Стратегическое руководство по оборон

Секретная версия новой американской Национальной стратегии обороны (НСО) была утверждена ещё в конце марта 2022 года[1]. Тогда её дополнили краткой открытой справкой на полторы страницы. Прошло больше полугода, прежде чем американской и мировой общественности представили открытую версию НСО-2022.

Это вызвало определённое возмущение в Конгрессе, так как затрудняло ход бюджетного процесса[2]. В середине октября опубликована первая Стратегия национальной безопасности (СНБ) администрации Байдена[3], а спустя две недели – открытая версия НСО-2022[4]. Одновременно с НСО-2022 в составе единого пакета документов также опубликованы Обзор ядерной политики (Nuclear Posture Review, ОЯП) и Обзор политики в области противоракетной обороны (Missile Defense Review, ОПРО).

СНБ-2022 определила стратегические рамки и целеполагание для НСО. СНБ-2022 зафиксировала окончание постбиполярной эпохи, обострение конкуренции между великими державами за право определения нового облика мира; ужесточение идеологического и военно-политического противостояния «свободных стран» и «антидемократических сил». Китай определён как ключевая, а Россия – как наиболее острая угроза национальной безопасности Соединённых Штатов и возглавляемому США «свободному миру». Вторым стратегическим вызовом наряду с обострением конкуренции между великими державами названы общие для всех государств трансграничные вызовы (изменение климата, пандемии инфекционных заболеваний, неконтролируемая миграция, обеспечение продовольствием, коррупция). В основе СНБ-2022 – отказ от изоляционистских тенденций времён Трампа и возвращение роли союзников и партнёрств на первое место.

Прежде чем перейти к рассмотрению НСО-2022, следует рассмотреть роль и значение документа в американской системе стратегического планирования.

НСО в американской политике национальной безопасности

В американской иерархии документов стратегического планирования НСО – наиболее значимое специализированное дополнение к СНБ. Предшественниками были ежегодные доклады министра обороны Конгрессу и президенту, подготовка которых прекратилась в 2005 г. c изданием первой НСО. При этом на протяжении десятилетия НСО существовала параллельно с Четырёхлетними обзорами оборонной политики[5], которые разрабатывались с 1997 по 2014 год. В настоящее время НСО подготавливается в соответствии с законом 2017 г.[6], заменив прежние доклады и обзоры.

Вопросы обороны, военного планирования и оборонно-промышленного комплекса традиционно занимают важное место в американской политике и экономике, а опора на военную силу – один из столпов военно-политической стратегии. Но необходимо понимать ограничения и специфику данного документа, особенно его публичной версии. В значительной степени НСО не является стратегией в чистом виде. Стратегия должна определять конкретную цель (или цели), а также инструменты, методы их применения и план действий по достижению цели в конкретных условиях и с учётом ограниченности ресурсов. НСО же носит очень широкий и общий характер. Она привязана к текущему стратегическому окружению, но избегает конкретики, сложных решений и компромиссов, детального рассмотрения плана действий и мероприятий, направленных на достижение заявленных целей.

Причины понятны – документы, подобные НСО, сами по себе воспринимаются как декларативный политический манифест администрации, который проходит долгий путь согласования внутри бюрократических структур, и в итоге превращается в инструмент лоббирования, консолидации и коммуникации. НСО направлена на обширную и неоднородную аудиторию – руководство Вооружённых сил (ВС), Конгресс, американских граждан, экспертное сообщество, корпорации, иностранных политических деятелей, военных и экспертов. А также сторонников и оппонентов действующей президентской администрации, партнёров, союзников и противников США на мировой арене.

НСО сочетает в себе черты различных жанров – видения, доктрины, концепции, политической декларации.

При её разработке стараются избегать ненужных и неудобных вопросов и оставить за администрацией максимум пространства для манёвра. Это удобный инструмент для решения текущих задач администрации в целом и Пентагона в частности в Конгрессе и на дипломатической арене. НСО, возможно, стоило бы называть «основы политики в сфере обороны». Слово «стратегия» в названии документа имеет больше отношения к широте охвата (тут действительно стратегический характер) и высокому иерархическому уровню – выше НСО, особенно после исчезновения конкуренции со стороны Четырёхлетних обзоров оборонной политики, стоит лишь СНБ.

Ещё одним фактором, способствующим выхолащиванию НСО как документа, является повышение внимания к обеспечению секретности в вопросах, связанных с обороной и национальной безопасностью. В связи с этим многие специфичные подробности и аспекты военного строительства, структуры и численности ВС, а также технологического развития остаются за рамками публичной версии стратегии.

Наконец, американская бюрократия, в особенности Пентагон и тесно с ним связанный оборонно-промышленный комплекс, является весьма тяжеловесной, инерционной и живучей системой. На фоне измеряющегося десятилетиями жизненного цикла ключевых современных военных программ вроде создания нового истребителя или подводной лодки жизненный путь президентской администрации совсем недолог. Зачастую даже искренние попытки новой администрации претворить в жизнь какие-либо значимые изменения безуспешны, потому что упираются в вопросы национальной безопасности, секретность, сотни тысяч вовлечённых в процессы людей и миллиарды долларов. Можно вспомнить планы Дональда Трампа по серьёзному увеличению корабельного состава американских ВМС, которые в действительности существовали в недрах Министерства ВМС США задолго до прихода Трампа в Белый дом[7], и если они и будут выполнены, то к тому времени сменится не одна администрация; или обещания Джо Байдена снизить роль ядерного оружия в американской стратегии[8], которые, как показал ОЯП-2022, так и остались словами.

Неудивительно, что некоторые американские эксперты последовательно критикуют и даже призывают к отказу от института стратегий[9] как набора документов стратегического планирования верхнего уровня.

НСО следует рассматривать как идеологизированное, сжатое, избегающее острых углов и политических «шероховатостей» изложение взглядов министра обороны и его команды на стратегическое окружение, стоящие перед Соединёнными Штатами вызовы, цели и задачи национальной политики в сфере обороны. НСО служит обоснованием для титанического по масштабу ежегодного бюджетного процесса, который и обеспечивает формирование американской военной мощи в среднесрочной и долгосрочной перспективе и на полях которого сталкиваются зачастую в весьма ожесточённых схватках президентская администрация и Конгресс.

Именно в контексте процесса разработки и принятия ежегодного военного бюджета в форме основополагающего закона о бюджетных ассигнованиях на национальную оборону (National Defense Authorization Act) проявляется истинная роль СНБ и НСО как верхушки айсберга стратегического планирования. Это видно и из закона 2017 г., закрепившего требования к стратегии обороны: НСО – основание для разработки министром обороны ежегодных директив руководству Пентагона и ВС для подготовки проектов бюджета, а раз в два года – директивы Председателю Комитета начальников штабов в целях разработки и обновления планов применения ВС. При этом министр обороны обязан представлять комитетам по делам ВС Сената и палаты представителей подробный секретный брифинг, раскрывающий основное содержание увязанных с НСО директив.

Ниже рассмотрены основные положения НСО-2022, с учётом наиболее значимых установок ОЯП-2022 и ОПРО-2022, детальный обзор которых выходит за рамки данной работы.

Стратегическое окружение

В контексте НСО-2022 ключевыми факторами текущего момента являются:

• стратегическая конкуренция с Китаем;
• острая угроза со стороны России;
• угрозы территории США;
• сохраняющаяся угроза со стороны КНДР, Ирана и международного терроризма.

НСО-2022 определяет в качестве наиболее серьёзного вызова Китай, проводящий политику «насильственного» (coersive) и «всё более агрессивного» преобразования Индо-Тихоокеанского региона (ИТР) и международной системы. Китайскую угрозу Вашингтон видит в глобальном масштабе и повсеместно в ИТР – в тайваньском вопросе, в Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях и на линии фактического контроля с Индией. Китай всесторонне развивает различные компоненты своей национальной мощи. В военном плане КНР придерживается целостного подхода и усиливает присутствие за пределами собственных границ, возможности по проецированию силы, а также ядерный потенциал.

Одна из ключевых идей НСО-2022 и ОЯП-2022 – Соединённые Штаты и их союзники впервые в истории столкнулись с не- обходимостью одновременно сдерживать две крупные ядерные державы – Россию и Китай, что оказывает существенное влияние на стратегическую стабильность и американскую политику. Более того, к 2030-м гг. в ядерной сфере мир станет трёхполярным.

В отличие от Китая Россия не представляет, по мнению США, долгосрочной стратегической угрозы за пределами ядерной сферы. Угроза со стороны России носит острый (acute), но вместе с тем более ограниченный в пространстве и времени характер. Россия стремится восстановить свою «имперскую зону влияния» и расширяет «внушительный послужной список» в части «территориальных агрессий». НСО-2022 обращает внимание на российско-китайское сближение и риск того, что в случае столкновения Америки с одним из двух ключевых геополитических противников, другой может воспользоваться ситуацией и создать для Соединённых Штатов «стратегическую дилемму».

Угрозы со стороны КНДР, Ирана и международного терроризма отмечаются, но невооружённым глазом видно снижение внимания к ним по сравнению с темами Китая и России. Что касается трансграничных угроз, которые в соответствии с СНБ-2022 являются одним из двух стратегических вызовов национальной безопасности, они упоминаются чисто формально, вскользь и мимоходом.

НСО-2022 повышает значение роли угроз непосредственно американской территории. И если при предыдущих администрациях в качестве источников этой угрозы назывались преимущественно международный терроризм и страны-изгои вроде Ирана и КНДР, то сейчас – Россия и Китай. Растёт риск агрессивного воздействия противника на оборонно-промышленный комплекс, космические объекты и иную критически важную инфраструктуру, а в конечном итоге – на волю американской общественности к проведению активной и независимой внешней политики.

Стратегическое окружение для США становится более опасным и нестабильным.

Это связано с возникновением новых технологий, систем вооружения и сфер противоборства. Взаимозависимость различных сфер военно-политической деятельности, отсутствие выработанных норм поведения и чётких «красных линий» влечёт за собой повышенные риски непреднамеренной эскалации.

Ситуация усугубляется стремлением Китая, России и иных противников вести «враждебную деятельность» в «серой зоне», то есть ниже порога применения Вашингтоном военной силы, а также непрямыми методами и в пограничных сферах. Сюда относятся меры экономического давления, применение ЧВК и марионеточных сил за рубежом, операции в информационном и космическом пространстве, военно-техническое сотрудничество.

Обеспечение обороны и безопасности в новых условиях

Приоритетами Пентагона в соответствии с НСО-2022 являются:

• оборона территории c учётом растущей угрозы со стороны КНР;
• сдерживание стратегических атак против США, их союзников и партнёров;
• сдерживание агрессии и обеспечение готовности одержать верх в вооружённом конфликте, первым приоритетом является вызов со стороны КНР в ИТР, вторым – вызов со стороны России в Европе;
• строительство устойчивых ВС и «оборонной экосистемы».

