Османом-пашой, либо с войсками четырехугольника крепостей. Получив ошибочное донесение о появлении крупных сил турок у города Елены^[119], Радецкий двинул туда свой резерв как раз в тот момент, когда он потребовался на Шипке. Когда же выяснилось истинное положение дел, резерв был двинут в обратном направлении, а затем поспешил на помощь Столетову. В результате 14-я пехотная дивизия и 4-я стрелковая бригада совершили тяжелый четырехдневный марш под палящим солнцем и успели достигнуть Шипки 23 (11) августа вечером, в самый решающий момент, когда турки уже начали отрезать обороняющихся. Последний переход часть войск преодолела на казачьих и обозных лошадях^[120].

С прибытием подкреплений положение защитников Шипки, которых теперь возглавил сам Радецкий, было более или менее обеспечено. С одной стороны, войска оборонялись на практически неприступной скале, которую было чрезвычайно тяжело взять приступом. С другой стороны, соседние вершины доминировали над ней, и на позиции войск Радецкого практически не было мест, которые бы не простреливались турками. Дорога, связывавшая Шипку с Тырновом, тоже находилась под обстрелом. За шесть дней августовских боев русские и болгары потеряли более 3,5 тысячи человек. Был тяжело ранен генерал М. И. Драгомиров. Но ни яростные атаки турок, ни жара, ни недостаток пищи и воды не смогли сломить геройский гарнизон перевала^[121].

Положение защитников Шипки теперь напрямую зависело от того, насколько быстро будет решена проблема Плевны. 3 сентября (22 августа) в ходе кровопролитного штурма войска генерал-майора М. Д. Скобелева^[122] взяли Ловчу (Ловеч)^[123], лежавшую к югу от Плевны. Против Османа-паши, под командованием которого было чуть более 30 тысяч турок, сосредотачивалась армия силой в 84 тысячи человек. 7 сентября (26 августа) началась артиллерийская подготовка штурма, которая продолжалась четыре дня. 11 сентября (30 августа) русские войска пошли в новую атаку на плевненские укрепления^[124].

Артиллерийский обстрел не причинил существенного вреда хорошо укрепленным позициям турок. Войска шли в бой под моросящим дождем в мрачном настроении. На северном направлении русско-румынские войска с большим трудом сумели овладеть Гривицким редутом, а на южном войска генерала Скобелева захватили еще несколько укреплений. Этот успех был достигнут ценой больших потерь и не мог быть закреплен, так как у Скобелева иссякли резервы. Сказалось и отсутствие на солдатах шанцевого инструмента, из-за чего укрепления пришлось спешно поправлять манерками^[125], штыками и даже голыми руками. Контратакой турки выбили обескровленные части Скобелева из редутов. Комендант редута Каванлык майор Ф. М. Горталов остался в укреплении с горсткой защитников и был поднят турками на штыки. В ходе третьего штурма Плевны погибло 43 тысячи русских и 3 тысячи румынских солдат^[126].

13 (1) сентября 1877 г. в штабе состоялось совещание, на котором великий князь Николай Николаевич и начальник штаба А. А. Непокойчицкий предложили отвести войска. Против отвода выступили К. В. Левицкий и Д. А. Милютин, поддержанные Александром II^[127]. Решено было войска не отводить, но отказаться от штурмов и перейти к осаде Плевны. Для руководства осадными работами из Петербурга был вызван генерал Э. И. Тотлебен^[128].

Для полного обложения Плевны было необходимо захватить Софийское шоссе, по которому Осман-паша получал продовольствие и боеприпасы. Турки устроили на шоссе сеть укрепленных этапов, среди которых важнейшими были Телиш, Горный Дубняк (Горни-Дыбник) и Дольний Дубняк (Долний-Дыбник)^[129]. Для захвата этих пунктов предназначалась прибывшая к Плевне гвардия. Операция поручалась генералу Гурко. 24 (12) октября 1877 г. гвардия ценой больших потерь выполнила задачу. Горный Дубняк был взят штурмом, а Телиш и Дольний Дубняк через несколько дней были принуждены к сдаче^[130].

Успех на Софийском шоссе стал поворотным моментом кампании. Осман-паша оказался лишен снабжения. К концу октября у него оставался запас продовольствия на 14 суток, который он сумел растянуть на шесть недель. 10 декабря (28 ноября), после отчаянной попытки прорваться из окружения, гарнизон Плевны капитулировал. Раненный в бою Осман-паша попал в плен.

Успех на Балканах совпал с успехом на Кавказе. Генерал Обручев разработал план захвата Авлияр-Аладжинских позиций, который был блестяще реализован 14–15 (2–3) октября 1877 г. 17 (5) ноября внезапным ночным штурмом русские войска овладели крепостью Карс^[131], которая мога бы стать таким же камнем преткновения, как Плевна. После этого боевые действия на Кавказе практически закончились.

Воспрял духом и гарнизон Шипки, которому приходилось противостоять туркам в практически невыносимых условиях. Уже 8 октября (26 сентября) на перевале появились первые случаи обморожения солдат, а в ноябре в горах начались настоящие морозы с метелями и снежными буранами. Ко второй половине декабря стужа достигла такой силы, что башлыки^[132] можно было отламывать кусками, а масло застывало в винтовках. Турки имели возможность обстреливать перевал перекрестным огнем с соседних вершин. Несмотря на тяжелое положение солдат, генерал Радецкий неизменно докладывал фразу, вошедшую в историю: «На Шипке все спокойно». С падением Плевны появилась надежда, что четырехмесячные мучения гарнизона Шипки близятся к завершению.

Встал вопрос о перспективах продолжения боевых действий. Наступающая зима, казалось, говорила за перенос операций на 1878 г. Однако русское командование приняло решение о немедленном переходе через Балканский хребет. За это решение говорило соотношение сил на Балканском театре. К тому моменту войска за Дунаем насчитывали уже 554 тысячи русских и 47 тысяч румынских солдат, против которых оставалось 183 тысячи турок. После падения Плевны в войну вступила Сербия. Внезапность перехода гор в зимнее время должна была сыграть на руку союзникам. Форсирование Балканских гор проходило последовательно тремя отрядами.

Первым начал переход 25 (13) декабря Западный отряд под командованием Гурко. Путем обхода русские войска заставили турок оставить позиции у Араб-Конака и без боя заняли Софию, после чего пошли на помощь другим отрядам. Отряд генерала П. П. Карцова^[133] переходил Балканы по Троянскому перевалу, выступив 4 января 1878 г. (23 декабря 1877 г.). Карцову пришлось выдержать бой с хорошо укрепившимися на перевале турками, но они не помешали русским войскам перевалить на южный склон и войти в связь с отрядом Гурко^[134]. Наконец, 5 января (24 декабря) начал движение усиленный Шипкинский отряд под командованием Радецкого. Радецкий отправил две колонны по соседним перевалам с тем, чтобы они одновременно атаковали турок в укрепленном лагере у Шейнова. Атака назначалась на 8 января (27 декабря). Однако правая колонна генерала М. Д. Скобелева запоздала с атакой. Левая колонна генерала Н. И. Святополк-Мирского^[135] повела изолированные атаки и понесла большие потери. Видя отчаянное положение левой колонны, Радецкий 9 января (28 декабря) повел защитников Шипки в лобовую атаку, которая также привела к большим потерям. Только днем 9 января (28 декабря) Скобелев сосредоточил свои силы и поддержал Радецкого и Святополк-Мирского. Это привело к пленению 22 тысяч турок под Шейновом^[136].

Таким образом, неимоверными усилиями в суровых зимних условиях был преодолен Балканский хребет и на дальних подступах к Константинополю сосредоточилось около 165 тысяч русских солдат. Нередко на этом пути русскому солдату приходилось на своих плечах поднимать в горы орудия, преодолевать снежные завалы и реки со студеной водой, ночевать в горах при жестоких морозах. Переход Балкан современники уподобляли знаменитому подвигу солдат А. В. Суворова в заснеженных Альпах.

Тем временем турки поспешно отступали к Филиппополю (Пловдив^[137]), где 15–17 (3–5) января 1878 г. Гурко нанес им окончательное поражение. После этого, не встречая серьезного сопротивления, русские части устремились к Адрианополю (Эдирне). 20 (8) января передовой конный отряд под командованием генерал-майора А. П. Струкова^[138], пройдя за 40 часов 88 км, неожиданно появился у Адрианополя. Турки оставили город, в котором 19 января было заключено перемирие. К тому моменту русские войска вышли к Эгейскому морю и пригородам Константинополя.

Итоги Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. в военном отношении были неоднозначными. Достаточно сказать, что даже сами участники событий по-разному оценивали ее. Русская армия преодолела все трудности и добилась победы. Такие операции, как форсирование Дуная, Авлияр-Аладжинская операция и переход Балканских гор с последующим разгромом турецких войск, могут считаться блестящими образцами военного искусства. Русский солдат, а также младшие офицеры демонстрировали на протяжении всей войны героизм и самоотверженность, а имена таких генералов, как М. Д. Скобелев, И. В. Гурко, Ф. Ф. Радецкий и М. И. Драгомиров, стояли высоко в общественном мнении России и всего мира. С другой стороны, далеко не блестяще показала себя организация снабжения и тыловые службы в целом. Ошибки и некомпетентность имели место на всех уровнях командования. Война с Турцией потребовала колоссального напряжения и стоила жизни более 20 тысяч русских солдат и офицеров. Потери ранеными составили более 50 тысяч человек. Возникал вопрос, готова ли Россия к войне против европейской державы, если таких усилий потребовала от нее победа над слабой Турцией.

С завершением боевых действий ситуация в международных отношениях лишь накалилась. Великобритания заявляла, что занятие, пусть и временное, русскими войсками Константинополя недопустимо. 13 (1) февраля эскадра адмирала Хорнби^[139] в составе 6 броненосцев и фрегата вошла в Дарданеллы и бросила якорь в Мраморном море. Канцлер Горчаков на это отреагировал жестко: «История учит нас, что слабость континента подстегивает наглость Англии»^[140]. Но, как ни странно, в этот момент военные оказались осторожнее дипломатов, они прекрасно поняли реальную силу российской армии, «забуксовавшей» в противостоянии лишь с одной дряхлеющей Турцией. Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич, получив приказ от своего брата Александра II занять Константинополь, схитрил и с санкции турок занял местечко Сан-Стефано^[141], сообщил же, что вошел в предместья турецкой столицы.

Параллельно срочно готовился проект договора. В Петербурге понимали, что урегулировать последствия войны лишь между воюющими сторонами не получится, в итоге состоится конгресс Великих держав. Потому и спешили навязать Порте максимальное количество условий как стартовые позиции на будущих торгах. Проект прелиминарного (предварительного) договора готовился Н. П. Игнатьевым, причем в такой секретности, что набело его переписывала супруга посла. После одобрения руководства России граф Игнатьев добился от турок 3 марта (19 февраля) 1878 г. подписания договора в Сан-Стефано.