В центре НСО-2022 две концепции – «интегрированное сдерживание» и «проведение кампаний». На уровне стратегических документов, доктрин и концепций в США очень популярно изобретение терминов, в том числе путём создания новых словосочетаний или придания привычным терминам других значений. Отчасти это следствие политических игр и PR, попыток привлечь внимание общественности и прессы, подчеркнуть отличие руководства того или иного ведомства от своих предшественников путём использования модных слов и выражений (buzzword). Но новые термины нельзя сбрасывать со счетов, так как они зачастую, даже не являясь инновационными концепциями, точно отражают развитие американской военно-политической мысли и нюансы восприятия текущей ситуации.

Интегрированное сдерживание является ответом на многосферную угрозу со стороны противников. «Интегрированность» строится на согласованности политики, инвестиций и принимаемых Пентагоном мер с целью формирования скоординированной системы сдерживания, которая учитывает особенности конкретного противника, а также интеграция конвенционального и ядерного сдерживания, задач и потенциалов различных американских ведомств, союзников и партнёров.

В части самого «сдерживания» важен акцент не на балансе сил или потенциале, а на восприятии. Фразу, раскрывающую суть сдерживания, стоит привести целиком в связи с её значимостью – «эффективное сдерживание требует от Министерства обороны принимать во внимание то, как соперники воспринимают цели, серьёзность намерений и возможности США, их союзников и партнёров, их восприятие своей способности контролировать риски эскалации, а также их взгляды на то, как будет изменяться ситуация в случае отказа от применения силы, в том числе в результате действий США, их союзников и партнёров».

НСО-2022 выделяет три разновидности сдерживания в зависимости от характера воздействия на противника, его возможности и восприятия:

• Сдерживание через недопущение (denial) достижения противником своих целей или быстрого получения преимуществ. «Мы не можем реализовать свои планы».
• Сдерживание посредством устойчивости (resilience), то есть способности выдерживать ущерб и быстро восстанавливаться после него. В частности, это касается обеспечения устойчивости космической и информационной инфраструктуры, являющихся ключевым условием для эффективных действий Вооружённых сил. «Мы можем реализовать свои планы, но США смогут быстро оправиться от ущерба и нанести ответный удар».
• Сдерживание посредством наложения издержек (cost imposition), когда преимущества, полученные в результате враждебных действий, нивелируются прямыми или косвенными издержками в дальнейшем. В эту категорию отнесены как санкции и оказание военной помощи, так и ядерное оружие. НСО-2022 подчёркивает важность не только прямого наложения издержек силами самих Соединённых Штатов, но и коллективного. Таким образом, сдерживание усиливается формированием у противника уверенности в том, что его действия столкнутся с реакцией не только самих США, но и их союзников, в том числе тех, кто, возможно, не затронут напрямую те или иные враждебные действия. «Мы можем реализовать свои планы, но цена будет неприемлемой».

НСО-2022 достаточно расплывчато, но всё же даёт характеристику особенностям подхода к сдерживанию КНР, России, КНДР и Ирана:

• Китай – самостоятельные действия Соединённых Штатов по сдерживанию через недопущение и устойчивость, разработка новых концепций и укрепление боеспособности на случай потенциальной агрессии со стороны Китая.
• Россия – взаимодействие с НАТО по отражению конвенциональной агрессии, способной перерасти в ядерную агрессию любого масштаба.
• КНДР – опора на собственное внешнее военное присутствие и потенциал прямого наложения издержек.
• Иран – опора на региональных партнёров и укрепление их возможностей, выявление иранских действий в серой зоне и недопущение овладения Ираном ядерным оружием.

Идея «проведения кампаний» в контексте НСО-2022 представляется более свежим веянием военно-политической мысли. Ранее военное обеспечение национальной безопасности в мирное время строилось прежде всего вокруг внешнего присутствия, сочетающегося с мягкой силой, с одной стороны, и проецированием силы – с другой. Но проецирование силы – акт прямого применения военной силы, в связи с чем не может быть применено против враждебных великих держав в мирное время. Ранее американская политика была преимущественно реактивной, но сохраняла элементы проактивности в отношении дружественных стран (военно-­техническое сотрудничество, гуманитарная помощь, военная дипломатия и совместные учения) и заведомо более слабых государств (Ирак, Югославия, Афганистан). Воздействие на потенциально враждебные великие державы реализовывалось в основном политико-дипломатическими инструментам в зоне влияния оппонента путём воздействия на его геополитическое окружение.

Теперь же Соединённые Штаты заявляют, что будут в мирное время проактивно и более прямо действовать в отношении своих геополитических противников, принимая увязанные со стратегией, учитывающие особенности противника и объединённые единым замыслом меры военного и невоенного характера. Целью «проведения кампаний» является воздействие на соперников для нарушения проводимых ими мероприятий, представляющих угрозу для безопасности США, их союзников и партнёров, в особенности тех, что реализуются в «серой зоне». В действительности «проведение кампаний» является симметричным ответом противникам: вы проводите затрагивающие наши интересы операции в «серой зоне» – мы не будем сидеть сложа руки, мы будем также проводить в отношении вас операции, в том числе в «серой зоне».

«Проведение кампаний» также нацелено не столько на потенциал, инфраструктуру или силы противника, сколько на его восприятие с тем, чтобы посеять сомнения в возможности достижения своих целей или безнаказанного совершения враждебных действий.

К возможным инструментам, применяемым при «проведении кампаний», отнесены информационные операции, разведывательная деятельность и обмен разведданными с союзниками и партнёрами, экономические санкции и т.п.

Наконец, в соответствии с установками СНБ-2022, НСО-2022 предполагает вовлечение союзников и партнёров на всех этапах военного планирования. Важным элементом сдерживания противников США видят развитие военного и оборонного потенциала своих союзников и партнёров. Соединённые Штаты оставляют за собой глобальное измерение геополитического противостояния, но значительную часть нагрузки и ответственности в региональном масштабе перекладывают на союзников. В этих целях планируется смягчение ограничений на обмен разведданными, передачу и совместную разработку технологий, вооружений и военной техники.

Индо-Тихоокеанский вектор

НСО-2022 подтверждает некоторое перераспределение американского внешнего присутствия в пользу Европы и ИТР и за счёт Ближнего Востока. В рамках идеи «интегрированного сдерживания» США ставят задачей обеспечение национальной безопасности в Западном полушарии, Арктике и Африке на фоне концентрации основных ресурсов и внимания на ИТР.

Одним из ключевых факторов в ИТР является весьма откровенная попытка НСО-2022 подчеркнуть противоречия между Китаем и Индией и ввести Индию в качестве ключевого военного партнёра Соединённых Штатов в широкую антикитайскую коалицию.

Второй фактор – на фоне ожесточения соперничества с Китаем в ИТР США смещают акцент сотрудничества с двусторонней на многостороннюю основу. Говорить о возможности создания аналога НАТО в ИТР не приходится, по крайней мере пока, но Соединённые Штаты стремятся сблизить своих достаточно удалённых друг от друга союзников вроде Австралии и Японии, вовлечь внерегиональные державы (например, Великобританию в рамках AUKUS), а также превратить партнёров в союзников (прежде всего это касается Индии). Пытаясь максимально изолировать Китай в политическом плане в ИТР, НСО-2022 заявляет о необходимости превращения АСЕАН в площадку для решения региональных проблем безопасности.

Концентрация усилий

НСО-2022 указывает на необходимость перераспределить внимание и ресурсы на приоритетные угрозы и признать повышенные риски на других направлениях. Концентрация национальной мощи на великих державах предполагает сокращение числа функций, выполняемых ВС на повседневной основе, за счёт развития функционала сдерживания и подготовки к войне, а не невоенного потенциала оказания гуманитарной помощи, мягкой силы и военной дипломатии.

США опасаются, что в случае столкновения с одним из своих геополитических противников, второй может предпринять авантюрную попытку воспользоваться ситуацией и совершить «агрессивные действия» в другом регионе, что является риском, учитывая отказ от стандарта «двух крупных региональных войн». Этого стандарта американцы придерживались после окончания холодной войны, а при Джордже Буше-младшем приняли даже ещё более амбициозную концепцию «1-4-2-1», в соответствии с которой ВС должны быть способны одновременно эффективно защищать собственную территорию, осуществлять сдерживание конфликтов в четырёх регионах и вести две крупные региональные войны, в одной из которых победа должна быть достигнута максимально быстро[10]. По мере осознания пределов американской военной мощи, бюджетных ограничений и роста военного потенциала России и Китая произошёл пересмотр данного стандарта, который ещё в 2012 г. закреплён в Стратегическом руководстве по вопросам обороны[11] администрации Барака Обамы, а позже подтверждён в последнем Четырёхлетнем обзоре оборонной политики 2014 г.[12] и НСО-2018 администрации Дональда Трампа[13].

В НСО-2022 сохраняется формулировка Трампа – обеспечить победу в одном конфликте с крупной державой и сдерживание «оппортунистической агрессии» в другом регионе. При этом в ОЯП-2022 прямо указывается, что одним из важных элементов сдерживания «оппортунистической агрессии» будет ядерное оружие. Вместе с тем отмечается, что конфликт одновременно с Китаем и Россией крайне маловероятен.

НСО-2022 указывает на необходимость подготовки к конфликтам низкой интенсивности и ограниченным по времени и масштабу военным операциям, но чтобы это не сказывалось существенно на готовности вести боевые действия высокой интенсивности в полномасштабном конфликте. Далее прямо отмечается, что повседневные требования по обеспечению внешнего присутствия и боевого дежурства не должны негативно отражаться на боеготовности для выполнения задач в будущем. Это, вероятно, может ускорить постепенное ограничение внешнего военно-морского присутствия Соединённых Штатов, рост интенсивности которого на фоне сокращения численности корабельного состава привёл за 20 лет к существенному увеличению оперативной нагрузки на силы флота[14].

Технологии и человеческие ресурсы

В контексте строительства устойчивых ВС и «оборонной экосистемы» особый акцент сделан на развитии систем разведки, связи и управления, в том числе космических. Конечная цель – повышение устойчивости общей системы разведки, связи и управления, качества и скорости обнаружения целей и целеуказания, а также способности эффективно угрожать ключевым элементам военной мощи противника, прежде всего тем, которые обеспечивают ему возможность ограничения доступа по отношения к ВС США (anti-access/area-denial capability, или A2/AD, – ещё одна «модная» концепция, популярность которой в последние годы несколько снизилась, что не помешало ей попасть в НСО-2022). Касается это прежде всего систем ПВО, а также различных носителей высокоточного оружия наземного, воздушного и морского базирования. Подчёркивается, что угроза потенциалу A2/AD противника должна сопровождаться управлением эскалацией.