Акт предусматривал коренные перемены в положении балканских народов. Турция признавала государственную независимость Румынии, Сербии и Черногории, оговаривалось их значительное территориальное расширение. В Боснии и Герцеговине Порта обязывалась провести реформы. Болгария возрождалась как «самоуправляющееся, платящее дань княжество с христианским правительством» в широких пределах, от Черного до Эгейского моря, ее зависимость от Константинополя ограничивалась выплатой дани. Россия возвращала себе Южную Бессарабию, на Кавказе к ней отходили Батум, Карс, Ардаган и Баязет. К Румынии переходила Северная Добруджа. На острове Крит, в Эпире и Фессалии Высокая Порта обязалась ввести регламент, выработанный с участием представителей местного населения. Игнатьев был на пике своей дипломатической карьеры. Ему прочили портфель министра, а на деле через два месяца он удалился в свое поместье в Киевской губернии, попросившись в отставку. После своей «дерзости» в Сан-Стефано для Европы он стал жупелом, с точки зрения Великих держав, переговоры с ним были невозможны.

Самовольное с точки зрения Европы завершение войны привело к изоляции России и угрозе войны против коалиции держав. Как выразился тот же Игнатьев, «нам Европа предоставляла лишь право бить турок, лить русскую кровь и тратить русские деньги, но никак не извлекать пользу ни для себя, ни для единоверцев наших по собственному усмотрению». Россия стала выводить войска с территории Турции, часть из них отправилась на границу с Австро-Венгрией, усиливались гарнизоны портов.

В результате сложных переговоров было достигнуто решение о созыве в Берлине конгресса, где О. фон Бисмарк обещал выступить «честным маклером»^[142]. 13 (1) июня 1878 г. конгресс открылся. Россию представлял Горчаков, к тому моменту находившийся в весьма пожилом возрасте. В работе конгресса он участвовал мало, постоянно недомогал, по рассеянности допускал оплошности. Так, однажды развернул перед британцами карту, составленную в Генеральном штабе, с обозначением возможных территориальных уступок в Закавказье. Но вполне соответствовали ему и собеседники. Дизраэли не учился в университете, потому плохо знал международный язык того времени — французский, и, стремясь избежать позора империи, британские дипломаты уговорили его выступить на родном языке. Имелись у него и другие пробелы в образовании. Когда Дизраэли стал обсуждать с Горчаковым русско-турецкое разграничение в Закавказье, то министр иностранных дел Р. Солсбери воскликнул: «Но лорд Биконсфилд не может вести переговоры, он в жизни своей не видел карты Малой Азии». Бисмарк при высоком росте и массивной комплекции обладал тонким голосом. Вдобавок он боялся зубных врачей, не прибегал к их помощи, к старости сохранил лишь остатки зубов и в разговоре отчаянно шепелявил^[143].

13 (1) июля 1878 г. уполномоченные семи держав подписали на конгрессе Берлинский трактат, который провозгласил независимость и территориальное расширение трех княжеств — Румынского, Сербского и Черногорского^[144]. Болгария же была значительно урезана по сравнению с намеченными в Сан-Стефано границами^[145]. Вдобавок страну разделили по линии Балканского хребта. Лишь северная ее часть, к которой, в немалой степени усилиями Горчакова, присоединили районы Варны и Софии в Забалканье, превратилась в автономное княжество с широкими правами; южная часть под названием Восточная Румелия^[146] обрела лишь местное самоуправление во главе с губернатором-христианином. Боснию и Герцеговину передали под австро-венгерскую оккупацию, которая в 1908 г. превратится в аннексию. Южная Бессарабия возвращалась России. Поскольку она входила в состав Румынии, последнюю наградили Северной Добруджей. На Кавказе к России отошли Карс, Ардаган и порт Батум.

На протяжении всего Восточного кризиса в России активно следили за событиями на Балканах, публиковались многочисленные статьи, все обсуждали ее значение и будущие результаты. В то же время, как отмечает современный исследователь, «события на Балканском полуострове настолько потрясли русское общество, что интерес к балканским делам даже приобрел характер модного увлечения, при этом само отношение к войне, понимание ее целей, значения, влияния на внутреннее состояние страны и т. п. могло быть достаточно противоречивым»^[147]. В то же время холодный чиновничий Петербург остался в стороне от проявлений славянских чувств, их центром стала Москва. При этом война не воспринималась как противостояние лишь с турками. В народе ходили слухи, общий смысл которых заключался в следующем: «Вся загвоздка в англичанке». И даже причина затянувшейся осады Плевны виделась в ее кознях: «Толкуют мужики, что от англичанки к Плевне подземная дорога железная сделана, что она по этой дороге ему в Плевну войско и харч представляла», — записал современник^[148]. В итоге результаты переговоров оценили резко негативно, не стараясь понять реальное положение дел. Родоначальником традиции такого отношения стал И. С. Аксаков, 4 июля (22 июня) в Московском славянском благотворительном обществе произнесший речь, где заявил, что на Россию надели «шутовскую с гремушками шапку», и обвинил дипломатов в «колобродстве» и «грандиозном раболепии»^[149].

* * *

Еще в начале Восточного кризиса, летом 1875 г., когда стала вероятной новая русско-турецкая война, в Петербурге приняли решение использовать опыт Крымской войны, магистральная идея которого состояла в разделении военного и гражданского управления. Именно в духе такой политики в ноябре 1876 г. было создано управление гражданской частью при главнокомандующем во главе с князем В. А. Черкасским^[150]. До весны 1876 г., когда все еще теплилась надежда на дипломатическое разрешение кризиса, управление изучало существующую территориально-административную систему османов на востоке Балкан и общественно-политическую жизнь болгар. Для этой цели сформировали специальную комиссию под руководством Л. Н. Соболева, в которую включили русских военных и дипломатов, знакомых с тонкостями Восточного вопроса. Ценную помощь им оказывал и ряд болгар, например, Марин Дринов^[151] из Харьковского университета, банкир и предприниматель Евлоги Георгиев, бывший русский вице-консул в Пловдиве Найден Геров^[152]. Собранные сведения опубликовали в пяти выпусках «Материалов для изучения Болгарии», вышедших в Бухаресте в апреле 1876 г. Анализируя сведения, Черкасский пришел к выводу о необходимости воссоздания болгарской государственности снизу вверх, т. е. от общин к центральным властям, введения широкого избирательного начала в администрации, что болгары хорошо знали и использовали в управлении своими школами, церквами и общинами. Во главе больших административных единиц должны были встать русские офицеры, а их помощниками стали бы назначенные болгары. В приложение к плану составили список из 60 русских офицеров и список «благонадежных» болгар, которых можно задействовать.

С объявлением войны началась реализация этого плана. 4 июля в первом освобожденном болгарском городе, Свиштове, создали «гражданское управление». Губернатором назначили Герова, а его заместителем — Марко Балабанова^[153]. На протяжении войны оформились шесть губерний в Северной и две — в Южной Болгарии, 56 округов и множество околий^[154], общины же сохранились. Успешным опытом оказалось восстановление советов старейшин в селах. Задачей местной администрации стало поддержание порядка в стране и снабжение русской армии. Сначала управление князя Черкасского обосновалось в Свиштове, а в конце года переехало в средневековую столицу Тырново. Там стали издавать «Временные правила», должные заменить анахроничное османское законодательство.

Сан-Стефанский договор положил конец деятельности канцелярии, он предусматривал создание Временного русского управления, которое бы заняло место оккупационных властей^[155]. Оно должно было заложить основы государственности Болгарского княжества за два года. В день подписания договора князь Черкасский скончался, и управление принял его заместитель генерал Д. Г. Анучин^[156]. Он сохранил систему управления, созданную Черкасским, переместил центральную власть в Пловдив, самый большой город Болгарии, который планировали сделать столицей княжества. Туда 20 мая прибыл и новоназначенный императором комиссар князь А. М. Дондуков-Корсаков^[157], принявший управление согласно договору. Тайные переговоры России с Австро-Венгрией и Великобританией и подготовка Берлинского конгресса постепенно приводили к замедлению темпа нововведений и известному застою в деятельности Временного русского управления.

Берлинский договор сократил срок деятельности комиссара с двух лет до девяти месяцев, это обязывало ускорить проведение задуманных реформ. Всего через неделю после него, 19 июля 1878 г., был создан специальный, состоящий из семи человек Совет императорского комиссара, который рассматривался как прообраз будущего правительства. Единственным болгарином в нем оказался профессор М. Дринов, отвечавший за просвещение и вероисповедания. По его предложению предусматривалось проведение всех реформ не только в княжестве, но и в автономной турецкой провинции Восточная Румелия. Также по его предложению решили перенести Временное русское управление из Пловдива в Софию, тогда воспринимавшуюся центром болгарских земель. Прилагались особые усилия к ускоренному устройству Восточной Румелии, временным генерал-губернатором которой назначили генерала А. Д. Столыпина^[158], отца будущего известного реформатора^[159].

К концу 1878 г. основной проблемой, стоявшей перед Советом императорского комиссара, было создание проекта Органического устава княжества. Первые шаги сделали еще годом ранее, когда Черкасский собрал тексты конституций соседних Балканских стран и современную бельгийскую конституцию. Из-за сокращения времени русского управления начальнику Судебного отдела Совета С. И. Лукьянову^[160] было поручено выработать предварительный проект. Он был готов к концу сентября и носил умеренно консервативный характер. Предполагались широкие права князя в управлении страной, ограниченные законодательные и законосовещательные функции двухпалатного Народного собрания и сравнительно широкие гражданские и политические права населения, поставленного, однако, под административный и полицейский контроль. Роль болгар в выработке этого первоначального проекта была незначительна. В конце октября 1878 г. проект вместе с оценками его десяти болгар отправили для обсуждения в Россию. В Ливадии его одобрил император Александр II, а в декабре в Петербурге под руководством руководителя 2-го отделения канцелярии императора князя С. Н. Урусова было проведено секретное Особое совещание, на котором проект обсудили и внесли в него правки. Под давлением профессора А. Д. Градовского изменения были в сторону либерализации. Права князя конкретизированы и кое-где ограничены, полномочия парламента — расширены законодательной инициативой и правом роспуска правительства. Права граждан получили дополнительные гарантии. Новую редакцию проекта вернули в Софию, где ее перевел на болгарский язык профессор Дринов. По совету Дондукова-Корсакова он внес некоторые мелкие редакционные изменения.

Последнюю редакцию внесли в Учредительное собрание, созванное в Велико-Тырново 22 февраля 1879 г. Дондуков-Корсаков открыл собрание рапортом о деятельности администрации под его руководством, который играл роль обычного тронного слова, и пообещал полную свободу обсуждения и согласование с решениями депутатов. Представителем комиссара на заседании остался Лукьянов, который должен был предоставить разъяснения о вносимом конституционном проекте. Бурные обсуждения привели к серьезной переработке русского проекта. Отпали идеи верхней палаты парламента и Государственного совета. Права князя дополнительно конкретизировали, а права правительства и граждан — расширили. На протяжении около 70 лет Тырновская конституция, окончательно принятая 16 апреля 1879 г. (по ст. ст.), была здоровой основой, на которой впоследствии были выстроены современное государство и свободное болгарское общество.

Днем позднее, 17 апреля, Первое великое собрание выбрало князем Болгарии любимого племянника российской императрицы, принца из Гессен-Дармштадтского рода Александра Баттенберга^[161]. После представления в столицах Великих держав и собственному сюзерену Абдул-Гамиду II в Константинополе 25 июня он прибыл в Варну. 27 июня в Тырново князь дал клятву хранить верность конституции и принял бразды правления страной. Это стало последним актом, согласно Берлинскому договору, покончившим с Временным русским управлением и начавшим самостоятельное развитие Болгарии^[162], спустя пятьсот лет власти османов воскресшей из пепла подобно фениксу.

Москва — София, апрель 2017 г.

Примечания

Оживление либерального движения.

Русско-турецкая война вызвала подъем
патриотических настроений в обществе.
На этой волне оживилось либеральное
движение. Ссылаясь на конституцию,
разработанную для Болгарии, либералы
задавали вопросы:

почему правительство отказывается
ввести конституцию в России? Неужели
оно считает, что русский народ менее
готов к конституции, чем болгарский,
только что вышедший из-под власти турок?

Правительство запрещало земским деятелям
съезжаться на всероссийские совещания
и даже по отдельным регионам. Поэтому
земцы начали собираться на нелегальные
съезды. Конспирирова-лись они не хуже
революционеров, и о некоторых съездах
полиция так и не узнала. В конце 70-х гг.
возник нелегальный “Земский союз”.

В 1878 г. правительство, обеспокоенное
усилением революци-онного движения,
выпустило обращение к обществу, в котором
призвало его помочь в борьбе с “шайкой
злодеев”. Но в обращении не содержалось
обещаний изменить внутреннюю политику
и во-зобновить реформы, а потому оно не
нашло поддержки либералов.

Земские деятели, собравшись на негласный
съезд в Киеве, попытались договориться
с революционерами о совместных действиях.
Непременным условием они ставили
приостановку террористических актов.
Переговоры не имели успеха, и земцы
разработали свой собственный план
действий. Первым выступило Харьковское
земство, заявившее, что без изменения
внутренней политики правительства
никакое ему содействие со стороны
общества невозможно. Министр внутренних
дел тотчас же разослал циркуляр с
запрещением обсуждать и принимать на
земских собраниях подобные заявления.

Поэтому гласный Черниговского земства
И. И. Петрункевич, начавший читать проект
адреса на высочайшее имя, был грубо
перебит председателем. Петрункевич не
подчинился и, поддержан-ный собранием
и публикой на хорах, продолжал чтение.
Тогда председатель вызвал жандармов и
с их помощью закрыл собрание. Это было
одно из первых политических выступлений
Ивана Ильича Петрункевич а (1844—1928),
впоследствии ставшего одним из видных
деятелей либерального движения. После
инцидента в земском собрании Петрункевич
был выслан в Костромскую губернию.

С требованием введения конституционного
строя выступили также Тверское, Полтавское
и Самарское губернские земские собрания.
Тверское земство прямо заявило, что
русский народ должен пользоваться теми
же благами конституционных свобод,
какие получил болгарский народ.

В 1879 г. в Москве состоялся нелегальный
земский съезд, на котором присутствовало
около 30 представителей от 16 земств. Было
решено начать широкую пропаганду в
земствах и выпуск литературы за границей.
Программа Земского союза включала три
основных пункта: свобода слова и печати,
гарантии неприкосно-венности личности
и созыв Учредительного собрания.

Процесс Веры Засулич.

Летом 1877 г. петербургский градона-чальник
Ф. Ф. Трепов во время посещения тюрьмы
приказал высечь заключенного Боголюбова,
участника демонстрации перед Казан-ским
собором. 24 января 1878 г. народница Вера
Засулич явилась к Трепову на прием и
выстрелила в него из револьвера. Трепов
был тяжело ранен, но остался жив. Засулич
не принадлежала ни к какой революционной
организации. Консервативные газеты
изображали Трепова как жертву служебного
долга. Правитель-ство, надеясь подогреть
в обществе настроения против террора,
направило дело Засулич на суд присяжных
заседателей.

Суд состоялся 31 марта 1878 г. Сначала
настроение зала было не в пользу
обвиняемой, но по ходу разбирательства
оно резко изменилось. Присяжные признали
Засулич невиновной, и суд под
председательством А. Ф. Кони вынес
оправдательный приговор. Публика
устроила овацию. С одной стороны, выстрел
Засулич заострил внимание общества на
том, что власти на каждом шагу совершают
беззакония. Но с другой стороны, он
поколебал существовавшее в обществе
отрицательное отношение к террору.
Крайние же революционеры, давно
настаивавшие на терроре, решили, что
общество всецело сочувствует подобным
методам борьбы. Почувствовали они и
нерешительность и слабость правительства.

Революционеры и власть.

В конце 70-х гг. напряженность
в России возрастала. Волновалось
студенчество. Все громче становился
голос сторонников конституции. После
выстрела В. За-сулич по стране прокатилась
волна террора. Казни убийц усиливали
общее напряжение и вызывали новые
покушения. Историки не зря говорят, что
в это время в России сложилась революционная
ситуация.

Но деревня оставалась относительно
спокойной. И это приводило в отчаяние
“деревенщиков” из “Земли и воли”.
Среди них росло разочарование в своей
работе. Один из них, Александр Соловьев,
в 1879 г. выследил царя во время прогулки
на Дворцовой площади и бросился на него
с револьвером. Александр не растерялся
и побежал, делая зигзаги. Соловьев
стрелял пять раз, но в царя не попал, а
ранил подоспевшего полицейского.

“Земля и воля” быстро превращалась в
террористическую организацию. Некоторые
ее члены протестовали против этого,
ссылаясь на программу. Сторонники
террора поставили вопрос о ее пересмотре.
Решили собраться на съезд в Воронеже,
чтобы поискать компромисс. Но к этому
времени “дезорганизаторская группа”
настолько обособилась, что собралась
на свой съезд в Липецке. Самой яркой
фигурой на этом съезде был А. И. Желя-бов.
Он говорил, что социально-революционная
партия в принципе не должна требовать
политических преобразований и гражданских
свобод. Это дело либералов, но в России
они дряблы и бессильны. Между тем
отсутствие политических свобод мешает
развернуть агитацию среди крестьян.
Значит, революционеры должны взять на
себя эту задачу — сломить деспотизм,
чтобы затем вплотную заняться подготовкой
социальной революции.

На воронежском съезде Желябов возглавил
группу, оформив-шуюся в Липецке. Но ей
не удалось взять верх, и был достигнут
компромисс. Не пересматривая программу,
решили усилить борьбу с правительством,
отвечая террором на казни революционеров.
Единственным участником съезда,
решительно и последовательно протестовавшим
против террора как метода борьбы, был
Георгий Валентинович Плеханов
(1856—1918).

Компромисс не оказался спасительным.
Каждая сторона толковала его по-своему.
В августе 1879 г. на петербургском съезде
фракции окончательно разъединились.
“Деревенщики” создали организацию
“Черный передел”. Она пыталась наладить
пропа-ганду среди крестьян и рабочих,
но неудачно. В 1880 г. Плеханов, признанный
руководитель “Черного передела”, уехал
за границу.

Сторонники террора объединились в
организацию “Народная воля”. Во главе
ее стали Андрей Иванович Желябов (1851—
1881) и Софья Львовна Перовская (1853—1881).
Это были смелые, решительные люди. Они
чувствовали недовольство существо-вавшими
в стране порядками, но не были приучены
разбираться в средствах для достижения
целей. “Народная воля” стала хорошо
законспирированной, разветвленной и
дисциплинированной орга-низацией.
Возглавлял ее Исполнительный комитет,
имевший почти неограниченные полномочия.
Ему подчинялись местные кружки и группы.
Партия сделала резкий крен в сторону
ткачевских теорий. Главной своей задачей
она считала политический переворот и
захват власти. После этого предполагалось
созвать Учредительное собрание и
предложить ему программу мер по передаче
земли крестьянам, а заводов и фабрик —
рабочим. Вслед за политическим переворотом
должна была прийти социалистиче-ская
революция.

В случае осуществления этих планов
России грозило все то, что она испытала
через несколько десятилетий, включая
кровавый хаос гражданской войны и
социальные эксперименты с тяжелыми
последствиями.

Тактика захвата власти народовольцев
заключалась в запуги-вании и дезорганизации
правительства путем индивидуального
террора. Готовилось и восстание. Не
надеясь более на крестьянские бунты,
народовольцы старались организовать
студентов, рабочих и проникнуть в армию.
Попытки установить связи с офицерством
неожиданно оказались успешными.
Народовольческие офицерские кружки
появились в Кронштадте, в некоторых
военных академиях и училищах в Петербурге,
в Поволжье и на Кавказе. Помимо идейной
стороны, “Народная воля” привлекала
молодых офицеров привычными для них
дисциплиной и единоначалием.

После покушения Соловьева Александр
II назначил в Пе-тербурге и ряде других
крупных городов генерал-губернаторов
с диктаторскими полномочиями. Полиция
хватала всех подозри-тельных, часто
упуская действительных заговорщиков.

С осени 1879 г. народовольцы начали
настоящую охоту на царя. Их не смущало
число невинных жертв. Дважды они
подкла-дывали мины под рельсы, подкарауливая
царский поезд. Один раз взрывной механизм
не сработал, в другой раз по ошибке

был пущен под откос не тот поезд. Взрыв
раздался и в Зимнем дворце под царской
столовой. Вновь лишь случайность спасла
императора.

“Диктатура сердца” М.
Т. Лорис-Меликова.

К 1880 г. обста-новка в стране настолько
переменилась, что П. А. Валуев вспомнил
свой проект общегосударственного
земского собрания. Подобные же мысли
стал высказывать великий князь Константин
Николае-вич. В январе 1880 г. Александр II
обсуждал эти вопросы в узком кругу
избранных лиц. Наследник престола
великий князь Александр Александрович
решительно возражал против предложений
Валуе-ва и Константина Николаевича, и
вопрос был снят. Наследник требовал
учредить “верховную следственную
комиссию” с обшир-ными полномочиями.
Император несочувственно отнесся к
этой идее. Но через несколько дней вдруг
объявил о создании Верховной
распорядительной комиссии. Во главе ее
был поставлен харьков-ский генерал-губернатор
граф М. Т. Лорис-Меликов.

Михаил Тариелович Лорис-Меликов
(1825—1888) происходил из армянских дворян.
Боевой генерал, герой русско-турецкой
войны, на посту харьковского
генерал-губернатора он вел решительную
борьбу с революционерами. Но вместе с
тем он пытался наладить отношения с
мирной оппозицией.

Верховная распорядительная комиссия
имела большие полно-мочия, но собиралась
редко, фактически не действовала, а все
ее полномочия были в руках Лорис-Меликова.
Но ему казалось неудобным выступать в
роли временщика, “великого визиря” на
турецкий манер, и через несколько месяцев
комиссия была распущена, а Лорис-Меликова
царь назначил министром внутрен-них
дел. Объем его полномочий почти не
изменился.

Главной своей задачей
Лорис-Меликов считал борьбу с терро-ризмом.
В ней он был беспощаден. Всего через
неделю после его назначения, в феврале
1880 г., в него стрелял террорист, а через
два дня этот человек был повешен. Однако
Лорис-Меликов добивался того, чтобы
репрессии направлялись исключительно
против революционеров и не затрагивали
мирных обывателей. По его предложению
было ликвидировано. Третье отделение
импера-торской канцелярии,
заслужившее дурную
славу и показавшее
свою несостоятельность,
когда дело приняло серьезный оборот.
Вместо него был создан Департамент
полиции в составе Министерства внутренних
дел.