НСО-2022 делает достаточно громкие заявления в отношении существующей системы военного строительства. В настоящее время она слишком медлительна и ориентирована на создание систем, которые не предназначены для противодействия наиболее серьёзным вызовам будущего. Пентагон должен сделать упор на быстрой отработке новых технологий и концепций, ускорить процесс разработки и принятия на вооружение новых систем вооружения, которые должны иметь открытую архитектуру и быть приспособлены для внедрения новых технологий. Соединённые Штаты планируют создать «инновационную экосистему» в рамках оборонно-промышленного комплекса, включающую также совместные проекты с союзниками и партнёрами. Взаимовыгодному военно-техническому сотрудничеству США с ключевыми странами в деле совместной разработки новых систем вооружения и внедрения новых технологий предполагается обеспечить всестороннюю поддержку.

Пентагон планирует активно перенимать релевантные для ВС достижения гражданского коммерческого сектора в части внедрения технологий искусственного интеллекта, микроэлектроники, возобновляемой энергетики и т.д. наряду с собственными разработками гиперзвукового оружия, оружия направленной энергии, информационных технологий, биотехнологий, современных материалов и квантовой информатики. Также планируется провести институциональные реформы и обеспечить интеграцию в отношении программ по накоплению и обработке данных, созданию специализированного программного обеспечения и внедрению технологий искусственного интеллекта. Пентагон поддержит освоение современных производственных технологий в оборонно-промышленном комплексе.

Особое внимание уделяется развитию человеческих ресурсов Министерства обороны, ВС и оборонно-промышленного комплекса. Подчёркивается важность новых специальностей в сфере продвинутых информационных технологий и искусственного интеллекта, а также взаимодействия с образовательными учреждениями, в том числе гражданскими. Необходимо развивать внутренние компетенции и понимание сотрудниками Минобороны и военнослужащими передовых технологий, вероятных противников и будущего облика военных конфликтов.

Важное значение приобретает усиление роли языковой подготовки, навыков критического мышления и аналитики, социальных и поведенческих наук в образовательных программах военных вузов.

Пентагон планирует развивать систему стажировок, стипендиальных программ и повышения квалификации для сотрудников министерства, в том числе в частном секторе, для повышения осведомлённости, развития экспертизы и компетенций и привлечения лучших практик. Представляется целесообразным изучить данный опыт Пентагона и использовать его в отечественной практике.

Отражение Пёрл-Харбора в мутном стекле

Складывается впечатление, что США опасаются повторения чего-то похожего на нападение на Пёрл-Харбор. Напрашиваются параллели между предостережениями НСО-2022 о «наложении издержек» и «устойчивости» и фразой, приписываемой адмиралу Ямамото (в действительности это изящное творение американского кинематографа), «мы разбудили спящего гиганта». Показательно внимание и формулировки в отношении острова Гуам: любая атака на него или любую другую территорию Соединённых Штатов будет рассматриваться как прямое нападение. Любопытное совпадение – во времена войны на Тихом океане Гавайи, как и Гуам сейчас, были территорией, а не штатом.

США намерены оставаться лидером «свободного мира», устанавливать международные правила и препятствовать любым попыткам «антидемократических сил» оспорить их положение. Вместе с тем они опасаются скатывания соперничества к войне, неконтролируемой эскалации и враждебных действий своих противников, в особенности масштабных и превентивных.

Пентагон планирует избегать непреднамеренного срыва от соперничества к столкновению, а укрепление сдерживания дополнять управлением рисками эскалации.

Показательно включение на правах самостоятельного раздела темы «Управление рисками», а также введение подраздела по управлению эскалацией в раздел по интегрированному сдерживанию. Одним из терминов, которым НСО-2022 характеризует текущую стратегическую ситуацию и происходящие в военно-политической сфере процессы, является «непрозрачность» (opacity). Любопытно провести параллель с термином «неопределённость» (uncertainty), ставшим популярным в американской военно-политической стратегии после окончания биполярного противостояния. И если под «неопределённостью» подразумевалась прежде всего невозможность чётко прогнозировать результаты развития текущих процессов, то под «непрозрачностью» – непредсказуемость самих механизмов и процессов, влияющих на возникновение конфликтов и эскалацию, нечёткость критических порогов и «красных линий», искажение и неточность восприятия при контактах и передаче информации. НСО-2022 подчёркивает значение коммуникаций и консультаций в кризисных обстоятельствах не только с союзниками и партнёрами, но и с противниками.

Значительное внимание управлению рисками и предотвращению неверных оценок и решений уделено и в ОЯП-2022. Отмечается роль коммуникаций для предотвращения неверного восприятия политики, возможностей и намерений противниками и противников самими Соединёнными Штатами. Также фиксируется, что американцы должны тщательно избегать пересечения неправильно понимаемых или туманных «красных линий», являющихся пороговыми для применения противником ядерного оружия. Меры, направленные на управление этими рисками, должны включать как внутренние исследования, анализ и оценку сценариев, так и активное взаимодействие с потенциальными противниками посредством широкого спектра механизмов публичного и конфиденциального диалога в мирное время, а также в случае кризиса или конфликта. США заявляют о стремлении увеличивать прозрачность и взаимное понимание (не путать с взаимопониманием!).

* * *

В целом американское экспертное сообщество встретило НСО-2022 позитивно[15]. Ряд экспертов выразили опасения, как администрация и Пентагон превратят концептуальные установки НСО-2022 в конкретные решения и мероприятия. Прозвучали и сомнения в целесообразности повышения градуса напряжённости по отношению к Китаю[16]. Наконец, ряд специалистов, прочитав НСО-2022, обратили внимание не на описание зловещего предвоенного периода, глобального идеологического противостояния демократии и авторитаризма и грядущего трёхполярного ядерного мира, а на недостаточное, по их мнению, внимание, уделённое правам человека, борьбе с изменением климата и вопросам мира и безопасности с учётом гендерной проблематики[17].

Вместе с тем стратегические документы администрации Байдена всё больше напоминают известную карикатуру британского художника Тома Голда «Наша священная земля – их варварская пустыня». Их многосферные угрозы – наше интегрированное сдерживание, их зловредное поведение и насильственные действия в «серой зоне» – наше «проведение кампаний», их распространение продвинутых военных технологий – наше военно-техническое сотрудничество, их ядерные угрозы – наши сдерживающие сигналы.

НСО-2022 и СНБ-2022 никак не пытаются дать логичное, рациональное обоснование политике оппонентов, будь то Китай, Россия или Иран, с точки зрения национальных интересов этих стран, найти точки соприкосновения и возможности для дипломатического урегулирования на основе переговоров и компромиссов. Нельзя не замечать в тексте НСО-2022 очевидных пар с одинаковым содержанием и полярной ценностной окраской.

Так, бросается в глаза следующая цитата из НСО-2022: «Лидерство США в определении норм поведения в информационном, космическом и других возникающих технологических сферах усилит сдерживание посредством укрепления международного консенсуса по вопросу того, что является зловредным и агрессивным поведением». Соединённые Штаты в очередной раз подчёркивают, что именно они должны определять «что такое хорошо и что такое плохо» на международной арене, а набивший оскомину «порядок, основанный на правилах» подразумевает правила, определённые Вашингтоном и соответствующие его интересам. Даже западные эксперты отмечают, что «порядок, основанный на правилах» представляет собой глобализацию либерального мирового порядка, международной идеологии западного блока, победившей по итогам холодной войны[18], но не являющейся единственным или оптимальным для всего человечества вектором развития.

В целом администрация Байдена в части стратегических документов старается избегать колебаний в крайние стороны вроде эпатажного квазиизоляционизма Трампа или прямолинейного унилатерализма Джорджа Буша-младшего. НСО-2022, как и СНБ-2022, лежит в рамках традиционных установок и является эволюционным, а не революционным развитием американской военно-политической стратегии. Не стоит и преувеличивать различия с установками НСО-2018 администрации Дональда Трампа.

Материал разместил: Арзуманян РачьяДата публикации: 24-01-2012

Анонсированное 5 января 2012 года Б.Обамой новое стратегическое руководство по обороне (defense strategic guidance) для Министерства Обороны, озаглавленное «Поддержание глобального превосходства: Приоритеты для обороны 21 века» вызвало множество откликов. Хотя новое руководство утверждает, что его разработка осуществлялась в рамках реализации стратегии национальной безопасности США, подготовка документа была осуществлена без мандата Конгресса и вне принятой процедуры и фрейма разработки стратегических руководств для МО США.

Анонсированное 5 января 2012 года Б.Обамой новое стратегическое руководство по обороне (defense strategic guidance) для Министерства Обороны, озаглавленное «Поддержание глобального превосходcтва: Приоритеты для обороны 21 века»[1] вызвало множество откликов. Хотя новое руководство утверждает, что его разработка осуществлялась в рамках реализации стратегии национальной безопасности США, подготовка документа была осуществлена без мандата Конгресса и вне принятой процедуры и фрейма разработки стратегических руководств для МО США[2].

Документ призван определить приоритеты военной политики и стратегии США на последующие десять лет в условиях сокращения военных расходов на $487 миллиарда долларов и изменения среды безопасности. Представители Пентагона уже заявили, что если от них потребуют сократить бюджет еще на $500 миллиардов, документ потеряет адекватность.[3]  Руководство охватывает как геополитические, так и чисто военные аспекты новой политики.

1.  Геополитические и геостратегические аспекты

В свое время Альфред Мэхэн (Alfred Mahan) определил открытое море, обеспечивающее международную торговлю и коммуникации, как «общее пространство» (a wide common)[4],контроль которого, фактически, был равносилен «владению морем»[5]. Мэхэн не смог предугадать освоение воздушного и космического пространств, но, скорее всего, согласился бы с распространением концепции на воздушную среду,  космос, кибер-пространство и расширением термина до «глобального пространства» (a global common)[6]. Использование данного термина в документе свидетельствует о продолжении классической геостратегии морских держав и открытом возвращении геополитики в оборонную политику и стратегию США.

Вторым важным моментом, относящимся к геостратегии, следует признать тезис, что США стоят перед «необходимостью перебалансирования (rebalance) (изменения баланса  в пользу, переориентации) на Азиатско-тихоокеанский регион» (курсив в документе – прим. авт.) «we will of necessity rebalance toward the Asia-Pacific region».   Речь, идет о геостратегической переориентации и формировании долгосрочных трендов, разворачивание которых будет происходить не только на протяжении последующих десяти лет, но всего 21 века.

На Ближнем Востоке среда безопасности во многом будет формироваться Арабским пробуждением (Arab Awakening). США по прежнему остаются гарантом безопасности Израиля. Первоочередной целью является  воспрепятствовать ядерной программе Ирана и «противодействовать его дестабилизирующей политике». Решать свои задачи в регионе США намерены со своими союзниками, в первую очередь, Израилем, и в сотрудничестве со странами Совета по сотрудничеству стран Персидского залива (Gulf Cooperation Council).  В документе не упоминается Турция. 