Д. А. Толстой был снят с постов министра
народного просвеще-ния и обер-прокурора
Синода. Было удалено еще несколько
одиозных фигур. На освободившиеся места
назначались более либеральные деятели.
Именно тогда на посту обер-прокурора
Синода оказался сенатор К. П. Победоносцев.

При Лорис-Меликове был ослаблен цензурный
гнет, а земства смогли спокойно работать.
Лорис-Меликов время от времени собирал
на совещания редакторов столичных газет
и земских деятелей, стараясь выяснить
с ними отношения и узнать их мнение по
разным вопросам. Либералы, не избалованные
таким внимани-ем, назвали время правления
Лорис-Меликова “диктатурой сердца”.
Но революционеры и сочувствующие им
сохраняли настороженность. Критик
“Отечественных записок” Н. К. Михай-ловский
считал, что это политика “пушистого
лисьего хвоста” и “волчьей пасти”.

Под руководством Лорис-Меликова стала
разрабатываться программа реформ на
ближайшие годы. Предполагалось пони-зить
выкупные платежи, отменить подушную
подать, которую платили низшие сословия.
Встал вопрос и о представительном
собрании.

Лорис-Меликов понимал, что без решения
этого вопроса он не сможет сблизиться
с “благомыслящей частью общества” и
изоли-ровать революционеров. Но он был
против немедленного создания
представительного органа по западному
образцу, считая, что такое учреждение
внесло бы в Россию “полную смуту”. В
докладе Александру II он предложил
воспользоваться опытом, полученным при
разработке крестьянской реформы: созвать
“временные подготовительные комиссии”
и общую комиссию с участием представителей
земств и некоторых крупных городов. Это
был отдаленный прообраз представительного
собрания.

Тем временем полиции удалось напасть
на след “Народной воли” и нанести ей
удар. 27 февраля 1881 г. был арестован
Желябов. Но Перовская оставалась на
свободе. Руководство организацией
перешло в ее руки, и она настояла на
немедленном исполнении разработанного
во всех деталях плана. Народовольцы
знали, что цареубийство не приведет к
немедленному восстанию. Но они надеялись,
что напряженность усилится, в верхах
начнется паника. Шаг за шагом, удар за
ударом, и правительство растеряет весь
свой престиж и всю свою власть, которая
падет к ногам “Народной воли”.

1 марта 1881 г. В последний год своего
царствования Алек-сандр II чувствовал
себя усталым и одиноким человеком.
Неудачи во внешней и внутренней политике
дополнялись семейными несчасть-ями и
неурядицами. После смерти императрицы
Марии Алек-сандровны он женился вторым,
морганатическим браком на княгине Е.
М. Юрьевской. Но наследник престола
отказывался ее признавать. Между отцом
и сыном сложились напряженные отношения.

В воскресенье 1 марта утром император
принимал министра внутренних дел.
Александру понравился план Лорис-Меликова,
который как бы возвращал его в счастливые
дни начала царствования. Он одобрил
доклад министра и назначил на 4-ого марта
заседание Совета министров — этот орган
тогда собирался только в исключительных
случаях и под председательством самого
царя.

В 3 часа дня император ехал во дворец с
развода. Выехали на Екатерининский
канал — и тут словно кто-то выстрелил
из пушки. Карету тряхнуло и окутало
дымом. Кучер прибавил ходу, но Александр
велел остановиться. Выбравшись из
кареты, он увидел двух окровавленных
казаков и кричащего от боли мальчика,
случайно пробегавшего мимо. Поодаль
молодой человек с длинны-ми волосами
(Николай Рысаков) отбивался от наседавшей
толпы:

“Не трогай меня, не бей меня, несчастный
заблужденный народ!” Александр подошел
к нему и спросил: “Что ты сделал,
су-масшедший?” Подбежал полицмейстер:
“Ваше величество не ранены?” “Слава
Богу, нет”,— сказал царь, которому еще
не верилось, что ему опять повезло. “Что?
Слава Богу? — вдруг с вызовом переспросил
Рысаков.— Смотрите, не ошиблись ли?”

Александр склонился над затихшим
мальчиком, перекрестил его и пошел к
отъехавшему экипажу. Вдруг — опять
словно выстрел из пушки, густое облако
дыма. Когда дым рассеялся, оставшиеся
невредимыми увидели человек двадцать
тяжело раненных, царя, прислонившегося
к решетке канала, в разо-рванной шинели
и без ног, а напротив него — в таком же
состоянии — его убийцу Гриневицкого.
“Во дворец… Там — умереть…” — еле
слышно сказал Александр II. Через час с
небольшим он скончался в своем кабинете
в Зимнем дворце.

Конец реформ, конец “Народной воли”.

Совет министров собрался только 8 марта.
Председательствовал новый император
Александр III. Многим казалось, что раз
покойный император одобрил доклад
Лорис-Меликова, то обсуждение в Совете
министров — простая формальность. Но
Александр III сказал, что “вопрос не
следует считать предрешенным”.
Высказывались мнения за и против. Чаши
весов колебались, пока не взял слово К.
П. Победоносцев, худой и с виду невзрачный.

Обер-прокурор Синода доказывал, что
только “чистое” самодержавие, такое,
каким оно сложилось при Петре I и Нико-лае
I, может противостоять революции. Неумелые
реформаторы своими уступками и
полууступками, реформами и полуреформами
способны только расшатать здание
самодержавного государства.

Когда Победоносцев наконец умолк,
Лорис-Меликов почув-ствовал себя в
отставке. Александр III сказал, что над
проектом надо еще подумать. Больше к
нему не возвращались.

Тем временем Исполнительный комитет
“Народной воли” почти полностью был
арестован. 3 апреля 1881 г. были публично
повешены пятеро народовольцев: А. И.
Желябов, С. Л. Перовская, Н. И. Рысаков,
Т. М. Михайлов и Н. И. Кибальчич (конструктор
метательных снарядов).

В этих событиях — 1 и 8 марта, 3 апреля —
разрядился политический кризис. Вскоре
были разгромлены военные ячейки “Народной
воли”. Грозная организация распалась
на ряд мелких кружков и групп.

При Александре II самодержавие шло по
пути реформ. Этот путь — от неограниченного
самодержавия до устойчивого
консти-туционного режима — очень опасен.
Преобразовываясь, само-державное
государство теряет свою устойчивость
и становится очень уязвимо. Этот путь
можно пройти спокойно и осмотрительно,
неуклонно продвигаясь от реформы к
реформе, следуя логике их развития и не
останавливаясь перед теми, к которым
не лежит душа. Ибо самое опасное на этом
пути—остановки. Страна, следующая за
правительством по пути реформ, не может
вдруг остановиться.

Александр II в значительной мере был сам
повинен в ра-зыгравшейся драме. К счастью,
бразды правления перехватила властная
рука Александра III. Но это была рука
консерватора.

Александр II оставил по себе добрую
память в народе. Прошло много лет,
произошло множество событий. И когда
(уже в начале XX в.) русских крестьян
спрашивали, кого из исторических деятелей
они знают, мужики отвечали, напрягая
память: Стеньку Разина, Емельку Пугачева…
Петра, Катерину (Екатерину II)… Суворова,
Кутузова. Скобелева… Александра,
царя-Освободи-теля…

Рабочий и рабочее движение.

В течение последней трети 19-ого в.
численность рабочих в России увеличилась
втрое и к 1900 г. со-ставила около 3 млн.
человек. Основным источником пополнения
кадров рабочих по-прежнему оставались
крестьяне. Отрыв их от земли происходил
медленно. Страхования от болезней и
несча-стных случаев тогда не существовало,
пенсий тоже не было. Земельный надел в
родной деревне рабочий считал единственной
своей страховкой.

На фабриках, работавших в одну смену,
рабочий день доходил до 14—15 часов, на
предприятиях с двусменным режимом он
составлял 12 часов. Широко практиковался
труд женщин и подростков.

Заработная плата рабочих в России была
в 2 раза ниже, чем в Англии, в 4 раза ниже,
чем в США. Но и эту плату рабочий получал
не полностью. Администрация штрафовала
рабочих не только за прогулы, но и за
пение (женщины-крестьянки никак не могли
оставить деревенскую привычку петь во
время работы), за “появление в конторе
не поодиночке”, за курение во время
работы и т. п. На большинстве фабрик
заработная плата выдавалась нерегулярно
или с большими интервалами — на Рождество,
Пасху, Покров. До очередной получки
рабочий вынужден был брать продовольствие
в кредит в фабричной лавке — обычно
неважного качества и по высоким ценам.

Рабочие жили в казармах при -предприятиях.
Часть казарм отводилась под общие
спальни, а часть разгораживалась на
каморки. В общих спальнях вдоль стен
устраивались нары. На них располагались
на ночлег взрослые и дети, мужчины и
женщины. Только к концу века для мужчин
и женщин стали выделяться отдельные
спальни. Каморки отводились для семейных
рабочих. Для каждой семьи отдельной
каморки не хватало. Чаще жили по две
семьи в одной каморке, а то и больше.
Лишь высококвалифици-рованные рабочие,
постоянно жившие в городе, имели
возможность снять квартиру или купить
собственный домик.

Промышленный кризис начала 80-х гг. с
особой силой ударил по текстильной
промышленности. Хозяева стали сокращать
производ-ство, останавливать фабрики,
увольнять рабочих. Снижалась заработная
плата, увеличивались штрафы. Но вскоре
обнаружи-лось, что рабочие вовсе не
обладали тем бесконечным терпением,
каким отличались крестьяне. Те же самые
люди на фабрике вели себя иначе, чем в
деревне, где их сковывали отцовская
власть и патриархальные традиции.
Крестьянин приносил с собой на фабрику
накопившееся в деревне недовольство,
здесь оно возрастало еще больше и
прорывалось наружу.

Первые забастовки, очень похожие на
бунты, начались еще в 70-е гг. В 80-е гг., в
связи с промышленным кризисом, они
приобрели значительный размах. В 1880 г.
произошла стачка на Ярцевской мануфактуре
купцов Хлудовых в Смоленской губернии.
Бросив работу, ткачи побили стекла на
фабрике. Власти подавили стачку, направив
в Ярцево войска. В последующие годы
волнения произошли в Московской губернии,
в Ярославле и Петербурге 1885 год начался
знаменитой Морозовской стачкой.

Никольская мануфактура Тимофея Морозова
(близ Орехова-Зуева) была самой крупной
хлопчатобумажной фабрикой в Рос-сии.
На ней трудилось около 8 тыс. рабочих. С
наступлением кризиса на мануфактуре
пять раз снижалась заработная плата.
Резко возросли штрафы, доходившие до
24 копеек с заработного рубля. Руководителями
стачки стали Петр Моисеенко и Василий
Волков. Моисеенко был родом из этих
мест, работал в Петербурге, участвовал
в нескольких стачках. После одной из
них его сослали в Сибирь. Затем он работал
на Никольской мануфактуре. Молодой ткач
В. Волков выдвинулся как рабочий вожак
в ходе выступления.

Стачка началась утром 7 января.
Руководителям не удалось удержать от
самоуправства забастовавших ткачей.
Толпа начала громить квартиры директора
и особо ненавистных мастеров, а также
продовольственную лавку. К ночи того
же дня в Орехово-Зуево прибыли войска.
На другой день на улицах появились
солдатские патрули.