Изменения предусматриваются также в Европе и НАТО. Большая часть европейских стран сегодня являются «производителями безопасности, а не ее потребителями». В изменяющейся среде безопасности, сокращении ресурсов, которые могут быть выделены на оборону, США вынуждены сократить объемы своего военного присутствия на европейском ТВД.

Из классического геополитического инструментария стоит упомянуть намерение снизить размер ядерных сил, причем во всех компонентах ядерной триады[7]. Из новых угроз среды безопасности 21 века, которым будет уделено особое внимание,  важным представляется намерение противодействовать новым угрозам, исходящим от негосударственных акторов, неконтролируемых территорий, групп и личностей.

2. Национальная безопасность, военное строительство и стратегия.

В документы определяются выделяются  стратегические приоритеты, в качестве каковых называются десять задач, которые должны оформить Объединенные силы  (Joint Force):

• контртерроризм (КТ) и иррегулярная война; counter terrorism (CT) and irregular warfare;
• сдерживание и отражение агрессии; deter and defeat aggression;
• проецирование мощи, несмотря на вызовы, призванные блокировать доступ/территорию (anti-access/area (A2/AD) denial  challenges); project power despite anti-access/area denial challenges;
• меры противодействия оружию массового поражения (ОМП); counter weapons of mass destruction (WMD);
• эффективное оперирование в киберпространстве и космосе; operate effectively in cyberspace and space;
• поддержание безопасного, обеспеченного и эффективного ядерного сдерживания;  maintain a safe, secure, and effective nuclear deterrent;
• защита внутренней безопасности и обеспечение поддержки гражданским властям; defend the homeland and provide support to civil authorities;
• осуществление стабилизирующего присутствия; provide a stabilizing presence;
• проведение операций по стабилизации военно-политической обстановки и контрповстанческих операций; conduct stability and counterinsurgency operations; and
• проведение операций по ликвидации последствий стихийных бедствий и катастроф,  гуманитарных и прочих операций; conduct humanitarian, disaster relief, and other operations[8].

Оценивая среду безопасности и формулируя миссии, к выполнению которых должны быть готовы США, документ подчеркивает невозможность охватить все возможные угрозы.  

В документе подчеркивается необходимость проводить различие между инвестициями, призванными сформировать отклик на проявленные и пока не проявленные угрозы. Это предполагает способность изменять проводимый курс, формируя отклик на новые угрозы, то есть адаптабельность. Процесс адаптации может  направляться различными факторами, которые могут быть как незнакомыми и шоковыми по своей природе, так и результатом «эволюции в сферах стратегии, операционного искусства, экономики и технологии». В таких условиях любые  нововведения должны бережно относиться к уже накопленному опыту и выстраиваться на принципе «обратимости» (reversibility) изменений[9].  

Предполагаемые изменения не должны приводить к падению боевых возможностей вооруженных сил США, вынужденных сегодня предпринимать шаги по восстановлению некоторых аспектов боеспособности. После завершения вывода войск из Ирака и затем Афганистана «мы должны будем предпринять дополнительные меры  чтобы сохранить и выстроить ключевые направления (продвижения) в сетевой войне (networked warfare)… «we will take extra measures to retain and build on key advancements in networked warfare …».

Параллельно МО и военное сообщество США в целом должны предпринимать усилия  по разработке новых концепций операций. Это предполагает внедрение в МО культуры изменений, балансируя между необходимостью снижать затраты и императивом устойчивого развития ключевых направлений в долгосрочной перспективе.  

2. Краткий анализ.

2.1 Геополитические и геостратегические аспекты.

Если геополитические тренды и намерения США хорошо исследованы, смещение фокуса на Азиатско-тихоокеанский регион требует пристального внимания. Необходимость такой переориентации  обосновывается, в частности,  в работах военного геостратегиста Томаса Барнетта (Thomas P.M. Barnett). В  конце 2011 года Барнетт предложил обновленный взгляд на идеи и подходы, высказанные в известной работе «Новая карта Пентагона»[10], и новую «новую карту»[11].

Однако, чтобы и далее обеспечивать доминирование в глобальном пространстве и осуществить переориентацию на новый регион, США должны расширять возможности глобального проецирования мощи, в первую очередь, военно-морскую мощь. Каким образом можно осуществить столь масштабные изменения на фоне сокращения военных расходов  не совсем ясно.

Кроме того, чтобы осуществить переориентацию на другой регион, США должны добиться стабильности на Ближнем Востоке и дуге нестабильности в целом, что выглядит маловероятным, учитывая приход к власти исламистских режимов, несущих с собой угрозу для союзников США в регионе и Европы.  

Сокращение американского присутствия и, как следствие, некоторых элементов зонтика безопасности США в Европе должны привести к изменению роли США в Атлантическом альянсе. Готовы ли США к такой постановке вопроса?  Уменьшение удельного веса США на европейском ТВД должно сопровождаться увеличением военного потенциала других европейских стран. Да, сегодня Европа экспортирует безопасность, однако процессы на южном фланге НАТО далеки от стабильности. В состоянии ли будет европейские страны защитить себя без широкой поддержки США и не идя по пути повышения военных расходов? Предлагаемая коренная трансформации системы безопасности Европы и НАТО это, помимо всего прочего, большие расходы, которые выглядят маловероятными на фоне финансового кризиса. 

2.2. Национальная безопасность, военное строительство и стратегия.

Список миссий в руководстве, которым будет отдаваться приоритет, расширен и во многом совпадает с списком «Четырехлетнего обзора обороны 2010 года» (2010 Quadrennial Defense Review). Однако есть и очевидные изменения, наиболее значительным из которых является акцентирование понижения роли контрповстанческих миссий, являвшихся до этого главным стратегическим приоритетом Пентагона. Новая среда безопасности и мировой кризис вынуждают США отказаться от, как оказалось, столь дорогих и неподъемных затрат на большие контрповстанческие операции.

В стратегическом руководстве отсутствует и конструкт «двух конфликтов», предполагающий  способность США вести одновременно два больших региональных конфликта. Документ придает особое значение проблемам гармонизации усилий ведомств и агентств, участвующих в решении задач НБ. Благодаря несбалансированности межведомственных взаимодействий Пентагон зачастую вынужден брать на себя задачи, которые должны были быть приоритетными направлениями деятельности других ведомств.  

Формирование отклика на угрозы новой среды безопасности требуют создания сравнительно небольших, но хорошо экипированных и вооруженных сил, развитие которых предполагалось в рамках «трансформации военной сферы». Большая часть приоритетных миссий стратегического руководства должна выполняться силами специального назначения, в первую очередь корпусом «Морской пехоты», что довольно сложно реализовать. Помимо затрат на уменьшение численности вооруженных сил, изменения  структуры вооруженных сил, ее оптимизацию и пр., количественный рост сил специального назначения не может превышать 3-5% в год, и ограничивается организационной структурой, учебным процессом, пропускной способностью учебных центров и пр.[12]

2.3 Политические аспекты

Анализ геополитической и военно-стратегической аспектов документа показывает, что проблемы НБ США корнями уходят в политическую сферу. Мировой кризис и необходимость сокращать государственные расходы являются объективными, однако то, как предлагается это делать, диктуется политическими и идеологическими предпочтениями команды, находящейся у власти, и является уже субъективным. 

Военный истеблишмент США, вероятнее всего, согласен с тем, что на фоне мирового кризиса, необходимо сокращать военные расходы. Однако у военных не может не возникнуть вопрос,  почему сокращения на оборону идут на первом месте? Истоки такого поведения находятся в сфере политической борьбы. Политики предпочитают говорить об уменьшении военных расходов, так как о таких сокращениях проще всего заявить и реализовать, создав у общества в предвыборный год впечатление, что в администрация Белого Дома борется с  последствиями кризиса. 

Кроме того, Обама принадлежит к крайне левым кругам Демократической партии, которые против широкого военного присутствия США за рубежом. Обама всегда выступал за сокращение вооруженных сил США и в этом смысле он остается последовательным. На фоне грядущих выборов его поведение должно показать сторонникам последовательность и способность выполнять предвыборные обещания. Помимо всего прочего жесткое поведение и намерения в вопросах сокращения военных расходов становится хорошей отправной точкой в начинающемся политическом торге с республиканским Конгрессом вокруг бюджета.  

3.  Выводы

Проведенный выше краткий анализ позволяет говорить о двух пластах, связанных с реализацией положений стратегического руководства, которое на самом деле является «стратегической точкой разворота» (strategic turning point) в военной политике и стратегии США. Причем мышление, которое за ним кроется, не является революционным по своей природе, и не предлагает «рубить с плеча», как это имело место при переориентации Пентагона на контрповстанческие операции. Документ старается найти баланс и придерживается эволюционного подхода к развитию доктрин, идей, вокруг которых выстраивалась военная машина США на протяжении последних десятилетий.  

Предлагаемые сокращения численности вооруженных сил предполагается компенсировать усилением остающихся войск передовыми военными технологиями, ВиВТ. Можно сказать, что подходы и концепции «революции в военном деле», «трансформации военной сферы», «сетевых сил» возвращаются. Другим важным моментом следует признать акцентирование процессов адаптации и целостного подхода к сфере НБ, необходимость гармонизации усилий всех элементов национальной мощи при достижении целей национальной политики. Подход, который развивался в рамках сетецентричных концепций и подхода, базирующегося на достижении эффектов[13].  

Таким образом, военные круги, понимая, что сокращения военного бюджета и вооруженных  сил неизбежны, стараются сделать их наименее болезненными. Задача по сокращению расходов, скорее всего, была бы эффективно решена, будь поручена военным кругам. Без сомнения, команда, разрабатывавшая документ,  ответственно подошли к делу и разработала добротный с военно-стратегической и геополитической точек зрения документ.

Однако сама природа вопроса в данном случае является политической и будет диктоваться политическими факторами, предпочтениями и интересами. Проблемной частью документа является не текст и предлагаемые действия, но каким образом инициировать выполнение положений документа, — шаг который является политическим по своей природе. Документ демонстрирует своего рода консенсус в военном истеблишменте США и  подводит политиков к необходимости принятия решений, которые позволили бы США сохранять и далее свое военное и геополитическое преимущество в мире. Однако будет ли консенсус  принят американским обществом или США выберут другой путь развития и другие приоритеты? Вопрос, который будут ставиться и решаться после президентских выборов и уже не в военной сфере.

Полностью обзор «статратегического руководства» доступен на нашем сайте. 