Приехал губернатор. Из толпы, окружившей
главную контору, вышел Волков и представил
заранее выработанные требования. Они
включали повышение заработной платы,
упорядочение штрафов, прием выработанной
продукции при свидетелях. Рабочие
требовали также, чтобы администрация
предупреждала об увольнении за 15 дней.
Во время переговоров Волков был арестован.
Негодующая толпа бросилась его
освобождать. Произошла схватка с воинским
караулом. Полиция произвела новые
аресты. Многих рабочих выслали в свои
деревни. Под воздействием репрессий
стачка пошла на убыль. Схватили и
Моисеенко. 18 января стачка закончилась.

Состоявшийся в следующем году суд над
стачечниками привлек внимание всей
страны. Прокурор выдвинул против них
обвинения по 101 пункту. Присяжные
заседатели, убедившись, сколь безобразны
были порядки на фабрике Морозова,
признали подсудимых невиновными по
всем пунктам. Консервативная газета
“Московские ведомости” назвала этот
вердикт 101 салютационным выстрелом “в
честь показавшегося на Руси рабочего
вопроса”. Моисеенко был выслан в
Архангельскую губернию в администра-тивном
порядке.

Под впечатлением от Морозовской стачки
правительство в 1886 г. приняло закон, по
которому участие в забастовке каралось
арестом сроком до месяца. Предпринимателям
же запрещалось налагать штрафы сверх
установленного размера. Контроль за
исполнением закона возлагался на
фабричную инспекцию.

Издание закона не остановило стачечную
борьбу рабочих, в основном текстильщиков.
Стачки вспыхивали то в Петербурге, то
в Твери, то под Москвой, по-прежнему
сопровождаясь погромами и изгнанием
особо ненавистных управляющих. Очевидец
вспоми-нал, что в 1893 г. во время стачки
на Хлудовской мануфактуре в Рязанской
губернии речка Гуслянка едва не вышла
из берегов” заваленная мотками пряжи.
Чуть ли не каждая крупная стачка
заканчивалась столкновениями с властями,
которые всегда становились на сторону
хозяев. Лишь с наступлением про-мышленного
подъема в 1893 г. волнения рабочих постепенно
улеглись.

Либеральное движение в конце XIX в.

Во времена Александ-ра III либеральное
движение переживало трудные испытания.
Министр внутренних дел Д. А. Толстой
борьбу с земским либера-лизмом сделал
одним из основных направлений своей
политики.

Прекратил свою деятельность “Земский
союз”. Вскоре последова-ла земская
контрреформа.

Многие земские работники в то время
ушли в “малые дела”, в начинания по
распространению среди народа грамотности,
просвещения, культуры. Но и на почве
“малых дел” и “культурни-чества” они
сталкивались с общегосударственными
проблемами и искали их решение. Эти
поиски расширяли и обогащали либеральную
программу.

В эти годы лозунг конституции в либеральном
движении отступил на второй план. Вперед
выдвинулись требования, выработанные
на основании земской практики: 1) введение
всеобщего начального образования; 2)
отмена телесных наказаний (в те годы
они распространялись только на крестьян);
3) создание мелкой земской единицы на
базе волостного управления.

Эти требования высказывались на земских
собраниях, пропа-гандировались в печати
(в московской газете “Русские ведомости”,
в журналах “Вестник Европы”, “Русская
мысль”, “Русское богатство”).

В 1885—1886 гг. в Петербургский комитет
грамотности при Вольном экономическом
обществе вошли молодые либералы — князь
Д. И. Шаховской, начинающие ученые братья
С. Ф. и Ф. Ф. Ольденбурги, В. И. Вернадский.
С этих пор деятельность комитета
сосредоточилась на издании и рассылке
в народные библиотеки популярных книг.
Комитет поставил вопрос о введении
всеобщего начального образования и
провел исследования, подтвердившие
реальную осуществимость этого дела. По
требова-нию Министерства внутренних
дел деятельность Комитета гра-мотности
была поставлена в жесткие рамки. В знак
протеста из Комитета вышли почти все
его члены. Они продолжили свою работу
в обществе “Помощь в чтении больным и
бедным”.

Полицейские гонения на Комитет грамотности
вызвали протесты Вольного экономического
общества, старейшей обще-ственно-научной
организации, основанной в 1765 г. В 1895 г.
Обще-ство возглавил граф Петр Александрович
Гейден (1840—1907). Оно решило ходатайствовать
об отмене телесных наказаний и о введении
всеобщего обучения. Общество широко
открыло двери для публики, приглашая
гостей на свои заседания. Оно преврати-лось
в своеобразный клуб, в котором обсуждались
самые животрепещущие вопросы.

В 1898 г., когда крестьянство в очередной
раз голодало, в повестку дня Общества
был поставлен продовольственный вопрос.
Его обсуждение использовали как повод
для критики правительства. В ответ
власти запретили публиковать в газетах
отчеты о заседаниях Общества и допускать
на них постороннюю публику. Общество
обязали представлять на утверждение
про-граммы своих заседаний. В знак
протеста оно прекратило общие собрания
своих членов.

В 1883 г. было основано Общество русских
врачей в память Н. И. Пирогова. Главная
задача общества состояла в устрой-стве
Пироговских съездов. Активное участие
в их работе принимали земские врачи,
которые и подняли вопрос об отмене
телесных наказаний и о помощи голодающим.
Ходатайства Пироговского общества об
участии в помощи голодающим были
отклонены властями как “не соответствующие”
его уставу.

Вопрос о мелкой земской единице вырос
из насущных потребностей земского
хозяйства. По мере его развития
станови-лось все труднее руководить им
непосредственно из уездного центра,
без промежуточных звеньев, “Мысль о
необходимости мелкого земского органа
толкается решительно во все двери
отраслей земского дела”,— говорилось
в решении Рыльской уездной земской
управы (Курской губернии). С устройством
такого органа земские деятели связывали
надежды на сближение с крестьянством
и вовлечение его в либеральное движение.

Местная администрация нередко запрещала
обсуждение вопроса о мелкой земской
единице. Земства подавали жалобы в
Сенат, и в 1903 г. Рязанскому земству
удалось выиграть дело в Сенате.

По мере развития земского хозяйства и
оживления земского движения все острее
ощущалась необходимость координирующего
органа, наподобие распавшегося “Земского
союза”. В 1896 г. во время коронации Николая
II председатель Московской губернской
земской управы Д. Н. Шипов предложил
председателям губерн-ских управ
устраивать ежегодные встречи. Первая
такая встреча, с разрешения администрации,
состоялась летом того же года на
всероссийской выставке в Нижнем
Новгороде. Но на следующий год министр
внутренних дел И, Л. Горемыкин запретил
встречу.

С 1899 г. по инициативе князей Петра и
Павла Долгоруковых видные земские
деятели стали собираться на частные
встречи, для беседы. Этот кружок так и
стали называть — “Беседа”. Сначала в
нем обсуждались только земско-хозяйственные
вопросы, а затем перешли и к политическим.

Либеральное движение медленно шло на
подъем. В конце XIX в. оно уже не ограничивалось
узким кругом дворян. В него включилась
значительная часть земской интеллигенции.
Оно захватило университеты, научные и
просветительные общества, распространило
свое влияние на широкие круги городской
интеллигенции. По численности и активности
либеральный лагерь теперь не уступал
консервативному, хотя и не сравнялся с
радикально-демократическим.

Либеральное народничество.

После ликвидации “Народной воли” более
заметную роль в народническом движении
стало играть его мирное, реформистское
направление. Оно получило название
либерального народничества.

Либеральные народники считали, что
настоящего капитализма в России пока
еще нет. Банки, акционерные общества,
биржи— это не капитализм, это “игра в
капитализм”, утверждали они.

Поэтому есть еще возможность избежать
капитализма, поддержи-вая общину, артель
и другие более или менее коллективные
формы производства, привычные русскому
народу. Такие формы труда они называли
“народным производством”. Либеральные
народники наметили ряд мер для его
поддержки: расширение крестьянского
землевладения путем переселений и
покупок земли у казны и помещиков,
обеспечение крестьян дешевым кредитом,
уравнение их в правах с другими сословиями.

Особенно широко идеи либерального
народничества распро-странились среди
“третьего элемента” в земстве. Но
влияние и авторитет идеологов этого
течения (Н. К. Михайловского, В. П.
Воронцова. С. Н. Кривенко и др.) выходили
далеко за рамки земской интеллигенции.

Николай Константинович Михайловский
(1842—1904) был одним из ведущих сотрудников
“Отечественных записок”, поддер-живал
связь с народовольцами. После событий
1 марта 1881 г. Михайловского выслали из
Петербурга. Когда ссылка закончилась,
он стал сотрудничать в журнале “Русское
богатство”, издателем которого был
писатель В. Г. Короленко. Этот журнал
известен как главный печатный орган
либеральных народников.

Михайловский был публицистом, литературным
критиком и философом. В центре его учения
лежала идея личности, индивидуальности.
Развитие личности он считал мерилом
истори-ческого прогресса. Общие законы
истории, писал он, определяют лишь
порядок, в котором исторические эпохи
следуют одна за другой. Конкретное же
содержание эпох, их свет и тени, их
тональность во многом зависят от людей,
которые тогда жили и действовали. Живая
личность, утверждал Михайловский,
“ставит цели в истории” и “двигает к
ним события” через все препятствия.
Теории Михайловского окрыляли молодежь,
воспиты-вали в ней активное отношение
к жизни.

В личных отношениях Михайловский бы
сдержан, даже слегка суховат, избегал
красивых фраз, но близкие люди отмечали
его благородство, огромную самодисциплину
и деловую заботливость по отношению ко
всем, кого он любил, уважал, ценил (таких
людей было много).

Но человеческая дружба — ткань тонкая,
дорогая и непрочная. Михайловский в
конце концов разошелся и с Воронцовым,
и с Кривенко. Помимо личных конфликтов,
сыграли роль и идейные расхождения.

Василий Павлович Воронцов (1847—1918) в свое
время был близок к чайковцам, принадлежал
к числу умеренных лавристов. Многолетняя
работа в земстве убедила его в том, что
рассчитывать на успех революционной
агитации среди крестьянства нет никакой
возможности. Слишком запуганное и
забитое, оно не доверяет посторонним
людям и живет своей обособленной жизнью,
реализуя свой творческий потенциал в
общине, артели, трудовой крестьян-ской
семье.

Воронцов, талантливый
ученый-экономист, проделал огромнук
работу по систематизации и обработке
материала, накопленной в результате
земских статистических исследований.
Его трудам современники были обязаны
значительным расширением свои знаний
о крестьянской общине.
Прежде о ней много
говорил и спорили, но мало знали.
Михайловский высоко ценил экономические
работы Воронцова, но осуждал его
чрезмерное увлечена идеями русской
самобытности. Он считал также, что
Воронцов идеализирует крестьянство.

Особенно тяжело переживал Михайловский
разрыв с Сергее? Николаевичем Кривенко
(1847—1906). Связанный в свое время с “Народной
волей”, Кривенко побывал в тюрьме и
ссылке, а поел возвращения стал писать
о сельских учителях, врачах, об их
неприметной, но такой нужной работе.
Михайловский упрекал его за откровенную
проповедь “теории малых дел”. Кривенко
отвечал что “малые дела” могут слагаться
в крупные и служить великим целям.