Стратегия национальной безопасности – 2022

В начале марта 2021 г. на сайте Белого дома был опубликован документ под названием «Временное стратегическое руководство по национальной безопасности» (Interim National Security Strategic Guidance), где было изложено видение того, по каким направлениям и как США будут развиваться и взаимодействовать с внешним миром при новой администрации. В подписанном президентом США Дж. Байденом предисловии подчёркивается, что все федеральные департаменты и агентства должны согласовывать свои действия с положениями этого документа вплоть до принятия новой Стратегии национальной безопасности США. Работа над ней ведётся; ранее были сделаны заявления о том, что принятая при Д. Трампе и действующая в настоящее время Стратегия национальной безопасности устраивает новую администрацию. Отличительной чертой Временного стратегического руководства стало обоснование противостояния США и Китая, которое названо «стратегическим соревнованием» и заняло центральное место в документе. Во введении отмечается, что США сталкиваются с миром растущего национализма, отступающей демократии, усиливающегося соперничества с Китаем, Россией и другими авторитарными государствами, а также с технологической революцией, меняющей все аспекты жизни. Поэтому администрация США должна противостоять реальности, когда расстановка сил в мире меняется, создавая новые угрозы. Следует обратить внимание на смещение акцентов в подходе администрации Байдена к решению мировых проблем. Во Временном стратегическом руководство утверждается, что Россия по-прежнему полна решимости усилить своё глобальное влияние и играть «деструктивную роль» на международной арене. Но главной угрозой США и миру администрация считает Китай, который благодаря своей напористости «является единственным соперником, который обладает способностью соединить свою экономическую, дипломатическую, военную и технологическую мощь и бросить вызов стабильной и открытой международной системе. По данным издания Air Force Magazine, Пентагон активизирует работы по подготовке нового варианта Стратегии национальной обороны (National Defense Strategy – 2022), которая в соответствии с практикой американского законодательства обновляется каждые четыре года. Предыдущая оборонная стратегия США была принята в 2018 г. Она определила ключевые задачи, стоящие перед американскими вооружёнными силами, принципы военного строительства и планирования в военной сфере. Особое внимание в документе было уделено необходимости модернизации ракетно-ядерных сил, средств ПРО, беспилотных аппаратов, а также усовершенствованию командно-управленческих, разведывательных и информационных систем в оборонной сфере. О необходимости пересмотра ряда положений предыдущей доктрины весной 2021 г. заявил глава военного ведомства США Ллойд Остин, подчеркнувший важность срочной разработки мер по устранению продолжающейся эрозии военного превосходства Соединённых Штатов в стратегической области над их потенциальными противниками – Россией и Китаем. По его словам, в настоящее время Вашингтон сталкивается с возрастающей конкуренцией со стороны этих государств по всем направлениям: на земле, море, в воздушном и космическом пространствах, а также в кибернетических сетях. В обнародованном Офисом директора национальной разведки (Office of Director of National Intelligence) докладе об оценке глобальных угроз Соединённым Штатам указывается, что Москва и Пекин продолжают усиливать своё влияние, которое подрывает мощь США и их союзников, а также ведут разработку и внедрение в практику межгосударственного сотрудничества новых норм права, отвечающих их интересам. Как особо подчёркивается в документе, Россия, представляется противником США, в обозримом будущем останется обладателем крупнейшего арсенала оружия массового уничтожения. Выступая в мае 2021 г. перед кадетами Военной академии в ВестПойнте (U.S. Military Academy at West Point), Л. Остин вновь говорил о важности внесения изменений в оборонную стратегию 2018 г. в связи с происходящими в мире геополитическими изменениями – от пандемии до терроризма и использования кибернетического оружия. По его мнению, происходит сближение России и Китая в оборонной сфере, что ставит под сомнение постулат предыдущего документа, нацеливающего американские вооружённые силы на ведение войны с одним противником (single-war construct) – либо с Россией, либо с Китаем. В современных условиях обе эти страны, обладающие высоким военно-технологическим потенциалом, теоретически могут объединить свои усилия по сдерживанию Соединённых Штатов. Отдельные американские военные эксперты солидарны с тезисом американского министра и утверждают, что в настоящее время вооружённые силы США испытывают недостаток критически важных вооружений для проведения полномасштабных операций даже в отношении одного из этих противников, не говоря уже о двух. Так, для завоевания господства в воздухе в случае войны с одним из этих соперников ВВС США якобы дополнительно нуждаются в 77 бомбардировщиках, а для противостояния сразу двум державам их необходимо в два раза больше. Выход из создавшейся ситуации, как утверждает заместитель председателя Комитета начальника штабов ВС США (Joint Chiefs of Staff) генерал Джон Хайтен, в Пентагоне усматривают в разработке новой Концепции применения вооружённых сил в мультидоменных операциях (Joint Warfighting Concept for all domain operations), предусматривающей сопряжение усилий СВ, ВВС, ВМС и Корпуса морской пехоты США при ведении боевых действий межвидовыми или коалиционными группировками во всех средах. При этом акцент будет сделан на повышении осведомлённости командиров всех уровней, полноте и оперативности доведения информации до исполнителей, способности всех технических средств (в том числе и союзников по коалиции) функционировать в едином информационно-коммуникационном пространстве, что, по мнению американских аналитиков, позволит добиться решающего превосходства над равным по силе противником.

Новая оборонная концепция базируется на приоритетном использовании воздушных, морских, космических и кибернетических систем, поскольку вероятность масштабного применения крупных сухопутных формирований в современных войнах рассматривается как минимальная. В связи с этим США могут сосредоточить свои усилия на разработке новых и модификации существующих наступательных вооружений: – изготовленных по стелстехнологии истребителей пятого поколения для преодоления российских средств ПРО и ПВО (принятыми на вооружение истребителями пятого поколения в США являются F-22 Raptor, F-35A/B и F-35C); – противокорабельных ракет дальнего действия воздушного и морского базирования в целях уничтожения авианесущих и других надводных кораблей китайских ВМС; – многоцелевых беспилотных аппаратов ударного и оборонного назначения для решения стоящих перед ВВС и ВМС США задач; – усовершенствованных комплексов электромагнитного оружия в целях подавления российских и китайских интегрированных элементов противовоздушной обороны; – кибернетического оружия наступательного действия; – систем космического базирования информационного и ударного назначения. Говорится также о необходимости заблаговременного размещения в передовых пунктах базирования арсеналов высокоточных средств оружия для подавления наступательных операций противника на наиболее вероятных театрах военных действий. Решение этих задач, как считают в Пентагоне, может сопровождаться усилением деятельности на основных направлениях военных НИОКР. По мнению старшего заместителя министра обороны США по исследованиям и разработкам Барбары Маккьюстон, включение в текст новой оборонной стратегии специального «технологического приложения» подчёркивает важную роль военной науки в реализации стоящих перед военным ведомством задач. В докладе Комиссии по национальной безопасности в области искусственного интеллекта (National Security Commission on Artificial Intelligence) говорится, что дополнительный научно-технический комментарий к основному документу должен содержать в себе «дорожную карту» в области разработки, проектирования и испытаний в полевых условиях наиболее важных технологий, необходимых для достижения поставленных в новой военной стратегии целей.

Американские эксперты о политике США по противодействию России в Арктическом регионе

Как подчёркивают американские аналитики, российская активность в Арктике на протяжении последних 10 лет вызывает обеспокоенность США, которые опасаются, что действия Москвы создадут серьёзные проблемы реализации Вашингтоном и его арктическими союзниками собственных интересов в данном регионе. По оценкам американских экспертов, России удаётся успешно реализовывать свои стратегические интересы в Арктике за счёт использования комплекса дипломатических, военных, юридических, информационных и экономических мер. Несмотря на некоторую ограниченность ресурсов, Москва удачно применила налоговые инструменты для привлечения инвестиций энергетических, добывающих и иных крупных компаний в развитие арктических территорий. Этот шаг позволил активизировать экономическую деятельность концернов, специализирующихся на строительстве новых городов, электростанций, морских и авиационных портов, а также существенно сократить миграцию населения из региона. Как считают в Белом доме, этому способствовала и консолидированная позиция российских властей и ведущих представителей бизнес-элиты, поддержавших курс Кремля на арктическом направлении. В Вашингтоне признают, что интересы России в регионе имеют глубокие исторические корни, но рассматривают их как интегрированную часть её сегодняшней конфронтации с Западом. По мнению ведущего эксперта Военно-морского колледжа в г. Нью-Порт (U.S. Naval War College in Newport) Ребекки Пинкус, Россия использует Арктику для возвращения себе статуса великой державы, и это делает её большой потенциальной угрозой для США. Военно-политические цели Москвы в Арктике, подчёркивают аналитики, диссонируют с курсом Вашингтона. По мнению специалистов по российским проблемам Фонда Карнеги за международный мир Юджина Румера, Ричарда Сокольски и Пола Стронски, ключевыми интересами оборонного характера для Москвы в регионе являются: – обеспечение возможности нанесения ответного ракетно-ядерного удара силами стратегических атомных подводных лодок Северного флота; – сохранение возможности проводить операции в Северной Атлантике и европейской части Арктики в случае конфликта с НАТО; – военная защита растущих экономических интересов России в регионе. Высокопоставленный сотрудник Госдепартамента США, давший интервью компании CNN на условиях анонимности, подчеркнул, что Америка видит наличие военной угрозы со стороны России в Арктике, имея в виду проводимые Москвой работы по строительству новых оборонных объектов на Кольском полуострове, создающих возможности по проецированию военной силы в Северной Атлантике. Вашингтон особо обеспокоен стремлением России дислоцировать в регионе современные виды вооружения и техники, представляющие для США реальную угрозу: – противокорабельные гиперзвуковые крылатые ракеты «Циркон»; – беспилотные самонаводящиеся подводные аппараты, оснащённые ядерной энергоустановкой 2М39 «Посейдон». По мнению бывшего помощника госсекретаря США по проблемам международной безопасности и нераспространения Кристофера Форда, «Посейдон» предназначен для «затопления американских прибрежных городов радиоактивным цунами». Глава норвежской разведывательной службы вице-адмирал Нильс Андреас Стенсонес заявил о том, что его ведомство оценивает данное устройство в качестве нового оружия ядерного сдерживания, которое «распространяется гораздо дальше региона, в котором он проходит испытания». По мнению Запада, Россия продолжает агрессивно маневрировать своими силами на восточном фланге НАТО, хотя маневры проходят на её территории. При этом Иран приближается к получению ядерного оружия, Северная Корея модернизирует свой ракетный арсенал, «Талибан»* взял под контроль Афганистан, поэтому новая Стратегия национальной обороны, которую разрабатывает администрация Байдена, должна учитывать эти вызовы и последствия быстрорастущих глобальных угроз. Контр-адмирал Майк Студеман, директор разведки Индо-Тихоокеанского командования США, заявил, что применение Китаем военной силы – это лишь вопрос времени, и предположил, что американская армия не готова к этому. С учётом данных обстоятельств в США раздаются призывы к принятию срочных мер, направленных на противодействие росту российского влияния в регионе. По мнению профессора Национального военного колледжа (U.S. National War College) Дэвида Освальда, в первую очередь речь должна идти о разработке новой Стратегии безопасности США в Арктике (U.S. Security Strategy for the Arctic). Подчёркивается, что, несмотря на принятие отдельных арктических стратегий ВВС, ВМС и СВ США, они недостаточно скоординированы между собой и не учитываются в работе гражданских внешнеполитических учреждений. Новая стратегия должна быть направлена на сдерживание региональной гегемонии России, особенно её военной активности, а также на предотвращение попыток ослабления Москвой существующего международного порядка в Арктике. Достижение этой цели предполагает более тесную координацию действий всех оборонных и гражданских учреждений, а также частных компаний, активизацию совместных усилий с арктическими союзниками США по противодействию России, а также приоритетное укрепление военного потенциала Соединённых Штатов в Арктике. Речь идёт в первую очередь о: – модернизации имеющихся и создании современных морозоустойчивых образцов вооружений (огневых систем дальнего точного поражения, объектов ПВО, новых бронетранспортёров); – качественном улучшении систем космической разведки, наблюдения и целеуказания; – повышении численности надводных кораблей для контроля освобождаемых ото льда новых арктических акваторий; – строительстве экспедиционных мобильных баз, которые могли бы быть использованы для поддержки воздушных и морских объектов в Арктике; – развёртывании флотилии беспилотных надводных аппаратов, способных осуществлять сбор разведывательной информации и запуск противокорабельных дронов; – укреплении сотрудничества с союзниками за счёт увеличения количества совместных учений. Одним из ключевых элементов решения задачи по сдерживанию России в Арктическом регионе США видят в установлении постоянного и плотного мониторинга её действий.