Излюбленной темой публицистики Кривенко
были земледельческие общины, создаваемые
интеллигентами. Он признавал, что почти
все попытки образования таких общин
кончались крахом. Они распадались
вследствие внутренних распрей и взаимно
нетерпимости. Он считал, что это
происходило оттого, что таки общины
всегда создавались на этических,
толстовских принципам а экономические
задачи отодвигались на второй план. Он
мечта. организовать такую общину, которая
не ставила бы цель достижение личной
праведности, а отличалась деловой,
социальной полезной направленностью.
Бегство от городской жизни, возвращение
к природе Кривенко считал внутренней
потребностью которая постепенно
пробуждается у современного человека.

Он приобрел участок земли близ Туапсе
и попытался организовать земледельческую
общину. Несмотря на огромны усилия, это
начинание все же закончилось крахом.
Кривенко умер в Туапсе.

Русские войска форсировали Дунай в первой половине лета 1877 года и турецкое командование, в попытке сорвать продвижение армии противника вглубь Балкан, направило к Плевне корпус Османа-паши — около 16 тысяч солдат и 58 орудий. Турки меньше чем за неделю марш-броском преодолели почти 200 километров и 19 июля вступили в город и сразу начали укреплять оборону.

Плевна имела стратегически выгодное положение — в ней сходились несколько дорог, шедших на Рущук, через Балканский хребет в Софию и к ряду других важных населенных пунктов.

Российское командование не сразу оценило масштаб проблемы и для первого удара по неприятелю выделило отряд Ю. И. Шильдер-Шульднера численностью всего девять тысяч человек. 20 июля они атаковали крепость, но безуспешно. Спустя всего 10 дней русские предприняли вторую попытку выбить турок, что стало еще большим провалом — потери при штурме составили до семи тысяч человек. Османы тем временем быстро отстраивали поврежденные укрепления и подводили к городу свежие силы. К концу июля численность турок в Плевне уже достигала 32 тысяч человек и 70 орудий.

Группировка турецких войск Осман-паши вынудила русское командование приостановить наступление Дунайской армии на константинопольском направлении, создавая угрозу атаки с тыла. С Плевной нужно было что-то решать, к новой осаде города русские решили подготовиться более основательно. У крепости скопилась целая армия — 84 тысячи человек и 424 орудия, почти треть из них — румынские войска. Здесь же располагалось верховное руководство России и Румынии — Александр II, великий князь Николай Николаевич и военный министр Д. А. Милютин, румынский князь Карл (он формально был командующим Западного отряда).

Третий штурм начался 11 сентября, и вражескую оборону на подступах к Плевне удалось прорвать отряду Скобелева, но перегруппировки русских войск не произошло и прорыв не поддержали, в результате под натиском турок Скобелев отступил на исходную. Тактика штурмов оказалась неудачной, не в последнюю очередь из-за ошибок в управлении. Разведка работала плохо — данные о численности турок на разных участках была недостоверной, ожидаемого эффекта не дала артподготовка, несмотря на серьезный перевес в количестве орудий.

На созванном царем Александром II военном совете было решено прекратить прямые штурмы и блокировать город, сломить сопротивление осадой. Уже к началу сентября было известно, что у противника заканчиваются припасы и продовольствие, а без подкреплений ослабший гарнизон крепости долго не протянет.

Русские войска укрепились у Плевны, осадой руководил известный инженер-генерал Э. И. Тотлебен, который прославился во время обороны Севастополя. Войска вырыли окопы и построили землянки, а дальние госпитали передислоцировали ближе к городу. У обороняющихся турок оставался единственный путь к отступлению на западе, по которому еще в небольших количествах поступали припасы из Софии. Закрыть этот последний канал удалось 50-тысячному отряду И. В. Гурко, состоявшему в основном из гвардейцев. После тяжелых боев сделать это удалось, хотя отряд и потерял больше трех тысяч человек. Здесь артиллерия как раз сыграла ведущую роль, после первого кровопролитного боя именно тщательная артподготовка заставила турок отступить. После этого осада Плевны стала полной.

Тем временем численность русско-румынских войск под Плевной достигла 130 тысяч человек и 560 орудий. Уже с середины октября турецкие солдаты в осажденном городе получали в день по половине пайка. Командование турецкой армии разрешило войскам покинуть Плевну, но пути отступления были наглухо закрыты, а остаться внутри тоже было невозможно. Османы решили пробиваться из города с боем. Турецкий командующий рассчитывал переправиться на левый берег реки Вид, нанести удар по русским войскам в северо-западном направлении на Магалетту, после чего двигаться, в зависимости от обстановки, на Видин или Софию.

В ночь на 10 декабря войска Осман-паши выступили из Плевны с обозами, ранеными и несколькими сотнями турецких семей из числа жителей города. Начало плана турок сработало — им удалось внезапно атаковать роты 9-го гренадерского Сибирского полка, а затем захватить и вторую линию обороны.

К 11 утра к левому берегу реки Вид стянулись дополнительные полки русских войск и обрушились на врага с трех сторон. Из-за большого количества раненых и обозов турки утратили мобильность и потеряли всякие шансы на прорыв блокады. К 12 часам дня противник был выбит и из первой линии укреплений. В результате контратаки русские войска не только отбили восемь захваченных турками орудий, но и захватили десяток вражеских. Турецкие войска потеряли в этой схватке около 6 тысяч убитыми и ранеными. Русские потери оставили около 1700 человек.

Османов уверенно оттесняли к реке, среди отступавших началась паника. Осман-паша был ранен и отступление турок превратилось в натуральное бегство. Русские гренадеры приблизились к противнику на 800 шагов, ведя по нему прицельный ружейный огонь. К этому моменту русские войска пошли в наступление на всех участках блокады и заняли Плевну. В 13 часов 10 декабря Осман-паша послал к русскому командованию своего адъютанта Нешед-бея с объявлением о капитуляции. 41 тысяча турецких солдат, 2128 офицеров и 10 генералов сдались в плен.

Вой­ны, кро­ме непо­сред­ствен­ных дипло­ма­ти­че­ских ито­гов с пере­де­лом гра­ниц, выпла­той кон­три­бу­ций, ростом или поте­рей вли­я­ния на дру­гие госу­дар­ства, неред­ко вле­кут за собой и внут­ри­по­ли­ти­че­ские послед­ствия. Поэто­му обзор дипло­ма­ти­че­ских ито­гов рус­ско-турец­кой вой­ны 1877–1878 годов будет непо­лон, если мы не раз­бе­рём, что она озна­ча­ла для рус­ско­го общества.

---

Вопрос о неза­ви­си­мо­сти и само­опре­де­ле­нии бал­кан­ских сла­вян дав­но инте­ре­со­вал обще­ствен­ность Рос­сий­ской импе­рии, кото­рая пре­тен­до­ва­ла на титул объ­еди­ни­те­ля всех сла­вян­ских наро­дов, а импе­ра­то­ры зача­стую про­воз­гла­ша­ли себя защит­ни­ка­ми сла­вян­ско­го мира. Апрель­ское вос­ста­ние 1876 года в Бол­га­рии взбу­до­ра­жи­ло обще­ство, и здесь инте­ре­сы госу­дар­ства сов­па­да­ли с инте­ре­са­ми насе­ле­ния. Впер­вые все обра­зо­ван­ные слои жаж­да­ли осво­бо­ди­тель­ной вой­ны с Турцией.

Кон­сер­ва­то­ры счи­та­ли, что это уси­лит импе­ра­тор­скую власть. Либе­ра­лы рас­счи­ты­ва­ли на рост осво­бо­ди­тель­ных дви­же­ний в Рос­сии, дей­ствия кото­рых при­ве­дут стра­ну к кон­сти­ту­ции. Рево­лю­ци­о­не­ры-народ­ни­ки вос­при­ни­ма­ли борь­бу сла­вян на Бал­ка­нах при­зна­ком «соци­аль­но-рево­лю­ци­он­ной борь­бы» и пола­га­ли, что вой­на ожи­вит поли­ти­че­ское само­со­зна­ние нации и при­ве­дёт к кру­ше­нию цариз­ма в империи.

Обще­ство тре­бо­ва­ло, что­бы Алек­сандр II решил­ся на вой­ну с тур­ка­ми, кото­рые звер­ски уни­что­жа­ли сла­вян­ских бра­тьев, а так­же пере­стал ори­ен­ти­ро­вать­ся на Авст­ро-Вен­грию — одну из глав­ных опор угне­те­ния сла­вян­ских народов.

Тем не менее, импе­ра­тор и его окру­же­ние хоте­ли отсро­чить вой­ну. Министр ино­стран­ных дел Алек­сандр Гор­ча­ков и министр финан­сов Миха­ил Рей­терн счи­та­ли, что Рос­сия пока не гото­ва к воен­ным дей­стви­ям, так как она не окон­ча­тель­но завер­ши­ла модер­ни­за­цию воен­ной систе­мы, а Чер­но­мор­ский флот был не так укреп­лён, как того тре­бо­ва­лось. Одна­ко при дво­ре сфор­ми­ро­ва­лась «пар­тия вой­ны», при­вер­жен­ца­ми кото­рой были посол в Кон­стан­ти­но­по­ле Нико­лай Игна­тьев, наслед­ник пре­сто­ла Алек­сандр Алек­сан­дро­вич, вели­кий князь Кон­стан­тин Нико­ла­е­вич. Так­же к ним при­мкнул воен­ный министр Дмит­рий Милю­тин. Он заявлял:

«Нам нужен мир, но мир не во что бы то ни ста­ло, а мир почёт­ный, хотя бы его и при­шлось добы­вать войной».

Из днев­ни­ко­вых запи­сей Милю­ти­на вид­но, что министр счи­тал пози­цию дипло­ма­тов в июне 1876 года слиш­ком пас­сив­ной, пола­гая, что Рос­сии пора при­нять меры. Одна­ко ему виде­лись и воз­мож­ные буду­щие труд­но­сти на этом пути:

«Ни одна из пяти дер­жав не дума­ет ни в каком слу­чае взять­ся за ору­жие; мно­гие из них толь­ко того и хотят, что­бы Рос­сия одна втя­ну­лась в небла­го­дар­ную борь­бу с полу­вар­вар­ским госу­дар­ством; в слу­чае успе­ха ей не дадут вос­поль­зо­вать­ся пло­да­ми, а меж­ду тем она сде­ла­ет­ся на извест­ное вре­мя неспо­соб­ной вме­ши­вать­ся в дела Европы».

Канц­лер Гор­ча­ков так­же счи­тал, что Авст­ро-Вен­грия и Гер­ма­ния рас­счи­ты­ва­ют втя­нуть Рос­сию в круп­ную вой­ну с Тур­ци­ей, где она поте­ря­ет мно­же­ство ресур­сов, и гер­ман­ские госу­дар­ства смо­гут тем самым упро­чить своё вли­я­ние на Бал­ка­нах. Он пола­гал, что Рос­сий­ской импе­рии необ­хо­ди­мо избе­жать вой­ны и остать­ся в согла­сии с осталь­ной Евро­пой по восточ­но­му вопросу.