Активизация работ в США по созданию гиперзвукового оружия

Разработка Россией и Китаем инновационных технологий создания гиперзвукового оружия (ГО) и вывод ими ряда моделей на стадию операционной готовности вызвали серьёзную обеспокоенность в Пентагоне, подтолкнув руководство американского военного ведомства к форсированному вводу в строй аналогичных вооружений. Конгресс, демонстрировавший ранее сдержанный подход к проведению НИОКР в данной области, тоже проявляет всё более возрастающий интерес к созданию ГО уже в ближайшее время. В настоящее время США проводят научно-исследовательские работы по 70 перспективным программам гиперзвукового оружия, на конструирование и производство которого запланировано израсходовать с 2015 по 2024 г. 15 млрд долл. Так, на реализацию проектов ВМС в этой сфере планируется выделить 6,2 млрд долл., ВВС США – 3,6 млрд долл. В 2021 г. только на изыскательские цели создания ГО предполагается истратить 3,2 млрд долл., что на 600 тыс. больше, чем в 2020 г. Как отмечают аналитики издания The Military&Aerospace Electronics, первым реализованным проектом гиперзвуковых вооружений в США, скорее всего, станет система быстрого реагирования воздушного базирования ВВС (Air Force Airlaunched Rapid Response Weapon – ARRW), которую намерены ввести в строй в конце 2022 г. Изделие будет способно развивать скорость 6,5–8 М и поражать цель на расстоянии в 1,6 тыс. км за 10–12 мин. По данным Исследовательской службы конгресса (Congressional Research Service), профильные институты США работают по трём направлениям в области ГО: – неядерный быстрый удар (Conventional Prompt Strike); – оружие быстрого реагирования воздушного базирования – ARRW; – разрабатываемое в интересах сухопутных войск ГО дальнего действия (Long Range Hypersonic Weapons – LRHW) с планирующим блоком с дальностью действия 2,2 тыс. км. Как утверждают американские эксперты, ракеты могут стать реальной угрозой для России и Китая, поскольку их предполагается разместить на Тайване, Филиппинах, в Южной Корее и Японии. Не исключается использование LRHW для нанесения ударов по целям в ЮжноКитайском море, базам Китая на о. Хайнань и даже по объектам материковой части КНР. По словам вицепредседателя Комитета начальника штабов ВС США (Vice Chairman of the Joint Chiefs of Staff) генерала Джона Хайтена, оружие позволяет нанести дальний удар по защищённым, а также мобильным целям противника, когда другие средства поражения оказываются малоэффективными. ВМС США провели в конце мая 2021 г. в штате Юта в рамках программ создания стратегических систем ВМС (Strategic Systems Programs) первые огневые испытания твёрдотопливного двигателя гиперзвуковой ракеты (solid rocket motor – SRM), которая будет эксплуатироваться как в интересах военно-морского ведомства, так и в интересах ВВС США. В раздельных пресс-релизах корпораций Lockheed Martin и Northrop Grumman подчёркивается, что двигатель прошёл весь цикл испытаний и продемонстрировал соответствие планируемым параметрам и ожидаемым целям. Создатель установки – корпорация Northrop Grumman, ресурсную поддержку проекту осуществляет компания Lockheed Martin. Первая ступень с SRM станет частью нового ускорителя ракеты для этих видов войск и будет сопряжена с универсальным планирующим блоком (Common Hypersonic Glide Body). Предполагается, что каждый вид войск станет использовать типовую гиперзвуковую ракету, но на индивидуальных пусковых установках. По мнению директора Программ создания стратегических систем Министерства обороны США вице-адмирала Джонни Вульфа, текущей задачей для конструкторов ГО является использование результатов этих испытаний для определения сроков начала производства конкретных изделий с учётом планов ввода в строй военно-морской версии гиперзвукового оружия до 2025 г. Осознавая необходимость ускорения работ в данной области, военно-морское ведомство, как сообщил начальник штаба ВМС адмирал Майк Гилди, пересматривает планы выбора носителя для ГО. Вместо размещения ракет на атомных подводных лодках класса «Вирджиния» планируется их установка на эсминцах класса «Замволт» к 2025 г., и только после этого – на подводных носителях. Эскадренные эсминцы «Замволт» – класс кораблей ВМС США, оснащённых управляемым ракетным оружием. Основное оружие боевой единицы составляют 80 крылатых ракет «Томагавк» и артиллерийские системы, предопределяющие основную задачу эсминцев – поддержка сухопутных войск атаками береговых целей с моря. Кроме разработки наступательных видов ГО военно-морское ведомство США активизировало деятельность по созданию гиперзвукового оружия с оборонительными функциями, которое будет способно перехватывать российские и китайские ракеты на всей траектории их движения. Новые изделия предполагается использовать с морских, наземных и воздушных платформ. Работы в этом направлении ведутся СВ, ВМС, ВВС США, а также Агентством США по ПРО при участии Управления перспективных исследований и разработок Министерства обороны США (DARPA), Национальными лабораториями Министерства энергетики США Сандия (Sandia National Laboratories), занимающимися разработкой и испытаниями неядерных компонентов ядерного оружия и другими предприятиями военно-промышленного комплекса. По оценкам американских экспертов по оборонным проблемам, проведение НИОКР, тестирование и ввод в строй ракетных комплексов дальнего действия, включая гиперзвуковые системы воздушного, морского и наземного базирования, Вашингтон относит к приоритетам военной политики в контексте сдерживания России и Китая. В 2022 финансовом году на эти цели планируется выделение 6,6 млрд долл.

Планы развития подводного флота ВМС США

Пентагон нацелен на дальнейшее наращивание боевого потенциала подводного флота ВМС США, считая эту задачу приоритетной в контексте оборонного строительства. По мнению американских экспертов, подобная позиция военного ведомства США отражает его обеспокоенность динамичным количественным и качественным развитием этого рода войск в России и Китае, а также свидетельствует о дальнейшем повышении значимости субмарин различных классов при стратегическом сдерживании вероятных противников Соединённых Штатов. В ближайшие десятилетия Вашингтон намерен сохранить превосходство своих военно-морских сил на всех океанских ТВД. По свидетельству Административно-бюджетного управления администрации президента (Office of Management and Budget), при реализации своей кораблестроительной программы Министерство обороны США уделяет первостепенное внимание развитию именно подводных сил. Основные усилия Пентагона направлены на качественное обновление флота атомных ракетоносцев стратегического назначения, создание нового поколения многоцелевых атомных подводных лодок [Next Generation Attack Submarine – SSN(X)], разработку беспилотных морских подводных платформ. Важнейшей задачей для ВМС США остаётся реализация проекта строительства подводных ракетоносцев типа «Колумбия» – перспективных стратегических атомных подводных лодок ВМС США, носителей баллистических ракет морского базирования, предназначенных для замены стареющих АПЛ типа «Огайо». Ядерный реактор нового класса подлодок не потребует дозаправки в течение всего запланированного срока их службы (42 года). На них будет установлен электрический двигатель, питающийся напрямую от ядерной энергетической установки без паровых турбин. Благодаря этому, а также новому Х-образному кормовому оперению, шумность субмарины значительно снизится, что сделает её одной из самых скрытных в мире. Начало строительства серии из 12 подлодок намечено на 2021 г., а ввод в эксплуатацию головной лодки – на 2031 г. Её стоимость составит более 15 млрд долл., а общие финансовые затраты на данный проект оцениваются в 109,8 млрд долл. Закупки новейших многоцелевых АПЛ SSN(X) планируется начать в 2031 г. Всего предполагается вводить в строй до 2051 г. по 2–3 SSN(X), доведя общее количество многоцелевых АПЛ различных классов с 52 единиц в 2022 г. до 80 в 2051 г. Реализация этой задачи также потребует выделения больших финансовых средств. По оценкам Бюджетного управления конгресса США (U.S. Congressional Budget Office), стоимость одной SSN(X) может составить 7 млрд долл., в то время как затраты на строительство АПЛ класса «Вирджиния», на смену которым должны поступить лодки нового поколения, плательщикам обойдётся в 3,4 млрд долл. В 2021 г. конгресс США одобрил выделение 1 млн долл. на проведение НИОКР в целях разработки концепции использования и основных параметров будущей субмарины. В настоящее время технические характеристики SSN(X) засекречены. Согласно данным ряда СМИ, она также будет малошумной и нести на борту больше торпед и крылатых ракет, чем АПЛ «Вирджиния». SSN(X) планируется оснастить новыми торпедами увеличенной дальности действия (до 370 км), наводимыми на цели самолётами-разведчиками либо БПЛА. Они смогут запускать большое количество вспомогательных беспилотных подводных аппаратов. При создании SSN(X) будут задействованы другие передовые технологии: лазерное оружие, современные гидролокаторы, а также рули управления, повышающие маневренность лодки. Американские эксперты особо отмечают активизацию усилий Пентагона в области разработки беспилотных морских подводных платформ, способных не только существенно расширить круг решаемых ВМС задач, но и снизить из-за отсутствия экипажа эксплуатационные расходы, а также повысить безопасность проведения морских операций. Американский флот планируется оснастить всеми категориями таких платформ: очень большими (ExtraLarge Unmanned Underwater Vehicle – XLUUV), большими, средними и малыми. Аппараты типа XLUUV будут использованы для проведения скрытого наблюдения за прибрежными объектами, надводными кораблями и подводными лодками и осуществления торпедных и ракетных пусков по различным целям. К сентябрю следующего года предполагается завершение программы «Косатка» (Orca Extra Large Unmanned Undersea Vehicle). По своим тактико-техническим характеристикам изделие является полностью автономной глубоководной платформой с дальностью плавания 12 тыс. км и максимальной глубиной погружения 3 км. Orca будет оснащена спутниковой связью для передачи на базу собранной информации и получения новых инструкций. Управление перспективных исследований МО США (Defense Advanced Research Project Agency) продолжает начатые в 2020 г. работы по созданию нового беспилотного подводного аппарата в рамках проекта Manta Ray. С помощью инновационных технологий предполагается существенно увеличить продолжительность его работы в океанской среде без необходимости материально-технической поддержки и обслуживания. В частности, исследуются возможности самостоятельного получения этими аппаратами энергии, необходимой им для движения на больших глубинах, изучаются методы борьбы с коррозией и биообрастанием поверхности ракушками и водорослями, а также принципы навигации и предотвращения подводных столкновений. В текущем году только на исследовательские цели создания беспилотных морских систем ВМС США запросили 580 млн долл.

Новая Стратегия национальной обороны США сфокусирована на долговременном стратегическом соперничестве с Москвой и Пекином. Пониманию того, что появились новые системы вооружения, особенно в традиционно оборонительных армиях России и Китая, которые предназначены именно для нанесения условно превентивного «удара возмездия», противопоставить которому американской армии пока нечего. Логично предположить, что увеличение военного бюджета Соединённых Штатов Америки связано не столько с инфляцией, сколько с желанием сдерживать Россию и Китай. В поддержку своих действий американские военные планируют усилить защиту своих военных и стратегических позиций в жизненно важных для США регионах, прежде всего в Индо-Тихоокеанском регионе. В своём докладе за 2018 г. Комиссия по национальной стратегии обороны США выразила обеспокоенность тем, что «китайский ракетный, воздушный, надводный и подводный потенциал» растёт и это может потенциально убедить США в том, что реагирование на военную агрессию Китая в Тайваньском проливе может оказаться экономически нецелесообразным. Подобным образом прогнозируется, что для сдерживания влияния Москвы Соединённые Штаты будут укреплять боевую мощь НАТО в Балтийском и Черноморском регионах. После того как США эвакуировали свои войска из Афганистана, запрещённые в России международные террористические организации «Талибан»* и «Аль-Каида»* теперь контролируют практически всю его территорию. Тысячи террористов, заключённых в тюрьмах Афганистана, были освобождены в августе 2021 г., пополнив ряды боевиков региональных и глобальных террористических группировок. Мотивированные уверенностью в том, что исламисты победили сначала Советский Союз, а теперь и Соединённые Штаты в Афганистане, многие другие исламистские террористические организации, вероятно, активизируют экстремистскую деятельность и будут более активно вербовать в свои ряды новых радикалов. В заключение можно отметит, что Вашингтон будет и дальше вести военные кампании против террористов, однако соперничество между великими державами, а не терроризм находится теперь в центре внимания при обеспечении национальной безопасности США.

*организации запрещены на территории России

Карпович Олег Геннадьевич – доктор юридических наук, доктор политических наук, профессор, проректор по научной работе, директор Института актуальных международных проблем Дипломатической академии МИД России

Шангараев Руслан Насимович – кандидат экономических наук, доцент кафедры государственного управления во внешнеполитической деятельности Дипломатической академии МИД России

Источник: журнал «ОБОЗРЕВАТЕЛЬ–OBSERVER» № 11 2021

Category:

• Политика
• Cancel

Новые задачи Пентагона в «Стратегическом руководстве по обороне»

Анонсированное 5 января 2012 года Б.Обамой новое стратегическое руководство по обороне (defense strategic guidance) для Министерства Обороны, озаглавленное «Поддержание глобального превосходcтва: Приоритеты для обороны 21 века»[1] вызвало множество откликов. Хотя новое руководство утверждает, что его разработка осуществлялась в рамках реализации стратегии национальной безопасности США, подготовка документа была осуществлена без мандата Конгресса и вне принятой процедуры и фрейма разработки стратегических руководств для МО США….
Подробнее: http://www.russian.kiev.ua/material.php?id=11606816

From Wikipedia, the free encyclopedia

The Obama Doctrine is a catch-all term frequently used to describe one or several principles of the foreign policy of U.S. President Barack Obama. It is still not agreed whether there was an actual Obama Doctrine. Nevertheless, in 2015, during an interview with The New York Times, Obama briefly commented about the doctrine saying: «You asked about an Obama doctrine, the doctrine is we will engage, but we preserve all our capabilities».^[1]

Unlike precisely-defined policies such as the Monroe Doctrine, Truman Doctrine, Kennedy Doctrine, Nixon Doctrine, Carter Doctrine, Reagan Doctrine, or Bush Doctrine, the Obama Doctrine is not a specific foreign policy introduced by the executive. This has led journalists and political commentators to analyze what the exact tenets of an Obama Doctrine might look like. Generally speaking, it is widely accepted that a central part of such a doctrine would emphasize negotiation and collaboration rather than confrontation and unilateralism in international affairs.^[2][3] This policy has been praised by some as a welcome change from the interventionist Bush Doctrine.^[4][5] Critics of Obama’s unilateral policies (such as targeted killings of suspected enemies of the US) including former United States Ambassador to the United Nations John Bolton, have described it as overly idealistic and naïve, promoting appeasement of adversaries.^[6][7] Others have drawn attention to its radical departure in tone from not only the policies of the Bush administration but many former presidents as well.^[7][8] Some trace the origin of Obama’s doctrine to a speech he delivered at West Point in May 2014, where he asserted that the «United States will use military force, unilaterally if necessary, when our core interests demand it,» but for indirect threats or humanitarian crises, «we must mobilize partners to take collective action.»^[9] This doctrine of «moral multilateralism,» some argue, reflects Obama’s interest in philosopher Reinhold Niebuhr, who supported an interventionist U.S. foreign policy but warned against hubris and moral misjudgment.^[10]

Pre-presidency[edit]

The term «Obama Doctrine» was used before the start of Obama’s presidency, while he was still only a candidate in the Democratic primaries. In an article in The Providence Journal from August 28, 2007, James Kirchick used the term in a derogatory sense, and argued that the Obama Doctrine could be summarised as: «The United States will remain impassive in the face of genocide.» This critique was based on an interview Obama had given to the Associated Press on July 21, where he said that «the United States cannot use its military to solve humanitarian problems» and that «preventing a potential genocide in Iraq isn’t a good enough reason to keep U.S. forces there.»^[11] Hilary Bok, guest-blogging for Andrew Sullivan at The Atlantic‘s The Daily Dish, refuted Kirchick’s representation of Obama’s foreign policy views as a distortion. Bok pointed to Obama’s use of anti-genocide activist Samantha Power as a political adviser, and to several interviews the candidate had given expressing concern for the situation in Darfur and elsewhere.^[12] Later, in a presidential debate with John McCain, Obama stated that the U.S. occasionally would have to «consider it as part of our interests» to carry out humanitarian interventions.^[13]

Later in the campaign, when asked the question about himself at one of the Democratic presidential debates in March, Obama answered that his doctrine was «not going to be as doctrinaire as the Bush doctrine, because the world is complicated.» He added that the United States would have to «view our security in terms of a common security and a common prosperity with other peoples and other countries.»^[14] Later this doctrine was elaborated on as «a doctrine that first ends the politics of fear and then moves beyond a hollow, sloganeering ‘democracy promotion’ agenda in favor of ‘dignity promotion,'» that would target the conditions that promoted anti-Americanism and prevented democracy.^[15] This policy was quickly criticized by Dean Barnett of The Weekly Standard as naïve. Barnett argued that it was not a «climate of fear» that lay behind Islamic extremism, but «something more malicious».^[16]

Then-President George W. Bush, in a May 2008 speech at the Knesset, likened direct negotiations with Iran, or terrorist groups such as Hamas and Hezbollah, to attempts at «appeasement» of Nazi Germany in the late 1930s. The comments were interpreted by some in the media, as well as by Obama himself, as a direct criticism of Obama.^[17] Obama called the comments «a false political attack», and added that «George Bush knows that I have never supported engagement with terrorists,» while Senator Joe Biden, Obama’s running mate, said that Bush’s comments were «demeaning to the presidency of the United States of America».^[18] Bush spokeswoman Dana Perino, pressed for a clarification, stated that Bush’s comments were «not specifically pointed to one individual,» and that «all of you who cover these issues … have known that there are many who have suggested these types of negotiations».^[19]

In 2008, the term «Obama Doctrine» was used by Lynn Sweet of the Chicago Sun-Times in a comment on a speech given by then-Senator Obama at the Woodrow Wilson Center on July 15. Here Obama listed the five pillars of his foreign policy, should he be elected:^[20]

I will focus this strategy on five goals essential to making America safer: ending the war in Iraq responsibly; finishing the fight against al Qaeda and the Taliban; securing all nuclear weapons and materials from terrorists and rogue states; achieving true energy security; and rebuilding our alliances to meet the challenges of the 21st century,

Sweet pointed out that these ideas were a reiteration of the essay «Renewing American Leadership,» that Obama had written for Foreign Affairs magazine in the summer of 2007.^[21]

As president[edit]

Not long after Obama’s inauguration on January 20, 2009, commentators began to speculate on the emergence of a distinct Obama Doctrine in action. A proposal to close the American detention facility at Guantanamo Bay, the rejection of the phrase «Global War on Terror», and the reconciliation with Russia through the abandonment of the anti-ballistic missile program in Poland and the Czech Republic, were taken as clear signs of a reversal of the principles of the Bush administration.^[22] Critics, such as Pat Buchanan, quickly derided these policies and criticized them for weakening the United States’ foreign relations. In an op-ed, Buchanan argued that Obama was «ceding moral high ground to regimes and nations that do not deserve it.»^[23]

In early April 2009, American journalist Marc Ambinder predicted that the president with time would have to take a more pragmatic stance on the legal status of detainees.^[24] Meanwhile, professor of international politics Daniel Drezner suggested the Obama Doctrine was influenced by French philosopher Montesquieu, whose thinking in Drezner’s words could be crudely summarised «useless conflicts weaken necessary conflicts.» The Obama Doctrine, in Drezner’s interpretation, was to abandon foreign policies that had proven fruitless and unpopular, in order to focus on more important and pressing issues.^[25] On April 16, E.J. Dionne wrote a column for The Washington Post expressing a highly positive view of what he saw as the Obama Doctrine. The column came in the direct aftermath of the successful rescue of Captain Richard Phillips from Somali pirates. He defined the doctrine as «a form of realism unafraid to deploy American power but mindful that its use must be tempered by practical limits and a dose of self-awareness.»^[26] Dionne also pointed to the influence Reinhold Niebuhr has on Obama, and quoted Niebuhr’s warning that some of «the greatest perils to democracy arise from the fanaticism of moral idealists who are not conscious of the corruption of self-interest» and that a «nation with an inordinate degree of political power is doubly tempted to exceed the bounds of historical possibilities.»^[26]