А вот опять мне­ние воен­но­го министра:

«Даже преж­ние пес­си­ми­сты, сомне­вав­ши­е­ся в суще­ство­ва­нии рус­ской армии после всех реформ послед­них 10–15 лет, долж­ны были успо­ко­ить­ся. В осо­бен­но­сти заме­ча­те­лен был бод­рый, сме­лый вид тепе­реш­не­го сол­да­та срав­ни­тель­но с преж­ним, заби­тым, запу­ган­ным стра­даль­цем. Госу­дарь после каж­до­го смот­ра соби­рал вокруг себя офи­це­ров, гово­рил им несколь­ко слов, на кото­рые они отве­ча­ли взры­вом вос­тор­жен­ных „ура!“».

Нико­лай Игна­тьев, посол, заклю­чив­ший Сан-Сте­фан­ский мир­ный дого­вор 1878 года, до нача­ла вой­ны высту­пал за актив­ную внеш­нюю поли­ти­ку на Восто­ке и счи­тал, что Тур­ция не выдер­жит мощ­но­го уда­ра рос­сий­ском армии. Он же пола­гал, что в Кон­стан­ти­но­по­ле не может быть ино­го пра­ви­те­ля, кро­ме рос­сий­ско­го императора:

«Мы ни в каком слу­чае не можем допу­стить в Царь­гра­де госу­да­ря иноверного».

Либе­раль­но-кон­сер­ва­тив­ная обще­ствен­ность вся­че­ски под­тал­ки­ва­ла пра­ви­тель­ство к дей­стви­ям. Широ­кие бла­го­тво­ри­тель­ные акции, в свя­зи с бол­гар­ским и серб­ским сопро­тив­ле­ни­ем, устра­и­ва­лись по всей Рос­сии. Круж­ки для сбо­ров были уста­нов­ле­ны в церк­вях, на желез­но­до­рож­ных стан­ци­ях, в теат­рах и мага­зи­нах. Устра­и­ва­лись бла­го­тво­ри­тель­ные вече­ра, где высту­па­ли обще­ствен­ные дея­те­ли, к мне­нию кото­рых при­слу­ши­ва­лась мас­са населения.

На Бал­ка­ны отправ­ля­лись тыся­чи доб­ро­воль­цев, гото­вых участ­во­вать в войне за осво­бож­де­ние сла­вян­ских бра­тьев. Так, в июне 1876 года отстав­ной гене­рал Миха­ил Чер­ня­ев воз­гла­вил серб­скую армию. Кста­ти, этот же гене­рал был вла­дель­цем доволь­но кон­сер­ва­тив­но­го печат­но­го орга­на «Рус­ский мир» и был соли­да­рен по мно­гим вопро­сам со сла­вя­но­фи­ла­ми. Ему, как и сла­вя­но­фи­лам, был чужд бюро­кра­тизм и ино­зем­щи­на, а в част­но­сти, и воен­ные рефор­мы Дмит­рия Милютина.

Конеч­но, одни­ми из глав­ных идей­ных вдох­но­ви­те­лей вой­ны про­тив тур­ков ока­за­лись сла­вя­но­фи­лы. Иван Акса­ков, пред­се­да­тель Сла­вян­ско­го коми­те­та, писал:

«Вой­ну ведёт поми­мо пра­ви­тель­ства сам рус­ский народ».

Поми­мо Чер­ня­е­ва, доб­ро­воль­ца­ми ста­ли мно­гие вид­ные дея­те­ли обще­ства. К при­ме­ру, на вой­ну отпра­ви­лись вра­чи Скли­фо­сов­ский, Пиро­гов и Бот­кин, писа­те­ли Гар­шин и Успен­ский, худож­ни­ки Поле­нов и Маков­ский, рево­лю­ци­о­не­ры Крав­чин­ский, Кор­ба, Кле­менц и Сажин. Льва Тол­сто­го едва уда­лось отго­во­рить от подоб­но­го же начи­на­ния. Вооб­ще при­ме­ча­тель­но, что мно­гие из куль­тур­ной сре­ды пред­ве­ща­ли вой­ну как «осво­бо­ди­тель­ную» и были гото­вы к её нача­лу. Писатель-«западник» Иван Тур­ге­нев в романе «Нака­нуне» вос­пел геро­и­че­ско­го бол­га­ри­на Инса­ро­ва — рево­лю­ци­о­не­ра и бор­ца за осво­бож­де­ние сво­ей роди­ны. Бол­гар­ский поэт Иван Вазов в нояб­ре 1876 года писал:

«По всей Бол­га­рии сейчас
Одно лишь сло­во есть у нас,
И стон один, и клич: Россия!»

Не всё обще­ство в Рос­сии при­вет­ство­ва­ло воен­ные дей­ствия про­тив Осман­ской импе­рии. Об этом сви­де­тель­ству­ют мему­а­ры Ели­за­ве­ты Сали­ас де Тур­не­мир, кото­рая писа­ла под псев­до­ни­мом Евге­ния Тур «Вос­по­ми­на­ния о войне 1877–1878 гг.». При­ве­дём отры­вок из её мемуаров:

«В апре­ле меся­це 1877 года, после тре­вож­ной зимы, в про­дол­же­ние кото­рой вся почти Москва вол­но­ва­лась, тре­буя вой­ны за осво­бож­де­ние бол­гар, вой­на, нако­нец, была реше­на. Я не раз­де­ля­ла обще­го настро­е­ния, напро­тив того, я совер­шен­но враж­деб­но отно­си­лась к страст­но­му настро­е­нию всей сла­вя­но­филь­ской пар­тии и боль­шин­ства пуб­ли­ки, увлёк­шей­ся мыс­лию, одни о вос­со­зда­нии един­ства „сла­вян­ско­го“, дру­гие чисто рели­ги­оз­ною мыс­лию об осво­бож­де­нии „еди­но­вер­цев“ хри­сти­ан от ига турец­ко­го, басур­ман­ско­го, как гово­ри­ли в про­стом народе».

По мне­нию Евге­нии Тур, вой­на мог­ла при­ве­сти Рос­сию к изо­ля­ции. Она счи­та­ла, что сто­ит боль­шее вни­ма­ние уде­лять внут­рен­ней поли­ти­ке импе­рии, а не внеш­ней. Кро­ме Евге­нии Тур, про­тив­ни­ка­ми вой­ны были и дру­гие вид­ные дея­те­ли. К при­ме­ру, рус­ский исто­рик, социо­лог, пси­хо­лог и пуб­ли­цист Кон­стан­тин Каве­лин, кото­рый в пись­ме к обще­ствен­но­му дея­те­лю Кон­стан­ти­ну Гро­ту ука­зы­вал на про­бле­мы внут­ри Рос­сии, кото­рые не реше­ны к нача­лу войны.

Писа­тель Кон­стан­тин Ста­ню­ко­вич так­же пред­по­ла­гал, что преж­де­вре­мен­ная вой­на при­ве­дёт Рос­сию к боль­ше­му кри­зи­су и был осто­ро­жен в выска­зы­ва­ни­ях. В про­из­ве­де­нии «В мут­ной воде» он обли­чи­тель­но пока­зал, как в вос­тор­жен­ном Петер­бур­ге люди порой не заме­ча­ли, как близ­кие теря­ли сво­их род­ных на око­пах близ Шип­ки или Плевны.

Послед­ствия вой­ны оста­ви­ли отпе­ча­ток на всей обще­ствен­ной мыс­ли Рос­сий­ской импе­рии. Выяви­лось мно­же­ство поро­ков управ­ле­ния в армии, даже во внут­рен­них рефор­мах люди уви­де­ли неза­вер­шен­ность, а из-за это­го и бое­спо­соб­ность армии была подорвана.

«На Шип­ке всё спо­кой­но» — одна из самых ярких работ худож­ни­ка Васи­лия Вере­ща­ги­на, эта кар­ти­на ярко опи­сы­ва­ют всю неор­га­ни­зо­ван­ность армии, став­шую след­стви­ем циниз­ма её выс­ше­го руко­вод­ства. Эти­ми сло­ва­ми — «На Шип­ке всё спо­кой­но» — докла­ды­вал началь­ству гене­рал Фёдор Радец­кий, когда на самом деле на Шип­кин­ском пере­ва­ле замер­за­ли и голо­да­ли сот­ни сол­дат и доб­ро­воль­цев, кото­рым не хва­та­ло при­па­сов, еды и обмундирования.

Мно­гие слои обще­ства ста­ли кри­ти­ко­вать власт­ный режим, кото­рый поз­во­лил евро­пей­ским монар­хам раз­де­лить то, что было добы­то кро­вью рус­ско­го сол­да­та. Либе­ра­лы про­те­сто­ва­ли: поче­му на рус­ских шты­ках в Бол­га­рию при­не­се­на кон­сти­ту­ция, а меж­ду тем царь не реша­ет­ся даро­вать кон­сти­ту­цию самой Рос­сии? По сло­вам извест­но­го либе­ра­ла Ива­на Пет­рун­ке­ви­ча, рос­си­яне «вче­раш­них рабов сде­ла­ли граж­да­на­ми, а сами вер­ну­лись домой по-преж­не­му рабами».

Опыт загра­нич­ных похо­дов 1812 года слов­но повто­рял­ся. По сви­де­тель­ству Алек­сандра Кор­ни­ло­ва, позор­ный для Рос­сии исход Бер­лин­ско­го кон­грес­са «вме­сте с тем спо­со­бом веде­ния вой­ны, кото­рый обу­сло­вил ряд неудач, а так­же и воров­ством, кото­рое обна­ру­жи­лось и на этот раз при постав­ке при­па­сов… всё это созда­ло чрез­вы­чай­ное него­до­ва­ние и обостре­ние настро­е­ния в широ­ких кру­гах рус­ско­го общества».

Сто­ит отме­тить, что своё недо­воль­ство пока­зы­ва­ли не толь­ко рево­лю­ци­он­но настро­ен­ные слои обще­ства, но даже кон­сер­ва­тив­ные кру­ги со сла­вя­но­фи­ла­ми во гла­ве. Иван Акса­ков в пуб­лич­ном выступ­ле­нии на засе­да­нии «Сла­вян­ско­го обще­ства» обру­шил­ся на уни­зи­тель­ное пове­де­ние рос­сий­ских дипло­ма­тов в Бер­лине, он дерз­нул даже под­верг­нуть рез­кой кри­ти­ке само­дер­жав­ную власть «за без­за­ко­ние и неправ­ду» (за что, невзи­рая на почтен­ный воз­раст и заслу­ги, был выслан импе­ра­то­ром из Москвы).

Обы­ден­ный вопрос для каж­до­го обще­ства, потря­сён­но­го и не пони­ма­ю­ще­го, как побе­да так лег­ко мог­ла ускольз­нуть: «Кто вино­ват?». При­чин мно­же­ство: гру­бые ошиб­ки коман­до­ва­ния, ковар­ство союз­ни­ков, неза­вер­шен­ность реформ и так далее.

Тем не менее, вой­на пока­за­ла и мно­же­ство поло­жи­тель­ных черт харак­те­ра рядо­вых рус­ских сол­дат, кото­рые с храб­ро­стью вое­ва­ли и отста­и­ва­ли неза­ви­си­мость сла­вян­ских наро­дов. Так­же и сре­ди гене­ра­лов появи­лись насто­я­щие герои, такие как Ско­бе­лев или Гур­ко. Извлёк ли цар­ский режим уро­ки из дипло­ма­ти­че­ско­го пора­же­ния в Бер­лине, ска­зать слож­но, так как будут ещё вой­ны и вслед за ними такие же про­бле­мы. Но если бы не помощь Рос­сий­ской импе­рии, кто зна­ет, когда бал­кан­ские госу­дар­ства смог­ли бы обре­сти независимость.