Later that month, at the Summit of the Americas in Trinidad and Tobago, the President was again asked the question he was asked during the campaign, of defining the Obama Doctrine. The President replied that «the United States remains the most powerful, wealthiest nation on Earth, but we’re only one nation, and that the problems that we confront, whether it’s drug cartels, climate change, terrorism, you name it, can’t be solved just by one country.»^[27] In addition, President Obama expressed a desire for the United States to seek friendship with all, harkening back to Franklin Delano Roosevelt’s «Good Neighbor Policy.» «I pledge to you that we seek an equal partnership. There is no senior partner and junior partner in our relations,» he said. «There is simply engagement based on mutual respect and common interests and shared values.»^[28] Political policy analysts such as Ray Walser lamented this stance, arguing that portraying America as «equal» among the nations of the world would reduce its global stature.^[29]

Obama later elaborated on his foreign policy views, particularly relating to Muslim countries, in a high-profile speech given at Cairo University in June, where he called for reform of undemocratic countries from within.^[30] Obama’s efforts to improve foreign relations received praise even from former Republican Senator Chuck Hagel. Meanwhile, foreign policy analyst Reginald Dale, believed the President’s policy of reconciliation had weakened the country in relation to other countries, such as Russia, China and North Korea.^[31] The even-handed treatment of all countries was also critiqued by some conservative critics,^[32] noting in particular that in calling for all nuclear weapons to be turned aside Obama had placed US and Israeli nuclear programs on the same moral level as Iran’s alleged weapons plans.^[33] There was also concern that Obama did not specifically identify terrorists as a common risk to the US and the Middle East.^[32] Others criticized Obama for the lack of a well-defined doctrine. Charles Krauthammer said that «I would say his vision of the world appears to me to be so naïve that I am not even sure he’s able to develop a doctrine.»^[34] Anders Stephanson, professor of history at Columbia University, coming from a different perspective, argued that an overly pragmatic foreign policy and the absence of an overarching ideology could facilitate the return of a simplified American exceptionalism policy at a later point.^[35]

The question of the Obama Doctrine once more came to the fore in connection with his acceptance speech at the Nobel Peace Prize ceremony in Oslo in December 2009. The awarding of the peace prize drew a mixture of praise and criticism from all sides of the political spectrum.^[36] Obama took the opportunity of the speech to address some of this criticism, and argue for the occasional use of force in international relations. «To say that force is sometimes necessary is not a call to cynicism — it is a recognition of history; the imperfections of man and the limits of reason,» he said.^[37] According to John Dickerson of Slate, the President silenced his conservative critics who have labelled him as weak, while maintaining an insistence on diplomatic engagement.^[38] The speech was generally well received, and was praised by conservative figures in American politics, including Sarah Palin, Newt Gingrich and John Boehner.^[39]

Following the February 2011 revolution in Egypt, Harvard professor Niall Ferguson argued that President Obama’s strategic thinking failed to understand the events in the region, writing: «I can think of no more damning indictment of the administration’s strategic thinking than this: it never once considered a scenario in which [Egyptian President] Mubarak faced a popular revolt … All the president and his NSC team seem to have done is to draft touchy-feely speeches like the one he delivered in Cairo early in his presidency.»^[40]

National Security Strategy[edit]

In May 2010, the Obama administration issued a report outlining its National Security Strategy.^[41] The document called for more global engagement and sought to counter fears that the US is at war with Islam. It dropped the Bush era controversy over language such as the phrase «global war on terror» and reference to «Islamic extremism,» adding that «The United States is waging a global campaign against al-Qaeda and its terrorist affiliates. Yet this is not a global war against a tactic — terrorism, or a religion — Islam. We are at war with a specific network, al-Qaeda, and its terrorist affiliates.» It also called for engagement with «hostile nations,» closer relations with China and India, and a focus on strengthening the US economy.

Secretary of State Hillary Clinton called democracy and human rights central to the strategy, adding that «We cannot sustain this level of deficit financing and debt without losing our influence, without being constrained about the tough decisions we have to make.»^[42]

In President Obama’s 28 March 2011 speech on Libya justifying airstrikes against the Gaddafi regime, the President stated the United States can use military force «decisively, and unilaterally when necessary to defend our people, our homeland, our allies, and our core interests.» He also stated that where U.S. interests are not directly threatened but its ideals and values are threatened, or when there is a regional security crisis, the United States is then willing to take a leadership role in intervention providing that the burden is shared by an international coalition.^[43]

Sanctions as part of the NSS[edit]

Economic and other sanctions were developed into a useful and focused tool over the second Obama administration by the Treasury Department. They are the subject of a book by Juan Zarate, a former White House staffer. The aim is to shut off the market access of enemy banks, companies and state bodies. The denial of access to bond markets can hurt the enemy.^[44] This was developed in the early years of the 21st century by practice against North Korea and later Iran.^[44] The relevant paragraph in the NSS reads as follows:

That is precisely the reason we should strengthen enforcement of international law and our commitment to engage and modernize international institutions and frameworks. Those nations that refuse to meet their responsibilities will forsake the opportunities that come with international cooperation. Credible and effective alternatives to military action—from sanctions to isolation—must be strong enough to change behavior, just as we must reinforce our alliances and our military capabilities. And if nations challenge or undermine an international order that is based upon rights and responsibilities, they must find themselves isolated.

Washington began isolating Vladimir Putin’s Russia, slowly shutting off market access for Russian banks, companies and state bodies with $714bn of dollar debt. French, German and British banks, amongst others, may feel some pain because they are involved in the Russian economy.^[44] Financial sanctions were the West’s first response to Russia’s annexation of Crimea and continued bellicosity toward the rest of Ukraine, A Treasury official bragged that Treasury is «at the center of our national security,» but sanctions have their detractors, such as Daniel Drezner.^[45] «Fifteen years ago, the idea that the Treasury Department would be at the center of our national security would have been inconceivable,» Assistant Secretary for the Treasury Department Daniel Glaser said in a 2014 interview. «But we have developed a whole new set of tools to put at the president’s disposal.»^[46] An in-depth Bloomberg report on Russian prospects and European tax-havens indicated that Putin associates might be in financial difficulty;^[47] however on 5 May 2014, the Russian taxpayer provided funds to start a domestic online card payment service. Previously Russians had relied on Visa and MasterCard services, but when these services were temporarily interrupted by US sanctions in March 2014, the Russians decided that they were unreliable and redundant.^{[citation needed]}

In the last week of June 2014, a court fined BNP Paribas $9 billion because it had handled foreign exchange transactions with Sudan, Iran and Cuba from 2004 to 2012. The company will be temporarily barred from handling some U.S. dollar transactions. On 1 July, Russian President Vladimir Putin stated that the US had attempted to blackmail France: in exchange for cancelling the Mistral-class amphibious assault ship contract with Russia, the US had offered to drop the fines on BNP.^[48]

Criticism[edit]

The NSS document was viewed skeptically in the Muslim world. Pakistan’s Dawn newspaper had an editorial saying that the document gives «room to express scepticism over the new doctrine because we still see the US acting as the world’s policeman. Mr Obama’s statement that ‘the US must reserve the right to act unilaterally if necessary to defend our nation and our interests’ is a clear indication that the US has not abandoned its war doctrine as such. … Human rights violations committed by the US are countless.»^[49] An Al Jazeera English blog post said the document «highlights the emphasis and priorities of each president depending on his worldview and US domestic and international standing,» though it added that,^[50]

A quick review of the National Security Strategy of his predecessors Clinton and Bush, for example, underlines the similarities in structuring and phrasing such documents. … The bottom line for the US establishment over the last few decades has remained the same despite (or as a result of) major international transformations. In each and every NSS we are to conclude that isolationism is bad for security and protectionism is terrible for prosperity. Expect the US to go beyond its borders to dominate new frontiers — not only geographically, militarily or economically as a traditional empire, but also cyber, space and other technological frontiers.

Within the US, critics have further picked away at the administration’s policies. James Carafano of The Heritage Foundation noted that Obama’s stance is marked by «an overwhelming desire to substitute soft power for hard power» and that the president «has no strategy for when the other side chooses not to cooperate, as in the case of Iran.»^[51] A Washington Times editorial criticized the president’s strategy, stating that it should not be «some kind of outreach initiative, it is the framing document for America’s global safety. The United States cannot effectively combat the root causes of Islamic extremism by ignoring them.»^[52] In October 2011, Frederick and Kimberly Kagan, writing in the Weekly Standard, referred to the Obama Doctrine as «American retreat».^[53] This followed the removal of American military forces from Iraq, and the administrations failure to reach goals stated in 2009 regarding the withdrawal of those forces.^[53] This view is shared by American political science professor Fouad Ajami, who called the Obama «The herald of this American retreat.»^[54]

Deficit reduction plan and the «Defense Strategic Guidance» document[edit]

As part of his deficit reduction plan, Obama announced that the growth of security spending would be reduced by four percent from previously planned increases, by holding the spending increases below the rate of inflation.^[55][56] A great deal of this cost containment (in money and the loss of American servicemen) came from replacing massive land invasions with selective drone strikes or special operations missions that have resulted in the deaths of top terrorist leaders, including Osama bin Laden.^[57][58]

These limited resources will be focused and managed to «Ensure U.S. forces can defeat more than one enemy at once»,^[59] while the previous Bush administration had only planned to «decisively» win in only one of two «near-simultaneous conflicts».^[60]

In a rare appearance at the Pentagon on 5 January 2012, Obama unveiled a far-reaching defence review^[61] under which thousands of troops are expected to be cut. The new strategy would end «long-term nation-building with large military footprints», and would instead pursue a national security strategy based on «smaller conventional ground forces». Leon Panetta emphasised the military would retain its ability to confront more than one threat at a time, and would be more flexible and adaptable than in the past. Obama had been closely involved with shaping the blueprint, and met with high-ranking defence officials six times over a quarter. The strategy shifts the Pentagon away from its long-standing doctrine of being able to wage two wars simultaneously.^[62] «Even when U.S. forces are committed to a large-scale operation in one region, they will be capable of denying the objectives of –– or imposing unacceptable costs on –– an opportunistic aggressor in a second region. U.S. forces will plan to operate whenever possible with allied and coalition forces.»^[61]

See also[edit]

• Yemen model
• Clintonism
• Trumpism

References[edit]

External links[edit]

• A New Counter-Terrorism Doctrine for a New President by Prof. Ganor

U.S. Army Signal Corps OCS Association. The Obama Doctrine, a critical review of its impact on the U.S. Military’s ability to support the State Department’s pivot strategy.

Obama, Barack H. (May 2006). National Security Strategy (PDF). whitehouse.gov. Archived (PDF) from the original on 2017-01-20 – via National Archives.