---

Итоги русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Ликбез
Дипломатические итоги	«Живописные» итоги

Поделиться

Война, которая в 1877 г. разгорелась между Российской империей и Турцией, стала логическим продолжением другого вооруженного конфликта между странами – Крымской войны. Отличительными чертами военных действий стали непродолжительность противостояний, значительный перевес России с первых дней войны на фронтах сражений, глобальные последствия, затронувшие много стран и народов. Закончилось противостояние в 1878 г., после чего стали происходит события, заложившие основу для противоречий глобального масштаба.

Османская империя, которую постоянно «лихорадило» от восстаний на Балканах, не готовилась к очередной войне с Россией. Но терять собственные владения не хотелось, поэтому и началось очередное военное противостояние между двумя империями. После окончания страны несколько десятилетий, вплоть до I мировой войны, открыто не воевали.

Противоборствующие стороны

• Османская империя.
• Россия.
• Союзниками России стали Сербия, Болгария, Босния и Герцеговина, Черногория, княжество Валахии и Молдавии.
• Порту (европейские дипломаты так называли правительство Османской империи) поддерживали восставшие народы Чечни, Дагестана, Абхазии, а также Польский легион.

Причины конфликта

Очередной конфликт между странами спровоцировал комплекс факторов, взаимосвязанные между собой, и постоянно углубляющиеся. И турецкий султан, и император Александр Второй понимали, что избежать войны не получиться. К главным причинам противостояния стоит отнести:

• Россия проиграла в Крымской войне, поэтому хотела реванша. Десять лет – с 1860 по 1870 гг. – император и его министры проводили активную внешнюю политику в восточном направлении, стараясь решить турецкий вопрос.
• В Российской империи углублялся политический и социально-экономический кризис;
• Желание России выйти на международную арену. С этой целью происходило укрепление и развитие дипломатической службы империи. Постепенно началось сближение с Германией и Австро-Венгрией, с которым Россия подписала «Союз трех императоров».
• В то время, как авторитет и позиции Российской империи на международной арене усиливались, Турция теряла своих союзников. Страну стали называть «больным человеком» Европы.
• В Османской империи значительно ухудшился экономический кризис, вызванный феодальным укладом жизни.
• В политической сфере ситуация тоже была критической. За 1876 год сменилось три султана, которые не могли справиться с недовольством населения и усмирить балканские народы.
• Активизировались движения за национальную независимость славянских народов Балканского полуострова. Последние видели в России гаранта их свободы от турков и ислама.

Непосредственным поводом к началу войны стало антитурецкое восстание в Боснии и Герцеговине, которое вспыхнуло там в 1875 г. Одновременно с этим Турция вела военные действия против Сербии, и султан отказывался прекратить там борьбу, мотивируя свой отказ тем, что это внутренние дела Османской империи.

Россия обратилась к Австро-Венгрии, Франции, Англии и Германии с просьбой оказать влияние на Турцию. Но попытки императора Александра Второго оказались безрезультатными. Англия отказалась вмешиваться вообще, а Германия и Австро-Венгерская империя стали корректировать предложения, полученные от России.

Главной задачей западных союзников стало сохранение целостности Турции, чтобы не допустить усиления России. Англия преследовала и собственные интересы. Правительство этой страны вкладывало много финансовых средств в экономику Турции, поэтому необходимо было сохранить Османскую империю, полностью подчинив ее британскому влиянию.

Австро-Венгрия лавировала между Россией и Турцией, но не собиралась оказывать поддержку ни одному государству. В составе Австро-Венгерской империи проживало огромное количество славянских народов, которые требовали независимости, как и славяне в составе Турции.

Оказавшись в довольно сложном внешнеполитическом положении, Россия решила поддержать славянские народы на Балканах. Если бы император оказался, то престиж государства упал бы.

В преддверии войны в России стали возникать различные славянские общества и комитеты, которые призывали императора освободить балканские народы от турецкого ига. Революционные силы в империи наделись на то, что в России начнется собственное национально-освободительное восстание, результатом которого будет свержение царизма.

Ход войны

Конфликт начался с манифеста, подписанный в апреле 1877 г. Александром Вторым. Это было фактическое объявление войны. После этого был проведен в Кишиневе парад и молебен, который благословил действия русской армии против Турции в борьбе за освобождение славянских народов.

Уже в мае армия России была введена в Румынию, что позволило начать наступления на владения Порты на Европейском континенте. Румынская армия стала союзником Российской империи только к осени 1877 г.

Одновременно с наступлением на Турцию, Александр Второй начал проводить военную реформу, направленную на реорганизацию армии. Против Османской империи воевало почти 700 тысяч солдат. Численность турецкой армии составляла около 281 тыс. солдат. Но преимущество в тактическом положении было на стороне Порты, которая могла воевать на Черном море. Россия получила выход к нему только в начале 1870-х гг., поэтому Черноморский флот к тому времени не был готов.

Военные действия проводились на двух фронтах:

• Азиатском;
• Европейском.

Войска Российской империи на Балканском полуострове возглавил Великий князь Николай Николаевич, турецкой армией руководил Абдул Керим Надир-паша. Наступление в Румынии позволило ликвидировать речной флот турок на Дунае. Это позволило начать в конце июля 1877 г. осаду города Плевна. Турки за это время укрепили Стамбул и другие стратегически важные пункты, надеясь остановить продвижение русских войск.

Плевна была взята только к концу декабря 1877 г., и император сразу отдал приказ идти дальше, переходить Балканские горы. В начале января 1878 г. был преодолен перевал Чурьяк, и русская армия вступила на территорию Болгарии. По очереди были взяты крупные города, последним сдался Адрианополь, в котором 31 января было подписано временное перемирие.

На Кавказском театре военных действий руководство принадлежало Великому князю Михаилу Николаевичу и генералу Михаилу Лорис-Меликову. В середине октября 1877 г. турецкие войска, которые возглавлял Ахмед-Мухтар-паша, сдались у Аладжи. До 18 ноября держалась еще последняя крепость Каре, в которой вскоре не осталось гарнизона. Когда последние солдаты были выведены, то крепость сдалась.

Русско-турецкая война фактически закончилась, но все победы еще надо было закрепить юридически.

Итоги и результаты

Финальной чертой в конфликте между Портой и Россией стало подписание Сан-Стефанского мирного договора. Это произошло 3 марта (по старому стилю – 19 февраля) 1878 г. Условия договора закрепили за Россией следующие завоевания:

• Обширные территории на Закавказье, в том числе крепости, Каре, Баязет, Батум, Ардаган.
• Войска России на два года продолжали оставаться в Болгарии.
• Империя получила назад Южную Бессарабию.

В выигрыше оказались Босния и Герцеговина, Болгария, получившие автономию. Болгария стала княжеством, которое стало вассалом Турции. Но это была формальность, поскольку руководство страны проводило собственную внешнюю политику, формировало правительство, создало войско.

Черногория, Сербия и Румыния стали полностью независимыми от Порты, которая обязывалась выплатить большую контрибуцию России. Император Александр Второй отпраздновал победу очень шумно, раздавая своим ближайшим родственникам награды, имения, статусы и должности в правительстве.

Переговоры в Берлине

Многие вопросы мирный договор в Сан-Стефано решить не смог, поэтому и в Берлине была организована специальная встреча великих держав. Ее работа началась 1 июня (13 июня) 1878 года и продолжалась ровно месяц.

«Идейными вдохновителями» конгресса стали Австро-Венгерская и Британская империи, которым подходило то, что Турция была довольно ослабленной. Но правительствам этих государств не нравилось появление на Балканах Болгарского княжества и усиление Сербии. Именно их Англия и Австро-Венгрия рассматривали, как форпосты для продвижения России дальше на Балканский полуостров.

Александр Второй не мог воевать сразу против двух сильных государств Европы. Для этого не было ни ресурсов, ни денег, да и внутренняя ситуация внутри страны не позволяло снова ввязываться в военные действия. Император попытался найти поддержку в Германии у Отто фон Бисмарка, но получил дипломатический отказ. Канцлер предложил провести международную конференцию, чтобы окончательно решить «восточный вопрос». Местом проведения конгресса стал Берлин.

Главными действующими лицами, которые распределяли роли и составляли повестки дня, были делегаты из Германии, России, Франции, Австро-Венгрии, Британии. Присутствовали представители и от других стран – Италии, Турции, Греции, Ирана, Черногории, Румынии, Сербии. Руководство конгрессом взял на себя канцлер Германии Отто фон Бисмарк. Окончательный документ – акт – был подписан всеми участниками конгресса 1 (13) июля 1878 г. Его условия отразили всю противоречивость точек зрения на решение «восточного вопроса». Германия, в частности, не хотела, чтобы позиции России в Европе усилились. Франция же, наоборот, старалась, чтобы требования русского императора были удовлетворены максимально. Но французская делегация боялась усиления Германии, поэтому свою поддержку оказывала тайно и несмело. Воспользовавшись ситуацией, Австро-Венгрия и Англия, навязали свои условия России. Таким образом, окончательные итоги работы Берлинского конгресса были следующими:

• Болгария была разделена на две части – Северную и Южную. Северная Болгария продолжала оставаться княжеством, а Южная получила название Восточная Румелия, как автономная провинция в составе Порты.
• Подтверждена независимость балканских государств – Сербии, Румынии, Черногории, территория которой была значительно уменьшена. Сербия получила часть территорий, на которые претендовала Болгария.
• Россия вынуждена была вернуть крепость Баязет Османской империи.
• Военная контрибуция Турции Российской империи составляла 300 млн. рублей.
• Австро-Венгрия оккупировала Боснию и Герцеговину.
• Россия получила южную часть Бессарабии.
• Река Дунай объявлялась свободной для судоходства.

Англия, как один из инициаторов конгресса, не получила никаких территориальных «бонусов». Но руководству Британии это не надо было, поскольку все изменения в Сан-Стефанский мир разрабатывались и вносили английскими делегатами. Защита интересов Турции на конференции не была бесплатным актом. Ровно за неделю до открытия Берлинского конгресса Порта передала Англии остров Кипр.

Таким образом, Берлинский конгресс значительно перекроил карту Европы, ослабив позиции Российской империи и продлив агонию Турции. Многие территориальные проблемы так и не были решены, произошло углубление противоречий между национальными государствами.

Результаты конгресса определили расстановку сил на международной арене, что через несколько десятилетий привело к Первой мировой войне.

Больше всего от войны выиграли славянские народы Балкан. В частности, независимыми стали Сербия, Румыния, Черногория, стала формироваться Болгарская государственность. Создание независимых стран активизировало национальные движения в Австро-Венгрии и России, обострило социальные противоречия в обществе. Международная конференция решила проблемы европейских государств, и «заложила бомбу» замедленного действия на Балканах. Именно с этого региона и началась потом Первая мировая война. Развитие подобной ситуации предвидел Отто фон Бисмарк, называющий Балканы «пороховым погребом» Европы.